Лабиринт

     Авторские права 1956 г. Харнер энд Бразерс.
     Напечатано в Соединенных Штатах Америки.




     Эта книга издана в Англии
     под названием "Мемуары Шелленберга".






     В библиотеке Конгресса США
     книга зарегистрирована под N 56-8761














                        ЛАБИРИНТ

                        Мемуары
                        Вальтера Шелленберга.


                        Предисловие Алана Буллока.

                        Перевод с немецкого Луиса Хагена.


                        С иллюстрациями.





                        Харнер энд Бразерс Паблишерс,
                        Нью-Йорк.

             Оглавление

         Предисловие Алана Буллока
      1. Становление нациста
      2. Под началом Гейдриха
      3. Рейхсвер и Красная Армия
      4. Оккупация Австрии и Чехословакии
      5. Активный шпионаж
      6. Вторжение в Польшу
      7. Инцидент в Венло
      8. Расследуя взрыв в пивном погребке
      9. Несколько замечаний о Гитлере
     10. Операция "Морской лев"
     11. План похищения герцога Виндзорского
     12. Японско-польский заговор
     13. Противодействуя советской разведке
     14. Братья Витингхофф
     15. Дело Рихарда Зорге
     16. В поисках Отто Штрассера
     17. "Светский шпионаж"(?)
     18. Тайна Рудольфа Гесса
     19. Война с Россией
     20. На пути к единой разведывательной службе
     21. Визит в Осло
     22. Расширяя нашу шведскую сеть
     23. Подготовка к Перл-Харбору
     24. Соперничество с Риббентропом
     25. Япония и Китай
     26. Операция "Цепеллин"
     27. "Красная капелла" (оркестр)
     28. Убийство Гейдриха
     29. Мирные планы
     30. Мюллер
     31. Мои несбывшиеся надежды
     32. Операция "Цицерон"
     33. Падение адмирала Канариса
     34. Операции секретной службы
     35. Предчувствие мира
     36. Гиммлер уклоняется от обсуждения (?)
     37. Переговоры с графом Бернадоттом
     38. Моя последняя миссия
         Указатель



               Список иллюстраций
     Следующие фотографии помещены после страницы ...
     Вальтер Шелленберг накануне Второй мировой войны
     Шелленберг на заседании Нюренгбергского трибунала
     Гитлер и Гимлер наблюдают за маневрами штурмовых отрядов
     Герман Геринг вскоре после пленения
     Иоахим фон Риббентроп
     Адмирал Канарис
     Мартин Борман
     Рейнгард Гейдрих









                         Предисловие Алана Буллока


     Мемуары Вальтера Шелленберга стоит прочесть уже  хотя  бы
потому, что   это  первоклассный  сборник  шпионских  историй.
Поскольку весь  текст  оправдывает   многообещающие   названия
глав:план похищения герцога Виндзорского, дело братьев Витинг-
хофф, польский агент К.  и шпионская  организация  под  крышей
посольства Маньчжоу-Го,  захват  агентов  британской секретной
службы в Венло  и  выслеживание  коммунистической  организации
"Красный оркестр".  Все  эти эпизоды отнюдь не вымышлены,  они
взяты из истории последних двадцати лет и  описаны  человеком,
который возглавил гитлеровскую службу зарубежной разведки.

     Когда нацисты  пришли  к  власти  в конце января 1933 г.,
Вальтер Шелленберг был молодым человеком  двадцати  двух  лет,
???тщетно пытавшимся  найти  работу.  Три года,  проведенные в
Боннском университете,  во время обучения в котором он  сменил
медицинский факультет  на юридический,  не позволили ему полу-
чить хорошую квалификацию.  Подобно тысячам  других  студентов
германских университетов,   он   мог   рассчитывать   лишь  на
собственный ум в это трудное время, когда получить работу было
гораздо сложнее, чем когда-либо раньше. Подобно тысячам других
людей, оказавшихся в таком положении,  он вступил в нацистскую
партию - ни по убеждениям,  ни вопреки им, а лишь рассматривая
ее, как наиболее вероятный путь к успеху.

     Используя полученное образование наилучшим образом,  Шел-
ленберг позаботился  о  том,  чтобы вступить в чернорубашечные
ряды СС (считалось,  что в СС - "лучший тип людей")  и  с  ра-
достью ухватился  за предоставившуюся возможность поступить на
работу в СД - службу разведки и безопасности,  созданную Гейд-
рихом, другим молодым человеком, который тоже пробивался наверх

     И до конца его карьеры ( а она закончилась, когда ему бы-
ло тридцать пять лет ) это был мир Шелленберга - мир секретной
службы и  тайной полиции,  мир,  в котором могло произойти все
самое невообразимое,  в   котором   нормальное   поведение   и
отсутствие тайных намерений были редкостью,  и ни чего не при-
нималось на веру;  мир,  в котором ложь, взятки, шантаж и под-
лог, вероломство и насилие были частью повседневной жизни.

     Всем этим, а также весьма сомнительным романтическим оре-
олом шпиона и секретного агента Шелленберг насладился сполна.
В своих  мемуарах,  написанных  после войны и воскрешающих его
подвиги, ему удалость вернуть на время ощущения  активности  и
возбуждения, утрату  которых  он чувствовал так же остро,  как
наркоман. Когда он доходит до описания  кабинета,  который  он
занимал в  качестве главы германской зарубежной разведыватель-
ной службы, он пишет с нескрываемой гордостью: "Микрофоны были
повсюду -  спрятанные  в стенах,  под столом,  даже в одной из
ламп, так что каждый разговор и каждый звук автоматически  за-
писывались... Мой  стол  напоминал маленькую крепость.  В него
были заделаны два пулемета,  которые могли прошить пулями весь
кабинет. Все,  что мне нужно было сделать в критической ситуа-
ции - нажать на кнопку,  и оба пулемета одновременно начали бы
стрелять. В  это  же время я мог нажать другую кнопку,  и раз-
далась бы сирена, по сигналу которой охрана окружила бы здание
и блокировала  все  выходы...  Всякий  раз,  когда  я выполнял
миссию за границей,  у меня был постоянный приказ иметь встав-
ной зуб,  в  котором было достаточно яда ,  чтобы убить меня в
течение тридцати секунд. Для двойной гарантии я носил перстень
с печаткой,  в которой под большим кристаллом медного купороса
(?) была спрятана золотая капсула с цианидом."

     Большего не мог бы выдумать и Голливуд, но не следует за-
бывать о том,  что Шелленберг ни чуть не преувеличивал,  когда
писал все это. Третий Рейх был бандитской империей. Его прави-
тели вели себя таким образом, что постоянно напоминали актеров
из третьесортного фильма, а решения величайшей важности прини-
мались в  описанной Шелленбергом лихорадочной атмосфере,  даже
если они касались "окончательного решения" еврейской  проблемы
или вторжения в Россию.

     Книга Шелленберга - это картина нацистского режима,  уви-
денная не глазами оппозиции, не генералами или политиками вро-
де Пакена и Шахта, стремящихся подчеркнуть свое неодобрение, а
одним из самой нацистской верхушки. В этом заключается главная
ценность этой книги, как исторического свидетельства, посколь-
ку ни один из тех,  кто опубликовал до настоящего времени свои
мемуары, посвященные  этому периоду,  не находился в столь вы-
годном положении,  которое бы  позволяло  ему  непосредственно
знать и видеть все, что происходило в центре власти.

     Чтобы оценить это по достоинству,  необходимо рассмотреть
положение и значение организации,  в которой Шелленберг сделал
свою карьеру - СД, Зихерхайтсдинст, или служба безопасности СС.

     Когда Гитлер  в  январе 1929 г.  назначил Генриха Гимлера
Рейхсфюрером СС,  эта организация была всего лишь личной охра-
ной Гитлера  и насчитывала не более трехсот человек.  К январю
1933 г. количество ее членов выросло до пятидесяти двух тысяч,
и она  превратилась в отборный корпус частной армии коричнево-
?рубашечников СА. Во время печально известных репрессий 30 ию-
ня 1934 г.,  когда был убит руководитель СА(?) Рем, на гиммле-
ровские отряды СС было возложено производство арестов  и  каз-
ней, а  месяцем  позже им был пожалован статус самостоятельной
организации. В 1931 г.  внутри СС была организована  отдельная
служба разведки и безопасности (СД), которой руководил Гейдрих
_ главный  заместитель  Гимлера,  была  признана  в   качестве
единственного разведывательного  и  контрразведывательного ве-
домства партии.

     В течении пятнадцати  месяцев, после  прихода  Гитлера  к
власти, тянулась ожесточенная борьба<$F Описана двумя свидете-
лями проигравшей стороны: Рудольф Дильс,"Люцифер перед ворота-
ми", Интерферлаг А.Г.,  Цюрих,  1949 и Х.Б.Гщевиус,"К горькому
концу", Хоктон Миффлин, Бостон, 1947.> между Герингом, как ми-
нистром -  президентом Пруссии и Гиммлером,  номинальным шефом
баварской полиции и,  кроме того,  Рейхсфюрером СС за контроль
над прусским  гестапо  ( тайной государственной полицией ).  И
здесь оказался успешным грозный союз Гиммлера  и  Гейдриха,  и
вот, начиная   с   неохотной  уступки  Герингом  Контроля  над
прусским гестапо Гиммлеру в апреле 1934  г.,  последний  начал
прибирать к  рукам  всю  германскую полицию,  шефом которой он
стал в июле 1936 г.

     Это двойственное положение - шефа государственной полиции
и одновременно  Рейхсфюрера  СС  (  положение,  независимое от
государства ) - позволило Гиммлеру  создать  частную  империю,
которая в  последние  годы  войны  грозила затмить собой госу-
дарство, партию и вооруженные силы, вместе взятые.

     Гиммлер достиг этого не силой своей личности ( которой он
не обладал ), а благодаря преимуществам того уникального поло-
жения, которое занимает полиция  безопасности  при  диктатуре.
Могущество тоталитарного  режима  покоится  на  двух основани-
ях-близнецах: пропаганде и  терроре.  Инструментом  террора  в
гитлеровской Германии  было РСХА - Главное имперское ведомство
безопасности, созданное в сентябре 1939 г.,  чтобы  собрать  в
единую организацию  государственную  полицию безопасности (СИ-
ПО(?) и гестапо ) и службы безопасности СС ( СД ).

     Главное имперское ведомство безопасности (  РСХА  )  было
детищем Рейнгарда  Гейдриха,  старшего  заместителя  Гиммлера,
портрет которого впервые представлен  во  весь  рост  на  этих
страницах. Оно  сконцентрировало  под  контролем полдюжины (?)
человек ( одним из которых был Шелленберг ) все силы  шпионажа
и разведки,  допросов и арестов, пыток и казней, от которых, в
конечном счете,  зависит диктатура.  Его функции были поделены
между семью  управлениями,  из которых здесь необходимо упомя-
нуть лишь о четырех. АМТ III, под руководством Отто Олендорфа,
вело разведывательную  работу  в  Германии  и в оккупированных
странах; его дополняло  АМТ  IV,  старое  гестапо,  под  руко-
водством Генриха Мюллера было создано "для борьбы с оппозицией
государству"; АМТ V под руководством Артура Небе  регулировало
деятельность криминальной  полиции (крипо),  в чьи обязанности
входила борьба с преступлениями.

     АМТ IV,  куда сначала был назначен Шелленберг, имело мно-
жество ответвлений.<$F "РСХА,  АМТ IV(?) А,В было ответственно
за облавы,  транспортировку,  расстрелы и умерщвление газом по
меньшей мере  трех  миллионов евреев." Эдвард Крэнкшоу,"Геста-
по", Патнем,  Лондон, 1956 г.> Шелленбергу, как главе АМТ IVE,
была поручена контрразведывательная работа для гестапо на тер-
ритории Германии и оккупированных стран.  В июне 1941  г.,  во
время вторжения в Россию, он возглавил и реорганизовал АМТ IV,
службу зарубежной разведки.  И наконец,  летом 1944 г.,  после
ликвидации Абвера, разведывательной службы германского Верхов-
ного командования ( который с ведома возглавлявших его адмира-
ла Канариса и генерала Остера использовался в качестве прикры-
тия подпольной антигитлеровской оппозицией ) Шелленберг принял
на себя  дополнительную  ответственность за германскую военную
разведку и, таким образом, удовлетворил свои честолюбивые меч-
ты о руководстве единой зарубежной разведывательной службой.

     Шелленберг никогда  не  относился к числу нацистских вож-
дей. Его фотография редко появлялась в газетах,  его имя  мало
кому было знакомо.  Он принадлежал к числу политиков, действо-
вавших за кулисами, к "техническому персоналу" диктатуры, и он
- единственный  из членов этой в высшей степени важной группы,
кто написал свои мемуары.  К счастью,  Шелленберг был  гораздо
более заинтересован  в  том,  чтобы описать увиденное им,  чем
создавать очередную апологию(?) режима.  Он обладал  настоящим
талантом портретиста.  Мюллер, Риббентроп, Кальтенбруннер, Ка-
нарис и сам Гиммлер буквально оживают перед нами  и  несут  на
себе тот оттенок человечности, без которого поистине фантасти-
ческие элементы в их поведении и  высказываниях  выглядели  бы
просто неубедительно.  Никто из них не произвел на Шелленберга
столь глубокого впечатления,  как Гейдрих,  и страницы, посвя-
щенные описанию его взаимоотношений с Гейдрихом,  "человеком с
железным сердцем", одним из лучших в книге.






     Во внутренней  политике нацистской Германии ( как и любой
диктатуры ) господствовала жестокая и не прекращающаяся борьба
за власть не только между соперничающими организациями - Глав-
ным имперским ведомством безопасности, министерством иностран-
ных дел,  министерством пропаганды,  Верховным командыванием и
нацистской партией - но также и внутри каждой  из  них.Шеллен-
берг был  знатоком  обоих видов интриг,  да он и должен был им
быть, если хотел выжить.  Поскольку он постоянно  нахрдился  в
обществе Гейдриха и Гиммлера и пользовался их доверием, он да-
ет нам ценные свидетельства постоянного возрастания могущества
руководителей СС.  Его  злейшими  врагами оказались сотрудники
его "родного" РСХА - Кальтенбруннер  (  преемник  Гейдриха)  и
"гестапо-Мюллер". И лишь длительное расположение Гиммлера поз-
волило Шелленбергу избежать их попыток уничтожить его.

     В обязанности Шелленберга входила организация  разведыва-
тельной работы за рубежом и это означало, что он мог следовать
курсом политики Гитлера и наблюдать ее последстия в  отношении
врагов, в отношении союзников Германии и оккупированных стран.
Его деятельность была особенно тесно связана с двумя регионами
- оккупированной территорией России и Дальним Востоком; в обо-
их случаях его мемуары значительно дополняют наши  знания.  Он
подробно описывает шаги,  которые были предприняты для внедре-
ния германских агентов за линию фронта, в Россию, а так же ша-
ги по  предовращению  проникновения коммунистических агентов в
Германию. Он видел возможности,  упущенные в России из-за  уп-
рямства приверженности  Гитлера  политике неразборчивой жесто-
кости, и он  дает  любопытную  информацию  о  попытках  Японии
выступить в  качестве  посредника  между Германией и Советским
Союзом. Из этих сомнений вырос  его  собственный  честолюбивый
план ( офрмившийся,  согласно его собственным подсчетам, уже в
1942 г.  ) - с помощью своего влияния на Гиммлера  способство-
вать заключению компромиссного мира.

     По ряду  вопросов  Шелленберг хранит благоразумное молча-
ние. Так,  он едва упоминает о концентрационных лагерях или  о
массовых убийсвах евреев,  хотя ответственность за все это ле-
жит на Гиммлере и СС.  Всего лишь одно или два предложения от-
водит он  германской  антигитлеровской оппозиции и заговору 20
июля 1944 г.,  о котором ему должно быть многое известно,  уже
хобя бы  из-за той роли,  которую ликвидация заговора играла в
его планах получить контроль над Абвером.

     Заключительный эпизод,  в котором он в первый и последний
раз пытается  непосредственно повлиять на ход главных событий,
убедив Гиммлера начать самостоятельные переговоры о мире,  уже
хорошо известен.<$F Ср.  Х.Р.Тревор-Роулер,"Последние дни Гит-
лера", Макмиллан,  Лондон,1950; Граф Бернадотт, "Занавес пада-
ет", Кноиф,  Нью-Йорк,1945 г. и "Мемуары Керстена", Хатчинсон,
Лондон, 1956 г.> Но Шелленберг более живо,  чем кто-либо  дру-
гой, освещает ту атмосферу полной оторванности от жизни, в ко-
торой нацистские вожди существовали в последние месяцы  войны,
а также полный крах их руководства.  Одного лишь предложения о
самостоятельных действиях было  достаточно,  чтобы  повергнуть
Гиммлера в состояние нервгного кризиса,  и Шеленбергу пришлось
даже привлечь астролога, чтобы укрепить решимость Рейсхсфюрера
СС. Вряд  ли  был  еще когда-нибудь человек,  облеченный такой
властью, которую он был бы абсолютно не в состоянии  использо-
вать ни на что другое, кроме выполнения приказов своего патро-
на. Поэтому не удивительно,  что Гитлер,  подозревавший всех и
вся, никогда  не чувствовал для себя угрозы в росте могущества
Гиммлера. По приведенным выше причинам я считаю,  что  мемуары
Шелленберга, помимо чисто художественного интереса,  представ-
ляют собой значительную ценность в качестве исторического сви-
детельства.

     После падения  Германии Шелленберг нашел убежище в Швеции
у графа Бернадотта и по его предложению использовал время  для
подготовки отчета о переговорах, в которых он принимал














                              7

                      Инцидент в Венло.

     Контакт с британской секретной службой.  - Моя  личность
сменилась. - Первая встреча с Бестом и Стивенсом.  - Подозре-
ния голландской таможни.  - Наша вторая встеча  и  преложения
Западных держав. - Переговоры остановлены. - Планы похищения.
- Бест и Стивенс похищены.


     Вернувшись в  Берлин я отчитался перед Гейдрихом о рабо-
те, проделанной в Руре и изложил свои соображения  по  поводу
того, что несколько агентов контрразведки - это явно недоста-
точно для столь важного региона. Гейдрих внимательно выслушал
меня. "У вас будет возможность все это изменить, - сказал он,
- но прежде чем вы займетесь этим, у меня для вас есть другая
работа. Вот  уже  несколько месяцев,  как мы установили очень
интересный прямой контакт с британской  разведкой.  Поставляя
им дезинформацию,  мы сумели проникнуть в их организацию. те-
перь наступил момент,  когда мы должны решить для себя, соби-
раемся ли мы продолжать игру или прекратим ее,  удовлетворив-
шись тем,  что удалось узнать.  Я считаю,  что вы именно  тот
человек, которому следует заняться этим делом, и я хочу, что-
бы вы немедленно собрали весь необходимый материал  и изучили
его -  составьте свое собственное мнение а затем изложите мне
ваши рекомендации".
     Я сразу же углубился в относящиеся к этому делу докумен-
ты, и постепенно стала вырисовываться следующая картина:
     В течение нескольких лет в Нидерландах работал секретный
агент F479.  Туда он приехал как  политический  эмигрант,  и,
продолжая выступать  в качестве такового уже после того,  как
он начал работать на нас,  он сумел установить контакт с бри-
танской военной службой.  Он делал вид, что связан с с ильной
оппозиционной группой внутри Вермахта,  которая очень заинте-
ресовала англичан.  Ему  стали придавать столь большое значе-
ние, что его донесения пересылались прямо в  Лондон  и  через
неог мы  получили  возможность  внедрения непрерывного потока
дезинформации. Кроме того.  он создал собственную сеть инфор-
маторов и  сумел  установить Контакт со "Вторым бюро".  После
начала войны британская разведка стала проялять  еще  больший
интерес к установлению контактов с мнимой оппозиционной груп-
пой. Им казалось,  что они  могут  использовать  деятельность
этих офицеров-заговорщиков  для свержения гитлеровского режи-
ма. В тот момент,  когда я подключился к делу,  операция дос-
тигла решающей стадии; англичанам пообещали встречу с высоко-
поставленным представителем оппозиционной группы.
     Внимательно изучив это дело и обсудив его  с  теми,  кто
уже занимался им,  я пришел к выводу, что продолжать игру вы-
годнее, чем прекратить ее.  Поэтому я решил ехать в Голландию
сам, чтобы  встретиться с агентами британской секретной служ-
бы, использовав для этой  цели  документы  капитана  Шеммеля,
сотрудника транзитного управления OKW.  Я узнал, что в транс-
портном управлении действительно есть такой  капитан, который
отбыл в длительную командировку на Восток.
     После утверждения  моего  плана  я поехал в Дюссельдорф,
где устроил резиденцию в небольшом частном доме.  Это помеще-
ние было оборудовано для работы секретной службы и имело пря-
мую телеграфную и телефонную связь с центральным ведомством в
Берлине.
      Тем временем, Берлин должен был связаться с нашим аген-
том F479  и  проинструктировать его насчет достижения догово-
ренности о встрече между  капитаном  Шеммелем  и  британскими
агентами. К сожалению, обстоятельства не позволили мне встре-
титься с F479 заранее и обсудить этот  вопрос,  так  что  мне
пришлось полностью  положиться на его опыт и мастерство.  Ко-
нечно, в этом заключался значительный элемент риска,  но  это
неизбежно в работе секретной службы.

     Дальнейшая информация  была  переправлена мне из Берлина
авиапочтой, и я внимательно изучил ее.  Я должен  был  хорошо
выучить свою легенду, запомнить каждую деталь мнимого загово-
ра, котрый мы якобы планировали,  а также имена и взаимоотно-
шения разных  людей,  равно  как и всю имеющуюся информацию о
британских агентах,  с которыми мне предстоялдо втретиться. Я
получил подробное донесение о капитане Шеммеле - его прошлом,
его образе жизни,  его поведении и внешности -  например,  он
всегда носил монокль, так что мне пришлось научиться м этому,
что, вообще-то было нетрудно,  поскольку я близорук на правый
глаз. Чем  большей  секретной информацией о группе я обладал,
тем больше шансов у меня было войти в доверие  к  англичанам,
так как малейшая ошибка неминуемо возбудила бы у них подозре-
ния.
     Наконец, 20  октября в шесть часов вечера пришло сообще-
ние: "Встреча назначена на 21 октября в Зютфене, Голландия".
     Меня должен  был сопровождать один из наших агентов.  Он
хорошо знал подоплеку дела,  поскольку агент F479 неонократно
работал у него в подчинении. Мы в последний раз проверили на-
ши паспорта и документы на нашу машину(германская  таможня  и
пограничная полиция получили инструкцию не задавать нам ненуж-
ных вопросов).  У нас было совсем немного багажа,  и я специ-
ально проверил всю нашу одеждду и белье на предмет каких-либо
признаков, которые могли бы выдать нашу  истинную  принадлеж-
ность. Небрежность в отношении мелких деталей такого рода мо-
жет привести к провалу самой тщательно спланированной опера-
ции секретной службы.
     Вечером, к моему большому удивлению,  позвонил  Гейдрих.
Он сообщил, что получил для меня разрешение вести "переговоры"
так, как я считаю это нужным.  Мне была предоставлена  полная
свобода действий.  В конце нашего разговора он сказал: "Я хо-
чу, чтобы вы были очень осторожны.  Было б ы  слишком  глупо,
если б с вами что-нибудь случилось. Но если вдруг чтот-то бу-
дет не так, то знайте, что я предупредил все посты вдоль гра-
ницы. Я хочу, чтобы по возвращении  вы мне позвонили".
     Я был несколько удивлен таким проявлением заботы. Однако
я понимал, что в основе ее лежат не столко человеческие чувс-
тва, сколько чисто практические соображения.
     Ранним утром  21 октября мы уже ехали в направлении гол-
ландской границы. День был хмуры и дождливый. Мой коллега си-
дел за рулем,  в то время, как я, расположившись позади него,
сразу же погрузился в размышления.  Я никак не мог подавить в
себе чувства беспокойства,  главным образом из-за того, что у
меня не было возможности поговорить с F479,  и  по мере того,
как мы все ближе подъезжали к границе,  это чувтсво неуверен-
ности возрастало.
     С формальностями  на  германской  границе мы разделались
легко и быстро. Голландцы, однако, оказались более назойливы-
ми, они настаивали на тщательном досмотре.  Но в конце концов
нас пропустили без особых проблем.
     Когда мы  прибыли в Зютфен,  в назначенном месте встречи
нас уже ждал большой  "Бюик".  Человек,  сидевший  за  рулем,
представился, как капитан Бест,  сотрудник британской развед-
ки. После короткого обмена любезностями, я сел в машину поза-
ди него,  и  мы поехали.  Мой коллега следовал за нами в моей
машине.
     Капитан Бест, который, между прочим, тоже носил монокль,
великолепно говорил по-немецки,  и очень скоро между нами ус-
тановились дружеские отношения.  Наш общий интерес к музыке -
капитан,  по-видимому ,  был очень хорошим  скрипачом,  помог
растопить лед. Разговор с ним был настолько приятным, что че-
рез некоторое время я почувствовал - что еще немного, я и за-
буду о цели своего путешествия.  Но если внешне я,  может,  и
выглядел совершенно  спокойным,  то  внутренне  я  напряженно
ждал, когда капитан Бест начнет разговор о деле, ради которо-
го мы,  собственно,  и встретились.  Но,  видимо, он не хотел
этого делать,  пока  мы не приедем в Арнем,  где к нам должны
были присоединиться его коллеги - майор Стивенс  и  лейтенант
Коппенс. Когда мы прибыли туда,  они сели в машину, и мы дви-
нулись дальше. Разговор шел в то время, как "Бюик" мчался пот
голландской сельской местности.
     По-видимому, они безоговорочно признали во мне  предста-
вителя сильной оппозиционной группы из высших кругов германс-
кой армии.  Я сообщил им, что возглавляет эту группу немецкий
генерал, но  но что я не уполномочен анзывать его имя на этой
стадии переговоров.Наша цель - насильтственное смещение  Гит-
лера и установление нового режима. Моя задача на этих перего-
ворах - прозондировать отношение британского  правительства к
новому правительству, контролируемому германской армией и уз-
нать, есть ли у них желание заключить секретное  соглашение с
нашей группой,  итогом  которого  станет мирный договор сразу
же после нашего прихода к власти.
     Британские офицеры заверили меня,  что правительство Его
Величества определенно заинтересовано в нашем  предприятии, и
что их правительство придает огромное значение предотвращению
дальнейшего распространения войны и дотижению мира. Они будут
приветствовать устранение Гитлера и его режима. Они преложили
нам всю помощь и поддержку,  которая в пределах их возможнос-
тей. Что  же касается политических обязательств и соглашений,
то в этот момент они не были уполномочены на такие шаги.  Од-
нако, если  будет  возможным  присутствие  на нашей следующей
встрече руководителя нашей группы или любого другого германс-
кого генерала,  то  они уверены в том,  что смогут предложить
нам более предметное заявление со стороны  правительства  Его
Величества. Они заверили меня,  что в любой момент могут свя-
заться с Форны Оффис и с Дацнинг Стрит.
     Было совершенно ясно,  что я определенно вошел в доверие
к британским офицерам.  Мы договорились  вернуться  к  нашему
разговору 30 октября в центральном бюро британской разведки в
Гааге. Я пообещал,  что на этот раз приеду туда первым, чтобы
встретить их, и после совместной трапезы, мы расстались в са-
мых дружеских отношениях.  Дорога назад и пересечение границы
прошли без особых приключений.
     Как только я прибыл в Дюссельдорф, я сразу же позвонил в
Берлин, чтобы должить о своем возвращении.  Мне велели немед-
ленно явиться самому для личного отчета и обсуждения дальней-
ших шагов.
     Я прибыл в Берлин уже вечером и после обсуждения , кото-
рое продолжалось до поздней ночи,  было решено полностью воз-
ложить  на  меня   разработку   плана   дальнейшего   ведения
переговоров. Мне  была также предоставлена свобода действий в
выборе подходящих сотрудников.
     В течение  нескольких  последующих  дней  я разрабатывал
свои планы. Я привык проводить большую часть своего свободно-
го  времени в атмосфере мира и спокойствия,  которая царила в
доме моего лучшего друга - Макса де Криниса,  профессора Бер-
линского университета и заведующегопсихиатрическим отделением
знаменитой клинике Шарите.  Это был удивительно милый и куль-
турный хозяин дома, и многие годы меня принимали там, как сы-
на.  У меня была там своя собственная комната, и я мог прихо-
дить и уходить, когда мне удобно.
     В тот день,  когда я разрабатывал свои планы, в мою ком-
нату вошел  де  Кринис и настоял на том,  чтобыя отправился с
ним на прогулку верхом - свежий воздух прояснит  мою  голову.
Мы бодро скакали легким галопом,  когда мне в голову внезапно
пришла идея.  Я рассказал де кринису об операции в Голландиии
спросил, не сможет ли он поехать со мной в Гаагу.  Де Кринис,
который был полковником медицинской службы  германской армии,
родился в  Граце,  в  Австрии  и был значительно старше меня.
Элегантный, величественный, выссоко культурный и интеллегент-
ный человек,  он идеально подходил для роли, которую я приду-
мал для него,  а его легкий австрийскй акцент сделал  бы  эту
роль еще более убедительной.  Я решил, что н аследующей нашей
встрече с англичанами представлю его, как "правую руку" руко-
водителя нашей оппозиционной группы.  Де Кринис с готовностью
согласился поехать со мной,  и в соответствии с  существующим
порядком мой план был одобрен центральным ведомством.
     29 октября де Кринис,  я и агент, сопровождавший меня на
первую встречу, выехали из Берлина В Дюссельдорф, где мы про-
вели ночь в последних приготовлениях. Я решил, что оставшуюся
часть путешествия мы не будем говрить о нашей миссии, так что
это был наш последний инструктаж.
     Мы договорились  с  де Кринисом о системе знаков,  с по-
мощью которых я мог бы общаться с ним во  время  разговора  с
британцами: если я вынимаю свой монокль левой рукой,  это оз-
начает, что он должен немедленно замолчать и предоставить мне
вести дальнейший  разговор;  если я вынимаю его правой рукой,
это означает, что мне нужна его поддержка. Знаком немедленно-
го прекращения разговора должны стать мои слова о том,  что у
меня болит голова.
     Перед отъездом  я внимательно просмотрел багаж де Крини-
са. На этот раз у нас не было никаких проблем при пересечении
границы.
     Приехав в Арнем,  мы направились к перекрестку, на кото-
ром в  полдень  должны  были встретиться с нашими английскими
друзьями. Когда мы прибыли на место без  двух  минут  двенад-
цать, их еще не было. Прошло полчаса без всяких происшествий,
пока мы медленно ездили вверх и вниз по улице,  полчаса прев-
ратились в  три  четверти  часа.Наша  нервозность нарастала с
каждой минутой, но по-прежнему ничего не происходило. Де Кри-
нис, не привыкший к такого рода ситуациям, конечно же нервни-
чал больше остальных, и я старался успокоить его.
     Вдруг мы  увидели,  что  к нашей машине приближаются два
голландских полицейских.  Один из них спросил  по-голландски,
что мы здесь делаем. Сопровождавший нас агент ответил, что мы
ждем друзей. Полицейский покачал головой, сел в нашу машину и
велел ехать к полицейскому участку.  Налицо были все признаки
того, что мы угодили в ловушку. Главное теперь было сохранять
спокойствие и контроль над собой.
     В полицейском участке с нами обращались  очень  вежливо,
но несмотря  на  все наши протесты,  они обыскали нас самих и
наш багаж.  Они делали это очень тщательно,  например, каждый
предмет из нессесера де Криниса был осмотрен с огромным внима-
нием. В то время,  как этим занимались они,  я сам осматривал
наш багаж  с  еще  большей  придирчивостью,  так как внезапно
вспомнил, что так был занят в Дюссельдорфе с де Кринисом, что
не проверял  багаж  сопровождающего нас агента.  Его несессер
лежал раскрытым на столе рядом со мной,  и я, к своему ужасу,
обнаружил, что  в  нем  лежит  пачка  аспирина  в официальной
обертке германской армии,  на этикетке которой было напечата-
но: "Главное медицинское управление СС".
     Я пододвинул свой собственный багаж,  который к тому мо-
менту уже  был осмотрен,  вплотную к несессеру и в тот же мо-
мент оглянулся,  чтобы проверить,  не наблюдают ли  за  мной.
Затем я  быстро  схватил пачку аспирина и одновременно уронил
под стол свою щетку для волос.  Нагнувшись, чтобы поднять ее,
я сунул таблетки в рот.  Они действительно были очень горьки-
ми, кроме того бумажная упаковка, в которую они были заверну-
ты, застряла у меня в горле,  поэтому мне пришлось снова уро-
нить щетку для волос и сделать вид,  что я занят ее  поисками
под столом, в то время, как я старался с трудам все это прог-
лотить. К счастью никто ничего не заметил.
     Затем начался  допрос: Откуда мы приехали?  Куда мы нап-
равлялись? Кто те друзья,  скоторыми мыдолжны были встретить-
ся? Какого рода дела собирались мы обсуждать?  Я ответил, что
отказываюся отвечать до тех пор, пока нам не предоставят воз-
можность посоветоваться  с  адвокатом.  Я также вполне убеди-
тельно пожаловался на то,  как с нами обращаются.  Они  зашли
слишком далеко, этому нет никакого оправдания, Они видят, что
наши документы и наш багаж в полном порядке,  и у них нет ни-
какого права  задерживать  нас.  Я  намеренно стал вести себя
грубо и заносчиво, и, по-видимому, это подействовало. В пове-
дении нескольких  полицейских  появилась  заметная  неуверен-
ность, но остальные были настроены продолжать допрос.  Так мы
пререкались около  полутора  часов,  когда внезапно открылась
дверь и вошел лейтенант Коппенс. Он показал полицейским какие
-то бумаги- я пытался взглянуть на них, но мне это не удалось
- и отношение полиции к нам сразу же изменилось.
     Когда мы  вышли из полицейского участка,  то увидели си-
девших в "Бюике" капитанаБеста и майора Стивенса.  Они объяс-
нили, что все происшедшее - ужасная ошибка.  Они ждали нас на
другом перекрестке,  а потом долго разыскивалм нас. Они снова
и снова мзвинялись,  говоря, что все это неприятное, досадное
недоразумение.
     Разумеется, для меня было ясно, что все случившееся было
подстроено ими.  Они сипользовали арест,  обыск и допрос, как
прекрасный способ проверить нас,  чтобы убедиться,  что мы на
самом деле те,  за кого себя выдаем. Я понял, что нам следует
быть готовым и к другим проверкам.
     До Гааги мы доехали очень быстро.  Добравшись до  места,
мы вошли в большую комнату в ведомстве майора Стивенса. Здесь
и начались наши переговоры.  С британской стороны их основным
участником был  капитан Бест.  После тщательного и подробного
обсуждения мы пришли в итоге к следующему соглашению:
     За политическим  свержением  Гитлера и его ближайших по-
мощников должно было последовать немедленное  заключение мира
с Западными державами. Следовало выработать условия возвраще-
ния прежнего статуса Австрии, Чехословакии и Польши; отказ от
германской экономической политики и возвращение ее к золотому
стандарту. Одним из наиболее важных предметов нашего обсужде-
ния была возможность возвращения Германии колоний, которые ей
принадлежали до Первой  мировой  войны.  Этот  вопрос  всегда
очень интересовал меня, и возвращался к нему несколько раз. Я
подчеркнул, насколько важно для всех,  чтобы у  Германии  был
предохранительный клапан для избыточного населения, в против-
ном же случае германское давление на ее восточные  и западные
границы будет  по-прежнему  создавать  очаг  напряженности  в
Центральной Европе.
     Наши партнеры по перговорам признали важность этой проб-
лемы и согласились,  что должно быть найдено решение, которое
бы удовлетворяло Германию.  Они считали, чтот может быть най-
дена формула,  которая бы обеспечила Германии необходиые эко-
номические права и преимущества и которая была бы политически
согласована с существующей системой мандатов.
     В заключение  мы  оформили результаты переговоров в виде
меморандума. Затем майор стивенс  вышел,  чтобы  по  телефону
проинформировать Лондон  о достигнутых результатах.  Примерно
через полчаса он вернулся и заявил,  что Лондон  отреагировал
положетельно, но  соглашение  еще  должно  быть согласовано с
лордом Голифаксом, министром иностранных дел. Это должно было
быть сделано  немедленно,  и  мы могли рассчитывть на опреде-
леннное решение в течение вечера7 В то время с  нашей стороны
было необходимо заявление онамерениях, которое бы представля-
ло собой конкретоное и окончательное решение германской оппо-
зиции и включало бы в себя точные временные рамки.
     Перговоры продолжались коло тех  с  половиной  часов.  К
концу их у меня разыгралась неводдельная головная боль, глав-
ным образом из-за того,  что я выкурил слишком много  крепких
английских сигарет,  к которым не привык.  Пока майор Стивенс
разговаривал с Лондоном, я пошел освежиться в умывальную ком-
нату, где подставил запястья рук под струю холодной воды. так
я стоял, погрузившись в размышления, когда незаметно вошедший
капитан Бест  внезапно  сказал своим мягким голосом:"Скажите,
вы всегда носите монокль?"
     К счастью,  он не мог видеть моего лица, я почувствовал,
что краснею.  Однако через секунду я взял себя в руки и  спо-
койно ответил:"Вы знете,  я собирался задать вам тот же самый
вопрос."
     Когда все закончилось, мы поехали на виллу одого из гол-
ландских коллег Беста, где для нас были приготовлены три ком-
фортабельные комнаты.  Мы немного отдохнули,  а затем пероде-
лись, так ака были приглашены на обед в доме Беста.
     Жена Беста,  дочь голландского генерала Ван Рееса,  быдо
известным художником-портретистом,  и беседа за  обедом  была
приятной и оживленной.  Познее пришел стивенс,  объяснив, что
его задержали дела.  Он отозвал меня в сторону и сказал,  что
им получен утвердительный ответ из Лондона;  это был огромный
успех.
     На обед также был приглашен наш агент F479, и я смог по-
говорить с ним без помех в течение нескольких минут. Он очень
нервничал и вряд ли мог работать и дальше в таком напряжении.
Я постарался подбодрить его и сказадл,  что если он  найдетп-
редлог вернуться  в  Германию,  то  я использую свое влияние,
чтобы все уладить с его начальством в Берлине.
     Обед был великолепен. Я никогда не пробовал таких ищуми-
тельных устриц. После обеда Бест произнес короткую и забавную
речь, на которую де Кринис ответил со всем своим венским шар-
мом. Общий разговор после обеда оказался весьма интересным, и
с его  помощью я лучше понял отношение англичан к войне.  Они
относились к ней отнюдь не легкомысленно и  собирались стоять
насмерть. Если  бы  Германия  совершила  успешное вторжение в
Британию, они бы стали вести войну из Канады.  Мы также гово-
рили о музыке и живописи,  и было уже довольно поздно,  когда
мы вернулись на виллу.
     К несчастью,  моя головная боль не прошла, поэтому перед
тем, как лечь спать, я попросил своего хозяина дать мне аспи-
рин. Через  несколько  минут  ко мне в комнату вошла очарова-
тельная молодая женщина,  которая принесла мне несколько таб-
леток аспирина и стакан лимонада. Она начала разговаривать со
мной и задала кучу вопросов. Я вздохнул с облегчением, когда,
наконец, мне удалось выпроводить ее из комнаты,  причем сде-
лав это так, чтоб не показаться невежливым. После всех усилий
и напряжения прошедшего дня,  я был не в состоянии удовлетво-
рить ее любопытство, не подвергая себя опасности.
     Утром я  столкнулся  в  ванной с де Кринисом.  Он сиял и
сказал мне на своем венском диалекте:"Ну-ну,  эти парни  и  в
самом деле могут делать дела, не так ли?"
     Нам подали сытный голландский завтрак,  чтобы мы подкре-
пились перед обратной дорогой.  В девять часов за нами пришла
машина, чтобы отвезти нас на краткую  заключительную встречу,
котрая состоялась  в  конторе голландской фирмы(на самом деле
это была "крыша" британской секретной службы)  "Н.В. Хандельс
Динст Веер  Хет  Континент"(Континентальная служба торговли),
находившейся на Ниуве Уитлег,  N 15.  Нам передали енглийский
радиопередатчик и специальный код, с помощью которого мы мог-
ли установить связь с  радилстанцией  англий  ской  секретной
службы в  Гааге.  Наш  позывной был O-N-4.  Лейтенант Колпенс
вручил нам документ,  в котором голландским властям предлага-
лось помощь  подателем  сего  позвонмть в Гаагу по секретному
телефонному номеру - по-моему,  556-331 - чтобюы защитить нас
от повторения неприятных инцидентов,  подобных тому, что имел
место наканыне. После того, как мы решили договориться о вре-
мени и месте следующей встречи по радио,  капитан Бест прово-
дил нас до границы,  которую мы вновь  пересекли  без  всяких
затруднений.
     На этот раз мы не останавливались в Дюссельдорфе, а пое-
хали прямо в Берлин. На следующий день я сделал отчет и пред-
ложил попытаться продолжить переговоры, стобы в итоге поехать
в Лондон.
     В течение  следующей  недели  англичане  трижды  просили
уточнить нас дату следующей встречи. Мы ежедневно связывались
с ними по коду O-N-4 с помощью радиопередатчика,  который ра-
ботал прекрасно.  Но  к 6 ноября все еще не было получено ди-
рективы из Берлина, и я начал опасаться, что мы потеряем кон-
такт с  англичанами.  Поэтому  я  решил  проявить собственную
инициативу. Я согласился встретиться с ними  7  ноября,  и  в
конце концов  мы  договорились о рандеву в кафе неподалеку от
границы в два часа дня.
     Во время  этой встречи я объяснил Бесту и Стивенсу,  что
мой визит в Берлин затянулся, чем я предполагал, и, к сожале-
нию, германская  оппозиция еще не смогла прийти к окончатель-
ному решению.  После этого я высказал предположение,  что мо-
жет, было  бы  лучше,  если  бы  я  приехал в Лондон вместе с
генералом(несуществующим руководителем группы),  где бы окон-
чательное решение  могло  быть принятым на высшем уровне сов-
местно с британским правительством.  Британские агенты ничего
против этого  не имели и и сказали,  что они бы могли к завт-
рашнему дню подготовть специальный самолет в голландском  аэ-
ропорту Шифал,  котрый бы доставил нас в Лондон.  В итоге, мы
договорились, что на следующий день я попытаюсь привезти  ру-
ководителя германской оппозиции в то же место и в то же время.
     Я вернулся в Дюссельдорф,  но директивы из  Берлина  все
еще не было.  Тогда я послал в Берлин срочный запрос, в кото-
ром предупредал,  что в случае непринятия  решительных  шагов
любого рода мое положение окажется несостоятельным. Я получил
ответ, что Гитлер еще не  принял  решения,  но  склоняется  к
прекращению переговоров.  Он считал,  что они и так уже зашли
слишком далеко.  По-видимому,  любое обсуждение его смещения,
даже фиктивное,  заставляло  его  чувствовать себя не в своей
тарелке.
     Итак, я сидел в Дюссельдорфе, чувствую себя расстроенным
и беспомощным,  но игра настолько захватила меня, что я решил
продолжать ее. Я связался по радио с Гаагой и подтвердил свое
участие в завтрашней встрече.  Должен признаться,  что в  тот
момент у меня не было ни малейшего представления, что я скажу
своим английским друзьям. Я понимал, что ставлю себя в весьма
рискованное положение. Если олько у них появяться хотя бы ма-
лейшие подозрения на мой счет, они легко смогут вновь аресто-
вать меня;  все это могло закончиться крайне плачевно.  Я был
зол на Берлин,  хотя и понимал,  что у них могут быть  весьма
веские причины для колебаний: на 14 ноября Гитлер наметил на-
чало наступления на Запад.  Возможно, главной причиной отказа
от этого  плана стала испортившаяся как раз в это время пого-
да, но позднее Гитлер не отрицал, что этому могли способство-
вать и мои переговоры с британскими агентами.
     Я провел бессонную ночь. В моей голове беспорядочно вер-
телись самые разные планы.
     За завтраком я  просмотрел  утренние  газеты.  Заголовки
гласили, что КорольБельгийцев и Королева Нидерландов выступи-
ли с совместным предложением о начале перговоров между  воюю-
щими сторонами.  Я вздохнул с облегчением - это было решением
моей проблемы.  На сегодняшней встрече я просто скажу британ-
сим агентам, что германская оппозиция решила подождать и пос-
мотреть, как  отреагируетГитлер   на   голландско-бельгийское
предложение. Я доьавлю, что болезнь помешала руководителю оп-
позиции принять участие в сегодняшней встрече, но что он обя-
зательно будет там завтра, и, вероятно, захочет отправиться в
Лондон. Таков был мой план сегодняшних перговоров.
     Утром же у меня состоялся разговор с человеком, которого
я выбрал на роль генрала,  руководителя  нашей  оппозиционной
группы. Он был промышленником,  но в то же время имел высокое
почетное звание в армии и был руководителем СС -  одним  сло-
вом, он превосходно подходил для этой роли.
     Днем я снова персек границу.  На этот раз  мне  пришлось
прождать  в  кафе три четверти часа.  Я заметил,  что за мной
пристально наблюдает несколько человек, внешне выглядящих как
безобидные обыватели;  стало ясно, что англичане снова что-то
заподозрили.
     Наконец они прибыли.  На это раз встреча была весьма ко-
роткой, и я легко объяснил им сложившуюся ситуацию, как ипла-
нировал сделать это утром. После моих объяснений произошедшей
задержки их подозрения полностью рассеялись, и когда мы гово-
рили друг  другу  "до  свидания",  в наши отношения вернулась
теплая сердечность предыдущих встреч.
     Вечером в  Дюссельдорфе мне позвонил руководитель СС. По
распоряжению Берлина,  он был поставлен во главе специального
подразделения,  которому  было поручено обеспечить мой перход
границы. Он сообщил, что в Берлине были очень обеспокоены мо-
ей  безопасностью.  Он  получил приказ перекрыть весь участок
границы и блокировать всю голландскую пограничную  полицию  в
этом  районе.  Если  бы голландцы попытались арестовать меня,
ситуация бы значительно осложнилась,  поскольку ему было при-
казано ни  в  коем случае не допускать,  чтобы я попал в руки
противника, и результатом этого мог бы стать серьезный  инци-
дент.
     Когда я услышал  это,  меня  охватило  довльно  странное
чувство, особенно когда я подумал о своих планах на следующий
день, и о том, что могло бы случиться, если бы мне не удалось
своевременно поговорить  с  этим  руководителем СС.  Я сказал
ему, что завтра,  возможно, уеду вместе с британскими агента-
ми, поскольку моей задачей было попасть в Лондон. Если я пое-
ду с ними добровольно,  я сделаю ему знак.  Мы также обсудили
меры, которые ему следовало принять в том случае, если бы мой
отъезд с англичанами не был добровольным.  Он заверил меня  в
том, что  отобрал из состава своего подразделениясамых подхо-
дящих людей.  Затем,  я встретился с промышленником,  который
должен был  ехать со мной в качестве руководителя оппозицион-
ной группы.  Мы обсудили все детали самым тщательным образом,
и когда я, наконец, лег спать, было уже далеко за полночь.
     Я принял снотворное,  чтобы избавить себя от новой  бес-
сонной  ночи и погрузился в глубокий сон.  Разбудил меня нас-
тойчивый звонок телефона.  Это  была  прямая  линия  связи  с
Берлином. Еше не проснувшись окончательно, я нащупал трубку и
нехотя проворчал в нее:"Алло." На другом конце я услышал глу-
бокий, довольно взолнованный голос:"Что вы сказали?" "Еще ни-
чего, - ответил я. - С кем я говорю?" В ответ прозвучало рез-
ко:"Это Рейсхфюрер СС Генрих Гимлер.  Вы,  наконец,  пришли в
себя?" Остатки сна во мне боролись с  испугом,  и  я  ответил
привычным:"Да, шеф." "Слушайте внимательно, - продолжал Гимм-
лер. - Вам известно, что произошло?" "Нет, шеф, - сказал я, -
мне ничего не известно." "Итак,  этим вечером, сразу же после
выступления фюрера в пивном погребке<$FЕжегодно 8  ноября,  в
годовщину гитлеровского мюнхенсого путча 1923 г., он произно-
сил речь в пивном погребке,  где начинался путч.> была предп-
ринята попытка его убийства.  Была взорвана бомба. К счастью,
он покинул погребок несколькими минутами раньше. Погибло нес-
колько старых   товарищей  по  партии,  нанесен  значительный
ущерб. Вне всякого сомнения,  за этим стоит броитанская  сек-
ретная служба.  Фюрер  и я узнали о случившемся уже в поезде,
по дороге в Берлин.  Сейчас он говорит - и это приказ - когда
вы встретитесь с британскими агентами на вашем завтрашнем со-
вещании, вы должны их немедленно арестовать и привезти в Гер-
манию. Это  означает нарушение голландской границы,  но фюрер
говорит, что это не имеет  никакого  значения.  Подразделение
СС, которое должно охранять вас - чего вы, между почим совер-
шенно не заслуживаете после вашего капризного  и своевольного
поведения - это подразделение поможет вам выполнить вашу мис-
сию. Вы все поняли?" "Да,  Рейхсфюрер.  Но -" "Никаких но", -
резко сказал  Гиммлер.  -  Для  вас теперь существует таолько
приказ фюрера, который вы выполните. Теперь вы поняли?" Я мог
лишь ответить:"Да, шеф." Я понял, что спорить в этой ситуации
бессмысленно.
     Таким образом, я столкнулся с совершенно новой ситуацией
и теперь должен был забыть о своих великих  планах продолжить
переговоры в Лондоне.
     Я немедленно разбудил командира специального подразделе-
ния СС  и  довел до него приказ фюрера.  Он и его заместитель
выразили большие сомнения по поводу плана и сказали,  что вы-
полнить его   будет  далеко  не  просто.  Местность  была  не
очень-то подходящей для проведения такой операции,  к тому же
в течение  вот  уже нескольких дней весь участок границы близ
Венло был так тщательно  блокирован  голландской  пограничной
охраной и  тайной полицией,  что вряд ли было возможно произ-
вести захват без стрельбы;  а начать стрельбу гораздо  легче,
чем закончить.  Наше  главное преимущество заключалось в эле-
менте внезапности. Оба эсэсовских командира считали, что если
мы будем дожидаться, пока британские агенты происоединятся ко
мне в кафе, и мы сядем, чтобы начать переговоры, то это будет
уже слишком  поздно.  Действовать  следовало вмомент прибытия
"Бюика" Беста.  Они хорошо рассмотрели машину накануне и были
уверены, что сразу узнают ее. В момент прибытия англичан наши
машины СС были на большой  скорости  прорваться  через  линию
границы, арестовать  англичан  и перетащить их из их машины в
нашу. Водитель эсэсовского автомобиля хорошо умел водить  ма-
шину задним ходом,  ему даже не требовалось разворачивать ее,
а это должно было дать эсэсовцам большее пространство для ве-
ления огня. Одновременно несколько человек должны были выдви-
нуться справа и слева,  чтобы блокировать фланги во время от-
хода.
     Эсэсовские командиры предложили, чтобы я не принимал ни-
какого участия  в  операции,  а  ожидал англичан в кафе.  При
приближении их машины я должен был выйти на улицу,  будто  бы
собираясь поздороваться  с  ними.  Затем я должен был сесть в
свою собственную машин и сразу же уехать.
     Этот план мне понравился, и я согласился. Однако, я поп-
росил представить меня двенадцати членам специального подраз-
деления: я хотел,  чтобы все они меня хорошенько рассмотрели.
Капитан Бест, хотя и был немного выше меня, был примерно того
же телосложения,  носил похожее пальто и тоже пользовался мо-
ноклем, поэтому мне хотелось быть уверенным,  что не произой-
дет никакой ошибки.
                              19

                       ВОЙНА С РОССИЕЙ

     Разногласия с адмиралом Канарисом.  - Оценка военного по-
тенциала России Генеральным штабом. - Гейдрих излагает взгляды
фюрера на военную ситуацию. - Проблемы сотрудничества между СД
и Вермахтом.  -  Решение найдено.  - Опасения активного вмеша-
тельства Соединенных Штатов.  - Донесение о подрывной деятель-
ности Коминтерна.  - Объявление войны Гитлером. - Меня продви-
гают по службе.  Канарис предостерегает против чрезмерного ан-
тисимизма. -  Сложности  с  взаимным  отзывом дипломатического
персонала.

     Наступление весны 1941 г. прошло почти незамеченным в во-
енном котле  под  названием Берлин.  Я нервничал и ощущуал ка-
кую-то тревогу и подспудную неуверенность, будучи не в состоя-
нии определить ее истинную причину.  Так или иначе,  мне каза-
лось, что я чувствую приближение событий слишком значительных,
чтобы быть результатом чьего-то личного воздействия.
     Во время прогулок верхом,  которые адмирал  Канирис  и  я
имели обыкновение совершать ранним утром,  мы обычно обсуждали
информацию, которая поступала в наши учреждения,  к сожалению,
во многих  случаях дублировавшие деятельность друг друга,  что
уже само по себе было весьма расточительно. Между нами сущест-
вовали разногласия  в отношении России,  и мы спорили по этому
поводу в течении многих месяцев.  Прежде  всего  это  касалось
данных по выпуску продукции русской тяжелой промышленностью. Я
оценивал выпуск ими танков гораздо выше,  чем Канарис,  и  был
убежден, что  они запустили в производство новые модели,  пре-
восходящии наши, но Канарис отказывался верить этому. Я пришел
к этому  заключению  в  результатедовольно необычного приказа,
который Гитлер, желая произвести впечатление на русских, отдал
в марте 1941 года; мы должны были продемонстрировать советской
военной миссиинаши наиболее передовые танковые заводы и танко-
вые школы,  и в связи с этим предстояло отменить все распрост-
ранявшиеся на них меры безопасности.  (Тем не менее, мы не вы-
полнили приказ  фюрера и скрыли наши новейшие модели.) Отноше-
ние, которое высказывали русские во время этого мероприятия  и
вопросы, которые они задавали,  привели меня к заключению, что
они располагают моделями лучшими,  чем те, что были у нас. По-
явлени большого количества танков Т-34 на русском фронте летом
1941 г. подтвердило правоту моих предположений.
     Другое расхождение  во взглядах возникло в результате то-
го, что Канарис заявил о наличии у него документальных доказа-
тельств того,  что промышленные центры вокруг Москвы, на севе-
ро-востоке, на юге и на Урале,  так же как и их главные центры
добычи сырья  связаны  между  собой лишь одноколейной железной
дорогой. Мое управление получило совершенно  иную  информацию.
Однако Канарис  заявил,  что его данные проверены,  в то время
как у нас не было возможности проверить наши.
     Отделы армейской  разведки "Иностранные армии - Восток" и
"Юго-Восток" проделали  великолепную  работу  по   объективной
оценке информации,  да  и  мы  достигли очень хорошего взаимо-
действия в нашей собственной разведывательной службе.  Но при-
веденные выше  разногласия  между Канарисом и мной показывают,
насколько было сложно для военного руководства,  ответственно-
го за маневрирование, провести верную оценку представленной на
его рассмотрение информации.  Поэтому если материалы не вписы-
вались в их основополагающие концепции,  их попросту игнориро-
вали. А поскольку это касалось  и  высшего  руководства,  дела
обстояли все хуже. Так, Гитлер до конца 1944 года отвергал не-
желательную информацию,  даже если она была основана на фактах
и аргументах.
     Отдел оценок (?) "Иностранных армий -  Запад"  так  и  не
достиг эффективности,  сопоставимой с нашей, так как непрекра-
щающаяся смена персонала привела к  значительной  неопределен-
ности, которая отразилась на их результатах. Сотрудники отдела
оценок Люфтваффе страдали по той же самой причине; кроме того,
чувство неуверенности было результатом ареста гестапо ключевых
работников отдела, оказавшихся членами русской шпионской груп-
пы "Красный оркестр". В итоге утраченное доверие так и не уда-
лось восстановить.
     Несмотря на  склонность  Канариса  к преуменьшению техни-
ческих успехов России, в последних разговорах с ним преоблада-
ли опасения,  что  мы окажемся втянутыми в войну на два фронта
со всеми вытекающими отсюда опасностями.  Мнение  Генерального
штаба было  таково,  что наше превосходство в войсках,  техни-
ческом оснащении и военном руководстве столь велико,  что  ин-
тенсивная кампания  против России может быть завершена в тече-
нии десяти недель.  Собствнная теория Гейдриха, которую разде-
ляли Гитлер и Гейдрих,  заключалось в том, что военное пораже-
ние настолько ослабит советскую систему,  что последующее про-
никновение политических агентов полностью развалит ее.  И я, и
Канарис сходились в том,  что оптимизм нашего  военного  руко-
водства был попростунелепым. Кроме того, Канарис так же считал
в высшей степени сомнительными политические  теории  Гейдриха.
Действительно, оценка, которую Канарис давал политической мощи
русского руководства,  была прямо противоположна той, что при-
надлежала Гейдриху. Он признавался мне, однако, что был бесси-
лен убедить Кейтеля, своего начальника, принять его точку зре-
ния. Кейтель  настаивал  на том,  что запланированные Гитлером
меры столь сокрушительны,  что советская система независимо от
того, насколько она прочна, будет не в состоянии противостоять
им.
     Вспоминая ложные оценки, данные западными союзниками мощи
Гитлера накануне войны, я все больше убеждаюсь в том, что наши
руководители совершают аналогичную ошибку. Я попытался указать
на это Гейдриху,  сказавшему,  что, возможно, было бы разумнее
исходить в нашем планировании из возможности того,  что Сталин
сможет укрепить структуру своей партии и правительства,  и что
для него  война,  навязанная России,  станет скорее источником
силы, нежели слабости.  Гейдрих сразу же прервал это  обсужде-
ние, холодно  промолвив:  "Если  Гитлер отдаст приказ о начале
этой кампании,  у нас возникнут другие прблемы." В другой  раз
он сказал  мне:  "Это любопытно - несколько дней назад Канарис
высказал мне те же самые мысли. Порой мне кажется, что вы двое
развиваете замечательные  отрицательные  взгляды на ваших сов-
местных верховых прогулках утром."
     В мае  я предпринял еще одну попытку обсудить эту пробле-
му, сказав Гейдриху,  что даже если предположить  его  стопро-
центную правоту,  было  бы  лучшее  просто из предосторожности
изучить другие возможности и подготовиться к разного рода слу-
чайностям. И вновь я был резко поставлен на свое место. "Прек-
ратите ваши лицемерные и недалекие и пораженческие возражения,
- сказал он. - Вы не имеете права говорить так."
     С тех пор я часто размышлял,  являлась ли причина априор-
ного неприятия  таких  возможностей фанатичная вера нацистских
руководителей в конечный успех  гитлеровских  планов,  или  же
многие из них испытывали в душе определенные сомнения,  в тоже
время отрицая их в открытом разговоре,  опасаясь таким образом
поставить под угрозу свое положение.  Тот факт,  что многие из
них никак не позаботились о своей личной безопасности на  слу-
чай катастрофы доказывает,  что верным оказалось перовое пред-
положение, и что у них действительно была слепая вера в  руко-
водство Гитлера.  Однако и сейчас,  и тогда я был убежден, что
интеллект Гейдриха бесстрастно просчитал для своего обладателя
все возможные варианты. Никто не знал, о чем он в действитель-
ности думает. Так, в один из летних дней 1941 г., когда мы бы-
ли вместе в его охотничьем домике, он произнес следующую фразу
относительно того направления,  которое принимала война: "Судя
по тому,  как мы ведем дело, все это плохо кончится. Было пол-
нейшим безумием создать этот еврейский вопрос". Значение этого
упоминания о еврейской проблеме стало ясным для меня лишь тог-
да, когда Канарис - уже после смерти Гейдриха -  сообщил  мне,
что он  располагает  доказательствами еврейского происхождения
Гейжриха. Нервозность,  которую испытывал Канарис в это  время
по поводу войны на два фронта, казалось проявлением его глубо-
кого пессимизма. Во время наших разговоров он беспорядочно пе-
рескакивал с одной темы на другую - например,  во время обсуж-
дения выпуска американских бомбардировщиков, он мог неожиданно
начать говорить  о политических проблемах на Балканах.  Иногда
его фразы были так трудны для понимания,  так неясно и туманно
сформулированы, что  лишь  хорошо знавшие его могли понять,  к
чему он клонит.  Особенно это касалось его телефонных разгово-
ров. Однажды я шутливо заметил ему по телефону, что считаю се-
бя обязанным проинформировать Гейдриха и Мюллера о его "песси-
мистических" разговорах.  "Дорогой мой, - ответил Канарис, - я
и забыл, что мы говорили по телефону."
     Ближе к концу апреля 1941 г. мне как-то позвонил Гейдрих.
Он сделал несколько туманных намеков на приближающуюся  кампа-
нию против России, но, заметив, что я не понимаю, о чем он го-
ворит, сказал: "Давайте пообедаем вместе, тогда мы сможем спо-
койно поговорить об этом."
     Мы встретились в час тридцать в столовой Гиммлера. Только
я туда  вошел,  как появился Гиммлер,  окруженный толпой своих
сотрудников. Он благосклонно поздоровался со мной, затем отвел
меня в  сторону.  "У  вас  будет  очень много работы в течении
несколько следующих недель",  - сказал он. Я весьма сухо отве-
тил: "Это  не  будет для меня чем-то новым,  господин рейхсфю-
рер." Гиммлер засмеялся: "Что ж, Гейдрих наметил для вас много
дел."
     За обедом Гейдрих обсуждал многие проблемы,  связанные  с
Балканами, среди  них  вопрос  о  связи с различными немецкими
частями. И предложил обсудить это с представителями  вермахта.
Затем он заговорил о русской кампании.  Насколько я помню,  он
сказал что-то вроде этого:
     "Вы были  правы - фюреру не удалось добиться удовлетвори-
тельного решения военной и политической проблемы Британии. Те-
перь он  считает - после того,  как наше воздушное наступление
закончилось более или менее полным провалом - что Британия мо-
жет ускорить свое перевооружение с британской помощью. Поэтому
он торопит со строительством нашего подводного флота. Его цель
- настолько усилить нашу подводную мощь, чтобы отбить у амери-
канцев всякую охоту когда-либо активно вступать войну, так как
он понимает  всю  опасность тесного сотрудничества США и Вели-
кобритании.
     Однако он  считает,  что  хотя Франко и отказался активно
поддерживать нас,  мы полностью господствуем на  континенте  и
можем управлять  им  по меньшей мере полтора года,  прежде чем
западные союзники предпримут решительные  военные  действия  в
виде вторжения.  Поэтому  очень  важно,  чтобы  мы максимально
использовали этот период, и фюрер считает, что сейчас мы можем
атаковать Россию, не подвергая себя опасности оказаться вовле-
ченными в войну на два фронта.  Но если мы не  используем  это
время должным образом, тогда нам придется считаться с неизбеж-
ностью вторжения с запада,  а Россия  тем  временем  настолько
усилится, что мы будемне в состоянии защищаться,  если она на-
падет на нас.  Россия проводит такие гигантские приготовления,
что в   любой   момент  Сталин  может  воспользоваться  любыми
действиями наших войск в Африке или на западе;  а это  значит,
что он  сможет  предупредить все будущие действия,  которые мы
можем запланировать против него.  Поэтому сейчас  самое  время
для решительных действий.
     Фюрер убежден, что суммарная мощь вермахта столь огромна,
что битва с Россией может быть выиграна,  а Россия - завоевана
в течении того времени,  которым мы располагаем.  Но  Германии
придется полагаться  исключительно  на ее собственные ресурсы,
так как фюрер убежден, что англичане с их душами мелких лавоч-
ников не обладают достаточной дальновидностью,  чтобы осознать
русскую опасность.  Претензии России к Финляндии,  Болгарии  и
Румынии, а также их последние политические интриги в Югославии
демонстрируют, что Сталин будет готов вступить с нами в битву.
     Для любого,  кто  надеется сохранить новую Европу,  ясно,
что конфликт с Советским Союзом неизбежен,  он начнется раньше
или позже. Поэтому лучше отвести опасность сейчас, пока мы мо-
жем расчитывать на свою мощь.  Генеральный штаб полностью уве-
рен в успехе.  Они считают, что мы должны ударить по противни-
ку, пока он еще не готов к действию. Элемент внезапности будет
настолько велик, что кампания может быть успешно завершена са-
мое позднее к Рождеству 1941 г.
     Фюрер хорошо  осознает все значение и весомость этого ре-
шения, и поэтому он не хочет,  чтобы даже самые небольшие под-
разделения наших  вооруженных сил оставались незадействованны-
ми. Он не только разрешил,  но и настоял на  том,  чтобы  были
использованы все  подразделения  полиции  безопасности и граж-
данской (криминальной) полиции. Эти подразделения будут подчи-
няться командующими  армией.  Они будут использоваться главным
образом в тылу,  но так же и на фронте. Фюрер хочет этого, по-
тому что  он хочет,  чтобы полиция безопасности и служба безо-
пасности защищали нас от соботажа и шпионажа, а также охраняли
важных лиц и архивы,  то есть занимались общими проблемами бе-
зопасности в тылу.  Особенно большое значение он  придает  так
назывемым "Роллбанам".  (Это были специально построенные авто-
магистрали для тяжелого транспорта дальнего следования, по ко-
торым части  снабжения продвигались по огромным малонаселенным
русским равнинам.) "Ожидается,  что операции будут развиваться
достаточно быстро  благодаря  большому  числу моторизированных
частей, в связи с чем части полиции безопасности также  должны
быть моторизировнаы, чтобы они могли активно действовать как в
тылу, так и на фронте.  Все это было тщательно обсуждено с фю-
рером, и он лично распорядился,  чтобы эти планы были выполне-
ны. Это необычная операция,  поэтому все  технические  аспекты
должны быть   детально   обсуждены   с   начальником  квартир-
мейстерской службы. Фюрер высказал еще одну мысль, с которой я
целиком согласен:  впервые  эти  специальные  части  будут за-
действованы на фронте, каждый их член получит возможность про-
явить себя и заслужить награду.  Это окончательно рассеет лож-
ное убеждение, будто бы сотрудники исполнительных (администра-
тивных? карательных?) управлений - трусы, окопавшиеся на безо-
пасных должностях вдали от линии фронта. Это крайне важно, по-
тому что это усилит наши позиции относительно вермахта и будет
иметь благоприятный эффект в кадровом и финансовом отношении.
     Обсуждение этого вопроса с армией идет с марта, перегово-
ры с ОКВ (Верховным командованием вооруженных сил) вел Мюллер.
У него  уже  состоялись беседы с начальником квартирмейстерской
службы и его штабом.  Но Мюллер ужасно неуклюж в делах  такого
рода. Он не способен найти нужное слово, и в своей типично ба-
варской бестолковой манере он становится очень упрямым,  когда
дело касается второстепенных деталей. Наконец, он попросту об-
ращаетяс со своим собеседником как с  прусской  свиньей.  Это,
конечно же,  возмутительно.  Вагнер был совершенно прав, когда
пожаловался мне на Мюллера. Поэтому я уже сообщил Мюллеру, что
он должен  быть отозван с переговоров.  Он пришлет вам все от-
носящиеся к делу документы сегодня днем. Я уже говорил о вас с
Вагнером и сказал ему, что, хотя вы и очень молоды, я абмолют-
но уверен,  что он найдет вашу манеру вести  переговоры  более
способствующей достижению положительного результата. Завтра он
лично примет вас и начнет прорабатывать с вами весь этот  воп-
рос."
     Здесь я впервые прервал Гейдриха, чтобы спросить его, ка-
кие главные интересы я должен обеспечить.
     В своем ответе он обрисовал стоящую предо мной  проблему,
которая в  упрошенном виде сводилась к старой истории ревности
и антогонизма между армией и СС.  Моя работа заключалась в вы-
работке компромисса  с  генералом Вагнером в отношении каналов
связей и взаимоотношений командования  гражданских  и  военных
начальников, проблем  транспорта,  снабжения  горючим и других
необходимых деталей.  Необходимо было в кратчайшие сроки  при-
нять рабочее решение, которое удовлетворяло бы обе стороны.
     В должный срок результат был достигнут,  и Гейдрих, каза-
лось, был весьма доволен.
     С этого момента развитие событий стало стремительным.Под-
готовка такой кампании, мобилизация такого огромного числа лю-
дей и таких количеств материалов требовало невероятной энергии
о всех тех,  кто имел отношение к работе по организации и пла-
нированию. Тот,  кому не удалось пережить дни,  подобные этим,
не может даже представить себе,  как много требовалось от каж-
дого из нас.  Особенно это было справедливо в  отношении  моей
работы в качестве главы управления контрразведки. Для нас вой-
на с Россией уже началась,  и на фронте секретной  службы  уже
шли бои. Одним из принципов нашей работы было как можно больше
сохранить неослабное наблюдение за раскрытыми нами  шпионскими
организациями, чтобы  мы  смогли проникнуть в них еще до того,
как начнутся настоящие сражения.  Для нас было жизненно  важно
скрыть от иностранной разведки нашу лихорадочную мобилизациоо-
ную активность.  Я приказал своим сотрудникам провести превен-
тивную акцию  -  массовые аресты подозреваемых.  Эти меры были
осуществлены в сотрудничестве а абвером Канариса и другими ве-
домствами вермахта,  при  этом  особое  внимание  было уделено
высоко "чувствительным" участкам,  таким  как  железнодорожные
сортировочные участки и пограничные посты.
     Если раньше я откладывал аресты особо важных русских шпи-
онских групп, то дальше тянуть с этим было нельзя. Теперь было
жизненно необходимо перекрыть все  каналы  информации.  Однако
одну или  две  из  этих  групп мы по прежнему использовали для
снабжения русских  дезинформацией,  подготовленной  вермахтом.
Нам удалось  передать  им  фальшивые материалы о возобновлении
подготовки к опреации "Московский лев" - вторжение в Британию.
Было очень важно,  чтобы Кремль давал ошибочную оценку полити-
ческой ситуации,  и принимаемые меры  безусловно  внесли  свой
вклад в то,  что их застали врасплох. Например, русские пехот-
ные батальоны в крепости Брест-Литовск все еще маршировали  со
своими оркестрами даже днем 21 июня.
     Канарис нервничал все больше.  И он, и Гейдрих испытывали
постоянное давление Гитлера, требовавшего все новых материалов
о состоянии русской обороны и советских вооруженных сил.  Гит-
лер изучал  их отчеты во всех деталях.  Несколько раз он жало-
вался Гиммлеру на Канариса.  "Абвер всегда посылает мне  пачку
частных, совершенно   бессистемных   донесений.  Конечно,  они
представляют материалы огромной важности и  исходят  из  самых
надежных источников,  но  мне  приходится самому разбираться с
ними. Это неправильно,  и я хочу,  чтобы вы проинструктировали
своих сотрудников, что они должны выполнять свою работу совер-
шенно по-иному."
     Это я слышал много раз,  вплоть до конца 1944 г.,  когда,
наконец, Гиммлер сообщил мне,  что Гитлер вполне  удовлетворен
нашей системой работы.
     Несмотря на все происходящее,  Канарис  и  я  по-прежнему
продолжали совершать  наши совместные утренние прогулки верхом
хотя два или три раза в неделю.  И хотя мы договорились не го-
ворить о делах, мы не могли избежать перехода к темам, связан-
ным с нашей работой.  Канариса ужасно тревожила приближающаяся
кампания. Он в самых крепких выражениях критиковал руководство
вермахта, которое несмотря на свои  специальные  знания,  было
достаточно безответственным   и   глупым,  чтобы  поддерживать
взгляды человека вроде Гитлера,  считавшего,  что мы  будем  в
состоянии закончить  русскую  кампанию в течении трех месяцев.
Он говорил, что не будет участвовать в этом и не понимает, как
генерал фон  Браухич,  Гальдер,  Кейтель  и  Йодль  могут быть
настолько самовлюбленными,   настолько    нереалистичными    и
настолько антимистичными. Но любые возражения были бесполезны-
ми; он и так уже стал  непопулярным  из-за  своих  бесконечных
предубеждений. Всего  несколькими  днями раньше Кейтель сказал
ему: "Мой дорогой Канарис,  Может, вы что-то и понимаете в аб-
вере, но вы принадлежите к флоту;  вам не стоит пытаться учить
нас стратегическому и политическому планированию." Когда Кана-
рис повторял  такие высказывания,  он обычно осаживал свою ло-
шадь, смотрел на меня широко раскрытыми глазами  и  произносил
очень серьезно: "Не кажется ли вам, что это было бы весьма ко-
мично, если бы не было настолько серьезно?"
     Темой, к которой мы постоянно возвращались в наших разго-
ворах, были Соединенные Штаты и их индустриальная  мощь,  осо-
бенно выпуск ими самолетов и кораблестроение. Похоже, что этот
вопрос был решающим,  поскольку он определял продолжительность
времени, отведенного нам до того, как возникла бы реальная уг-
роза войны на два фронта.  Канарис и я сходились  в  том,  что
если бы  вся  производительная  мощь Америки встала на сторону
Великобритании, это,  без сомнения привело бы к  вторжению  на
континент. Наземным операциям,  безусловно,  предшествовали бы
массированные воздушные налеты, которые, в случае ухучшения на
восточном фронте, нанесли бы тяжелый ущерб нашей мощи. Поэтому
отсутствие ясности в планировании  у  руководителей  люфтваффе
внушало огромную тревогу. Геринг и его сотрудники не разделяли
нашего взгляда на эту проблему,  поэтому существовала  большая
неразбериха в графиках выпуска бомбардировщиков и истребителей.
     В качестве примера тех трудностей,  с которыми мы сталки-
вались, когда нам было необходимо,  чтобы начальство бесприст-
расстно выслушало нашу реалистичную информацию, стоит привести
следующий случай:  в начале 1942 г.  под моим руководством был
подготовлен всеобъемлющий доклад на основе нашей секретной ин-
формации об  американской  военной  промышленности,  в особен-
ности, об общем выпуске стали и строительстве  военоно-воздуш-
ных сил  Соединенных  Штатов.  Подготовка этого доклада заняла
почти два месяца,  все детали в нем были проработаны  ведущими
экономистами. Информация  была  очень  полной  и  объективной.
Поступила она  из  очень  надежных  источников.  Гейдриха  она
просто поразила,  и я никогда не забуду его удивления,  когда,
просматривая его,  он наткнулся на такие цифры, как "общий вы-
пуск стали  -  от  85 до 90 миллионов тонн." Он показал доклад
Герингу и Гитлеру,  которые изучили его самым тщательным обра-
зом и  затем  обсудили.  Самым неприятным во всей этой истории
был разговор,  состоявшийся у меня с Герингом.  Рейхсмаршал не
кричал- он  говорил короткими,  вескими фразами.  Презрительно
посмотрев на меня, он вложил доклад мне в руку и сказал: "Все,
что вы написали - полная чепуха. Вам следует обратиться к пси-
хиатру, чтобы он проверил ваше душевное состояние."
     На этом его разговор со мной был закончен. Гейдрих задер-
жался у Геринга чуть больше,  и когда он,  наконец,  вышел, то
был весьма зол.  Но он никогда не использовал этот случай про-
тив меня.  Через несколько месяцев я услышал от Гиммлера,  что
под влиянием Геринга, Гитлер сильно разозлился после прочтения
доклада. Он раскритиковал  его  как  заумный  и  написанный  с
единственной целью  -  продемонстрировать  самомнение автора и
добавил, что не верит ни единому слову из него.
     Позднее, во время Нюрнбергского процесса, я занимал каме-
ру через коридор от Геринга. Я видел его каждый день и мог пе-
рекинуться с ним несколькими словами.  До этого я не слышал от
него ни слова похвалы.  Обращаясь из своей камеры ко  мне,  он
громко сказал:  "Что  ж,  оказывается,  то,  что вы говорили -
вовсе не чепуха." Я сразу же понял,  что он имеет  в  виду.  В
один из  дней  мне позвонил Гейдрих и попросил подготовиться к
отчету у Гиммлера по вопросу контрразведывательной работы про-
тив России.  Когда  мы  приехали,  Гиммлер  начал с того,  что
рассказал о длинном разговоре,  который у  него  в  этот  день
состоялся с  фюрером  и  в  котором была затронута целая серия
проблем, связанных с предстоящей кампанией.  "С вами, Гейдрих,
я хотел бы обсудить несколько вопросов наедине.  Для вас, Шел-
ленберг, у меня две особых проблемы.  Во-первых, фюрер предпо-
лагает объявить о начале наступления в обращении к германскому
народу. К этому обращению должны  прилагаться  доклад  ОКВ,  а
также, возможно,  министерства иностранных дел, и, кроме того,
подобно тому,  как в начале кампании против запада сюда же был
включен доклад  министра  внутренних дел,  фюрер теперь желает
подобного доклада от меня,  как главы  германской  полиции.  В
предыдущем случае доклад оказался очень впечатляющим, и он хо-
чет иметь доклад того же типа о подрывной деятельности  Комин-
терна. К  сожалению,  в нашем распоряжении всего лишь двадцать
четыре часа.  Я понимаю,  Шелленберг,  что вы не волшебник, но
постарайтесь сделать все, что в ваших силах. Гейдрих проследит
за тем, чтобы вас немедленно обеспечивали всем, что вам потре-
буется. Так что не теряйте времени."
     Это было первое задание.
     Второе: в  своем  обращении  фюрер хочет упомянуть о деле
Хория Сима в Румынии.  <$F Прим. издателя: Хория сима возглав-
лял в Германии изветсную фашистскую организацию "Железная гва-
ридия." В 1940 году Гейдрих  помог  ему  организовать  заговор
против маршала Антонеску, румынского диктатора. Заговор прова-
лился, а Сима был арестован,  но в качества акта милосердия со
стороны Антонеску,  он был передан германским властям и интер-
нирвоан в Германии. Эта сомнительная ситуация повергла Гитлера
в замешательство,  так  как  планировавшееся  вторжение  в Со-
ветский Союз требовало укрепления связей между Германией и Ру-
мынией Антонеску.  Эти  чувства  замешательства и негодования,
возникшие у Гитлера в отношении Гиммлера и Гейдриха,  которыми
он считал ответсвенными за случившееся, ожили и усились, когда
в конце 1942 года Симе удалось бежать в Италию,  и  гестапо  в
течении некоторого времени не могло напасть на его след. Поло-
жение усугубилось тем,  что гестапо,  надеясь вскоре  схватить
Симу, доложило о его побеге Гитлеру лишь через две недели. Это
укрепило Гитлера в его подозрениях и,  с точки зрения  Шеллен-
берга, оказало решающее влияние на его собственный план сверг-
нуть Риббентропа с помощью Гиммлера и, таким образом, подгото-
вить почву для его плана "умиротворения".> Вы знаете, - он по-
вернулся к Гейдриху,  что это весьма щекотливая тема для  нас.
Стоит мне пытаться отговорить фюрера или нет?
     Гейдрих сказал,  что он считает упоминание о  Хория  Сима
совершенно излишним.  "Какой в этом смысл? - спросил он, - ка-
ким образом фюрер собирается использовать это против России?"
     Они молча посмотрели друг на друга,  затем повернулись ко
мне, желая узнать мое мнение.  "В данный момент, - сказал я, -
когда наши   румынские  союзники  готовы  перейти  к  активным
действиям на нашем южном фланге, фюрер, по видимому, хочет за-
верить маршала Антонеску,  что подобные попытки,  направленные
на свержение его правительства,  больше не повторятся. Возмож-
но, он  хочет вырвать эту темную страницу из истории наших от-
ношений, и нет сомнений,  что все это происшествие  будет  от-
несено на счет советских происков. Это дело должно стать хоро-
шо известным румынской публике. Я не помню, действительно ил в
нем принимали участие коммунистические силы или нет, но указа-
ние фюрера будет эффективно лишь в том случае,  если мы сумеем
доказать факт их участия."
     Гиммлер отпустил меня, так и не придя к какому-то опреде-
ленному решению.  Когда я вышел,  я начал прикидывать, как мне
лучше выполнить это задание.  МОе управление располагало боль-
шинством данных,  которые  могли мне понадобиться,  но я решил
обратиться за помощью к Мюллеру,  который  сразу  же  приказал
своим начальникам  отделов предоставить в мое распоряжение все
необходимые документы.
     День уже клонился к концу,  когда я вернулся в свой каби-
нет. Я отдал необходимые распоряжения,  и в  течении  полутора
часов на  мой  стол сыпались досье и документы.  Я сидел перед
огромной кучей бумаги,  и мне  потребовалось  какое-то  время,
прежде чем я смог собраться с мужеством и приступить к работе.
Но уже к позднему вечеру я отобрал наиболее важные  материалы,
которые затем взял с собой домой, чтобы там поработать над ни-
ми в тишине и спокойствии.
     И Гиммлер  и Гейдрих по нескольку раз звонили мне в тече-
нии этой ночи.  (Оба они знали совершенно точно,  когда я ушел
из своего кабинета, и где меня можно найти в любой момент вре-
мени.) Гиммлер заставлял меня нервничать.  Как  только  Гитлер
задавал ему какой-нибудь вопрос или просто что-то говорил ему,
он тут же бежал к телефону и обрушивал на меня град вопросов и
советов: "Шелленберг,  фюрер  хочет,  чтобы  это  было сделано
так... и не вдавайтесь в детали слишком глубоко, просто опиши-
те методы работы русской секретной службы..." и т.д. (Я упоми-
наю об этом лишь для того,  чтобы показать, к каким крайностям
может привести централизация тоталитарной системы.)
     К счастью, я был хорошо знаком с большинством материалов.
Поэтому мне удалось закончить эту работу за то короткое время,
которое мне было отпущено.  Доклад был принят  без  каких-либо
изменений, и обращение Гитлера к германскому народу было опуб-
ликовано 22 июня 1941  г.,  заканчиваясь  следующими  роковыми
словами:
     "Народ Германии,  в этот самый момент происходит передви-
жение войск,  которое  по  своему размаху и объему превосходит
все, что когда либо видел мир."
     На большие трудности натолкнулись наши попытки скрыть мо-
билизацию от русских. Эти трудности не в последнюю очередь бы-
ли обусловлены  непрекращающимися  спорами  между  ведомствами
Мюллера и Канариса по поводу  деятельности  в  польско-русских
приграничных районах  украинских национальных лидеров Мельника
и Бандеры.  Военная  секретная  служба,  естественно,   хотела
воспользоваться услугами  групп  украинского  меньшинства,  но
Мюллер возражал,  считая,  что эти  националистические  лидеры
преследуют свои  собственные  политические цели в недопустимой
манере, и что это вызывает широкое недовольство среди польско-
го населения. Я старался держаться в стороне от этих споров, в
особенности из-за того, что совещания, на которых они проходи-
ли, были очень длинными и желчными.
     Как раз в это время вскрылись вопиющие факты  в  деятель-
ности зарубежной  политической информационной службы (АМТ VI).
В результате мер,  принятых Гейдрихом,  многие сотрудники были
подвергнуты дисциплинарному  взысканию,  и даже поговаривали о
том, что против некоторых из них  будут  возбуждены  уголовные
дела. Последовавшие безжалостные репрессии показали, чего мож-
но ожидать мне, если я когда-нибудь дам такой повод.
     Профессиональные промахи  сотрудников управления были го-
раздо более серьезными,  чем их личная распущенность,  но даже
самые жесткие  карательные  меры вряд ли смогли бы способство-
вать улучшению результатов. Я был более чем когда-либо уверен,
что эффекта  можно  добиться  только случае полной перестройки
управления. Но в этом случае этим пришлось бы заниматься в се-
редине войны   и,   так  сказать,  под  наблюдением  вражеских
спецслужб, под руководством начальства,  которое не  имело  ни
малейшего понятия о нуждах секретной службы,  что, естественно
не могло облегчить поставленную задачу.
     Интересно, что  именно в это время Мюллер предпринял пер-
вый открытый выпад против самого существования этой  организа-
ции. Он  убеждал  Гейдриха полностью распустить АМТ VI,  отка-
заться от заграничной секретной службы, действующей в качестве
самостоятельного подразделения,  а  вместо этого сконцентриро-
вать усилия на "Службе наблюдения за  противником"  в  составе
АМТ IV - управления, которое возглавлял сам Мюллер.
     В тот вечер Гейдрих приказал мне сделать  ему  отчет.  Он
повторил для меня план, предложенный Мюллером и добавил с сар-
казмом: "И все-таки,  он всего лишь  ограниченный  полицейский
чиновник." Он  попросил  меня обдумать эту проблему очень тща-
тельно и затем продолжил: "Теперь я пришел к определенному ре-
шению: после  того как начнется русская кампания,  я собираюсь
назначить вас заместителем начальника АМТ IV,  а затем,  через
две недели, сделаю вас начальником. Это новое для вас назначе-
ние - возможно, самое трудное из тех, с которыми вы до сих пор
сталкивались. Поэтому  я  дам  вам время очень внимательно все
обдумать, и когда вы закончите, мы проведем вечер в моем охот-
ничьем домике, где сможем обсудить этот вопрос спокойно и тща-
тельно."
     Он поднялся и очень торжественно протянул мне руку. Я вы-
шел из кабинета с бьющимся сердцем.  С одной  стороны,  я  был
очень счастлив получить,  наконец, назначение, которого я ждал
так долго.  С другой - я был несколько угнетен,  что  причиной
его послужил  столь прискорбный провал.  С самого начала я по-
чувствовал возложенную на меня колоссальную ответственность. Я
был готов принять ее на себя, и, видимо, понятно, что несмотря
на мою перезагруженность работой, новая задача взволновала ме-
ня, и  мои  мысли уже начали обращаться к новому полю деятель-
ности.
     21 июня 1941 г. Канарис пригласил Гейдриха, Мюллера и ме-
ня позавтракать у "Хорхера" - в одном  из  самых  модных  бер-
линских ресторанов.  Я  знал  причину  этого  -  он  пытался в
последний раз предостеречь Гейдриха и Мюллера против чрезмерно
оптимистического отношения к русской кампании. Это было типич-
но для Канариса - использовать, казалось бы, случайный завтрак
для изложения  своего  мнения по вопросу,  представлявшему для
него исключительную важность.  Он хотел заручиться  поддержкой
Гейдриха против  оптимистической позиции Верховного командова-
ния вермахта, так как он чувствовал бы себя гораздо более уве-
ренно, если  бы  имел  возможность  сказать:  "Гейдрих тоже не
слишком оптимистичен в оценке ситуации."
     Но Гейдрих  особо  не беспокоился.  Он сказал:  "Вчера за
обедом Гитлер пребывал в очень  серьезном  настроении.  Борман
пытался расшевелить его.  Он обратился к нему:  "Сейчас вы пе-
регружены великими заботами - от вас одного  зависит  успешное
завершение этой великой кампании.  Провидение выбрало вас ору-
дием для решения будущего целого мира.  Лучше  меня  никто  не
знает, что  вы  всего себя отдали этой задаче,  что вы изучили
мельчайшие детали этой проблемы.


        20. На пути к единой разведывательной службе.

     Мои новые обязанности - Проблемы и планы
     - Разговоры  с доктором Мельгорном - Реорганизация отдела
- Создание комиссии по проверке
     - Мы  поражены  оккупацией  Исландии-  Гейдрих предлагает
слить СД с гестапо-Противодействие этому плану - Мой кабинет

     22 июня 1941 года,  в день когда наши армии  вторглись  в
Россию, после беседы с Гейдрихом, продолжавшейся едва ли более
три минут,  я вошел в здание,  в котором размещался VI  отдел,
чтобы приступить  к выполнению обязанностей его шефа.  Слухи о
моем назначении циркулировали уже  несколько  дней.  Несколько
серьезных и здравомыслящих сотрудников искренне приветствовали
это решение.  Подавляющее большинство  же  испытывало  широкую
гамму чувств,  от откровенного разочарования до настороженного
ожидания.
     Первым долгом  я  взялся за решение проблемы кадровых пе-
рестановок, над которой думал уже несколько недель.  В  первые
дни на  меня  навалилось так много новых и незнакомых мне обя-
занностей, что который вечер  я  падал  в  постель  смертельно
уставшим. Я должен был создать для себя новый распорядок рабо-
ты. В эти первые и очень важные для меня дни я понял, что, хо-
тя мне и удавалось достичь цели,  к которой я стремился, много
лет, передо мной встала сложнейшая задача - перестроить разве-
дывательную службу  за  границей в разгар войны на два фронта.
Меня смущал и подавлял груз,  лежавшей на мне ответственности,
временами я просто не знал,  с чего начать. Первым делом я ре-
шил найти верный тон в руководстве повседневной работой отдела
и постепенно перейти к более крупным проблемам. Конечно, я уже
долго думал над ними и теоретически их  разрешил,  однако  мои
выводы было не так легко использовать на практике.
     Я понял,  что должен спокойно все взвесить и на несколько
дней уехал из Берлина к моему близкому другу, доктору Мельгор-
ну. Он обладал огромным опытом в такого рода делах и в то вре-
мя занимался  созданием администрации Восточных территорий.  Я
знал, что могу обсудить с ним мои проблемы и попросить его со-
вета. Он жил в Познани, и мы вдвоем отправились в поместье мо-
его знакомого,  польского землевладельца.  Первые три дня я не
вспоминал о  работе и полностью посвятил себя охоте,  верховой
езде и рыбной ловле.  Сельская местность с ее огромнымм прост-
ранствами, красотой  восходов  и  закатов вселила в меня столь
необходимое спокойствие.  Под яркими восточными звездами и не-
обьятным ночным  небом я почти физически ощущал дыхание земли,
впитывал ее сильные и свежие ароматы.  Но прелесть лета и при-
родных  ритмов  нарушали армады самолетов,  летевших к фронту:
они        напоминали        о         суровой         военной
-----------------------------------------------------------
------------------------------------------------------------
                                                    1А
     реальности того                                  времени.
-----------------------------------------------------------
     - Если бы не они, я мог бы безмятежно и мирно предаваться
собственным мыслям.
     Проблемы, вставшие передо мной были сложны и  многообраз-
ны. Во-первых в отличие от Англии,  в Германии не существовало
традиций разведывательной службы,  и,  следовательно, мало кто
понимал какие  сложные,  но жизненно важные задачи она решает.
Другим серьезным  недостатком  было  отсутствие   обьединенной
системы разведывательных органов. Вместо нее существовали мно-
гочисленные, мешавшие друг другу бюро и агенства. Это приводи-
ло к дублированию, лишним расходам, неэффективной работе; сде-
лало неизбежным личные и профессиональные склоки. Наконец, ка-
тастрофически не хватало специально подготовленных кадров.
     Когда я стал обсуждать эти рпоблемы и  свои  варианты  их
решения с доктором Мельгорном,  он заявил, что по его мнению я
абсолютно неверно  оценивал  мотивы   Гиммлера   и   Гейдриха.
Единственное, что  их интересовало - это власть.  Мельгорн был
уверен; они безжалостно выбросят меня при первых же  признаках
неудачи. Это  обстоятельство отнюдь не обнадеживало,  но я был
полон решимости приложить свои  усилия  и  чувствовал  себя  в
состоянии справиться  с  работой и одновременно избежать любой
ловушки.
     Отдохнувший, воодушевленный беседами с Мельгорном, я вер-
нулся в Берлин и взялся за дело.  Вскоре стало ясно,  что  его
оценка была верной.
     Гейдрих, всегда до крайности подозрительный, относившийся
ко мне с предубеждением и жестко контролировал каждый мой шаг,
ставя на моем пути всевозможные препятствия.  Тогда я понял до
какой ненависти, зависти и злобных интриг может дойти человек.
Временами я ощущал себя скорее обьектом охоты, чем начальником
отдела. Единственное, что давало мне силы продолжать свою дея-
тельность, было удовольствие и удовлетворение от самой работы.
     Когда я  возглавил АМТ6,  обнаружились серьезные огрехи в
расходовании валюты и финансовых отчетах.  Ответственность  за
это лежала на ряде сотрудников отдела, в том числе на его быв-
ших руководителях.  Я использовал эту возможность и потребовал
ревизии финансов отдела.  Я хотел провести детальную проверку,
чтобы мне не пришлось отвечать за ошибки предшественников.
     Комиссия по  проверке состояла из восьми высоких чинов во
главе с советником министерства(ministerialrat).  Естественно,
я хотел, чтобы комиссия ограничила расследование вопросами фи-
нансов и оформления документации,  но  когда  выяснилось,  что
расходы превысили известную сумму, я заявил о своей готовности
устно отчитаться перед комиссией о целях,  на которые расходу-
ются средства секретных служб в той мере, в какой это не угро-
жало нашей работе. Гейдрих использовал последнее обстоятельст-
во, чтобы заронить подозрения в отношении меня.  Он дал указа-
ние руководителю комиссии обратить внимание на те случаи, ког-
да я отказывался дать исчерпывающую информацию, утверждая, ра-
зумеется, будто я пытался скрыть нарушения.  Я парировал  этот
ход, сам собрав информацию по всем подобным случаям,  и напра-
вил ее Гейдриху лично. Характерным штрихом для наших отношений
было то, что, хотя мы многократно виделись в эти дни, никто из
нас, ни Гейдрих,  ни я даже словом не  обмолвились  по  поводу
этой истории.  Только  вернув  отчеты,  появлением которых был
обязан себе сам, он показал, что оценил мой контрход.
     Можно представить,  насколько  сложно было в этих обстоя-
тельствах выполнить мою программу или завоевать доверие такого
человека как Гейдрих.  Поэтому относительно своих долгосрочных
планов я молчал.  Как бы то ни было, проблемы, связанные с са-
мой работой  -  добыванием  секретной  информации - были столь
многочисленны, что наиболее срочные мероприятия из моей  прог-
раммы могли  быть осуществлены без того,  чтобы Гейдрих оценил
их значение в полном обьеме.  Он отчаянно нуждается в информа-
ции, дабы выставить себя в благоприятном свете перед Гитлером,
Гиммлером, Герингом и другими руководителями.  Когда он  лично
представлял им  доклады секретных служб,  он так интересовался
произведенным впечатлением, что мне удавалось добиться от него
таких полномочий, которые, в ином случае, он бы никогда мне не
дал. Поэтому я сумел организовать отделы по связи в  различных
министерствах и  добился права вступать в прямой контакт с ми-
нистрами, если хотел обсудить проблемы,  решение которых пред-
полагало взаимодействие с данным ведомством.  Это было большое
достижение и я эксплуатировал его насколько удавалось.
     Тем временем мне пришлось пережить первые неудачи. Наибо-
лее тяжелой и опасной из них была оккупация Исландии американ-
цами летом  1941  г.  Канарис не смог вообще раздобыть никакой
информации о готовящейся акции.  Я  же  направил  наверх  одно
датское сообщение, которое, впрочем, нельзя было считать слиш-
ком надежным.  Оно пролежало на столе Гиммлера, и Гитлер впер-
вые узнал о случившемся из иностранных газет,  да и то с опоз-
данием: служба  обработки  прессы  в  Министерстве  пропаганды
действовала неважно.  В результате, мне было приказано создать
специальные информационные агенства в нейтральных странах. Это
было непросто и потребовало создания издательской фирмы, кото-
рая должна была наладить контакты с  издателями  в  Швейцарии,
Португалии и  других нейтральных государствах.  Каналами связи
служили Люфтганза и Центральное европейское бюро  путешествий;
для исключительных случаев имелись и специальные курьеры.
     Почти шесть месяцев потребовалось, чтобы обьединить рабо-
ту, которую,  дублируя  друг друга без всякого смысла,  делали
подразделения МИДа и Министерства пропаганды,  лишь уевличивая
тем самым мои валютные расходы.
     Через два месяца после назначения  начальником  АМТ-VI  я
подготовил меморандум о задачах политических спецслужб за гра-
ницей. Я показал,  что в политике, банковскои деле, промышлен-
ности, сельском хозяйстве,  искусстве,  литературе, музыке су-
ществуют разнообразные связи между Германией и оккупированными
территориями, с  одной  стороны  и нейтральными или воюющими с
нами государствами, с другой. Спецслужбы были заинтересованы в
установлении контактов за границей и получении оттуда информа-
ции.
     Мой меморандум  должны  были  положить  в  основу приказа
рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Гиммлера,  предназна-
ченного для   различных   подразделений  СС  и  персонала  ми-
нистерства. Гиммлер заявил, что в принципе он согласен с мемо-
рандумом и  даже  готов выступить с изложением моих идей перед
высшим руководством СС и партии. К тому же, приказ Гимлера был
разослан и в другие министерства,  от которых впервые потребо-
валось сотрудничать с нами в такой форме.
     Однажды, когда  я сидел вечером за работой раздался теле-
фонный звонок  Гейдриха,  приглашавшего  меня  для  беседы.  Я
расстроился, но  собрал все необходимые документы и отправился
на Вильгельм-штрассе. В те дни Берлин все еще был великолепен.
Пока я  ехал по городу долгим кружным путем,  я успел забыть о
большинстве своих проблем.
     Я свернул  с  Курфюрстендам  в  направлении  Тирпартена и
остановился у Кранцлера выпить кофе и мысленно подготовиться к
предстоящему поединку.
     Основное помещение  для  Гойдриха  на   Вильгельм-штрассе
обычно напоминало  улей.  Поэтому я был изумлен,  когда увидел
лишь несколько утомленных работников,  склонившихся над горами
корреспонденции: в остальном все было спокойно.  Я всегда под-
держивал дружеские отношения с помощниками Гейдриха, и один из
них шепнул мне:  "У шефа нет настроения работать сегодня вече-
ром". Меня ждал светский вечер,  и я мог войти в  логово  льва
совершенно спокойным. Однако вскоре стало ясно, что я ошибался.
     Когда я вошел, в глаза бросилась нарочитая небрежность, с
которой Гейдрих работал над какими-то бумагами. Заметив, что я
смотрю за ним, он сделал типичный для него жест - нервно пожал
плечами и наконец,  отложил бумаги в сторону. "Если что-нибудь
очень важное?" - спросил он довольно высоким гнусавым голосом.
"Нет, ничего особенного," - ответил я.  "У вас есть время поо-
бедать со мной?" - спросил Гейдрих . Фактически это был приказ.
     Мы прошли в бар Идена и там пообедали молча,  ибо я давно
взял за правило,  чтобы разговор начинал Гейдрих.  За соседним
столиком сидела знакомая мне дама,  с которой время от времени
я дружески переглядывался.  Гейдриха, не знавшего ее, это уди-
вило, а его необычайное любопытство заставило расспросить, кто
она, где мы познакомились,  сколько времени я ее знаю.  Затем,
он внезапно сменил обьект беседы и начал говорить о деле, ради
которого и хотел со мной  увидеться.
     Мы повели долгий и неприятный разговор о передаче некото-
рых наиболее деликатных и важных функций моего отдела IV отде-
лу Мюллера.  Гейдрих  использовал  древний принцип "разделяй и
властвуй". Я согласился со всем, что было сказано, и, сохраняя
терпение и  спокойствие  указал на риск передачи столь важного
дела в грубые и неопытные руки.  Мой  сарказм  и  аргументация
произвели на него впечатление.  Гейдрих велел мне уладить этот
вопрос с Мюллером: проблема была решена. Затем последовал под-
робный разговор о деятельности отдела на оккупированных терри-
ториях, который  завершился  вполне  приемлемым  компромиссом,
давшим мне определенную свободу. После окончания разговора мне
пришлось сопровождать Гейдриха,  обходившего различные  ночные
клубы и делать вид,  что получаю удовольствие от его идиотских
бесед с барменами, содержателями заведений и официантками. Все
они знал