ией. 
Речь практически шла о том, что мы ни в коем случае не собираемся конфликтовать 
с немцами и противодействовать вступлению болгар в какие-либо договорные 
союзнические отношения с ними.

На первый взгляд может показаться, что это половинчатая и беспринципная позиция.
 Однако для нас это было чрезвычайно важным, ибо речь шла об использовании 
Стаменова, с которым я неоднократно встречался, в выработке компромиссных 
договоренностей с немцами и их союзниками, чтобы оттянуть войну. Наша попытка 
воздействовать через Стаменова на царскую семью в Болгарии была важным моментом 
политической линии, поскольку мы связывали тем самым свободу действий немцам на 
Балканах. К болгарским делам и взаимодействию со Стаменовым активно подключился 
руководитель Коминтерна Г. Димитров, причем эти дела он не передоверял своим 
заместителям.

Из бесед со Стаменовым у меня сложилось впечатление, что болгарские правящие 
круги были напуганы нашим предложением в отношении пакта о взаимопомощи. Левая 
оппозиция и рабочее движение в это время в Болгарии были довольно мощными. 
Поэтому правящие круги боялись, что улучшение отношений с СССР будет 
способствовать укреплению позиции Болгарской компартии. Это толкало не только 
царя Бориса, но и его окружение на союз с англичанами и немцами.

Установление важного контакта с послом Болгарии в Москве осенью 1940 года стало,
 однако, прологом еще одного драматического эпизода в действиях разведки и 
дипломатии на балканском направлении в преддверии неумолимо надвигавшейся 
германо-советской войны.

В конце октября 1940 года или в самом начале ноября накануне поездки Молотова в 
Берлин меня неожиданно вызвал Берия, в кабинете которого я застал П. Федотова, 
начальника контрразведки, и приказал нам срочно явиться к заместителю наркома 
иностранных дел Вышинскому. Суть поручения состояла в том, чтобы, контактируя с 
Вышинским, вступить в неформальные доверительные отношения с послом Югославии в 
СССР Миланом Гавриловичем. Последний по своей инициативе вышел на Вышинского и 
проинформировал его об обострении обстановки на Балканах и борьбе внутри 
югославского руководства. Гаврилович рассказал о недовольстве, которое зреет в 
югославском правительстве в связи с тем, что германские войска войдут в 
Болгарию, оккупируют Фракию, что резко обострит болгаро-югославские отношения.

Принявший нас с Федотовым поздно ночью Вышинский пересказал нам разговор с 
Гавриловичем и сообщил, что с санкции товарища Берии на меня с Федотовым 
возлагается предварительное обсуждение вопросов, вносимых югославским послом на 
рассмотрение наркомом иностранных дел и правительством. Вышинский торопил нас 
подготовиться к разговору с Гавриловичем, который просил принять его в 
ближайшие дни, когда он будет иметь новые сведения о дальнейшем развитии 
событий на Балканах.

Таким образом Вышинский хотел быть заранее подготовленным к обсуждению с послом 
Югославии острых международных проблем, имея возможность переговорить о них с 
Молотовым.

Берия поручил мне и Федотову начать работу с Гавриловичем ввиду того, что, по 
нашим данным, он имел особые отношения с англичанами. Мы рассматривали его как 
«двойника», негласного английского посредника в международных консультациях по 
проблеме Балкан, зная, что Гаврилович очень часто ездил за консультациями к 
английскому послу в Москве С. Криппсу. Прослушивая английское посольство, мы 
имели довольно точные данные о теме его общения с англичанами. Прослушивание 
нами апартаментов югославского посольства подтверждало, что Гаврилович, 
во-первых, заинтересован в налаживании доверительных связей с нами, во-вторых, 
он поднимал вопрос о необходимости изменений в югославском руководстве, 
поскольку внутренние противоречия обостряются и по этой причине югославские 
военные круги не могут не быть заинтересованными в установлении особых 
отношений с «советскими военными инстанциями».

Именно в это время Черчиль в секретном порядке обратился к Сталину с 
предложением отказаться от договоренностей с Германией и заключить военное 
соглашение с Лондоном против Гитлера в обмен на признание публично осуждаемой 
английскими правящими кругами советской оккупации Прибалтики, Бессарабии, 
Восточной Польши и Северной Буковины. Таким образом Черчилль наглядно 
подтвердил, что судьбы народов этих стран, политическое устройство западных 
районов СССР не более чем разм