ице в Варшаве, около старой городской ратуши, напротив оперного 
театра. Там помещалась дефензива, или "дефа", или "двуйка", а сотрудников 
сыскной полиции при Пилсудском называли "двуйкажами". После очередной облавы на 
коммунистов Зигмунт и Анка подверглись там жестоким допросам под присмотром 
очень образованного полковника Погожельского. Он даже читал Ленина и в перерыве 
между допросами любил вступать с арестованными в политические дискуссии. Это по 
его приказу молодую Анку, тогда еще невесту Зигмунта, не один день держали в 
карцере. 

Скарбеки оказались в группе польских коммунистов, которых молодая Советская 
Россия выменяла на каких-то пилсудчиков и вожаков банды Булак-Балаховича, Анка 
с Зигмунтом очутились в Москве, и вскоре он надел военную форму. Позже с ним 
познакомился Берзин и направил его в военную академию. Что Скарбека в ту пору 
больше всего мучило - он плохо усваивал математику. Как он старался! И все же 
никак не мог совладать с квадратными уравнениями или с биномом Ньютона. Он 
начал в академии с обыкновенных дробей, за десять месяцев прошел, а вернее 
сказать, пробежал весь курс алгебры, но знал ее поверхностно и никак не мог 
перейти из подготовительной группы на первый курс. Скарбека нервировало, что он 
и еще один товарищ, слабо успевающие, занимались отдельно с преподавателем. А 
на первом курсе его ждали таинственные интегралы и дефференциалы! 

Скарбек отчаялся и подал Старику рапорт с просьбой отчислить его из академии. 
"Несмотря на все мои усилия и старания... Я не боюсь трудностей, но... 
Целесообразно ли продолжать учебу? Мой возраст, а также слабая школьная 
подготовка..." Старик написал на рапорте строгую резолюцию: "Не одобряю. Такое 
малодушие не к лицу и не к месту. Пусть еще год учится, потом дадим передышку. 
У нас в академиях многие с небольшим общим образованием. Тем не менее учатся с 
успехом. 5. 3. 1932. Берзин". 

Но самое поразительное, что, когда Скарбек волею судьбы занялся коммерческой 
деятельностью - сперва в Германии, затем в Китае и в других странах, - он 
удивительно ловко, умело вел все свои денежные расчеты, и Этьен иногда прибегал 
к его помощи в самых запутанных финансовых делах. Этьен вспоминал его двойки по 
математике, а Скарбек недоуменно разводил руками и ничего не мог объяснить. Вот 
если бы у них в военной академии была такая учебная дисциплина "конспирация", 
тут бы Скарбек наверняка стал отличником. Как талантливо играл он роль 
процветающего негоцианта, болтливого и в чем-то наивного, недалекого дельца! 

Поначалу Скарбек был смущен ролью, которую ему предстояло сыграть в Турине. Еще 
недавно состоятельный фабрикант - и вдруг владелец провинциальной фотографии на 
окраине города! Где-то у черта на куличках, или, говоря, по-польски, - где черт 
желает доброй ночи. 

Нелегко сразу изменить всем привычкам и повадкам богатого человека, а потому 
Скарбек выдавал себя за разорившегося фабриканта. Тогда при нем могут остаться 
и гонор, и апломб, и манеры, и лоск. 

Владелец захудалой фотографии вел себя с гордым достоинством и уверенностью в 
себе, как привык в Китае. Интересно, что до того, как Скарбек "разбогател" он 
не умел разговаривать с начальством на равных, некстати скромничал и не к месту 
стеснялся. А китайская "легенда" помогла ему набраться уверенности. Старик 
сказал тогда Скарбеку: "В том, как тебя оценивают окружаю