и их приближенным, которые, желая сидеть на двух стульях между 
Москвой и Западом и возглавлять национальные правительства, предали, как теперь 
говорят прибалты, свои национальные интересы.

Однако в принципе это не так, ибо коренные интересы Прибалтики в тот период 
больше склонялись к нашей стране, нежели к фашистской Германии, которая всегда 
рассматривала Прибаттийские страны как «курортную зону», поэтому не могло быть 
и речи о передаче Литве Клайпеды или Вильнюса и других территорий. Особые 
отношения к Советскому Союзу, заложенные руководителями Прибалтийских стран, 
продолжались всегда, ибо национальная самостоятельность Прибалтийских республик,
 их государственность были сохранены на деле и обеспечены небывалыми темпами 
экономического развития. Во всяком случае, был создан потенциал, который они до 
сих пор используют.

Наши позиции в Латвии были гораздо сильнее, нежели в других Прибалтийских 
республиках. Здесь мы опирались на компартию, на мощное рабочее движение, а 
также использовали разногласия в правящих кругах. С нами активно сотрудничал 
министр иностранных дел Латвии Вильгельм Мунтерс, военный министр Латвии Янис 
Балодис. Мы также поддерживали доверительные тайные отношения с президентом 
Латвии Карлом Улманисом, двоюродным дядей недавнего президента Латвии Гунтиса 
Улманиса, оказывая ему значительную финансовую поддержку. Для этих целей 
резидент НКВД в Риге И. Чичаев, имел специальную финансовую контору в Риге. В 
1934 году Улманис, как известно, совершил государственный переворот. Несмотря 
на заслуги перед НКВД, он был нами репрессирован в 1940-е годы.

Но, пожалуй, самое впечатляющее сотрудничество было налажено нашим резидентом В.
 Яковлевым в Эстонии. Президент Эстонии Константин Пятс, хотя и не подписал 
вербовочного обязательства о сотрудничестве с VIIV в 1930 году, тем не менее 
был на нашем денежном содержании до 1940 года. По этому поводу, насколько я 
помню, было даже специальное решение правительства СССР. Пятс был репрессирован,
 но судьба его хранила. Он долго жил в России и умер уже после смерти Сталина. 
Бесспорно, человеком он был морально сломленным и всю оставшуюся жизнь провел в 
одной из психиатрических больниц.

Тот факт, что верхушка Прибалтийских государств тайно сотрудничала с Советским 
Союзом, наносил сильнейший удар по попыткам англичан после 1940 года создать 
авторитетное прибалтийское правительство в эмиграции. Немцы вообще отказались 
от этой идеи, а англичане так и не смогли что-либо сделать. Потому что 
эмигрантские политические центры, хотя и опирались на запасы латышского и 
эстонского золота в английских банках, тем не менее должного авторитета в 
политических кругах не имели.

Кроме того, в Прибалтике произошел раскол националистического движения. Часть 
его ориентировалась на гитлеровцев, другая — на англичан. Таким образом они не 
могли прийти к политическому согласию и единству.

Хочу отметить особую роль министра иностранных дел до 1940 года Латвии В. 
Мунтерса и военного министра Латвии Я. Балодиса. Это были крупные и яркие 
политические фигуры.

Летом 1940 года на даче в Майори, где находился Меркулов, прибывший туда в 
качестве уполномоченного правительства и НКВД в связи с вступлением 
Прибалтийских стран в состав СССР, состоялся ряд доверительных бесед как с 
Мунтерсом, так и с Балодисом. Мунтерс лелеял мечту руководить латвийским 
государством в составе СССР. Именно я с ним вел эти беседы. На первых порах мы 
сдержали слово, поскольку было не ясно, как развернутся события с выборами в 
Латвии, насколько удастся полностью овладеть ситуацией. Позже Мунтерс был 
отправлен преподавателем в Воронежский университет, где заведовал кафедрой 
иностранных языков. Арестовали его перед войной или сразу после нападения 
немцев. Мунтерс содержался под арестом, но был осужден только в апреле 1952 
года особым совещанием при МГБ и приговорен к 25 годам лишения свободы. 
Освободили его после смерти Сталина.

Мунтерс был нашей козырной картой. Мы не исключали того, что нам придется 
вернуться к переговорам с Германией и с Англией по вопросу о статусе 
Прибалтийских стран. При этом на Мунтерса делалась определенная ставка.

Я выезжал к Мунтерсу, когда он преподавал в Воронеже, и представлялся ему не 
работником НКВД, а помощником Молотова. Содержание наших бесед сводилось к тому,
 что Советское правительство видит в нем крупного государственного деятеля в 
отставке и, предоставляя возможность заниматься педагогической работой, держит 
его в резерве для внешнеполитических инициатив. Эта игра с ним продолжалась в 
течение всей войны, хотя он и находился под арестом. Будучи во Владимире на 
поселении, он выступал в центральных газетах, в частности в «Известиях», на 
предмет примирения с латышской эмиграцией, придерживался твердой позиции 
сотрудничества с нами.

Балодису было присвоено звание генерала Красной Армии. Он выступал за военное 
сотрудничество с Советским Союзом и был настроен против айсаргов — 
военизированных