в. 
Только одно внезапное трагическое событие, казалось, сблизило супругов. По 
крайней мере, ненадолго. 27 июня 1899 года в возрасте двух с половиной лет умер 
их сын Норманн. Он и его младшая сестра были отравлены. Лишь благодаря усилиям 
доктора-голландца девочка, Нон, выжила.

О причине отравления в Медане циркулировали две разные версии. По одной, 
МакЛеод ударил солдата-аборигена, влюбленного в няньку, ухаживающую за детьми. 
Та из мести отравила детей. Другая версия касалась уже семейной жизни МакЛеодов 
и потому кажется мне менее вероятной. Рассказывали, что Джон сам с успехом 
добивался любви этой няньки, потому детей отравил из ревности ее 
любовник-индонезиец.

Но что бы ни было причиной трагедии — некоторое время казалось, что смерть 
мальчика вернет спокойствие и счастье в семью. Но улучшение было 
непродолжительным. МакЛеод очень любил сына. Его смерть была для него ужасным 
шоком. Его быстро меняющийся темперамент, правда, не позволил ему долго 
скорбеть. Но теперь он обвинял в смерти сына свою жену. Семейные отношения 
стали еще хуже, чем прежде. К тому времени МакЛеода перевели назад на Яву. В 
этом новом переводе МакЛеод обвинял своего начальника, генерала Диеса. МакЛеод 
считал, что неприязнь генерала к нему была причиной и того, что МакЛеод так и 
не стал подполковником.

В этот раз МакЛеоды переехали в Банджу Биру. По прибытии туда Маргарета поняла, 
что единственным решением для нее был бы развод. Но пока они жили в тропиках, 
развод был сопряжен с большими трудностями, не в последнюю очередь — с 
финансовыми. В середине марта 1900 года Грит свалил приступ тифа. Пока она 
выздоравливала, Джон написал своему двоюродному брату в Гаагу письмо на 
двадцати четырех страницах и, как всегда, вручную сделал с него полную копию. В 
нем он долго и подробно описывал политическую и военную ситуацию в Восточной 
Индии, затем разнообразные личные проблемы, а также посвятил несколько страниц 
своей жене и единственному оставшемуся ребенку.

— Два с половиной месяца назад Грит заболела тифом. Ее положение становилось 
все хуже, — писал он 31 мая. — Забота о маленькой девочке легла на меня. Наше 
положение было полным убожеством. Десять дней назад Грит наконец-то смогла 
встать на ноги. Теперь для восстановления здоровья она уехала на кофейную 
плантацию Крувук, близ Улинги. Достаточно сказать тебе, что нам в день нужно 
пять бутылок молока, а каждая стоит 30 центов, и ты поймешь, какие тяжелые 
последствия для наших финансов имела ее болезнь… А потом еще путешествие в 
Улинги. Малышку я оставил здесь у себя. Она чудный ребенок, но она постоянно 
напоминает мне о моем мертвом любимом сыне.

Дорогой кузен, потеря этого прекрасного маленького мальчика сломала что-то во 
мне, что навсегда останется сломанным. Он любил военную музыку, особенно «Марш 
Монте-Карло». И теперь каждый раз, когда его играют, я чувствую боль в моей 
груди, а мои глаза горят.

Став в 1897 году майором, а затем, достигнув уже сорокачетырехлетнего возраста, 
2 октября 1900 года Джон принял решение уйти в отставку. Долгие и тяжелые годы 
в тропиках оставили свой след. Он был солдатом двадцать восемь лет. Это 
обеспечивало ему право на военную пенсию в 2800 гульденов. Негармоничная пара 
переехала в Синданглайю, городок между Бёйтензоргом (нынешним Богором) и 
Бандунгом. Там был здоровый горный климат, а жизнь сравнительно дешевая. В 
любом случае, намного дешевле, нежели в Голландии. Это и было главной причиной, 
почему Джон остался в тропиках. Но ни хороший климат, ни пенсия мужа не могли 
отвлечь Маргарету от ее постоянного желания вернуться в Амстердам. Пенсия, 
наоборот, стала даже стимулом. Ей ситуация, в которой она оказалась, никак не 
могла представляться привлекательной. Маргарете было всего 24 года, а жить 
приходилось в маленькой деревушке в Восточной Индии. Не было денег, чтобы хоть 
как-то выбраться оттуда. Оставалось лишь жить с мужчиной намного старше себя, 
которого она уже не могла терпеть.

Всем, знавшим МакЛеодов в то время, было понятно, что отношения между супругами 
стали невыносимыми. Не было ни одного дня без ссоры. Настроение достигло точки 
кипения. Не прекращались горькие упреки. Они становились все громче.

Доктор Рулфсема, который был военным врачом с марта 1900 по июнь 1902 года в 
той части колоний, где жили МакЛеоды, описал только одну из неприятных сцен, 
пережитую им в доме МакЛеодов в Синданглайе.

Однажды, вспоминал доктор, Грит снова завела разговор о Европе и о Париже.

Беседа принимала все более общий характер. Но МакЛеод разнервничался. Наконец, 
он уже не мог сдержаться. Он зарычал на свою жену: — Черт побери! Если тебе так 
хочется уехать в Париж, то почему же ты ничего для этого не делаешь, не уедешь 
и не оставишь меня одного?

Париж вообще занимал особое место в воображении Маргареты. Намного позже, став 
уже знаменитой женщиной, во время интервью в Вене ее спросили, почему она 
поехала в Париж, а не в какое-то иное место.

Мата Хари с невинным удивлением подняла брови. — Я не знаю, — сказала она, — но 
думаю, что все прожженные женщины направляются в