|
мет улучшения отношений с нами. Канделаки был известен на Западе как
крупная фигура, занимающаяся не только внешнеполитической деятельностью. До
этого он был торгпредом в Швеции, работал с полпредом Коллонтай, был вхож в
круги, близкие к Сталину, возможно, лично с ним встречался.
Однако роль Канделаки неправомерно преувеличивается. Перед ним ставилась задача
сохранить с Германией экономические отношения, установленные в 20-е годы.
Именно по этой причине Канделаки встречался с верхушкой немецких
финансово-промышленных кругов. В наших архивных документах остались некоторые
следы его связей. Об этом мне говорил Л. Безыменский, наш крупнейший историк
советско-германских отношений.
Надо отметить, что судьба Канделаки сложилась трагично. Но трагичной оказалась
судьба всех людей занятых в неофициальных переговорах об улучшении
российско-германских отношений. Канделаки был принесен в жертву в связи с тем,
что кремлевская верхушка стремилась всячески отмежеваться от тех, кто знал о
нашей большой заинтересованности в экономических отношениях с западными
развитыми странами независимо от их политического строя. Канделаки фактически
был одним из свидетелей конкретной линии советской политики, проводимой людьми
очень среднего номенклатурного уровня, вне высшего политического руководства.
Кому-то было дозволено об этом знать, а кто-то оказался вовлеченным в эти
операции, не будучи сотрудником спецслужб, но находясь на дипломатической
работе или занимаясь внешнеторговой деятельностью.
Канделаки оказался как бы попутчиком в исполнении специальных поручений. И
поскольку информация о его контактах с министром финансов, крупнейшим банкиром
нацистов Я. Шахтом всплыла в Германии, в западной прессе, то судьба Канделаки
была предрешена. Он был объявлен немецким шпионом и расстрелян в 1938 году,
хотя никаким шпионом он не был. Это было сознательное преступление советского
руководства, которое таким образом заметало следы.
Вместе с тем важно отметить и другое. Личные высказывания Шахта о
заинтересованности влиятельных финансово-промышленных кругов Германии в
экономическом сотрудничестве с Советским Союзом, подтвержденные по линии
разведки, способствовали тому, что у Сталина и Молотова родилась иллюзия, о
возможности длительного мирного сосуществования с Германией на почве
экономических связей. Такие люди действительно были в Германии но, как
выяснилось вскоре, их экономическое и политическое влияние на Гитлера оказалось,
к сожалению, не столь значительным.
М. Розенберг: «Мои стремления к оперативной работе очевидны…»
Второй жертвой тайных контактов, преследовавших осуществление намерений
влиятельных немецких кругов, стал Марсель Розенберг, первый координатор работы
Разведупра и Иностранного отдела VIIV, наш временный поверенный в делах во
Франции, позже заместитель генерального секретаря Лиги Наций и первый советский
посол в республиканской Испании. В истории нашей дипломатии он, к сожалению,
совершенно обойден вниманием. А ведь именно Розенберг обеспечил работу по
завершению подписания советско-французского пакта о взаимопомощи в 1935 году.
Он блестяще справился с поручением разведать у французского банкира Танери о
реальных намерениях Германии, которая вынашивала планы поделить с Польшей
советскую Украину.
Розенберг сыграл также ключевую роль в организации вступления СССР в Лигу Наций,
опираясь на свои широкие связи среди прогрессивной общественности и
влиятельных дипломатов Франции, Румынии, Испании и Чехословакии.
Не могу не привести драматические строки из его письма от 13 декабря 1937 года,
адресованного им Сталину. Оно чудом сохранилось в архивах НКВД и было приобщено
к его уголовному делу. Копию письма передала в МИД России вдова посла Марианна
Ярославская.
Вот этот текст:
«Мои отношения с товарищами по работе были принципиальными и выдержанными. Я на
любой работе считал, что выполняю задание, вправе до получения директив
отстаивать по конкретным вопросам свою точку зрения, не плетясь в хвосте того
или иного ведомственного руководителя. Именно с этим связаны мои отношения с
Чичериным, когда они были не безоблачными, они были в корне подорваны тем
анализом позиций Турции, который я дал в качестве поверенного в делах Турции.
Еще до этого я давал сигналы относительно политики Афганского правительства,
которые не соответствовали романтическому представлению Чичерина о нашей
политике на Ближнем Востоке. В курсе этого товарищи Литвинов и Суриц.
Мои отношения с Крестинским испортились в период моего пребывания в Париже. Он,
как правило, старался систематически проваливать все исходившие от меня
предложения, касающиеся французских дел. С тов. Литвиновым я реже расходился в
оценке конкретных вопросов, однако и с ним
|
|