Сергей Чертопруд
 НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА ОТ ЛЕНИНА ДО ГОРБАЧЕВА


 ПОСВЯЩАЕТСЯ КЭТ



 От автора


  О чем эта книга? Об уникальной технологии государственного промышленного 
шпионажа, которую мы утратили вместе с распадом Советского Союза. И о том, как 
с ее помощью мы на протяжении семидесяти пяти лет оставались великой державой. 
 …Тихим и теплым сентябрьским вечером 1991 года мы неспешно прогуливались по 
аллеям одного из московских парков.
 — Знаете, Сергей, — с грустью в голосе заметил Андрей Петрович (имя изменено), 
старший офицер 1-го главного управления КГБ СССР, — печально наблюдать, как 
рушится система, которую мы создавали в течение семидесяти лет. Ведь потом ее 
крайне сложно будет восстановить, — и неторопливо продолжил разговор. — Во всех 
наших успехах в сфере создания новых видов оружия, начиная от стрелкового и 
заканчивая атомным, есть вклад научно-технической разведки и иностранных 
специалистов, которые насильно или тайно были доставлены в Советский Союз, как 
и оборудование, на котором им порой приходилось работать. Хорошо это или плохо 
— судить не нам с вами. Вы слишком молоды, а я проработал в этой системе больше 
сорока лет.
 Наверно, на моем лице отразились растерянность и удивление от услышанного. 
Дело в том, что первая монография на русском языке, где подробно рассказывалось 
о масштабах и методах работы отечественной научно-технической разведки, была 
издана только в 1993 году. Книга Т. Вольтона «КГБ во Франции» стала 
бестселлером у тех, кто интересовался историей «мира теней».
 — Я могу рассказать лишь о том, как это происходило, — продолжил собеседник. — 
Единственное условие — все должно остаться между нами.
 Он умер через несколько месяцев. Не смог пережить распада Советского Союза в 
декабре 1991 года. Его похоронили на одном из центральных московских кладбищ с 
воинскими почестями.
 Прошло десять лет. Многое из того, что я тогда услышат от Андрея Петровича, 
опубликовано в открытой печати. Даже значительно больше того, о чем знал и 
рассказал ветеран «тайной» войны. Например, об использовании немецких 
специалистов и ученых при создании советской атомной бомбы или о том, что Ю. 
Розенберг действительно был ценным советским агентом, добывшим множество 
материалов по радиолокации. Хотя его осудили как «атомного шпиона».
 В книге рассказано только то, что опубликовано в открытой печати (а это 
огромный и почти несистематизированный массив). В ней собраны воедино и 
проанализированы разрозненные факты, то. что хотел сделать десять лет назад 
Андрей Петрович.
 Он мечтал написать открытую историю отечественной научно-технической разведки. 
Эта книга — попытка воплотить его идею в жизнь. Удачна она или нет — судить 
читателям.




 Глава 1. КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ


 История зарождения научно-технической разведки России специфична. В ней очень 
мало сюжетов, напрямую связанных с похищением чужих тайн. Хотя это не значит, 
что краж высоких технологий не было, а отечественная промышленность развивалась 
и самостоятльно. Просто правители нашей страны сами создавали такие условия, 
когда иностранные специалисты делились секретами своих ремесел и обучали 
российских коллег всем тонкостям своего дела.
 Идея использования иностранных специалистов была не нова. Еще в период 
монголо-татарского ига завоеватели во время захвата городов никогда не убивали 
мастеров, оружейников, ювелиров, специалистов по производству бумаги, 
архитекторов и всех, кто владел тайнами ремесла.
 Таланты поощрялись, независимо от этнической принадлежности. Главным 
архитектором Монгольской империи стал испанец Анико, который создал в Тибете 
Золотую пагоду. Трон для великого хана создал русский мастеровой Козьма из 
захваченного Батыем золота. Стенобитные машины, камнеметатели и огнеметные 
машины, по тем временам первоклассное оружие, изготовляли китайские мастера, 
которые достигали в империи высших хозяйственных и административных должностей. 
Фактически они были рабами, но если трудились, то преуспевали, а если ленились 
или саботировали работу, их казнили [1] .
 Идея активного использования знаний и навыков иностранных мастеров, по тем или 
иным причинам попавших на территорию другой страны, была популярной в течение 
многих веков.
 Первый русский посол в Англии О. Г. Непея, возвращаясь из Лондона в 1557 году, 
привез с собой группу специалистов [2] . Этот факт можно считать первым 
официальным приглашением иностранных мастеров российским царем и началом 
участия дипломатов в операциях научно-технической разведки.
 Поэтому можно утверждать, что родоначальником государственного промышленного 
шпионажа был Иван Грозный, а не царь Алексей Михайлович, прозванный Тишайшим, с 
его приказом Тайных дел или император Николай I, сформулировавший первое 
задание российской научно-технической разведке.


 Иван IV Грозный — первым из российских правителей начал использовать труд 
пленных мастеров 

 В 1556 году в грамоте, адресованной Иваном Грозным новгородским дьякам, 
говорилось что немецких пленных мастеров нужно продавать не в Литву или в 
Германию, а направлять в Москву. Была назначена премия тому, кто сообщит о 
нарушении данного требования. Виновных приказано было брать под стражу и 
держать в тюрьме до особого царского распоряжения. Таким образом, была 
предпринята попытка более рационального использования пленных, чем просто 
получение за них выкупа.
 Тем не менее ехать в неизвестную далекую страну добровольно решился бы не 
каждый.
 Но у пленных мастеров не было выбора, а вот в 1567 году из Англии в Москву 
приехали: доктор, аптекарь, инженер с помощником, золотых дел мастер и еще 
несколько мастеров [3] . Этот случай можно считать одним из первых эпизодов 
переманивания специалистов.
 Одной из особенностей российской армии того периода было большое количество 
наемников со всей Европы. И поэтому нет ничего удивительного в том, что некий 
«солдат удачи» полковник Лесли подрядился набрать мастеров для нового пушечного 
завода, организованного в Москве другим иностранцем Коэтом. Производство 
находилось на берегу Поганого пруда около реки Неглинная, и специализировалось 
на изготовлении пушек и колоколов.
 Практика приглашения иностранных мастеров была прервана из-за событий Смутного 
времени. Иностранцы либо погибли, либо бежали из России.
 Спустя четыреста лет другой правитель России, И. В. Сталин, создаст систему 
советского промышленного шпионажа. Он объединит усилия различных ведомств. При 
нем, в начале 30-х годов XX века, начнется массовая эмиграция в Советский Союз 
квалифицированных специалистов из Германии и других стран. Правда, большинство 
из них будет расстреляно в 1937 году. После окончания Второй мировой войны 
«отец всех народов» будет строго следить за тем, чтобы немецкие пленные 
инженеры не гибли в лагерях Сибири, а работали в многочисленных «шарашках». Об 
этом более подробно рассказано в главе 17.
 В 30-е годы XVII века, когда Россия оправилась от последствий Смутного времени,
 политика, начатая при Иване Грозном, стала более активной и целенаправленной.
 В 1630 году российский бархатных дел мастер Фимб-ранд поехал за рубеж для 
найма людей. Через год в Европе было объявлено о том, что Россия нуждается в 
десяти ювелирах, и для них есть вакансии при царском дворе. В Москве уже 
работал ювелир Иван Мартынов, но он не справлялся с имеющимся объемом работы.
 В 1634 году в Россию приехал Х.Головей, часовых дел мастер. В том же году 
специальные гонцы отправились в Саксонию, чтобы нанимать медеплавильных 
мастеров [4] . Возможно, среди них были переводчик 3. Николаев и золотых дел 
мастер П. Ельрендорф, которым было поручено разыскать за границей специалистов 
по выплавке меди. Список специалистов, которые поехали в Россию, начал 
стремительно расти [5] .
 Правда, не всегда приглашенные иностранцы способствовали развитию 
отечественной промышленности. Например, в одном из донесений, адресованных 
шведскому королю в 1648 году, посол этой страны в Росии Поммеринниг писал: «Как 
эти (иностранные специалисты. —  Прим. авт.) уедут отсюда, тульские и другие 
горные заводы не в состоянии будут вредить горным заводам вашего королевского 
величества, ибо я достал Петру Марселису (владелец горного завода. —  Прим. авт.
) плохого кузнечного мастера [6] .
 В 1645 году царь Алексей Михайлович организовал приказ Тайных дел. Несмотря на 
грозное название, данное учреждение занималось обслуживанием царя и членов его 
семьи.
 В задачи приказа входило решение широкого круга вопросов, начиная от 
организации царской соколиной охоты и заканчивая раздачей милостыни. Кроме 
этого, сотрудники приказа для обеспечения безопасности Алексея Михайловича 
дегустировали все блюда перед подачей на царский стол, занимались изготовлением 
лекарств и напитков для его семьи и выполняли различные тайные поручения царя.
 Например, среди хранящихся в архиве царских грамот есть одна, приказывающая 
астраханскому воеводе князю Н. И. Одоевскому прислать в Москву «индийских 
мастеровых людей», владеющих секретами изготовления и покраски легкой ткани. 
Астраханский воевода отрапортовал царю, что в Астрахани таких людей нет, но 
одного он сумел разыскать. Это был «бухарского двора жилец» красильный мастер 
по имени Кудабердейка.
 И. Гебдон, англичанин по происхождению, начал свою карьеру в России в качестве 
переводчика при английских купцах. Затем он регулярно совершал поездки в 
Венецию и Голландию, выполняя личные поручения Алексея Михайловича. Среди его 
заслуг — приглашение в Россию двух мастеров «комедии делать». Таким образом, у 
истоков создания театра в России стояла научно-техническая разведка.
 В тот период в России уже умели делать цветные оконные стекла, но при 
изготовлении стеклянной посуды возникали проблемы. Поэтому при приказе Тайных 
дел существовало два стекольных завода, где под руководством выписанных из 
Венеции мастеров изготовляли различную посуду. Например, потешные стаканы «в 
четверть ведра и больше» и «царь-рюмку в сажень величиной» [7] .
 А в образцовом царском питомнике в подмосковном селе Измайлово успешно 
выращивали разные диковинные растения: виноград, дыни бухарские и туркменские, 
арбузы, кавказский кизил, венгерскую грушу и даже пытались выращивать финиковую 
пальму. Семена для этого питомника было поручено добывать российским послам в 
Англии.
 При Петре I приглашение иностранных мастеров стало одним из элементов развития 
промышленности Российской империи. Например, после его первой заграничной 
поездки (1697—1698 годы) в Россию вместе с царем приехало 900 человек, начиная 
от вице-адмирала и заканчивая корабельным поваром [8] .
 Иностранным мастерам были созданы все условия для работы. Контракт заключался 
сроком на пять лет и предусматривал возможность беспошлинного вывоза из России 
всего нажитого за эти годы имущества. При этом, если иностранец решал уехать 
раньше срока, то российские власти проводили расследование: а не было ли 
притеснений этого иностранца со стороны местного населения. Единственное, что 
требовалось от приглашенных мастеров, — обучать местных жителей тонкостям и 
секретам своего ремесла [9] . Наверное, за всю историю Российской империи, это 
был самый благоприятный для иностранных специалистов период.


 Петр I — первым организовал массовый въезд иностранных мастеров 

 Тогда же была возрождена практика приглашения зарубежных военных специалистов 
и стажировка офицеров российской армии и флота за рубежом. Кроме 
непосредственного обучения, эти люди выполняли и разведывательные задания. 
Например, изучение иностранных технологий в сфере военного судостроения [10] .
 Екатерина II продолжала традиции предшественников и регулярно приглашала 
квалифицированных мастеров в Россию, чем вызывала скрытое недовольство 
правительства Франции [11] .


 Екатерина I — при ней в операциях НТР стали участвовать дипломаты 

 В марте 1819 года внимание французской полиции было приковано к деятельности 
русского князя Долгорукого. Он через специальных эмиссаров активно приглашал 
рабочих лионских шелковых мануфактур сменить место жительства и поработать в 
России. В тот период в Лионе была безработица, и привлечь рабочих было очень 
просто.
 В конце 1823 года граф Демидов нанял огромное количество 
высококвалифицированных рабочих и механиков для своих металлургических заводов. 
Когда полиция арестовала нескольких рабочих, согласившихся ехать в Россию, то 
на допросах они утверждали, что цель поездки — знакомство с Россией. 
Французской полиции так и не удалось привлечь их к суду. Ведь формально они не 
нарушили закон и не стали сообщать технологические секреты агентам графа 
Демидова. Более того, полиция подозревала, что рекомендации, как вести себя на 
допросах, рабочие получили именно от этих агентов.
 В 1823—1824 годах французская полиция пыталась следить не только за агентами 
графа Демидова, но и за баронами Нейгардтом и Шиллингом, которые выполняли 
поручения российского правительства по организации закупок механических станков.
 В конце 1824 года в Париж прибыла новая многочисленная группа русских агентов 
для закупки оборудования и переманивания высококвалифицированных рабочих [12] .
 В том, что российские дипломаты активно участвовали в тайных операциях, не 
было ничего удивительного. Внешнеполитическими разведывательными операциями 
занималось и окружение царя, и отдельные министры, и губернаторы, и командующие 
военными округами, особенно приграничными.
 Основным же учреждением, которое занималось внешнеполитической разведкой, было 
Министерство иностранных дел России, в практической деятельности которого до 
середины XIX века преобладали разведывательные формы. В первую очередь эту 
работу вели сами послы Российской империи. Послы подкупали видных политических 
деятелей за рубежом, давали взятки, подносили дорогие подарки, занимались 
компрометацией враждебных России государственных деятелей, добиваясь в 
отдельных случаях даже их физического уничтожения.
 В этом отношении достаточно красноречивым примером является поучение 
дипломатов министром иностранных дел времен Екатерины II графом Никитой 
Ивановичем Паниным: «Сотрудник Иностранной коллегии должен уметь вербовать 
открытых сторонников и тайных осведомителей, осуществлять подкуп официальных 
лиц и второстепенных чиновников, писать лаконично и четко свои шифрованные и 
открытые донесения на Родину не по заранее установленной форме, а исходя из 
соображений целесообразности».
 Немецкий изобретатель Ф. Леппих разработал и предложил в конце 1811 года 
проект гигантского управляемого аэростата императору Франции Наполеону I. 
Монарха изобретение не заинтересовало, и более того, он распорядился выгнать 
«прожектера» за пределы страны. Вернувшись в Германию, аэростатостроитель начал 
реализацию проекта на родине. Об этом узнал Наполеон и приказал арестовать и 
доставить в Париж Ф. Леппиха. Тогда бедняга предложил свой проект русскому 
посланнику при Штутгартском дворе Д. М. Алопеусу, одновременно прося его о 
защите от французских властей.
 Дипломат положительно оценил проект визитера и не мешкая написал письмо на имя 
Александра I, где указал: «Ныне сделано открытие столь великой важности, что 
оно необходимо должно иметь выгоднейшие последствия для тех, которые первыми 
воспользуются». А дальше события начали развиваться по законам «тайной» войны. 
Изобретатель с помощником под вымышленными именами (бланками паспортов их 
снабдили российские дипломаты в Мюнхене) пробрались в Российскую империю. Затем 
под Москвой было организовано, говоря современным языком, конструкторское бюро 
и опытное производство.
 Несмотря на режим секретности и огромные суммы, которые выделялись на 
реализацию проекта, о неудаче узнали все. Перед захватом французами Москвы 
предприятие было срочно эвакуировано и проработало до середины 1813 года. Затем 
сам изобретатель исчез, а все исследования в области аэронавтики были 
приостановлены лет на пятнадцать [13] .
 Научно-техническая разведка была уделом не только дипломатов, но и простых 
людей. Еще со времен Петра I сохранилась практика «обмена» опытом в 
горнодобывающей отрасли. Российский металл высоко ценился в Европе и нужно было 
повышать объемы его производства. Множество иностранных специалистов прибыло на 
Урал. Выезжали за границу и наши мастера. Правда, круг их интересов был 
значительно шире, чем устройство шахт и горнообогатительных фабрик.
 Например, в 1813 году англичанин Уатт сконструировал первую водоотливную 
машину [14] . Тем самым была решена одна из проблем, с которой на протяжении 
столетий активно боролись шахтеры всех стран. Теперь, если шахта заполнялась 
водой, то ее не бросали, а осушали и продолжали активно использовать.
 В 1821 году в Англию поехал механик нижнетагильских горных заводов братьев 
Демидовых Е. А. Черепанов. Истинная цель поездки — изучение водоотливных машин. 
Когда он вернулся назад, то не только смог рассказать основные принципы— их 
устройства, но и подготовить необходимую техническую документацию. Под его 
руководством на Урале построили несколько экземпляров водоотливных машин. При 
этом братья Демидовы не только сэкономили огромные средства, но и получили 
более совершенное оборудование [15] .
 Еще одна проблема, которая была решена в России с помощью заимствования 
иностранных технологий, — создание первых моделей паровозов и железнодорожных 
путей.
 Для сбора всей необходимой информации в Англию был «командирован» М. Е. 
Черепанов. Вместе со своим отцом он участвовал в воспроизведении водоотливных 
машин и поэтому имел необходимые навыки инженера. Во время поездки он регулярно 
посещал заводы Стефенсона и многочисленные английские рудники и шахты. По 
мнению некоторых специалистов, во время этих экскурсий он обзавелся множеством 
знакомых, через которых и сумел собрать максимум необходимой информации. При 
этом нужно учитывать и тот факт, что оба Черепановых, отец и сын, были 
неграмотными, поэтому все данные им приходилось запоминать.
 После возвращения в Россию начались активные работы по созданию паровоза. 
Первая модель была построена в декабре 1833 года, а в феврале 1834 прошли 
первые испытания. Из-за несовершенной конструкции котла, а эту проблему не 
смогли сразу решить и в Англии, происходили частые аварии. Осенью того же года 
«сухопутный пароход» был торжественно продемонстрирован публике. Он проехал 854 
метра. Железная дорога соединила Войский медеплавильный завод и незадолго до 
этого открытое месторождение медных руд у подножия горы Высокая. Позднее этот 
маршрут гордо именовался Тагильская железная дорога.
 Второй отечественный паровоз был построен в 1835 году. По своей конструкции он 
значительно превосходил общий уровень паровой техники того периода, а рельсовая 
колея была в техническом плане совершеннее зарубежных магистралей [16] .
 В 30-е годы XIX века, в связи с заметным отставанием в сфере технического 
оснащения российской армии по сравнению с европейскими, правительство 
Российской империи предприняло ряд энергичных мер для ликвидации этой 
отсталости.
 В ноябре 1830 года по инициативе военного министра А. И. Чернышева Николай I 
дал указание начать собирать сведения обо всех открытиях, изобретениях и 
усовершенствованиях, «как по части военной, так и вообще по части мануфактур и 
промышленности» и немедленно «доставлять об оных подробные сведения». Это 
указание можно считать первым заданием научно-технической разведки.


 Николай I — разработал первое разведзадание 

 Подробности многих операций той эпохи мы уже никогда не узнаем. Ветераны 
тайной войны тогда не писали мемуаров, а в архивах за полтораста лет почти 
ничего не сохранилось.
 Примером одного из реальных дел служит история о том, как была добыта 
информация о технологии изготовления ударных колпачков для ружей в 
Великобритании.
 Российский посол в Лондоне X. А. Ливен поручил выполнения этого ответственного 
задания генеральному консулу в Великобритании Бенкгаузену. Тот обратился к 
своему агенту — главному инспектору английского арсенала Ч. Мантону. Англичанин,
 выслушав просьбу российского дипломата, заявил, что только одно описание 
ничего не даст. Нужна машинка для изготовления этих колпачков.
 Мантон согласился передать комплект колпачков, несколько старых ружей, 
переделанных для использования новых колпачков, и машинку для их изготовления.
 А вот ружья новой модели, переделанные для использования этих колпачков, 
которые так интересовали военное ведомство Российской империи, агент передать 
не смог, так как они только начали поступать в арсенал и находились на строгом 
учете.
 Тогда Бенкгаузен обратился к другому своему агенту — Л. Дэвису, владельцу 
оружейной мастерской в Лондоне. Тот был в приятельских отношениях с директором 
государственного оружейного завода в Энфилде (Ирландия) и через приятеля сумел 
достать один экземпляр нового ружья. Таким образом, через полгода ответственное 
задание было выполнено.
 Были и другие достижения. Например, российский посол в Париже лично купил за 
600 франков в 1832 году описания и чертежи новых лафетов для французской 
полевой артиллерии. В 1835 году он потратил 6500 франков на «чертежи и описание 
нового вида зажигательных ракет, ударного ружья и чертежи крепостной, осадной, 
береговой и горной артиллерии» — последние достижения Франции в военной области.

 Посол в Вене сообщил в 1834 году об изобретении австрийцем Цейлером нового 
ударного механизма для огнестрельного оружия и сменного магазина для патронов. 
Посол не только сумел добыть описания и чертежи этих изобретений, но и 
договориться с Цейлером о тайной поездке в Россию для организации производства 
новых ружей.
 Генеральный консул в Гамбурге Р И. Бахерахт приобрел в 1835 году через свою 
агентуру в Бельгии модели орудия с лафетом, два ружья новейшего образца, модель 
телеграфа нового типа. Николай 1 наградил Р. И. Бахерахта, по представлению 
военного министра А. И. Чернышева «за усердную службу его и особенные труды», 
орденом Св. Анны 2-й степени, украшенной императорской короной.
 В 1835 году была получена документация по производству французских пушек на 
заводах в Тулузе. В том же году сотрудник российского посольства в Париже 
приобрел образцы витых ружейных стволов, которые выпускались на одном из 
заводов в горах Вогезы на северо-востоке Франции [17] .
 Сейчас никто не сможет назвать точное число добытых отечественной разведкой 
иностранных военно-технических новинок. Дело в том, что большинство образцов не 
оставили заметного следа в истории российского оружия. Вот типичная история 
того периода.
 В 1839 году был организован специальный Комитет по улучшению штуцеров и ружей. 
По его настоянию испытали несколько десятков моделей капсюльных замков 
отечественного и иностранного производства. Опыт продолжался три года, а потом 
представитель комитета во Франции донес о тамошнем способе переделки кремнёвых 
ружей и пистолетов в капсюльные, особо отметив его простоту и дешевизну. На нем 
и остановились [18] .
 Россию интересовали не только новые технологии, но и достижения конкурентов на 
основе уже известных технологий. Проанализировав их можно было 
усовершенствовать собственные разработки. В первую очередь, в военной сфере. 
Теперь государство заботилось только о жизненно важных отраслях промышленности. 
Новый период охоты за ткацкими станками начнется уже при советской власти.
 В декабре 1854 года российскому представителю в Брюсселе графу Хрептовичу свои 
услуги по информированию о ситуации в сфере создания военно-морского флота 
Франции предложил грек С. Атаназ. В качестве инженера-кораблестроителя он был 
направлен правительством Греции официальным представителем во Францию, где имел 
доступ во все военно-морские учреждения страны. Используя свое служебное 
положение, он мог добывать информацию, которая так интересовала военные 
ведомства Российской империи.
 Успехи, достигнутые С. Атаназом, впечатляют. Он не только сумел добыть чертежи 
и подробное описание всех военных кораблей, которые строились на судоверфях 
Франции и Великобритании в тот период, но и собрать максимум другой ценной 
информации о новейших технологиях того периода [19] .
 В 1856 году был создан Кораблестроительный технический комитет. Одной из его 
задач было изучение, обобщение и освоение опыта иностранного военного 
кораблестроения, создание и использование нового вооружения и технических 
средств флота [20] .
 В июне 1856 года был утвержден «Проект общих статей инструкции агентам, 
направляемым за границу». Пятый пункт этого документа предписывал военным 
агентам собирать информацию «об опытах правительства над изобретениями и 
усовершенствованиями оружия и других военных потребностей, оказывающих влияние 
на военное искусство» [21] .
 В том же году военный агент во Франции флигель-адъютант полковник П. П. 
Альбединский получил задание собрать максимум информации о новых образцах 
нарезных ружей и пуль к ним, а также «осторожно получить эти предметы секретным 
образом». Оказать содействие ему в выполнении этого задания должен был его 
коллега, военный агент Пруссии во Франции майор Трескау. Этот человек уже не 
раз оказывал услуги российской военной разведке. К концу года задание было 
выполнено.
 Добытая полковником П. П. Альбединским информация была внимательно и 
скрупулезно изучена в Оружейном комитете. На ее основании было принято решение 
о переходе с гладкоствольных на нарезные ружья и о снижении массы пули.
 В марте 1857 года военный агент П. П. Альбединский привлек к сотрудничеству с 
российской военной разведкой офицера — ординарца французского императора — и 
регулярно стал получать от этого агента ценные документы. В частности, среди 
полученной от офицера-ординарца информации были «чертеж и описания корпуса 
орудия калибра 12» и описание «ударных трубок» для гаубицы, производство 
которых было организовано на оружейном заводе в Меце [22] .
 Начиная с 1859 года, в России начали разрабатывать казнозарядную винтовку. 
Тогда Оружейный комитет испытал более 130 иностранных и не менее двух десятков 
отечественных моделей. И, наконец, в 1864 году остановил свой выбор на винтовке 
англичанина Терри, появившейся шестью годами ранее. В эту конструкцию браковщик 
Тульского оружейного завода внес два десятка усовершенствований, и в ноябре 
1866 года ее приняли в серийное производство под названием скоростная 
капсюльная винтовка. По иронии судьбы, на международной выставке в Париже она 
была признана одной из лучших [23] .
 В 1860 году в «Положении об общем образовании управления морским ведомством» 
было подтверждено, что Корабельный технический комитет «…следит в России и за 
границей за всеми улучшениями по технической части кораблестроения и механики».
 В январе 1867, когда был организован Морской технический комитет, то на него 
была возложена обязанность изучения иностранного опыта и перспектив развития 
зарубежных флотов.
 В этот же период в связи с модернизацией Российской империей своего 
Военно-Морского Флота резко возросла роль научно-технической разведки в сфере 
судостроения. Многочисленные инженеры и мастера-судостроители были срочно 
отправлены за границу для изучения иностранного опыта. Кроме этого заказы на 
постройку нескольких военных кораблей были размещены на судоверфях 
Великобритании и США. В эти страны были командированы военные 
инженеры-судостроители не только с целью контроля постройки заказанных 
Российской империей судов, но и изучения иностранного опыта [24] .
 В июне 1876 года в США на празднование 100-летнего юбилея принятия Декларации 
независимости приехал великий русский химик Д. И. Менделеев. Его поездку 
организовало Русское техническое общество, активно сотрудничавшее с российской 
разведкой. Среди прочих заданий, которые предстояло выполнить ученому во время 
ознакомительной поездки по США, было два непосредственно связанных с 
промышленным шпионажем.
 В тот период Российская империя пыталась решить проблему удешевления процесса 
добычи нефти. Из 100 нефтедобывающих компаний, которые начали работать, выжило 
только четыре. Остальные закрылись, не выдержав конкуренции с более дешевой 
американской нефтью.
 Д. И. Менделееву предстояло выяснить, как американские нефтедобывающие 
компании смогли значительно снизить себестоимость процесса добычи нефти. В 
результате поездки по стране и многочисленных встреч с людьми, связанными с 
нефтедобычей, Д. И. Менделеев подготовил подробный анализ ситуации и дал свои 
рекомендации по удешевлению процесса добычи нефти.
 Вторая проблема, которую предстояло решить ученому, — раскрытие секрета 
производства бездымного пороха. И здесь он добился больших успехов. Не только 
сумел получить секретные формулы, но и разработать на их основе его более 
эффективный вид [25] .
 К началу XX века сотрудники российской военной разведки и дипломаты были 
заняты добычей совершенно другой информации. Военных интересовали 
мобилизационные планы и степень готовности к войне потенциальных противников. 
Дипломатов — истинные взаимоотношения между странами.
 В задачи созданного в 1903 году VII отделения (статистика иностранных 
государств) 1-го военного статистического отделения управления 2-го 
генерал-квартирмейстера Генерального штаба входило «рассмотрение изобретений по 
военной части» [26] .
 В 1906 году на специальном совещании, организованном Генеральным штабом и 
посвященном «составлению программы для военных агентов», выяснилось, что 
научно-техническая разведка работает крайне неэффективно. Представители всех 
главных управлений Генерального штаба высказали резко отрицательное мнение об 
эффективности добычи информации военными агентами по данному вопросу.
 Например, представитель Главного артиллерийского управления заявил, что 
военные агенты не смогли добыть почти ничего из той информации, которая 
необходима данному управлению. Ежегодные командировки за рубеж 4-5 
офицеров-артиллеристов не могут решить возникшей проблемы. Поэтому одним из 
вариантов ее решения была бы практика прикрепления к военным агентам помощников 
— офицеров-артиллеристов, для координации сбора необходимых сведений. Другим 
вариантом было предложение представителя Главного артиллерийского управления 
внести в годовую смету расходов ГАУ специальную статью расходов — на покупку 
секретных чертежей и документов.
 Данное предложение принято не было. Зато всем заинтересованным управлениям 
Генерального штаба было предложено составить список интересующих их вопросов 
для последующей рассылки обобщенного перечня всем военным агентам. Перечень 
получился очень объемным, но не были выделены первоочередные вопросы, 
информация по которым больше всего требовалась. Кроме этого, в пояснении к 
рассылаемому перечню Генеральный штаб честно предупредил военных агентов, что 
на все вопросы ответить все равно невозможно, поэтому нужно выбрать только те, 
на которые достаточно просто получить ответ. В результате заинтересованные 
управления получили, в лучшем случае, ответы на второстепенные вопросы, а в 
худшем — остались вообще без ответа [27] .
 С чем была связана такая резкая утрата повышенного интереса к чужим 
технологиям? Объяснение простое — красть чужие технологии Российской империи 
больше не требовалось.
 Это не значит, что Россия отказалась от использования чужих достижений для 
совершенствования собственных технологий или решила придерживаться принципа, 
гласящего, что воровать плохо. Просто другие державы сами делились, в разумных 
пределах, секретной информацией. И происходило это по нескольким причинам.
 Начнем с того, что Великобритания и Франция в 1904-1907 годах стали союзниками 
России. И красть у друзей стало как-то неприлично. Например, военный агент во 
Франции граф П. Игнатьев старался не проводить разведывательных операций на 
территории этой страны. К тому же Франция сама регулярно поставляла России 
информацию о новых технологиях, в первую очередь, в военной сфере.
 Как это ни парадоксально звучит, но и Германия иногда делилась секретной 
информацией с Российской империей. И происходило это под чутким руководством 
двух императоров — германского Вильгельма II и российского Николая II. Этих 
двух людей кроме династических уз связывала еще и личная дружба, если таковая 
может быть между правителями двух великих держав.
 Из переписки между ними, которая охватывает период с 1894 по 1914 год, можно 
узнать массу интересных фактов. Например, осенью 1902 года Россия получила 
секретные чертежи кораблей германского флота, за которыми активно охотились 
разведки многих европейских держав [28] .
 Иностранные специалисты устремились в Россию. Благоприятные экономические 
условия и дешевая рабочая сила (после отмены крепостного права в 1861 году) 
привлекали зарубежных инвесторов. В первую очередь, германских промышленников.
 «Россия всегда нуждалась в немцах, которые были ее учителями, и слишком 
доверяла им, допуская немцев во все отрасли управления и государственного 
строительства» [29] , писал один из офицеров российской контрразведки в начале 
XX века. И многие известные дореволюционные отечественные военачальники, ученые,
 дипломаты и промышленники носили немецкие фамилии, но при этом верно служили 
России.
 Если проанализировать ситуацию, сложившуюся в отдельных отраслях российской 
промышленности, то можно обнаружить интересные вещи.
 Например, Путиловская судоверфь полностью находилась под контролем гамбургской 
фирмы «Бинт и Фокс». Директора судоверфи — Оранский, Бауер и Поль, начальники 
отделов и Шеллинг (военное судостроение), Реймер и Фент (большая и малая 
судостроительные верфи), их помощники, почти все чертежники (более 100 человек),
 большая часть коммерческого отдела, электромонтеры и прочие — все были без 
исключения немецкими подданными [30] .
 В начале Первой мировой войны Оранского арестовала российская контрразведка по 
подозрению в шпионаже. При обыске у него были изъяты:
 — судостроительная программа на 1912—1930 годы;
 — технические условия по морскому судостроению;
 — технические материалы по Ижевскому заводу;
 — технические условия на поставку металла на Петербургский военный завод [31] .

 В докладе, подготовленном начальником Центрального контрразведывательного 
отделения Главного управления Генерального штаба Российской Армии летом 1917 
года, освещалась деятельность германской разведки при посредничестве 
торгово-промышленных предприятий, судоходных компаний, торговых фирм, 
российских банков, страховых обществ и т. п. Немецкая агентура пронизывала все 
стороны жизни Российской империи [32] .
 И таких примеров можно привести массу. Иностранные фирмы и зарубежные 
специалисты играли значительную роль в развитии отдельных отраслей Российской 
промышленности.
 Отечественную контрразведку не могло не волновать огромное количество 
иностранных подданных. И хотя они так и не стали «пятой колонной», но агенты 
германской разведки среди них, разумеется, были. Однако реально повлиять на ход 
войны они не могли.
 Исследования, проводившиеся в России по поводу неудач русской армии в Первой 
мировой войне в связи с действиями немецкой разведки позволяют судить, что 
действия последней не оказали на это существенного влияния. Немецкий шпионаж не 
имел прямого отношения к тем или иным поражениям русской армии.
 Специалист по этому вопросу В. М. Гиленсен в работе «Германская разведка 
против России», опубликованной в 1991 году, делает вывод:
 «Проигранные русской армией сражения, как показывает внимательное изучение 
документов, не были следствием предательства или деятельности немецких военных 
разведчиков на уровне государственного или военного руководства. Германской 
агентурной разведке не удалось внедрить своих людей на ключевые посты в 
командование русской армии, подавляющее большинство солдат и офицеров до конца 
выполнили свой долг. Поражение русских войск объясняется совершенно другими 
причинами, к числу которых можно отнести ошибки Верховного командования, 
вытекающие из невнимательного отношения к данным собственной разведки, а также 
стремление Ставки идти навстречу требованиям союзников России, не считаясь с 
реальной обстановкой, что привело к стратегическим просчетам, оплаченным 
большой кровью» [33] .
 Когда, по тем или иным причинам, не удавалось пригласить иностранных 
специалистов, приходилось самим внедрять зарубежные технологии. Типичный пример 
— история развития самолетостроения в Российской империи.
 Еще до Первой мировой войны, 13 мая 1914 года отечественное морское ведомство, 
разочарованное гидропланами И. И. Сикорского С-10 постройки БВ-3, вынужденно 
констатировало, что «наши заводы… зарекомендовали себя с самой неблагоприятной 
стороны как в смысле недостатка необходимой тщательности разработок деталей и 
техники их выполнения, так и в смысле соблюдения сроков». Поэтому было принято 
решение закупать авиационную технику за рубежом.
 Было ввезено порядка 1800 самолетов и 4000 двигателей. Маршрут движения груза 
проходил через северные или дальневосточные порты, был небезопасен и долог. 
Огромные залежи оборудования образовались на пристанях и подъездных путях, и 
даже особые группы офицеров — («толкачи») не могли наладить его оперативную 
доставку на фронт. И тогда решили активно использовать трофейную технику.
 Чаще всего на ней летали русские авиаторы. Хотя иногда добытые образцы 
отправлялись в глубь страны, подальше от линии фронта. Известны, как минимум, 
названия двух отечественных компаний, которые специализировались на серийном 
производстве контрафактных самолетов [34] .
 Акционерное общество воздухоплавания В. А. Лебедева приступило к их выпуску в 
1915 году. В качестве базовых моделей, например, были использованы трофейные 
морские аэропланы: «Ганза—Бранденбург» тип «В» и «Фридрихсгафен» FF-33 [35] .
 Другую компанию возглавлял одесский банкир А. А. Анитра. Незадолго до августа 
1914 года он сумел каким-то образом купить лицензию на сборку немецких бипланов 
модели «Авиатик П-20». Производство успешно функционировало до 1918 года [36] .
 Другой пример. До Первой мировой войны многие модели отечественных самолетов 
комплектовались немецкими моторами. Понятно, что с началом войны эти поставки 
прекратились. Попытались использовать технику союзников — Франции и Англии, но 
тогда снижались летные качества машин. И поэтому летом 1915 года под 
руководством инженера В. В. Киреева был разработан рядный 6-цилиндровый 
двигатель воздушного охлаждения РБВЗ-6 в 150 л. с. по типу германского «Аргуса» 
в 140 л. с. Этот мотор строили серийно, к осени 1916 года на русских заводах 
выпускали по 10—15 моторов. Их ставили на различные модификации самолетов «Илья 
Муромец».
 В 1916 году в городе Александровск Запорожской губернии (ныне г. Запорожье 
Республика Украина) был организован моторостроительный завод «Дюфлон и 
Константинович». По замыслу он должен был обеспечивать самолеты русской армии 
моторами по типу трофейных «Мерседесов» в 100 л.с. и «Бенц» в 150 л. с. В 
1916—1917 годах на заводе под руководством инженера Воробьева шла работа над 
чертежами двигателей М-100 по типу 100-сильного «Мерседеса». В работе принимал 
активное участие студент В. Я. Климов, впоследствии генеральный конструктор 
авиадвигателей. До конца 1917 года завод так и не успел организовать серийный 
выпуск моторов [37] .
 Во время Первой мировой войны началось активное изучение трофейной техники. 
Однажды русские подбили немецкий самолет. Германский летчик, чтобы не выдать 
секрета нового пулемета, выбросил одну из его деталей в болото. Он пытался 
уничтожить и сам пулемет, но не смог. Отечественных оружейников заинтересовал 
новый принцип оружия, но для того, чтобы разобраться в нем, нужно было 
восстановить недостающую деталь. И тогда В. А. Дегтярев, ставший впоследствии 
знаменитым оружейным конструктором и вторым (после И. В. Сталина) Героем 
Социалистического Труда, без проблем справился со стоящей перед ним задачей 
[38] .
 Молодой Советской республике достались полностью разрушенные фабрики и заводы, 
парализованная работа в области научно-исследовательских и 
опытно-конструкторских работ, недостаточное количество квалифицированных 
инженеров и специалистов.
 Для решения этой проблему надо было продолжить политику царского правительства 
— привлечь иностранные научно-технические и научно-военные инвестиции 
(технологии, оборудование, специалисты и т. п.). Но для Запада Советская страна 
стала опасным противником. Поэтому пришлось использовать нецивилизованные 
методы, компенсируя отсутствие времени и ресурсов изощренными приемами 
государственного промышленного шпионажа.
 Часть приемов большевики позаимствовали у правителей Российской империи. 
Например, переманивание иностранных специалистов и создание им комфортных 
условий труда. Вспомним эпоху Петра I. Нечто похожее наблюдалось в 20—30-е годы 
XX века.
 А труд немецких пленных специалистов в системе научных учреждений и 
конструкторских бюро НКВД? Ведь это ведомство участвовало в советском атомном 
проекте и конструировало самолеты. (Более подробно об этом рассказано в главах 
17 и 17). Этот прием — использование труда пленных специалистов — применялся 
еще монголо-татарскими феодалами и в эпоху Ивана Грозного.
 А кража западных технологий и образцов военной техники? Все это было уже в 
XVIII веке. Может, не в таких масштабах. Но и тогда в операциях 
научно-технической разведки участвовали все, начиная от послов и заканчивая 
крепостными крестьянами.
 Список аналогий можно продолжить.




 Глава  2. РОЖДЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИЕЙ (1918-1930)


 Руководитель группы консультантов советской внешней разведки (СВР) 
генерал-лейтенант В. А. Кирпиченко писал: «Научно-техническая и 
военно-техническая информация добывалась с первых лет советской власти. Такая 
задача стояла и до того, как разведка стала самостоятельным управлением. Еще в 
бытность ее в структуре Иностранного отдела ОГПУ проводились работы по сбору 
таких материалов» [39] .
 20-е годы XX века для советской научно-технической разведки — период 
зарождения и становления. Тогда Советская Россия могла позволить себе создавать 
огромные агентурные (100 и более человек) сети, работой которых руководили 
функционеры местных органов коммунистической партии и отраслевых профсоюзов. 
Тогда немногочисленный аппарат контрразведки стран Западной Европы всерьез не 
воспринимал спецслужбы нового государства. А зря. Ведь оно смогло на практике 
реализовать технологию тотального шпионажа.
 В тот период истории тайной войны отечественная разведка начала активно 
применять новые, доказавшие свою эффективность методы. Речь идет об 
использовании не профессиональных разведчиков (их просто не . было в тот период 
в необходимом количестве) или завербованных агентов, прошедших специальную 
подготовку, а рядовых иностранных граждан — коммунистов или просто 
симпатизирующих Советской стране, как правило, даже не подозревавших о том, чьи 
именно поручения они выполняли. Обоснование помощи с позиции лролетарской 
солидарности или партийного долга делало этот вид шпионажа наиболее доступным, 
дешевым и одновременно массовым. В него были вовлечены тысячи обычных людей как 
иностранцев, так и граждан СССР, ранее (а возможно и впоследствии) не имевших 
дел с разведкой. Именно в массовой и, как правило, бескорыстной помощи рядовых 
людей, лежали истоки могущества отечественной научно-технической разведки в тот 
период [40] .
 Французская авиация, а в особенности военная, была объектом повышенного 
внимания советской разведки с начала 20-х годов. Среди первых провалившихся 
агентов, которые специализировались на сборе конфиденциальной информации об 
авиационной промышленности, был A. Кудон и его возлюбленная М. Моррисонно. Их 
арестовали за похищение секретного доклада, посвященного специальным 
авиационным проблемам. Вместе с ними на скамью подсудимых попали двое русских — 
Устимчук и B. Кропин, которым дополнительно было предъявлено обвинение в 
хранении оружия и использовании фальшивых документов [41] .
 В феврале 1921 года в Париж для ведения разведки с нелегальных позиций был 
направлен сотрудник Разведывательного управления Я. Рудник. Ему предписывалось 
создать агентурную сеть в ряде городов Франции, способную добывать материалы о 
французской армии, новейших достижениях в области военной техники, авиации, 
танкостроения, подводного флота. Связь обеспечивалась через курьеров Центра, а 
также через берлинскую и римскую резидентуры.
 Я. Рудник сумел организовать добывание необходимой Центру информации. Среди 
его достижений: создание бюро по изготовлению заграничных паспортов для 
разведчиков, проживающих во Франции; пункт на франко-итальянской границе для 
передачи и приема материалов; оборудованная фотолаборатория для репродукции 
агентурных документов.
 Большая и результативная работа была осуществлена по закупке официальных и 
секретных изданий министерства обороны и генерального штаба Франции по вопросам 
организационной структуры, вооружения, оперативной и боевой подготовки 
вооруженных сил.
 Во Франции работал И. Моисеев — владелец небольшой ремонтной мастерской, 
оказавший немало ценных услуг советской разведке в 20—30-е годы. Он сумел 
продержаться до 1939 года, хотя его имя несколько раз звучало на шпионских 
процессах того времени [42] .
 О том, что в первую очередь интересовало Центр в тот период можно узнать из 
вопросника, который был подготовлен в июле 1923 года:
 «1. Материалы, использующиеся в конструкции вооружения, и тактические данные о 
новых танках как находящихся в разработке, так и строящихся. В частности, новые 
тяжелые танки Ц-2, легкие Ц и средние танки Виккерса.
 Конструкция танков, использующихся во время войны, нам известна.
 А) Нас интересуют следующие данные:
 1) Проходимость и вес;
 2) Двигатель;
 3) Его система и мощность;
 4) Вооружение;
 5) Броня;
 6) Толщина лобовой и боковой брони;
 7) Скорость и способность преодолевать препятствия на подъеме;
 8) Запас горючего (запас хода).
 2. Выяснить, все ли 22 полка легких танков полностью укомплектованы танками 
(300 единиц), есть ли недостатки и в чем они заключаются? Установить, взята ли 
на вооружение средняя техника и какие танки на вооружении батальонов тяжелых 
танков?
 3. Получить разведданные, касающихся типов и боевых уставов танковых частей.
 4. Имеются ли специальные транспортные средства по обеспечению топливом и 
боезапасом, и какими разведданными вы располагаете на эту тему?
 5. Какие транспортные средства применяются в артиллерийских войсках?
 Выяснить в первую очередь:
 1. Какие артиллерийские соединения обеспечены механическими транспортными 
средствами?
 2. Установить тактико-технические данные тягачей, применяемых в артиллерии:
 A) Тип гусениц;
 Б) Тип и мощность двигателя;
 B) Заводы, на которых производятся тягачи; Г) Скорость тягача по дороге и 
бездорожью.
 Дать определение, в особенности, конструкции и результатов испытаний тягача 
Шнайдера с лентой Кегресса и трактора Сен-Шамона на гусеничном ходу.
 Выяснить в дальнейшем:
 1. Какие заводы производят танки и бронемашины?
 2. Другие дополнительные данные о танках и приборах наблюдения, средствах 
связи, способах управления, средствах химической защиты и т. д.
 3. Существуют ли средства, позволяющие танкам преодолевать препятствия, 
укрываться дымовой завесой, снижать шумы и т. п.
 4. Как осуществляется комплектация танковых частей персоналом и как ведется 
подготовка (обучение) этого персонала?
 Личный состав бронетанковых частей» [43] .
 С помощью представителя Коминтерна во Франции С. Минева был завербован Ж. 
Томмази, член руководящего комитета (позднее ЦК) Французской коммунистической 
партии и один из руководителей профсоюза рабочих авиационной промышленности. Он 
работал на советскую военную разведку до 1924 года, пока не был вынужден бежать 
в СССР, так как местная контрразведка готовила его арест [44] . Однако он 
выполнил поставленную перед ним задачу Москвы — создал агентурную сеть во 
французской авиационной индустрии.
 В 1924 году Ж. Томмази сменил его коллега Ж. Креме. Он был не только членом ЦК 
ФКП, но и высших органов Коминтерна. Как и его предшественник, он использовал 
для прикрытия должность секретаря профсоюза кораблестроителей и металлургов. 
Его работой руководил советский военный разведчик С. Узданский. В качестве 
легенды он использовал документы на имя художника А. Бернштейна.
 Для агентурной сети Ж. Креме в Москве был разработан специальный вопросник. 
Все вопросы носили конкретный и лаконичный характер: каковы новые методы 
производства пороха; тактико-технические данные танков, пушек, снарядов; 
сведения о противогазах, самолетах, верфях и т. п.
 В опасной работе ему помогали две женщины — его любовница и секретарша Л. 
Кларак и легендарный суперагент Л. Сталь. Историки до сих пор не могут написать 
точную биографию этой дамы. Хотя точно известно, что свой путь в мире шпионажа 
она начала в Париже. Были среди помощников у Ж. Креме и мужчины: слесарь П. 
Прово, электрик Ж. Делуй и металлург Ж. Менетрис.
 Созданная этой группой людей сеть окутала военные порты, пороховые и 
авиастроительные заводы, авиационные исследовательские центры, артиллерийские 
парки, предприятия по производству танков, фабрики по изготовлению противогазов,
 военно-морские верфи, кузнечные и сталелитейные заводы. Тайное внедрение в 
профсоюз гражданского персонала военных учреждений позволило разведсети обрести 
поддержку в лице некоторых руководителей профсоюза технических работников 
промышленности, торговли и сельского хозяйства (УСТИКА).
 Метод работы был прост: отрекомендовавшийся в качестве профсоюзного деятеля 
агент обращался к коммунистам или к сочувствующим с требованием представить 
конфиденциальную информацию, необходимую якобы для защиты рабочего класса. 
Способ эффективный, но рискованный: зажатые, с одной стороны, в тиски 
политических установок, с другой — патриотических чувств (да и просто от страха 
навлечь на себя серьезные неприятности), некоторые из активистов, с которыми 
контактировали, были не прочь облегчить душу, раскрыв своему начальству маневры 
подрывного характера, жертвами которых они стали [45] .
 Ж. Креме прекрасно справился с заданием, правда, у него возникли проблемы с 
информаторами. Один из них, механик из арсенала в Версале, предполагая неладное,
 сообщил дирекции учреждения, где он работал, о своих подозрениях и странных 
вопросах. А та в свою очередь поставила в известность полицию. В течение 
нескольких месяцев военная контрразведка поставляла дезинформацию агентам Ж. 
Креме. А в феврале 1927 года было принято решение о разгроме сети Креме. 
Арестовали более 100 человек. С. Узданский тоже попал в тюрьму. Правда, полиция 
так и не узнала о том, что этот человек был резидентом нелегальной советской 
военной разведки. Поэтому приговор был очень мягким — всего три года тюрьмы. 
Сам Ж. Креме сумел бежать в Советский Союз. Хотя на этом его шпионская карьера, 
в отличие от предшественника Ж. Томмази, не закончилась. В 1929 году он по 
линии военной разведки уехал в секретную командировку на Дальний Восток — в 
Индокитай и Китай. Там начался новый этап в его жизни. Он умер в 1973 году под 
чужим именем — Г. Пейро — в Брюсселе [46] .
 В 1925 году в Париж прибыл офицер советской военной разведки С. Узданский. Под 
именем Бернштейна он вел жизнь свободного художника. Вместе с С. Гродницким они 
организовали свою агентурную сеть.
 Среди поставленных перед ними руководством советской разведки задач — сбор 
информации о французской артиллерии, новых формулах пороха, противогазах, 
самолетах, военных судах и т. п. Была предпринята попытка под видом инженеров 
внедрить агентов в танковое строительное бюро в Версале.
 Самой блестящей операцией этих разведчиков считается хитроумный план 
проникновения в центр военных исследований в Версале. Несколько членов 
коммунистической партии устроились наборщиками в типографию и брали пробные 
оттиски всех бумаг, печатавшихся по заданию центра французской военной науки. 
Эта группа эффективно работала с 1925 до конца 1927 года.
 Узданского и Гродницкого арестовали в 1927 году. Приговор был на удивление 
мягок. С. Гродницкий, характеризующийся судом как «молодой и элегантный, 
которому поручали деликатные задания» получил пять лет тюрьмы, а его шеф — три 
года. Поясним, что с агентурой работал С. Гродницкий, а его начальник лишь 
передавал материалы в советское посольство [47] .
 Новый резидент военной разведки во Франции П. В. Стучевский (генерал Мюрей) 
(1927—1931) продолжил работу, начатую своими коллегами. Он специализировался на 
сборе сведений об авиационной промышленности, о последних моделях пулеметов и 
автоматического оружия и о военно-морском флоте. В Лионе его агентам удалось 
выкрасть чертежи нового самолета, которые они затем вернули на место, 
предварительно скопировав их [48] .
 Прибыв в Париж в 1927 году, П. В. Стучевский сознательно свел до минимума 
количество контактов с местными коммунистами, справедливо полагая, что данный 
контингент отличает низкая дисциплина и большинство находится под надзором 
полиции. За короткий срок ему удалось восстановить агентурную сеть и добиться 
значительных успехов в сборе сведений о военно-морском флоте и военно-воздушных 
силах Франции. Так, он организовал сеть информаторов в портах Марселя, Тулона и 
др.,  с ее помощью регулярно получал информацию о подводных лодках и торпедном 
вооружении.
 Он был арестован в апреле 1931 года. На суде П. В. Стучевский утверждал, что 
собирал материалы для написания книги о Франции. Будучи осужденным на три года, 
он отсидел срок в тюрьме Луисси и после освобождения в 1934 году вернулся в 
СССР [49] .
 В конце 20-х годов во Франции начала работать сеть «рабкоров». Их работой 
руководил К. Лиожье (Филипп), бывший рабочий из департамента Луара, автор 
романа «Сталь». За его спиной стоял Й. Вир, польский коммунист, координирующий 
взаимодействие «рабкоров» и советской военной разведки.
 Схема организации их работы была проста и эффективна. Газета «Юманите» 
(центральный орган французской компартии) обратилась ко всем своим читателям с 
просьбой присылать заметки и очерки о том, что происходит на их заводах и 
фабриках. Особо рекомендовалось обращать внимание на факты тайной подготовки к 
войне с СССР. Наиболее интересные материалы редакция обещала опубликовать. Все 
присланные материалы внимательно изучались и на их основе готовились обзоры для 
Москвы. Сотрудник советской поенной разведки С. Маркович отвечал за этот 
участок работы [50] .
 И. Вир занимался не только аналитической работой, он регулярно переправлял в 
Москву образцы новейшего вооружения. Однажды он прибыл в Париж как агент по 
торговле бельем. В его чемодане среди кружевных панталон лежала французская 
мина, недавно принятая на вооружение [51] .
 По утверждению французской полиции, между 1928 и 1933 годами в стране 
действовала сеть, которая состояла более чем из 250 агентов. Это только те люди,
 кого удалось идентифицировать. На самом деле их было значительно больше.
 Среди них был отставной полковник О. Дюмулен, сотрудничающий с советской 
разведкой с 1923 года. Он издавал журнал «Армия и демократия» и везде 
представлялся, как независимый военный эксперт. Одна из задач, стоявших перед 
ним, — сбор информации об определенных военных заводах и выпускаемой ими 
продукции.
 Инженер Обри из военного министерства и его жена специализировались на 
поставке секретных данных о взрывчатых веществах. Сотрудник 
химико-биологической лаборатории В. Райх регулярно информировал Москву об 
отравляющих газах и бактериологическом оружии [52] .
 Опыт использования «рабкоров» было решено использовать в Германии. В начале 
20-х годов эта страна характеризовалась политической нестабильностью и 
стремительным развитием в области аэронавтики, химии и оптики. Поэтому 
советская разведка начала спешно создавать многочисленные центры 
научно-технической разведки. Одним из них руководил Г. Робинсон.
 В 1925 году в эту страну прибыл первый резидент нелегальной советской разведки 
Ф. Вольф (В. Раков). Он сумел создать небольшую, но работоспособную агентурную 
сеть. Наиболее полно освещались последние достижения в области авиации, военной 
химии и военно-морских сил [53] .
 Другой сотрудник советской внешней разведки, В. П. Нотарьев, работал под 
прикрытием торгпредства. Он получил конфиденциальным путем секретные материалы 
по нефти, прокатным станам и отдельным вопросам военной техники [54] .
 В 1927 году в Берлин из Москвы приехал инженер Александровский, который должен 
был собирать информацию об авиационной промышленности Германии. Он руководил 
единственным, но очень проворным и ценным агентом — инженером Э. Людвигом. Этот 
человек в 1924—1925 годах работал на заводе компании «Юнкере» в Москве. 
Вернувшись в Германию, он часто менял место работы и уже через два года знал 
все особенности производства на заводах Юнкерса в Дессау, Дор-нье во 
Фридрихсхафене, а также о разработках Исследовательского института аэронавтики 
в Адлерсхофе. Арестовали Э.Людвига в июле 1928 года и приговорили к пяти годам 
тюрьмы.
 В 1928—1930 годах, когда Германия приступила к постройке своего первого 
военного крейсера, советская разведка начала активную охоту за документами. 
Первая группа состояла из проектировщиков и технологов и специализировалась на 
похищении чертежей. Ею руководил инженер В. Адамчик. Нейтрализовали группу в 
марте 1929 года.
 Вторая группа, руководимая Л. Хоффманом, состояла из рабочих коммунистов с 
верфей Бремена и Гамбурга. Их арестовали в мае 1931 года [55] .
 В 1930 году коммунист и инженер-химик Т. Пеш, работавший в финансируемой 
британцами компании «Ной-текс» в Ахене, передел секретные документы и образцы 
пуленепробиваемого стекла. Он был арестован и осужден на два месяца.
 В 1926 году в структуре подпольной Компартии Германии появилась новая секция 
ББ-Аппарат (рабкоры, экономический шпионаж). Как и их французские коллеги, эти 
рабкоры, внедренные на заводы, снабжали специалистов подробной информацией о 
промышленных проектах и их технических характеристиках. Правда, сеть в Германии 
была довольно скромная — несколько сотен человек, а во Франции это число 
составляло более двух тысяч.
 Разумеется, люди, работавшие в ББ-Аппарате, считали, что они работают на благо 
рабочего класса и профсоюзов. Никто открыто не требовал от них заниматься 
шпионской деятельностью в экономике. Разведданные, собранные на заводах, 
объединялись и анализировались под большим секретом очень узким кругом лиц. При 
необходимости делались запросы инженерам и тем лицам, которые симпатизировали 
коммунистам и профсоюзам.
 Агентура имелась на предприятиях Байера, Сольве, в Высшей технической школе 
Берлина — Шарлоттенбурге, в институте Герца, в институте кайзера Вильгельма, на 
заводах «Рейнметалл», на цементных предприятиях Поли-зиуса, в «Телефункене». А 
разведсеть инженера Э.Людвига с успехом вела шпионаж на авиационных 
предприятиях Юнкерса и Дорнье, а также в Исследовательском институте 
аэронавтики в Адлерсхофе [56] .
 Один из первых судов над коммунистами-«промыш-ленными шпионами» — процесс по 
делу А. Кнепфле. Этот человек занимал пост секретаря коммунистической ячейки в 
Аувайлере. Он обратился к пяти или шести товарищам по партии, которые работали 
на одном из заводов германского военно-химического концерна «И. Г. Фарбен 
индустрии» попросил их собирать конфиденциальную информацию о технологиях, 
образцах и планах.
 Второй группой, работавшей на том же объекте, руководил бригадир Г. Херлофф.
 В 1926 году обе группы были раскрыты и полиция арестовала около 20 человек. Их 
судили в мае того же года и они получили довольно небольшие сроки: от трех 
месяцев до одного года.
 В октябре 1926 года к четырем месяцам тюрьмы был приговорен В. Киппенбергер. 
Он работал на химическом заводе в Биттерфельде и копировал секретные планы [57] 
.
 В 1929 году во время посещения Советского Союза был завербован депутат 
рейхстага и член комиссии по иностранным делам Союза германских промышленников, 
профессор Кенигсбергского университета Д. Прейер. Вместе с ним с внешней 
разведкой согласилась сотрудничать его секретарь — Г. Лоренц. Располагая 
обширными связями в промышленных кругах страны, Прейер до 1932 года давал 
обширную информацию о позиции германских промышленников по отношению к СССР, 
описание патентов и технологических процессов [58] .
 Польской разведке летом 1925 года удалось перехватить секретную инструкцию 
помначснабжения артиллерии при ВВС СССР Шафрона для советского военного 
представителя в Берлине Мортова о получении технических сведений относительно 
новейший артиллерии за рубежом [59] .
 В 1930 году резидентуру военной разведки в Германии возглавил О. А. Стигга. 
Под его руководством работало только в Берлине до 250 сотрудников [60] . В 
своей работе он ориентировался в первую очередь на добычу научно-технической 
информации. При этом он активно использовал возможности ББ-Аппарата. Этим 
подразделением руководили Ф. Грибовский (1929-1930), Ф. Бурде (1930-1931) и В. 
Баник (1932—1935). Сотрудники этой подпольной структуры проникли не только на 
оборонные предприятия. Они были везде, где имелась значимая для СССР информация 
экономического и технического характера.


 О. А. Стигга 

 Среди достижений можно отметить регулярные кражи в фирме «Крупп-Эссен» 
документов и чертежей по производству амуниции и оружия, аналогичных документов 
по изготовлению прицелов в Дрездене.
 В марте 1932 года ББ-Аппарат Северной Баварии подготовил доклад о производстве 
взрывчатых веществ и о перспективах немецкого ракетостроения. Были собраны 
сведения о деятельности немецкого исследовательского института воздушного флота,
 об изготовлении самолетов на предприятиях Г. Юнкерса в Дессау, о производстве 
высокомощных взрывчатых веществ на заводе фирмы «Хауф».
 Агентов часто арестовывали, поэтому регулярные сообщения о провалах никого не 
удивляли. Например, у Э. Штеффен и К. Динсбахга при задержании были изъяты 
подробные материалы по строящимся броненосцам типа «А» и «В», коротковолновым 
передатчикам и производству моторов [61] .
 С операциями отечественной научно-технической разведки в Германии связано 
воплощение в жизнь плана ГОЭЛРО. Об этом не принято было говорить, но 
производство тех же самых электрических лампочек в СССР наладили с активным 
использованием германского и частично американского опыта. Была тайно закуплена 
или скопирована часть оборудования, добыто множество технологий и отдельных 
приемов производства, а также задействованы многочисленные 
высококвалифицированные специалисты, начиная от рабочих, с помощью которых 
удалось воспроизвести отдельные производственные операции и заканчивая 
топ-менеджерами и директорами, которые помогли организовать оптимальный 
производственный процесс.
 В начале 20-х годов перед отечественной промышленностью стояла задача по 
освоению технологии производства изделий из вольфрама. Спектр применения этого 
металла был чрезвычайно широк. Начиная от нитей накаливания в электролампах и 
заканчивая военной техникой.
 Для отечественной электроламповой промышленности овладение производством нитей 
накаливания означало отказ от импорта, что было очень актуально. Во-первых, 
экономия, ведь ежегодно на закупку вольфрамовой нити тратилось 200—250 тысяч 
золотых рублей. Во-вторых, поставки из-за рубежа в любой момент могли 
прекратиться. А в-третьих, престиж государства. О какой электрификации всей 
страны можно было говорить, если в СССР не умели в достаточном количестве 
изготовлять обычные электролампы.
 Военных интересовали технологии вольфрамового производства по другой причине. 
Уникальные свойства этого вещества: твердость, тугоплавкость и устойчивость к 
агрессивным воздействиям природных стихий, — способны были произвести настоящий 
переворот в тех военных областях, за которыми специалисты видели будущее, в 
частности в самолетостроении и танкостроении.
 Поэтому в 1922 году решением этой проблемы занялась военная разведка. В 
операции участвовали трое сотрудников этого ведомства — Г. И. Семенов, М. И. 
Железняк и В. В. Давыдов [62] .
 В 1922 году по своим каналам она вышла на военный отдел Компартии Германии. 
Затем, через эту структуру, на высококвалифицированных берлинских 
рабочих-коммунистов Ю. Хоффмана (завод компании «Осрам») и Э. Дайбеля (завод 
компании «АЭГ»).
 На основе результатов предварительного анализа ситуации было принято решение 
сконцентрировать все усилия на проникновении в цеха и секретные лаборатории 
фирмы «Осрам». Выбор не был случайным. Кроме того, что в то время эта фирма 
была одним из мировых лидеров ламповой промышленности, на данном объекте 
осуществлялась вся технологическая цепочка по вольфраму, начиная с обогащения 
вольфрамовой руды и заканчивая выпуском тончайшей вольфрамовой проволоки для 
нитей накаливания электроламп.
 Одновременно с постоянным совершенствованием технологий лампового и 
вольфрамового производства лаборатории фирмы «Осрам» вели опыты по получению 
новых суперпрочных сортов сплавов, которые позднее назвали металлокерамикой.
 В 1923 году здесь впервые в мире был получен сплав карбида вольфрама с 
кобальтом — «видиа», внедрение которого в массовое производство привело к 
революции в промышленности.
 Информация о вольфрамовых технологиях и новом сплаве начала поступать в Москву 
через Ю. Хоффмана и Э. Дайбеля. Отметим сразу, что кроме них в сборе секретной 
информации участвовало еще несколько рабочих-коммунистов. Поэтому, когда в 1924 
году им пришлось бежать в Советский Союз после неудачной попытки организации 
революции в Германии осенью 1923 года, то на их место заступили механик Ф. 
Гайслер и слесарь В. Кох. Оба с завода компании «Осрам». Они официально не 
демонстрировали свою принадлежность к Компартии Германии, в отличие от своих 
предшественников. В любом случае руководство компании не догадывалось об 
агентурной сети советской научно-технической разведки, которая активно работала 
на заводе.
 Технология взаимодействия между Москвой и Берлином была оптимальной. Из СССР 
присылали перечень вопросов, описание возникающих проблем, список необходимых 
материалов, а в Германии группа агентов готовила необходимые ответы и данные 
[63] .
 В 1925 году Ф. Гайслер и В. Кох были уволены с завода — их подозревали в 
коммунистической пропаганде. Правда, еще в течение трех месяцев, они, пока 
находились в Берлине, регулярно продолжали добывать интересующую советскую 
военную разведку информацию. Все это время эти агенты получали «пособие по 
безработице» от сотрудника советской военной разведки. Затем их тайно 
переправили в Советский Союз, где они встретили своих коллег — Ю. Хоффмана и Э. 
Дайбеля. Теперь все четверо участвовали в реализации добытой ими же секретной 
информации. А она продолжала поступать непрерывным потоком, только теперь под 
руководством рабочего с завода компании «АЭГ» Г. Ольриха [64] .
 В 1927 году патент на производство сплава «видиа» компания «Осрам» продала 
другому германскому промышленному гиганту — металлургическому и 
машиностроительному концерну «Крупп». И 28 сентября 1929 года его представители 
продемонстрировали советским специалистам выгоды от практического использования 
этого металлокерамического сплава для обработки металлов. В частности, в 3—5 
раз возрастала скорость сверления и обработки, существенно повышалась точность 
и производительность труда. Гости из Германии надеялись, что, оценив уникальные 
свойства нового материала, Советский Союз заключит контракты на его импорт.
 СССР действительно заинтересовала новинка, но события развивались совсем по 
другому сценарию. В стране решили самостоятельно освоить промышленное 
производство этого сплава. Для начала из архивов были извлечены все отчеты 
лаборатории компании «Осрам». На их основе в течение нескольких суток удалось 
получить сплав с аналогичными свойствами под названием «победит». Однако 
говорить о его производстве не в лабораторных условиях было еще рано. Нужно 
было добыть технологию.
 Для этого в Германию выехал инженер Московского электрозавода Г. А. Меерсон. 
Он участвовал в разработке победита, поэтому прекрасно понимал, что именно 
нужно выяснить. С завода концерна «Крупп» он увез только сувенирный перочинный 
ножичек с надписью «Видиа Крупп».
 А вот в США ему повезло больше. В библиотеке, где Меерсон педантично 
штудировал немногочисленную литературу по металлокерамике, он познакомился со 
своим американским коллегой — инженером Томсоном. который занимался той же 
проблемой и работал в одной из ведущих компаний страны.
 Американец предложил обменяться информацией: он устраивает экскурсию по своему 
заводу, а гость из Советского Союза предоставляет материалы по концерну «Крупп».

 Днем Г. И. Меерсон с новым знакомым ходил по цехам. Периодически он отлучался 
в туалет и записывал все, что запомнил. А по ночам писал отчет по Германии, 
используя в качестве основы наработки компании «Осрам» и результаты московских 
опытов. Перед вручением американцу своего труда, Меерсон испачкал и помял 
тетрадь с записями. Тщательно изучив рукопись, Томсон не узнал ничего нового, а 
его советский коллега на основе собранной информации сумел наладить 
промышленный выпуск победита. В 1930 году было выпущено 3,8 т твердых сплавов, 
через год этот показатель составил уже 26, 2 т, а в 1932 году масса превысила 
45 т [65] .
 Об успехах научно-технической разведки в Великобритании почти ничего 
неизвестно. Высока вероятность того, что и там мы смогли позаимствовать 
множество секретных технологий. Из-за минимального количества провалов 
агентурная сеть, которая активно работала в этой стране, осталось скрытой не 
только для местной контрразведки, но и историков.
 Хотя известно, например, что группа «Арсенал» активизировала свою работу в 
Англии в 1933 году. В ее состав входили агенты Бер, Сауль, Нелли, Отец, 
Помощник, Шофер и Маргарет, которые работали на предприятиях:
 «Арсенал» — испытание оружия и военного снаряжения.
 «Армстронг» — производство и испытание танков, орудий, винтовок и моторов.
 «Ферст-Браун» —. производство и испытание танков и бронированной стали.
 Подлинные имена большинства из этих людей продолжают оставаться 
государственной тайной и в наши дни. Они так и не были идентифицированы 
британской контрразведкой [66] .
 До 1928 года этой сетью руководил видный деятель Коммунистической партии 
Великобритании Л. Глейдинг (Гот). В 1938 году его арестовали как одного из 
руководителей другой группы — «Вуличский арсенал». По этому делу проходило еще 
два человека — инженеры Вильяме и Вомак. Среди переданных ими материалов — 
чертеж морской пушки, «Справочник взрывчатых веществ» и чертежи авиационных 
конструкций [67] .
 В 1925 году в Чехословакии работали трое инструкторов военного аппарата 
Коминтерна (подотдел антимилитаристской работы орготдела ИККИ): В. Цайсер 
(Вернер), А. Ильнер (Штальмон) и Ф. Фейергерд (Келлери). Они подчинялись 
сотруднику Разведывательного управления РККА И. Рейсу. В их задачи, помимо 
подготовки военного аппарата Компартии Чехословакии, входило внедрение группы 
информаторов (по 2—3 человека) на военные предприятия (в то время Чехословакия 
была одним из крупнейших производителей оружия) [68] .




 Глава 3. ВЕЛИКИЕ НЕЛЕГАЛЫ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ


 В начале 30-х годов на смену любителям из Коминтерна и компартий пришли 
профессионалы из Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ и Разведывательного управления 
(Разведупр) РККА. В отличие от своих предшественников они не пытались создавать 
огромные, трудноуправляемые и очень уязвимые сети информаторов. Их стиль — 
компактные агентурные сети, большинство членов которых либо официально порвали 
со своим коммунистическим прошлым, либо работали на материальной основе, либо 
тщательно скрывали свои симпатии к Советскому Союзу.
 Большинство руководителей таких групп в истории советской разведки принято 
относить к категории великих нелегалов. В первую очередь они специализировались 
на добыче информации политического и экономического характера, занимались 
добычей иностранных дипломатических и военных шифров и кодов, но часто 
охотились и за военно-техническими секретами.
 Однако в качестве основных источников информации теперь выступали не рабочие и 
служащие, а инженерно-технические работники и ученые. Одну из основных причин, 
которая заставляла высококвалифицированных специалистов становиться советскими 
агентами, в своих тюремных записках объяснил германский инженер Г. Кум-меров. 
Сам он, начиная с 1934 года и до момента своего ареста гестапо, передавал 
секретную информацию по военно-техническим новинкам. Подробнее об этом человеке 
будет рассказано чуть позже, а пока — фрагмент его чудом уцелевшей исповеди.
 «Выражение и понятие „шпион“ и „шпионаж“ в их обычном смысле не отражают моего 
поведения… Речь шла о том, чтобы способствовать ее (России. —  Примеч. авт.) 
техническому развитию и оснастить в военном отношении для ее защиты от соседей, 
откровенно алчно взирающих на эту богатую и перспективную страну, население 
которой составляют замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но 
еще слабые в области техники… С этой целью их друзья во всем мире помогают 
своим русским единомышленникам делом и советом, передавая им все необходимые 
знания, а особенно сведения о вооружении, которое могло и должно было быть 
использовано для нападения на Россию, и связанные с подготовкой этого нападения 
военные тайны…» И далее: «… друзья России с чистой совестью, следуя своим 
идеалам, стали пересылать технические тайны военных фирм… Так поступил и я…» 
[69] .
 Германия была одним из основных объектов советской НТР, начиная с середины 
20-х годов. Не изменилась ситуация и в середине 30-х. Хотя 
контрразведывательный режим с приходом к власти Гитлера стал более жестким, 
количество советских специалистов, легально посетивших ГермЗнию и 
контактировавших с немецкими коллегами, резко возросло.
 Среди основных задач, стоявших перед резидентурой внешней разведки в тот 
период, — создание агентурной сети в концернах «Сименс», «АЭГ», «И. Г. 
Фарбениндустри», «Крупп», «Юнкере», «Рейнметалл», «Бамаг», «Цейс» и «МАИ» [70] .

 О размахе работы отечественной разведки по линии НТР в этой стране можно 
судить по отчету за 1930 год, который подготовил Союз немецкой промышленности. 
Эта организация основала бюро по борьбе с промышленным шпионажем. По его 
оценкам, ежегодные потери к концу 20-х годов составляли более 800 млн. марок 
или почти четверть миллиарда долларов в год. При этом усилия в борьбе со 
шпионажем, предпринятые Союзом немецкой промышленности, почти не имели успеха. 
Объяснение простое — советской разведке удалось внедрить коммуниста в головной 
офис бюро на должность секретаря.
 Германская полиция, которая в начале 30-х годов организовала специальное 
подразделение для борьбы с промышленным шпионажем, с ужасом констатировало 
трехкратное увеличение числа зарегистрированных случаев шпионажа за период 
между 1929 и 1930 годами: с 330 до более 1000. В большинстве случаев следы вели 
к рабочим-коммунистам, составлявшим существенную часть хорошо организованной 
сети, на которую был возложен сбор информации и секретов под руководством 
советских служащих из торгпредства [71] .
 Среди тех, кто активно снабжал Москву секретной информацией был В. Леман 
(Брайтенбах). С ним поддерживала связь Е. Зарубина (Вардо). Об этих людях 
написано достаточно много, поэтому лишь скажем о достижениях агента в сфере 
научно-технической разведки.
 С 1935 года, когда Брайтенбах курировал вопросы, связанные с 
контрразведывательным обеспечением всей военной промышленности Германии, 
выросли его разведывательные возможности. Вардо приходила со встреч, буквально 
перегруженная материалами. Связники — К. Харрис, М. Браудер и другие — едва 
успевали отвозить эти документы в Париж для последующей отправки в Москву.
 В ноябре 1935 года Брайтенбах во время очередной встречи с советской 
разведчицей сообщил, что участвовал в совершенно секретном совещании в военном 
министерстве, где был ознакомлен с новейшими образцами боевой техники. Он 
передал описание новых типов артиллерийских орудий, в том числе дальнобойных, 
бронетехники, минометов, бронебойных пуль, специальных гранат и твердотопливных 
ракет.
 Он же передал, впервые, информацию о создании под руководством молодого тогда 
инженера, в будущем знаменитого В. фон Брауна, принципиально нового типа оружия 
— ракеты на жидком топливе для поражения целей на расстоянии в сотни километров.
 Вардо тщательно записала все со слов агента и этот доклад на шести страницах 
был направлен 17 декабря 1935 года Сталину, Ворошилову и Тухачевскому. Позднее 
Брайтенбах сообщил дислокацию пяти секретных полигонов для испытания новых 
видов оружия  [72] .
 К. Харрис тоже принимала активное участие в операциях, советской НТР в 
довоенной Европе. В частности, она работала в Германии с источником Наследство. 
Простое перечисление полученных от него материалов свидетельствует об их 
значимости и ценности: проект заводских установок по производству 
калиаммониевой селитры, лаун-селитры, гидрогенизации жиров, абсорбционной 
установки. 42-летний инженер имел доступ ко всем секретам своей 
компании-работодателя  [73] .
 После того как Наследство, по неизвестным причинам, пропал (как оказалось, он, 
работая за деньги, сумел купить себе загородный дом и посчитал, что в 
дальнейшем на связь может не выходить), К. Харрис сумела найти этого человека и 
через его жену, имевшую на супруга большое влияние, снова приобщить к работе. В 
этот, второй, период сотрудничества она получила от агента материалы по 
электролизу водорода, сжиганию аммиака в кислороде, чертежи новой абсорбционной 
установки завода «Бамаг» и материалы по получению нитрофоски. Позже он передал 
рабочие чертежи по получению бензина из газов, добываемых при помощи синтеза 
угля. Уже перед самой войной Наследство дал сведения о пороховых заводах. Они 
были переданы в Генштаб Красной Армии и получили высокую оценку: «Информация 
является ценной и поступает впервые».
 Всего за время сотрудничества агент заработал 35 000 марок, а польза 
принесенная им, составила многие миллионы рублей  [74] .
 Еще одним важным источником информации стал молодой талантливый немецкий 
инженер Г. Куммеров. В 1932 году он посетил советское посольство в Берлине с 
целью выяснения возможности поездки на работу в СССР. В то время это было 
распространенной практикой и даже после прихода Гитлера к власти такой факт в 
биографии человека не считался антигосударственным.


 Ганс-Генрих Куммеров 

 С визитером встретился инженер Амторга Г. Б. Овакимян. Гостю присвоили 
оперативный псевдоним Фильтр и приняли решение о проведении его вербовки. Дело 
в том, что посетитель в течение пяти лет работал в Ораниенбурге, под Берлином 
на заводе акционерного общества «Газглюлихт-Ауэр-гезельпафт», который выполнял 
военные заказы.
 На советскую разведку Фильтр начал работать только в 1934 году. На первой же 
встрече с работником резидентуры Куммеров передал ему образец (вернее, основные 
компоненты) нового, только что поступившего в производство противогаза, 
принятого на вооружение вермахтом. «Сколько это стоит?» — спросил советский 
представитель и услышал огромную по тем временам сумму: — «Сорок тысяч марок».
 Однако тут же выяснилось, что Куммеров назвал ему стоимость… разработки 
сделанного им изобретения. А Советскому Союзу он передает его бесплатно, как и 
множество других технических новинок. Например, данные о новых боевых 
отравляющих веществах разработанных в лабораториях химического концерна «И. Г. 
Фарбен индустри» и средствах защиты от них. Так же он передал подробное 
описание технологий производства синтетического бензина и синтетического 
каучука — оба этих материала были дефицитными для германской промышленности и 
оставались таковыми до конца Второй мировой войны.
 Множество ценной информации поступило и от его друга доктора технических наук 
Э. Томфора. Этот человек сначала заведовал отделом в химической лаборатории, а 
потом занимал пост референта директора компании «Лёве-радио АГ». Он передал 
советской разведке данные о работе немецких специалистов по созданию 
радиолокатора, а также акустической торпеды и специальных радиостанций для 
установки на танках  [75] .
 В 1942 году они оба были арестованы и казнены. В 1969 году Г. Куммерова 
посмертно наградили орденом Красного Знамени [76] .
 "В 1931 году сотрудник советского торгпредства Глебов заключил контракт с 
австрийским инженером по фамилии Липпнер с тем, чтобы тот выкрал 
нефтехимические секреты с завода концерна «И. Г. Фарбен индустри» в 
Фридрихсхафене.
 В том же году был арестован коммунистический профсоюзный лидер Э. Штеффен и 25 
инженеров с химических заводов «И. Г. Фарбен индустри» во Франкфурте-на-Одере, 
и Кельне. Они были приговорены судом к различным срокам тюремного заключения 
(от 4 до 10 месяцев)  [77] .
 В 1932 году Г. Б. Овакимян завербовал Ротмана — крупного немецкого специалиста 
по химическому аппа-ратостроению, от которого регулярно стал получать 
документальную информацию о строительстве новых военных объектов, о наиболее 
современных технологиях производства синтетического бензина и селитры. Эти 
документальные материалы получили высокую оценку Генштаба Красной Армии.
 Затем советский разведчик завербовал еще двух агентов: Штронга — ведущего 
инженера фирмы «Ауэр» и Людвига — научного сотрудника компании «Цейс». 
Поступившая от них документальная информация по оптическим приборам, эхолотам и 
средствам противохимической защиты получила положительную оценку отечественных 
специализированных научно-исследовательских институтов и конструкторских бюро 
[78] .
 Некто Браун, работавший у известного германского торговца оружием Бениро, 
регулярно снабжал советскую внешнюю разведку образцами стрелкового оружия и 
документацией к нему [79] .
 В 1931 году в немецкую резидентуру Каминского прибыл разведчик-нелегал Л. 
Гельфот. В Берлине он устроился на работу ассистентом в клинику известного 
немецкого профессора. По специальности он был рентгенологом. Работа в клинике 
давала возможность знакомиться с материалами, связанными с военной медициной, 
собирать сведения о новых методах лечения раненных в полевых условиях.
 Однако основными источниками его информации были трое агентов из числа немцев, 
работавших в военно-промышленных концернах и переданных ему на связь.
 Гельфоту удалось через них получить значительное количество материалов и 
образцов, связанных с военной авиацией, электротехникой, приборостроением и 
химией, для военных целей.
 В конце 1933 года он был вынужден перебраться в Париж  [80] .
 Инженер советского торгпредства Ф. Володичев, работавший на заводах «Сименс» и 
«Хальске», был осужден на одни месяц тюремного заключения за промышленный 
шпионаж. Хотя, по утверждению прокурора, «чертежи, найденные у обвиняемого, 
отражали последние достижения в телеграфии и представляли огромную ценность для 
немецкой индустрии».
 В сентябре 1931 года К. Либрих, химик научно-исследовательской лаборатории в 
Эберсвальде, член КПГ, был осужден на четыре месяца за промышленный шпионаж.
 В Ротвайле трое рабочих — Р. Мольт, Ю. Шетцле и А. Кох — пытались завладеть 
промышленными секретами по производству химических волокон и пороха.
 Ш. Ланд, сотрудница химического завода в Берлине, собирала секретную 
информацию о химической и металлургической промышленности. Ее арестовали и 
осудили в марте 1932 года.
 Для военных целей компания «Телефункен» изобрела ранцевый телефон. Тогда это 
было сенсацией. Один из работников этой компании, некто Зайфрет, передал 
фотографии и образцы еше до того, как начался массовый выпуск этого изделия.
 Образцы новых коленчатых валов, производимых фирмой «Рейнметалл», стараниями 
рабочих попали в руки советской разведки в самом начале их производства.
 В 1931 году была разгромлена агентурная сеть Э. Штеф-фена, которая активно 
работала на большинстве заводов концерна «И. Г. Фарбен индустри», расположенных 
по всей стране. В нее входило 25 человек [81] .
 Разведка справилась с поставленной перед ней задачей. «Анализ работы 
берлинского аппарата органов внешней разведки в 1933—1937 годах», — говорилось 
в одном из документов того времени, — «показывает, что оперативное сочетание 
разведывательной работы с легальных и нелегальных позиций дало положительные 
результаты в —тяжелой агентурно-оперативной обстановке в Германии после прихода 
к власти фашизма. Наш разведывательный аппарат не только сумел избежать 
провалов и обеспечить активную работу агентуры, но и добиться положительных 
результатов в вербовке источников информации… Нескольких ценных агентов удалось 
приобрести научно-технической разведке» [82] .
 Кое-что удалось добыть и в Австрии. Например, в 1931 году сотрудник внешней 
разведки X. И. Салнынь и разведчик-нелегал Винаров смогли завербовать молодого 
болгарского полицейского, проходившего обучение в местной пожарной школе и 
получившего оперативный псевдоним Z-9. С его помощью в Центр были направлены 
материалы о новых немецких противогазах и результатах их испытаний, 
приближенных к боевым [83] .
 В начале 30-х годов советская агентурная сеть во Франции не только оправилась 
от последствий многочисленных провалов конца 20-х годов, но и стала менее 
уязвимой. Теперь только случайность позволяла местным контрразведчикам выявлять 
иностранных шпионов. Например, в мае 1932 года на антикоммунистический митинг, 
на военно-морской базе в Сен-Мазере зашел известный парижский коммунист А. 
Готье. В ходе вспыхнувшей потасовки он потерял портфель с секретными 
документами о французских арсеналах, подводных лодках, крейсерах, авиационных 
заводах и т. п., правда, сам сумел скрыться.
 В августе 1933 года в одном из парижских домов случился пожар. Среди 
пострадавших был некто Л. Дюккен-ной. Осматривая место происшествия, полиция 
обнаружила более десяти брошюр военного министерства с грифом «секретно» и 
подробным описанием новых самолетов, 37-мм пушки, тяжелой артиллерии, танков и 
другой техники [84] .
 В 30-е годы в министерстве авиации Франции работал П. Ко. Одновременно он был 
агентом советской военной разведки. Об этом в 1937 году французскому 
правительству сообщил резидент советской внешней разведки в Голландии В. Г. 
Кривицкий, но к его словам никто не прислушался. В 1940 году в связи с 
частичной оккупацией Франции П. Ко перебрался в США. В 1942 году на него вышла 
советская внешняя разведка. В 1953 году он стал лауреатом Сталинской премии 
[85] .
 В 1938 году парижская резидентура советской внешней разведки насчитывала более 
20 источников научно-технической и военно-технической информации. Среди них 
были весьма ценные агенты, сообщавшие сведения, например в области 
счетно-вычислительной техники, бактериологии, искусственных волокон, а также о 
французской, немецкой, итальянской военной технике и вооружениях (в том числе о 
некоторых типах новейших боевых самолетов), о производстве немцами боевых 
отравляющих веществ. Информация подобного рода получала высокую оценку со 
стороны соответствующих советских ведомств [86] .
 В апреле 1937 года П. М. Журавлев, резидент в Италии с 1933 по 1938 год, 
доложил в Центр о результатах работы легальной резидентуры в этой стране. В 
своем выступлении он, в частности, сообщил: «До сих пор работа в Италии была 
ограничена в основном дипломатической разведкой по иностранным посольствам и 
военно-технической разведкой в области химии, радио, авиации и судостроения, 
которая началась фактически 7 месяцев назад после организации пункта в Милане» 
[87] . Однако более впечатляющие успехи были достигнуты коллегами из военной 
разведки, но об этом позже.
 В Англии в начале 30-х годов параллельно с легальной действовала нелегальная 
резидентура, поставлявшая обширную документацию, в т. ч. секретную информацию о 
многих новых видах вооружения для армии и военно-морского флота. В одном из 
спецсообщений внешней разведки в СНК указывалось более 50 представляющих 
интерес сведений по авиации, радиотехнике, химии, бактериологии и военному 
судостроению [88] .
 В конце 20-х годов И НО (иностранный отдел — внешняя разведка) ОГПУ активно 
начал работать в США. Один из первых советских разведчиков-нелегалов Чарли 
сумел установить тесные деловые контакты с инженерами, техническими 
представителями коммерческих фирм, офицерами летных и морских частей. Это 
позволило ему в первые два года работы представить в Москву важную информацию о 
«спасательных аппаратах для моряков-подводников, данные об авиационных 
двигателях, характеристики двух типов танков, авиационном прицеле для 
бомбардировщика, а также детали конструкции гидросамолетов, сведения о 
дизельных моторах различного назначения». Полученных чертежей, формул, 
инструкций было достаточном для того, чтобы советские инженеры и техники смогли 
воссоздать необходимые механизмы или в точности воспроизвести какой-нибудь 
производственный процесс. В 1938 году Чарли отозвали в СССР и репрессировали. 
Личное дело в Архиве службы внешней разведки РФ не сохранилось [89] .
 Весной 1930 года в США прибыл А. О. Эйнгорн. Он выступал в роли бизнесмена, 
который решил наладить экспорт оборудования из Америки в Персию или одну из 
стран Ближнего Востока. Это позволило ему активно работать в сфере НТР. В числе 
добытых данных его агентами — информация о вертолетах и самолетах, 
разрабатываемых в конструкторском бюро И. И. Сикорского. Один из сотрудников 
бюро передал в Москву все необходимые чертежи.
 Кроме добычи секретной информации по линии «X» (научно-техническая разведка) 
он активно переправлял в Советский Союз книги и журналы по различным отраслям 
науки, техники, промышленности и патентоведения.
 В 1931 году в одном из рапортов на имя заместителя председателя ОГПУ С. А. 
Мессинга говорилось: «За последние время несколько оживилась работа по 
техразвед-ке в Америке. Работу пришлось ставить заново, и если учесть, что за 
последние годы результаты были низкими, то сейчас эти успехи нужно признать 
огромными. Получили материалы по химической промышленности (по оценке, экономия 
составила 1 млн. долларов), исчерпывающую информацию по дизель-мотору „Паккард“.
 С Америкой установлена регулярная связь (живая, нелегальная). В этом большая 
заслуга т. Эйнгорна А. О., который в сложных условиях проделал большую 
оперативную работу, выполнив полностью порученные ему задания.
 Эйнгорн — работник ВЧК—ОГПУ с 1919 года, большую часть работал с нелегальных 
позиций, требующих преданности, личной смелости и риска. Ходатайствую о 
награждении Эйнгорна знаком «Почетный чекист» [90] .
 В 1935 году в США приехал разведчик-нелегал советской внешней разведки Л. 
Гелфот. Ему рекомендовалось, в первую очередь, обратить внимание на получение 
данных, о разрабатываемых в США защитных средствах против боевых отравляющих 
веществ. В Германии в это время велись работы по созданию современного 
химического оружия и оснащения им армии. Это вызывало большое беспокойство 
советского руководства и оно требовало от разведки сведений не только о видах и 
объемах производства боевых отравляющих веществ, но и данных о средствах защиты 
от них.
 Гелфоту, в частности, поручалось изыскать возможность для получения образцов и 
материалов:
 секретной пасты для лечения поражений от иприта;
 технологии синтеза искусственного гемоглобина;
 индивидуальных химических пакетов, применяемых в армии США;
 технической установки для обмывки людей в полевых условиях после поражения 
ипритом;
 средств-противоядий от боевых отравляющих веществ.
 Он успешно начал выполнять поставленные перед ним задачи, к примеру сумел 
добыть портативный аппарат для переливания крови в полевых условиях. В 1938 
году Л. Гель-фот заболел крупозным воспалением легких и умер [91] .
 В 1934 году по прямому указанию Коминтерна Компартия США создала свой 
«конспиративный аппарат», который специализировался на сборе информации 
научно-технического характера. Его сначала возглавлял Д. Петере (известен также,
 как И. Боорштейн, Гольдфарб, А. Стевенс), а с 1938 года выходец из Югославии Р.
 Бейкер (настоящая фамилия Блюм). Они руководили многочисленными группами 
коммунистов, занимающихся сбором информации Советского Союза.
 Одну из таких групп инженеров возглавлял казненный впоследствии Ю. Розенберг. 
В нее среди прочих входили М. Собелл, А. Сарант и Д. Барр. Двое последних в 
начале 50-х годов бежали в СССР и, сменив имена, создали новую отрасль — 
разработка и производство вычислительной техники [92] .
 С 1933 по 1941 год в США находился в долгосрочной заграничной командировке Г. 
Б. Овакимян (до 1939 заместитель, а с 1939 по 1941 год резидент по линии 
научно-технической разведки). В стране находился под прикрытием должности 
инженера Амторга. В 1940 году стал аспирантом Нью-Йоркского химического 
института [93] .
 Энергичный и решительный, Овакимян приобрел в США новые многочисленные 
источники информации. Его целеустремленность и умение убеждать привлекали к 
нему все новых помощников. Приобретенные им источники добыли документальную 
информацию о технологии переработки сернистой нефти, производстве смазочных 
масел и авиабензина, синтетического каучука, полиэтилена, о некоторых видах 
боевых отравляющих веществ, красителях в обороной промышленности, о новейшем 
химическом оборудовании, о достижениях радиотехники и о многом другом [94] .
 Кратко о результатах работы этих людей. Только в 1939—1940 годах в США было 
добыто более 450 важных информационных документов (около 30 тысяч листов), 955 
чертежей и 163 образца различных технических новинок. Наиболее важными были 
сведения о технологии производства синтетического бензина, чертежи станка для 
нарезки стволов артиллерийских орудий, чертежи нового эсминца и др [95] .
 Великие нелегалы работали не только в ИНО ОГПУ— НКВД СССР, но и в 
Разведуправлении РККА. Многие из них стали Героями Советского Союза, а 
некоторым было присвоено звание Героя Российской Федерации. Например, Я. П. 
Черняку Золотую Звезду вручили за десять дней до смерти в военном госпитале 9 
февраля 1995 года. В 1934 году он возглавил небольшую группу, члены которой 
специализировались на сборе информации по Германии и ее союзникам в ряде стран. 
Приезжая в ту или иную страну, Черняк, как правило, по партийным каналам 
выходил на людей со связями и организационными способностями, которые 
ориентировали его в обстановке. Среди его агентов в то время были секретарь 
министра, глава научно-исследовательского отдела авиационной фирмы, офицер 
разведки, высокопоставленный военный в штабе и т. п.
 Сам Черняк работал то стажером в фирме, то коммивояжёром, то лектором по 
научно-техническим вопросам.
 Некоторое время ему пришлось служить в армии, причем делопроизводителем в 
штабе военного объедения.
 В 1935 году произошел провал агента, знавшего его по совместной партийной 
работе. В связи с этим П. Черняка отозвали в Москву. После краткосрочной 
подготовки в Центре его вновь направили на работу за границу.
 С 1935 по 1945 год, в течение десяти лет, Черняк возглавлял одну из самых 
результативных резидентур в истории мирового шпионажа. Он лично привлек к 
сотрудничеству 24 человека. Резидентура Черняка, действуя в ряде стран Европы, 
представляла образцы и документальные материалы по широчайшему спектру 
важнейших направлений развития систем оружия и военной техники, прежде всего в 
сфере авиации, в том числе реактивной. Были добыты сведения о новейших 
материалах и технологиях, применяемых в самолетостроении, авиадвигателях, 
стрелково-пушечном вооружении летательных аппаратов, бортовом радиоэлектронном 
оборудовании, авиабомбах и реактивных снарядах, ракетах (Фау-1 и Фау-2), а 
также в бронетанковой технике, артиллерийских системах, химическом и 
бактериологическом оружии и средствах защиты от него, средствах радиосвязи, 
радиолокации и радионаведения, инфракрасной и телевизионной технике, морском 
минно-торпедном вооружении, средствах обнаружения подводных лодок и 
радиоэлектронного противодействия.
 В 1941 году связь с резидентурой Черняка была нарушена, однако уже в следующем,
 1942 году он нашел возможность восстановить курьерскую линию с Советским 
Союзом [96] . Во время войны большинство агентов находилось на территории 
Великобритании.
 В конце Второй мировой войны Черняк направил важную информацию о планах США и 
Великобритании, а также об атомном оружии. После побега советского 
шифровальщика И. Гузенко Черняку, который тогда находился в Канаде, срочно 
пришлось покинуть территорию страны. Его тайно вывезли на судне в Советскмий 
Союз. В СССР он получил советское гражданство и должность референта в ГРУ.
 В апреле 1946 года часть сотрудников из резидентуры П. Черняка была 
представлена к правительственным наградам: двое — к ордену Ленина, четверо — к 
ордену Трудового Красного Знамени, восемь — к ордену Красной Звездой, еще двое 
— к ордену «Знак Почета». Сам Черняк награды не получил — где-то что-то не то 
сказал.
 Говорят, вступился за Заботина (резидент ГРУ в Канаде, был арестован и осужден 
за то, что допустил побег Гузенко) и покритиковал соперничество ГРУ и НКВД [97] 
.
 Справедливость восторжествовала только спустя 49 лет. Поразительный факт — 
Черняк, находившийся в бессознательном состоянии, в тот момент, когда в палату 
вошли начальники Генштаба и ГРУ Колесников и Ладыгин, пришел в себя и довольно 
внятно произнес: «Служу Советскому Союзу» [98] .
 В конце 20-х годов было принято решение создать в Милане автономную 
нелегальную резидентуру для ведения военно-технической разведки на 
промышленно-развитом севере Италии с непосредственным подчинением ее Центру. Ее 
руководителем назначили Л. Е. Маневича (Этьена).
 В декабре 1930 года он приехал в Австрию и приступил к выполнению задания. В 
качестве прикрытия он использовал патентное бюро «Эврика». Действуя с 
территории этой страны, он уже через год завербовал нескольких человек, имевших 
доступ к авиационной технике и организации литейного производства, а также 
агентов связи и курьеров. В 1932 году им было завербовано еще несколько человек,
 имевших отношение к производству оружия и военно-морскому флоту Италии. В 
результате к концу 1932 года миланская резидентура Маневича имела в своем 
составе 9 агентов-источников и 3 вспомогательных агентов. Что же касается 
материалов, посылаемых им в Москву, то они неизменно получали высокую оценку 
Центра. Это прежде всего чертежи и прототипы опытных образцов самолетов 
(бомбардировщик-гигант ВР, истребители СР-30, СР-32, Капрони-80, —97, —101,
 —113), генеральный чертеж подводной лодки «Мамели», характеристика подводной 
лодки «Бригандинс», чертежи и описание 37-мм пушки типа «Бреде» и прибора 
управления артиллерийским огнем на боевых кораблях.
 В 1934 году Л. Маневич переехал в Милан, где также открыл патентное бюро. Его 
основная задача в тот период — сбор информации по вопросам, связанным со 
«слепыми полетами», инструментальным самолетовождением, а так же с полетами 
авиационного соединения в строю и в тумане. В шифровке, направленной 
руководителем 4-го (разведывательного) управления ГШ РККА Я. А. Берзи-ным 
Маневичу в 1934 году отмечалось: «Эти вопросы чрезвычайно важны, и мы просим 
обратить на них пристальное внимание». Кроме этого Л. Маневич следил за 
ситуацией в сфере итальянского судостроения. В частности, его интересовала 
компания «Ото Малара» [99] .
 В конце 20-х годов в Италии работала группа советских военных 
разведчиков-нелегалов. Правительство страны наивно полагало, что они работали 
против Англии и весьма либерально относилось к их присутствию. А зря. Например, 
В. Кривицкий получил орден Красного Знамени за добычу чертежей итальянской 
подводной лодки [100] .
 В середине 30-х годов во Франции и Англии начала работать агентурная сеть 
сотрудника военной разведки Г. Робинсона (Гарри). В нее входили ученые, 
инженеры, работники различных министерств и ведомств, сочувствовавшие 
коммунизму и в основном из идейных соображений оказывающих помощь советской 
разведке. Группа Гарри добывала исключительно ценную информацию, в том числе по 
авиационной технике и электронному оборудованию западных стран. Эти материалы, 
по заключению экспертов, отвечали острейшим потребностям оборонной 
промышленности и экономили миллионы инвалютных рублей.
 Среди источников информации Г. Робинсона можно назвать французского ученого А. 
Лабарта, до 1938 года работавшего в министерстве авиации, инженера М. Ой-нимса 
— Хенцлина, а также Э. Войса и Г. Любчинского, работавших на заводах 
электронной промышленности в Англии [101] .
 Вот одно из заданий, которое получил Робинсон:
 «…Желательно было бы получить описание каждого из заводов в отдельности: его 
фото и план, площадь пола отдельных цехов, описание оборудования и силовых 
установок, новое строительство, организация поточного производства, численность 
рабочих и число смен, месячная производительность (возможная и действительная), 
численность и персональный состав конструкторских бюро, связь с другими 
заводами, получение сырья, полуфабрикатов».
 Выполняя задание, Гарри посылал в Центр материалы о производстве новых орудий, 
магнитной торпеды, разрывных снарядов, кислородного прибора для летчиков, 
образцы брони новых французских танков и новых немецких противогазов и т. п. 
[102] .
 В 1940 году Робинсон и его сеть были полностью переориентированы Центром на 
работу против Германии. Ему ставилась задача установить, в какой мере и как эта 
страна использует Францию и ее промышленность, сырьевые и людские ресурсы. 
Кроме того, ему необходимо было заняться вербовкой французов, подлежащих 
отправке в Германию на заводы [103] .
 В 1927 году в США появились два агента советской военной разведки А. Тылтынь и 
Л. Сталь. Они приехали из Франции, где сумели избежать ареста за организацию и 
проведение мероприятий в сфере НТР. Тылтынь открыл офис при одной морской 
компании в деловой части Нью-Йорка. Среди добытых этим шпионским дуэтом 
документов были чертежи британского военного корабля «Роял Ок». В 1930 году А. 
Тылтыня вызвали в СССР, а Л. Сталь отправили во Францию [104] .
 В США у советской военной разведки был свой агент Г. Голд. В историю шпионажа 
он вошел как один из «атомных» шпионов, хотя реально он исполнял лишь 
обязанности курьера.
 В 1933 году он принял предложение советской разведки и, работая в 
Пенсильванской сахарной компании, передал материалы по химической очистке 
сахара. В 1940 году он получил образование за счет советской разведки и стал 
бакалавром естественных наук. Это позволило ему поступить в филиал компании 
«Кодак», а Центру — получить подробное описание процессов цветной фотографии и 
производства нейлона [105] .
 В США инженер У. Диш (Херб) из инженерной корпорации «Арма» сотрудничал с 
советской военной разведкой. Его компания выполняла заказы ВМФ, связанные с 
морской артиллерией [106] .




 Глава 4. ТАЙНАЯ ВОЙНА


 В одном из докладов комитета палаты представителей сената США по 
антиамериканской деятельности, опубликованном в 1951 году, говорилось 
следующее: «Сталин имел относительно промышленности США настолько же полную и 
подробную информацию, как и сведения, которыми располагало правительство самих 
Соединенных Штатов».
 Отношения многих американских граждан к Советскому Союзу в годы Второй мировой 
войны и послевоенного периода в немалой степени способствовали тому, чтобы 
Москва была в курсе технических успехов США. В СССР видели единственную силу, 
которая реально сражалась с немецко-фашистскими захватчиками в Европе, и долгое 
время, по существу, в одиночку, пока западные союзники медлили с открытием 
второго фронта. Это убедило многих американцев, и не только левых, передавать 
советским гражданам оборонную информацию, чтобы как-то помочь союзникам [107] .
 Руководитель группы консультантов СВР генерал-лейтенант В. А. Кирпиченко писал 
так: «Во время войны мы получали такую информацию (научно-технического и 
военно-технического характера. —  Прим. авт.) по каналам разведки из США, 
Англии, внимательно следили за развитием немецкой техники. Сплавы для танковой 
брони, авиации, артиллерия и боеприпасы к ней, самолетостроение, радиолокация — 
все это очень нас интересовало, и вклад нашего научно-технического отдела, 
соответствующих подразделений военной разведки, конечно же огромен» [108] .
 Оценить объем задействованных в этой операции людей трудно. Штаты легальных 
посольских резидентур НКГБ и Разведупра были в 1941 году примерно по 12 человек.
 Однако десятки офицеров разведки работали в составе и под прикрытием советской 
закупочной комиссии (СЗК), Амторга, ТАСС и других официальных учреждений. В 
частности, число сотрудников СЗК и Амторга только в Вашингтоне и Нью-Йорке 
составляло около 5000 человек. А сбором различной политической, военной, 
экономической и научно-технической информации должны были заниматься все 
советские специалисты, работавшие в годы войны в США, независимо от того, 
являются они сотрудниками разведки или нет. Также в охоте за «чужими секретами» 
принимали активное участие разведчики-нелегалы и контролируемая ими агентура, 
работники подпольного аппарата Коммунистической партии США, служащие в 
различных государственных, общественных и частных организациях [109] .
 Только по данным главы НКВД Л. П. Берия за период с июня 1941 по ноябрь 1944 
года работники 1-го (разведывательного) управления НКВД — НКГБ проделали 
значительную работу «по организации разведывательной сети за границей… За это 
время выведено на нелегальную работу 566, завербовано 1240 
агентов-осведомителей… Добыто агентурным путем 41718 различных разведывательных 
материалов, в том числе большое количество документальных. Из полученного по 
линии научно-технической разведки 1167 реализовано отечественной 
промышленностью 616».
 Сколько в этот период «вывело» за границу разведчиков Разведупр и каким 
количеством источников они реально располагали, — эти сведения и спустя полвека 
продолжают оставаться секретными. Хотя известно, что перед войной 
разведывательное управление располагало примерно 1000 офицеров и агентов, из 
них 50% работали нелегально.
 Вербовкой агентуры занимались и «младшие партнеры» Разведупра и НКГБ — 1-е 
(разведывательное) управление наркомата ВМФ и служба связи Коминтерна до ее 
ликвидации в 1943 году [110] .
 Также много в сфере научно-технической разведки было сделано сотрудниками 
советской закупочной комиссии, костяк работников которой составляли 
военнослужащие. Ими была получена и передана в Москву весьма ценная информация 
в области танко— и авиастроения.
 Так, в конце 1943 или начале 1944 года все служащие-коммунисты закупочной 
комиссии были собраны на очередное партсобрание. Выступивший на нем заместитель 
председателя правительственной комиссии М. Серов огласил секретную телеграмму 
от члена ГКО А. И. Микояна. Она предписывала каждому коммунисту, работавшему в 
комиссии, собирать информацию о техническом развитии в США, особенно в области 
военной промышленности. После того, как ее зачитали, каждый член ячейки 
расписался в том, что ознакомлен с приказом и приложит все силы, чтобы 
выполнить его.
 Началась массовая охота за секретной информацией. Участники собрания добывали 
проекты целых заводов, специальных машин и деталей к ним, фотографии и чертежи, 
касающиеся производства самолетов, вооружений и подводных лодок и массу другой 
секретной информации [111] .
 Хотя говорить о том, что советская разведка в США была полностью задействована 
для добычи научно-технической и военно-технической информации, особенно в 
первые годы войны, не совсем правильно.
 В конце 1942 года под прикрытием сотрудника «Международной книги» в эту страну 
прибыл Л. Р. Квасников (сотрудник советской внешней разведки). Приняв от 
резидента В. М. Зарубина все дела по НТР, вновь прибывший внимательно изучил их 
и пришел к ожидаемому неприятному выводу: НТР в резидентуре оказалась на втором 
плане, а на первом — политическая разведка. Молодые сотрудники, прибывшие годом 
раньше в Нью-Йорк, А. С. Феклисов и А. А. Яцков, которым предписывалось вести 
научно-техническое направление, использовались в основном на побегушках, имея 
на связи по два агента. В то же время у многоопытного С. Семенова (Твен) их 
было в десять раз больше и половина из них работала опять же на политическую 
разведку.
 С первых дней работы в Нью-Йорке Квасников стал придавать особое значение 
организации надежной связи с источниками и вопросами конспирации. Даже в стенах 
консульства он требовал от подчиненных вести разговоры шепотом, не называя 
фамилий и псевдонимов агентов.
 Нормы конспирации положительно сказались на результатах работы всей 
резидентуры: в Центр стало поступать значительно больше материалов по делу 
«Энормоз», по радиоэлектронике, без которых невозможно было бы создать атомную 
бомбу. Тогда же были получены разведывательные материалы, позволившие советским 
конструкторам создать скоростные самолеты типа ХР-59, ХР-80 и ХР-83, П-81, 1-16,
 1-40 и Т-9-180. А информация по радиолампам, радарам и сонарам (приборы для 
определения точного местонахождения подводных лодок в погруженном состоянии) 
явилась основной базой для развития такой отрасли советской радиопромышленности,
 как радиолокационная техника [112] .
 Наркомат авиационной промышленности лестно отозвался в 1945 году о переданных 
разведкой 68 информация* по самолетостроению, 43 по реактивной технике и 14 по 
двигателестроению. Большинство этих материалов — ценные, особенно актуальны 
сведения по реактивной технике (реактивные двигатели, самолеты-снаряды и пр.) и 
по аэродинамике высокоскоростных полетов.
 Не меньшие успехи были в сфере добычи информации по проблемам радиолокации. В 
частности, в 1944 году было получено 1236 текстов, 5383 фотографии, 165 
чертежей и 78 образцов деталей [113] .
 От ценного агента Скотта 12 июля 1941 года лондонской резидентурой внешней 
разведки были получены материалы по размагничиванию корпусов кораблей [114] . 
Высока вероятность того, что под этим оперативным псевдонимом скрывался 
радиоинженер, который сотрудничал с Королевским морским флотом. С этим 
человеком регулярно встречался В. Б. Барковский [115] .
 Сотрудница советской внешней разведки завербовала офицера британских ВВС 
Джеймса, который работал в сфере авиастроения. Он снабжал точными данными о 
весе, габаритах, грузоподъемности и других характеристиках машин и даже 
скалькированными чертежами самолетов, которые еще не успели подняться в воздух. 
А одно небольшое устройство он выкрал и передал связнику. Исчезновение этого 
секретного образца вызвало переполох, но Джеймс был вне подозрений [116] .
 Зимой 1942—1943 годов Д. Кэрнкрос передал в Москву данные по новому немецкому 
танку «Тигр». Его главная отличительная черта — толщина брони, которую наши 
снаряды не пробивали. Благодаря документам, полученным от Карела, советские 
конструкторы узнали марку стали, толщину брони и разработали более мощную 
модель снарядов, которые могли поражать немецкий танк.


 Немецкий танк N-VIH «Тигр» 

 За эту информацию и сведения о местах базирования весной 1943 года всех 
эскадрилий люфтваффе в районе Курской дуги, благодаря которым советская авиация 
смогла уничтожить более 500 вражеских самолетов на указанных Карелом аэродромах,
 его наградили орденом Красного Знамени [117] .
 Среди агентов советской разведки в США был опытный химик, который трудился на 
одном из заводов химического концерна «Дюпон де Немур». Он передал подробную 
информацию по нейлону и новейшим видам пороха. В оперативной переписке он 
фигурировал под псевдонимом Хват. Он не увлекался политикой и работал 
исключительно на материальной основе — ради денег, которые ему требовались на 
обучение дочери и для выплаты ссуды за купленный дом. Он получал в два раза 
меньше, чем хотел, но все равно продолжал торговать технологическими секретами. 
Работавший с ним сотрудник резидентуры С. М. Семенов и заместитель резидента по 
НТР Л. Р. Квасников считали, что это оптимальный вариант работы с данным 
информатором. «Если мы будем выплачивать агенту значительно большее 
вознаграждение, то он быстро построит дом, сделает необходимые накопления и 
прекратит сотрудничество с нами…», — утверждали они, и с их мнением полностью 
соглашался Центр [118] .
 Агент Сетер, инженер одной из ведущих компаний, выпускавшей различную 
радиоаппаратуру для вооруженных сил США, в том числе радары и сонары, был 
привлечен к сотрудничеству летом 1942 года. Очень дисциплинирован, не сорвал не 
одной явки, передал много секретных документов, которые представляли большой 
интерес для наших научно-исследовательских институтов. Ежегодно передавал по 
2—3 тысячи фотолистов секретных материалов, большинство из которых получили 
оценки «ценный» и «весьма ценный».
 По указанию Центра, в конце 1945 года работавший с ним А. Феклисов от имени 
советской разведки сердечно поблагодарил Сетера и законсервировал связь с ним, 
передав деньги на непредвиденные расходы.
 Кирилл имел широкий круг знакомых среди инженерно-технического персонала и 
рабочих авиационной промышленности. Он сам работал на заводе, выпускавшем 
самолеты, и одновременно был профсоюзным активистом. Он регулярно встречался с 
сотрудником резидентуры А. Феклисовым и каждый раз приносил с собой в портфеле 
500—600 страниц секретных материалов по авиации и реактивной технике.
 Кирилл прекратил сотрудничество в конце 1944 года, когда его избрали на 
руководящую должность в профсоюзе и он вынужден был переехать в другой город 
[119] .
 В 1942 году Кирилл привлек к сотрудничеству способного научного сотрудника 
Кордела, участвующего в конструировании по контрактам военного министерства 
новейшего истребителя. Он имел доступ к поступавшим в конструкторское бюро 
секретным научно-исследовательским работам и наставлениям по эксплуатации 
новейших самолетов, которые были разработаны по заказам военного ведомства на 
других заводах [120] .
 От Кордела поступали комплектные, подробные материалы о новейших военных 
самолетах и зарождавшейся тогда военной технике США. В частности была получена 
полная документация о первом американском реактивном истребителе — 
бомбардировщике Р-80А «Шутинг Стар», построенном компанией «Локхид».
 Кратко расскажем о том, что представляла собой эта машина. В 1943 году 
командование ВВС США было сильно обеспокоено появлением на вооружении у 
люфтваффе реактивных истребителей Me-163 и Ме-262. ВВС США сделало заказ 
компании «Локхид» разработать проект реактивного истребителя на основе 
британского двигателя Хавиланд (Халфорд) Х-1Б Гоблин. Время на разработку 
отводилось необычайно короткое — 180 дней. Исполнитель успешно справился с 
заказом и проект ХР-80 был готов всего на два дня позднее поставленного срока. 
Однако были проблемы с двигателем, и первый полет состоялся лишь в январе 1944 
года. В феврале 1944 года был создан прототип ХР-80А с американским ТРД 1-40 
«Дженерал Электрик». Первые серийные образцы поступили на вооружение в 1945 
году как Р-80А «Шутинг Стар». Самолеты этой модификации принимали участие в 
корейской войне (1950—1953 годы) и состояли на вооружении американской армии до 
1953 года.
 За 1944 год от Кордела было получено 98 секретных законченных 
научно-исследовательских работ объемом более 5000 страниц. Из них 50% получили 
оценку «весьма ценные», 40% — «ценные» и 10% — «представляющие оперативный 
интерес» [121] .
 Высока вероятность того, что под оперативным псевдонимом Кордел скрывался друг 
детства Ю. Розенберга У. Перл, который начал работать на советскую разведку в 
1942 году [122] . Правда, не ясно, кто указал на потенциальный источник 
информации — сам Ю. Розенберг или агент Кирилл. Скорее всего в роли 
агента-наводчика выступил Либерал, но из-за того, что примерно до 1998 года его 
активная работа на советскую разведку тщательно скрывалась, было решено 
приписать его вербовку Кириллу. Добавим лишь, что местом работы Кордела, если 
он действительно У. Перл, была лаборатория Национального управления по 
аэронавтике (НАСА).
 В 1942 году разведчиком Моховым к сотрудничеству был привлечен Стэнли. Он имел 
ученую степень доктора технических наук и руководил большой группой научных 
сотрудников в лаборатории одной из крупнейших радиотехнических компаний, 
находившейся недалеко от Нью-Йорка. Очень увлекался радиоэлектроникой, был 
активным членом радиотехнического общества США, где приобрел широкий круг 
знакомых среди коллег в корпорациях «Радио корпорейшн оф Америка», «Дженерал 
Электрик», «Вестингауз», «Вестерн Электрик» и др.
 От него поступала подробная информация, чертежи, инструкции, наставления по 
эксплуатации различной секретной аппаратуры, кроме того, радиолампы и детали от 
прибора «свой-чужой», с помощью которого американский летчик мог простым 
нажатием кнопки сразу установить, чей самолет находится в поле зрения — свой 
или вражеский.
 Помимо этого он сумел привлечь к сотрудничеству еще троих агентов: Ретро, Нэта 
и Коно.
 В конце 1942 года он завербовал своего приятеля и подчиненного Ретро. Стэнли 
имел право выносить секретную документацию за территорию предприятия для работы 
в домашней обстановке, а также в случае служебной необходимости разрешать своим 
сотрудникам брать материалы домой для работы в вечернее и ночное время. Стэнли 
не раз пользовался этим правом в интересах советской разведки.
 Вместе с Ретро он регулярно отбирал наиболее интересные материалы по новейшим 
радиотехническим устройствам — различного рода радарам, прицелам для 
бомбометания, зенитным орудиям и др.
 В свою очередь, Ретро завербовал своего друга Хорвата. Тот служил в 
научно-исследовательском центре одной из ведущих компаний США, где 
разрабатывались и изготовлялись сверхсекретные приборы военной радиотехники. Он 
слыл очень талантливым специалистом, имел несколько изобретений и возглавлял 
научно-исследовательскую секцию, занимающуюся созданием системы для 
установления местонахождения артиллерийских орудий противника путем определения 
траектории и скорости полета снаряда.
 Среди переданных им материалов 600-страничное наставление по применению 
радарно-компьютерной установки SCR-584, которая позволяла определять скорость и 
траекторию полета снаряда Фау-2 и автоматически управлять огнем зенитных 
батарей.
 В течение 1943—1945 годов от Ретро и Хорвата было получено 9165 листов по 
более чем 100 научным разработкам. Эти документы получили весьма высокую оценку 
Комитета по радиолокации в Москве, который возглавлял академик А. И. Берг [123] 
.
 С большой вероятностью можно утверждать, что Под псевдонимом Ретро скрывался Д.
 Барр, который работал на одном из заводов «Вестерн Электрик» в США, а Хорватом 
был А. Сарант — сотрудник компании «Белл» [124] . Это утверждение основывается 
на анализе материалов, переданных Ретро и Хорватом, и биографий Д. Барра и А. 
Саранта.
 Агент Коно был привлечен к сотрудничеству Стенли в августе 1943 года. Он 
работал главным радиоинженером и возглавлял на крупной фирме 
научно-исследовательскую группу, которая разрабатывала радиолокаторы, 
работающие на сантиметровых волнах.
 За все время работы он передал нам 40 научно-исследовательских разработок на 
нескольких тысячах листов. Только в 1945 году от него было получено 2000 листов 
секретной информации. Большинство материалов Коно получили оценку «весьма 
ценные». Это материалы о радарах для подводных лодок, аппаратуре на 
инфракрасных лучах, прицелах для управления артиллерийским огнем и т. д. 
Некоторые прицельные устройства на испытаниях, по словам Коно, показали 
поразительную точность, за что американские специалисты то ли в шутку, то ли 
всерьез называли их «прицелами третьей мировой войны».
 Коно регулярно информировал Москву о заседаниях координационного комитета США 
па радиотехнике. Эти отчеты представляли огромный интерес для советских 
руководящих органов в области науки и техники, ибо позволяли находиться не 
только в курсе всех разработок, ведущихся в США, но и давали возможность знать 
перспективные планы работы американцев в области радиотехники на ближайшие 
десятилетия.
 От него поступили-первые сведении о создании американцами системы управления 
ракетами-носителями атомных бомб [125] .
 С большой вероятностью можно утверждать, что под этим оперативным псевдонимом 
скрывался М. Собелл. По крайней мере, список материалов, которые отправил в 
Москву Коно, полностью совпадает с «трофеями» М. Собелла [126] . Хотя 
официально эту версию никто не подтвердил. Если это так, то к сотрудничеству с 
советской разведкой М. Собелла привлек не Ю. Розенберг, а другой агент, 
которого американская контрразведка так и не смогла идентифицировать. Дело в 
том, что по описанию агент Стенли не очень подходит под Либерала (оперативный 
псевдоним Ю. Розенберга). Либо возможна обратная версия, что Стенли не вербовал 
Коно.


 Мортон Собелл — член группы Юлиуса Розенберга 

 В любом случае Ю. Розенберг знаменит не только тем, что привлек к 
сотрудничеству и руководил работой, как минимум, четверых ценных агентов (У. 
Перли, Д. Барр, А. Сарант и М. Собелл), но и собственными достижениями в сфере 
научно-технической разведки. От него поступала подробная информация, чертежи, 
инструкции, наставления по эксплуатации различной секретной аппаратуры.
 В частности, он передал подробную документацию и образец готового 
радиовзрывателя. Это изделие было высоко оценено нашими специалистами. По их 
ходатайству было принято постановление Совета Министров СССР о создании 
специального КБ для дальнейшей разработки устройства и о срочном налаживании 
его производства.
 О ценности этого образца свидетельствует такой факт. После окончания Второй 
мировой войны в американской печати появились сообщения о том, что созданные в 
период войны радиовзрыватели по своему значению уступают лишь атомной бомбе, и 
на их разработку и создание было истрачено свыше 1 млрд. долларов [127] .
 Агент Нэт был привлечен к сотрудничеству с советской разведкой агентом Стэнли. 
Он занимал должность главного инженера на заводе компании, ведущей в 
радиотехнической отрасли США. Передал секретные документы — наставление по 
эксплуатации различных систем наземных, самолетных и морских радаров.
 Агент Антилопа был завербован в середине 1943 года. Он передал наставление по 
эксплуатации морских радаров. А в феврале 1946 года он по собственной 
инициативе передал два тома наставлений по авианосцам [128] .
 Агент Девин был завербован в октябре 1942 года. Он работал помощником мастера 
цеха одного из заводов, выпускающих клистроны и магнетроны — радиолампы для 
генерирования и усиления сантиметровых радиоволн, которые использовались в 
новейших радарах. Производство этих ламп было засекреченным. Источник передавал 
не только подробное описание технологического процесса, но и образцы уникальных 
миниатюрных сопротивлений, кристаллических выпрямителей и других деталей и 
приборов, необходимых для производства военной электронной техники.
 Освоение производства клистронов и магнетронов у американцев протекало с 
большими трудностями. Было много брака. Вначале из 50 радиоламп только одна 
получалась доброкачественной. По просьбе советской разведки источник подробно 
описывал все возникавшие трудности при их производстве и найденные способы 
устранения брака.
 Он передал подробные материалы об организации конвейера по производству 
различных радиоламп, описание всех операций: штамповка деталей, параметры 
сварочных процессов для отдельных деталей, создание высокого вакуума и т. п. 
Как оказалось впоследствии, все эти данные были весьма нужны нашим специалистам.

 Девин сотрудничал с советской разведкой более пятнадцати лет и умер не дожив 
до своего 50-летия. Перед смертью он попросил сотрудников советской разведки, 
если потребуется, оказать помощь его детям. Это ему было обешано и выполнено 
[129] .
 Не следует забывать об агентах советской военной разведки в Канаде. Правда, 
предательство И. Гузенко не позволило ГРУ эффективно использовать их 
возможности после окончания Второй мировой войны.
 Инженер Национального исследовательского совета Д. Смит (Бадо) поставлял 
информацию из области радиотехники, оптики и по работам, которые проводились 
этим учреждением.
 Его коллега Н. Мазералл (Бэгли) также сотрудничал с советской военной 
разведкой. Он трудился в самом секретном отделе, который занимался радарами, 
техническими аспектами радиосвязи и воздушной навигации.
 Профессор математики и эксперт в области артиллерии И. Гальперин имел обширные 
знания о новом оружии, взрывчатых веществах и других изобретениях. Он передал в 
Москву подробный отчет о работе Канадского института военных исследований и 
развития, о его заводах и лабораториях, в том числе и об опытном заводе по 
производству взрывчатки, баллистической лаборатории, исследовательской части и 
т. п.
 Р. Бойер (Профессор) — знаменитый химик, состоятельный человек и агент 
советской военной разведки. Советский военный атташе так охарактеризовал его: 
«Самый лучший специалист по ВВ (взрывчатые вещества. —  Прим. авт.) на 
американском континенте. Очень богат. Боится работать». Хотя на самом деле 
разведывательные возможности этого человека были значительно ниже, чем 
утверждал офицер ГРУ.
 Двое советских агентов работали в канадском департаменте вооружений. Один из 
них, Д. Беннинг, отвечал за подготовку особо секретного «Прогноза военного 
производства в Канаде», наиболее полного исследования экономической ситуации и 
перспектив развития канадской военной промышленности. Второй, Г. Герсон был 
зятем Беннинга. Сын русского эмигранта и инженер-геолог по профессии, Герсон во 
время Второй мировой войны работал в компании объединенных военных поставок, 
которая занималась производством химических и взрывчатых веществ, а по 
окончании войны, не без помощи Бойера, был переведен в отдел производства 
боеприпасов.
 Герсон активно работал на советскую военную разведку три года. Он представил 
большое количество секретных документов, главным образом относящихся к 
техническим аспектам артиллерии. Один из его докладов вместе с документами 
содержал 160 страниц.
 Д. Шугар (Прометей) работал в исследовательской компании «Краун лимитед», 
расположенной в пригороде Торонто. Он считался экспертом в области радарной 
техники и занимался в основном способами обнаружения подводных лодок [130] .
 Все эти достижения остаются в тени по сравнению с успехами в сфере атомного 
шпионажа. Это несправедливо. Дело в том, что кроме ядерного оружия, Советскому 
Союзу нужно было форсированно развивать реактивную авиацию, ракетостроение и 
радиолокацию. Это не говоря уже о таких направлениях как разработка новых 
образцов артиллерийских снарядов для успешного поражения немецких танков «Тигр».

 Да и в самой истории атомного шпионажа много белых пятен и неточностей. 
Начиная от истинной роли Грингласса и Голда в добыче атомных секретов и 
заканчивая реальным участием иностранных специалистов.
 Официально считается, что первые сведения о начале работы по созданию атомной 
бомбы были получены советской разведкой и доложены Л. П. Берия Сталину 10 марта 
1942 года. К концу следующего года, наряду с множеством сообщений о ходе 
осуществления проекта «Манхэттен», среди которых находился отчет Б. Понтекорво 
о впервые осуществленной Э. Ферми управляемой ядерной реакции, в Москву было 
доставлено около 300 секретных отчетов и материалов по проблемам исследования в 
области атомной энергии.
 На самом деле внешняя разведка начала информировать Москву о ведущихся в США и 
Великобритании работах по проектам «Манхэттен» и «Тьюб эллойз» («Трубный 
сплав») значительно раньше.
 Одно из первых сообщений по этой теме поступило еще до второй мировой войны. 
Англичанин лорд Хэнки был сверхэнергичным политиком-администратором и с 
радостью брался за решение любой проблемы, начиная от оптимизации работы 
британской почты и заканчивая разработкой ядерного оружия. Кроме этого, он 
славился прекрасными аналитическими прогнозами — они почти всегда исполнялись.
 Может быть, уже тогда он понял важность нового проекта, связанного с атомной 
физикой, и приложил максимум сил к его реализации. И его личный секретарь тоже 
не бездельничал, а активно копировал сверхсекретные документы по этой теме для 
своего шефа и передавал их в Москву, начиная с осени 1940 года. Звали этого 
человека Д. Кэрнкрос (Карел). Продолжала информация поступать от него и в 1942 
году [131] .
 Проблемой расщепления атомного ядра и получения нового источника атомной 
энергии ученые Германии, Великобритании, США, Франции и других стран вплотную 
стали заниматься с 1939 года. Подобные работы велись и в Советском Союзе 
учеными-ядерщиками Я. Зельдовичем, Ю. Харитоном и другими, но начавшаяся война 
и эвакуация научных институтов в Казань прервали работы по созданию атомного 
оружия. Однако наличие в Германии сильной школы физики свидетельствовало об 
опасности появления у нее подобного оружия и о необходимости создания его в 
других странах.
 До войны и в военные годы резидентуру советской внешней разведки на 
калифорнийском побережье США возглавлял Г. Хейфец (Харон), вице-консул в 
Сан-Франциско. Еще в бытность свою заместителем резидента НКВД в Италии он 
первым заметил и начал осторожную разработку знаменитого физика Э. Ферми и его 
молодого ученика будущего советского физика и академика Б. Понтекорво. Позже 
оба они, спасаясь от фашизма, оказались в Америке.
 Сотрудник советской внешней разведки С. Семенов установил контакт с членами 
семьи Понтекорво, привлек итальянца к сотрудничеству и много лет получал от 
него информацию. В 1950 году связник встречал своего агента в ленинградском 
порту, когда Понтекорво по каналам разведки перебрался в СССР.
 Семенов и Хейфец сообщали в центр, что американские власти намереваются 
привлечь выдающихся ученых, включая нескольких лауреатов Нобелевской премии, к 
разработке особо секретного оружия. И что на эти цели выделяется до четверти от 
общей суммы расходов США на военно-технические исследования. Хейфец установил, 
что связанный с Компартией США физик из Беркли Р. Оппенгеймер и его коллеги 
покидают Калифорнию… [132] .
 В начале апреля 1941 года Центр принял решение о переходе на линейный принцип 
работы внешней разведки. Это означало, что оперработники в резидентурах теперь 
не должны были заниматься всеми вопросами разведдеятельности, а только в 
зависимости от их использования: политическими, экономическими, 
научно-техническими.
 В мае 1941 года, после того, как была доказана теоретическая возможность 
создания атомного оружия, власти Великобритании учредили первую в истории 
человечества организацию по конструированию и производству атомной бомбы. 
Кодовое название этой программы «Тьюб эллойз».
 В программу входили четыре независимые исследовательские группы. Одна из них — 
бирмингемская, в ней лидирующие позиции занимал физик-теоретик К. Фукс — 
немец-коммунист, бежавший от гитлеровского режима в Англию. Секретная 
информация от этого человека стала поступать уже в конце 1941 года [133] . 
Сначала с ним встречались сотрудники советской военной разведки — С. Кремер, Н. 
Аптекарь (Сергей) и Р. Вернер (Соня).
 Во время первой встречи К. Фукс рассказал С. Креме-ру о начале работ по 
созданию атомной бомбы в США и Англии. На второй он вручил сотруднику советской 
военной разведки большой блокнот с материалами о британском проекте «Тьюб 
эллойз» [134] .
 Много лет спустя сотрудница советской военной разведки Р. Вернер буднично 
описала свой первый контакт с К. Фуксом: «Мы встретились, прогулялись под видом 
влюбленной парочки, Фукс передал мне толстую пачку документов и конвейер 
заработал». Как ей удалось избежать тогда провала? Некоторые британские 
эксперты утверждают, что сам шеф контрразведки (МИ-5) Р. Холлис был советским 
агентом и прикрывал Соню. Они оба находились в 30-е годы в Шанхае, посещали 
один и тот же клуб, вместе играли в теннис. Более того, у будущего главы МИ-6 
был роман с подругой Р. Вернер. А в Англии советская разведчица поселилась 
рядом с местом работы своего высокопоставленного знакомого [135] . К сожалению, 
мы уже никогда не узнаем, что на самом деле связывало эти две знаменитые фигуры 
в мировой истории шпионажа.
 За время работы с военной разведкой К. Фукс передал советской стороне ряд 
расчетов по расщеплению ядра и созданию атомной бомбы. Эти материалы получили 
высокую оценку уполномоченного по науке ГКО. Всего от К. Фукса в 1941—1943 
годах было получено 7 весьма ценных материалов.
 Оценить объем переданных К. Фуксом секретных материалов в период его работы в 
бирмингемской исследовательской группе (июнь 1941 — ноябрь 1943 года) можно с 
помощью меморандума директора ФБР Д. Э. Гувера специальному помощнику 
президента США контр-адмиралу С. Соуэрсу. Этот документ датирован 2 марта 1950 
года.
 В нем, в частности, указывалось: «В соответствии со своими намерениями 
передавать Советскому Союзу только результаты своих собственных работ, Фукс 
передавал советскому агенту копии всех докладов, подготовленных им в 
Бирмингемском университете…
 Помимо копий документов, автором которых он был сам, Фукс действительно 
сообщил советскому агенту в общих чертах о научно-исследовательских работах в 
рамках программы «Тьюб эллойз» в Великобритании и о создании небольшой 
экспериментальной станции по изучению процессов диффузии урана на базе одного 
из заводов министерства снабжения в Северном Уэльсе (объект «Долина»). Он 
сказал, что никакой проектно-конструк-торской информации по этой 
экспериментальной станции и используемому на ней инженерному оборудованию он 
советским агентам не передавал. Кроме того, он сообщил русским, что аналогичные 
исследования проводятся так же в США и что между двумя странами сотрудничество 
в этой области» [136] .
 16 сентября 1941 года от агента советской внешней разведки Д. Маклина 
поступает информация, согласно которой британское правительство рассмотрело 
специальный доклад по созданию в течение двух лет урановой бомбы. Одновременно 
сообщалось, что летом того же года состоялось заседание уранового комитета, 
обсудившего реальность создания атомной бомбы, и что совещание комитета 
начальников штабов приняло рекомендацию о немедленном начале работ в этой 
области. Научной работой английских физиков в области атомной энергии руководил 
специальный комитет ученых во главе с известным физиком Д. Томсоном.
 Как видим, в Центре располагали достаточным количеством информации о том, что 
происходило в Британии в сфере разработки атомного оружия. Понятно, что страна, 
находящаяся в состоянии войны, не будет инвестировать ресурсы в исследования, 
которые в относительно короткий срок не позволят получить преимущество в 
военной сфере.
 Поэтому перед советской внешней разведкой по проблеме ядерного оружия, в 
оперативной переписке получившей в дальнейшем название «Энормоз», стояли 
следующие задачи:
 — определить круг стран, ведущих практические работы по созданию атомного 
оружия;
 — информировать Центр о содержании этих работ;
 — через свои агентурные возможности приобретать необходимую научно-техническую 
информацию, способную облегчить создание подобного оружия в СССР.
 В центральном аппарате было создано специальное подразделение 
научно-технической разведки. Возглавил его Л. Р. Квасников. Вскоре резидентуры 
внешней разведки в США и Великобритании получили ориентировку Центра, 
нацеливавшую их на поиск любой информации по проекту «Энормоз». Такая же 
ориентировка поступила и в Скандинавские страны, поскольку с началом войны 
резидентура в Берлине прекратила существование. Однако наладить получение 
информации о ведущихся в нацистской Германии работах в области атомной энергии 
с территории нейтральной Швеции не удалось.
 В США нью-йоркский резидент П. Пастельняк в ответ на запрос Центра отправил 24 
ноября 1941 г. телеграмму, в которой говорилось, что в Лондон выехали 
американские профессора Юри, Брагг и Фоулер для работы над взрывчатым веществом 
огромной силы. Других сведений на тот период из резидентур внешней разведки в 
США не поступало.
 Тогда же Центр получил телеграмму, в которой говорилось о попытках группы 
американских ученых создать взрывчатое вещество огромной силы. Разумеется, речь 
шла об урановой бомбе, как первоначально называлось атомное оружие.
 Несмотря на то, что в США с началом войны действовало значительное количество 
оперработников, научно-техническая разведка НКВД обращала первостепенное 
внимание на получение технической документации и образцов, в первую очередь 
вооружения и боевой техники. Задача добывания атомных секретов не выделялась в 
числе приоритетов внешней разведки. Да и кому могло прийти в голову заниматься 
какими-то теоретическими проблемами в тот момент, когда гитлеровские войска 
готовятся к последнему броску на Москву. На повестке дня стояли другие, более 
приоритетные задачи укрепления обороноспособности нашей страны.
 Хотя ориентировка Центра была направлена в США еще в 1941 году, но добиться 
ощутимых результатов по сбору информации в области создания атомного оружия 
резидентуре долго не удавалось. Это объяснялось тем, что американские 
спецслужбы создали вокруг ученых, инженеров, техников и рабочих, 
сосредоточенных в Лос-Аламосе, прочную стену секретности, которую было непросто 
преодолеть.
 В декабре того же года Белый дом принял решение о выделении крупных средств на 
разработку атомного оружия. К этому времени американские ученые Л. Силард, А. 
Эйнштейн, Р. Оппенгеймер и другие накопили множество данных о реальной 
возможности создания принципиально нового оружия. Резидентуры НКВД в США пока 
ничего об этом не знали.
 Летом 1942 г. центр получил из Нью-Йорка шифровку с грифом «срочно» — «особой 
важности». В телеграмме сообщалось о том, что к агенту-групповоду (руководитель 
группы агентов) Луису обратился знакомый ученый-атомщик А. Филдинг из 
Чикагского университета с просьбой вывести его на кого-нибудь из советских 
людей, работающих в Амторге. При этом Филдинг заявил о том, что он хотел бы 
передать русским сверхсекретную информацию о начавшихся в США разработках 
супёроружия и что они должны узнать об этом как можно раньше [137] .
 Одновременно с этим событием важную документальную информацию по проекту 
«Манхэттен» удалось получить молодому, но уже имевшему хороший опыт оперативной 
работы по линии научно-технической разведки А. Феклисову.
 Летом 1942 года к нему на прием в Генеральное консульство пришел инженер-химик 
из закупочной комиссии П. Н. Ласточкин, который поведал о своем знакомстве с 
руководителем инженерной группы «Монти». Эта группа строила химические 
предприятия в США и за рубежом, в том числе опытный завод в Ок-Ридже, (штат 
Теннесси), на котором вырабатывался уран-235.
 От источника Монти была получена подробная информация о секретных работах 
компании «Кэллекс» по строительству в США опытного завода, на котором 
практически была отработана технология урана-235 для атомных зарядов. Кроме 
этого, он сообщил о возведении большого промышленного объекта в Ок-Ридже, на 
котором получали уран-235 методом газовой диффузии [138] .
 Информация по атомной бомбе, полученная резидентурой Л. Р. Квасникова, 
довольно высоко оценивалась И. В. Курчатовым. Он с первых дней признавал, что 
данные разведки «указывают на технические возможности решения всей проблемы в 
значительно более короткие сроки, чем думают наши ученые, не знакомые с ходом 
работ по этой проблеме за границей». Заместитель Курчатова по советскому 
атомному проекту В. В. Гончаров считал, что «вклад разведки неоспорим, многих 
тупиков и ошибок удалось избежать». Такого же высокого мнения придерживался и 
академик А. Ф. Иоффе: «…получаемая нами информация всегда оказывалась точной и 
большей частью всегда полной, наличие такой информации на много месяцев 
сокращает объем нашей работы и облегчает выбор направлений, освобождает от 
длительных поисков. Я не встречал пока ни одного ложного указания…».
 Лондонская резидентура оказалась более «проворной» и результативной на первом 
этапе «охоты за атомными секретами». Например, уже в августе 1941 года из 
Великобритании пришел первый ответ на запрос Квасникова. Это было содержание 
представленного У. Черчиллю секретного Доклада Уранового комитета, а также 
информация о том, что идея создания сверхмощного оружия приобрела вполне 
реальные очертания. На совещании британского комитета начальников штабов 
приняты рекомендации о немедленном начале работ и изготовлении первой атомной 
бомбы через два-три года. Британские физики определили уже критическую массу 
урана-235, а также сферическую форму заряда, разделенного на две половины, и 
установили, что скорость их соударения должна быть не ниже 2—2,5 тыс. метров в 
секунду.
 В конце 1941 года из Лондона поступила информация о том, что США и 
Великобритания решили координировать усилия своих ученых в области атомной 
энергии. Позднее, 20 июня 1942 года, во время переговоров в Вашингтоне Черчилль 
и Рузвельт приняли решение строить атомные объекты в США, так как Англия 
подвергается постоянным бомбардировкам германской авиации.
 В феврале 1942 года советские фронтовые разведчики захватили в качестве 
«языка» немецкого офицера, в портфеле которого была обнаружена тетрадь с 
непонятными записями. Эта тетрадь пересылается в наркомат обороны, а оттуда — 
уполномоченному по науке ГКО. Было установлено, что речь идет о планах 
гитлеровцев по использованию атомной энергии в военных целях.
 Досконально изучив разведывательные данные из Лондона, Квасников вместе с 
Фитиным доложил информацию Л. П. Берия. Берия решил передать сообщение Сталину 
в форме записки и поручил составление ее Квасникову.
 Информация по атомной тематике, полученная из лондонской резидентуры, в марте 
1942 года была доложена в виде спецсообшения И. В. Сталину. Научно-техническая 
разведка сообщала о реальности создания атомного оружия и предлагала образовать 
при ГКО научно-консультативный совет для координации работ.
 В докладной записке, основанной на сообщениях Д. Маклина, говорилось:
  «В ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению 
атомного ядра с целью получения нового источника энергии было начато изучение 
вопроса использования атомной энергии урана для военных целей… 
  …Английский военный кабинет, учитывая возможность успешного разрешения этой 
задачи Германией, уделяет большое внимание проблеме использования атомной 
энергии урана для военных целей… 
  …Исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной 
энергии урана-235 для военных целей Советского Союза, было бы целесообразно: 
  1. Проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при 
Государственном Комитете Обороны СССР из авторитетных лиц для координации, 
изучения и направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций 
СССР, занимающихся вопросом атомной энергии урана. 
  2. Обеспечить секретное ознакомление с материалами разведки по урану узкого 
круга лиц из числа видных ученых и специалистов для оценки развединформации и 
соответствующего ее использования». 
 Совершенно секретные материалы разведки, полученные агентурным путем из 
Великобритании и приложенные к записке, сыграли определяющую роль при выборе 
Сталиным решения — начинать или не начинать в Советском Союзе работы по 
созданию атомной бомбы. Соответствующую программу возглавил И. В. Курчатов, 
куратором от Советского правительства был назначен В. М. Молотов. По линии 
разведки ответственным за обеспечение секретности материалов и реализацию 
разведданных стал, естественно, Л. Р. Квасников [139] .
 Практически Л. Р. Квасников в подготовленном им проекте записки предвосхитил 
создание знаменитой лаборатории N 2 (впоследствии — Институт атомной энергии 
имени И. В. Курчатова).
 По решению правительства в том же 1942 году была создана специальная 
лаборатория № 2 (Московская физическая лаборатория) АН СССР. Возглавил ее И.В. 
Курчатов, который занимался вопросами атомной энергии.
 22 декабря 1942 года из Лондона в Москву поступил полученный резидентурой 
подробный отчет о работах по атомной тематике, которые велись как в самой 
Великобритании, так и в США. Из полученных документов следовало, что американцы 
значительно опережали британцев в деле разработки атомной бомбы.
 27 мая 1943 года Москва вновь направила в США ориентировку о работе по 
«Энормозу», указав, что в качестве объектов проникновения следует считать:
 — группу профессора А. Комптона, который руководил всем проектом в 
исследовательском комитете национальной обороны;
 — Колумбийский университет, прежде всего профессоров Даннинга и Юри;
 чикагскую группу;
 — калифорнийскую группу;
 — фирму «М. В. Келлог».
 Это задание было поставлено на основе информации, полученной лондонской 
резидентурой.
 На западном побережье США главным объектом советского атомного шпионажа были 
радиационная лаборатория Калифорнийского университета в Беркли. Здесь 
действовала группа ученых-коммунистов, которые охотно делились с двумя 
сотрудниками советской внешней разведки П. Ивановым и Г. Хейфецом (работали под 
прикрытием консульства в Калифорнии).
 Среди информаторов называют физика-исследователя Д. Вайнберга. По просьбе 
этого человека, в декабре 1942 года его коллега профессор-коммунист X. Шевалье 
попытался склонить к сотрудничеству с советской разведкой Р. Оппенгеймера, 
правда неудачно. Знаменитый ученый не только назвал собеседника изменником, но 
и сообщил об этом предложении генералу Гровсу — начальнику службы безопасности 
проекта «Манхэттен». Благодаря этому инциденту в ФБР узнали о существовании 
группы и занялись ее активной разработкой.
 После такого случая сложно продолжать утверждать, что Р. Оппенгеймер 
сотрудничал с отечественной разведкой. Тем более, что среди американских ученых 
не было принято доносить на коллег и только крупный проступок кого-либо из них 
мог заставить их отойти от своих принципов.
 Другим агентом в группе Иванова — Хейфеца был химик М. Камен. Он передавал 
информацию о запасах урана в Чикаго и атомных исследованиях в различных странах.

 Вторая группа агентов была на связи у ветерана советской военной разведки А. 
Адамса, который в 1942 году жил в США под видом торгового агента одного 
канадского бизнесмена (своего друга С. Вегмана).
 Среди его источников был химик X. Хиски. В 1942 году агент возглавлял группу 
ученых, работавших над атомным проектом в Колумбийском университете в Нью-Йорке.
 В 1943 году он перешел в металлургическую лабораторию в Чикаго, которая 
работала над технологией производства плутония. Его разоблачили только в апреле 
1944 года, но он не был арестован и привлечен к суду.
 Агент Д. Чапин работал химиком в той же металлургической лаборатории. В мае 
1945 года он перешел в компанию «М. В. Келлог», которая выполняла секретные 
заказы для ВВС США.
 Карьера самого Адамса закончилась в 1944 году. Через год он покинул США, так и 
не будучи арестованным и осужденным за шпионаж [140] .
 В связи с расширением задач, стоящих перед внешней разведкой, в июле 1943 года 
в Государственном Комитете Обороны рассматривался вопрос о состоянии 
разведывательной работы. Было принято решение о разделении функций и 
направлений деятельности военной разведки (ГРУ ГШ) и 1-го управления НКГБ. 
Внешней разведке НКГБ отводилась роль головной организации по разведыванию 
проблем создания атомного оружия. В соответствии с постановлением ГКО, военная 
разведка обязывалась передать НКГБ агентуру, работающую по проекту «Энормоз».
 Быстрый рост объема информации, поступавшей от р^езидентур НКГБ в 
Сан-Франциско, Вашингтоне, Нью-Йорке, Мехико и Оттаве, руководимых Г. Хейфецем, 
В. М. Зарубиным, А. Василевским и В. Павловским, а также от их коллег из 
Разведупра И. Сараева (Вашингтон), — П. Михайлова (Нью-Йорк) и Н. Заботина 
(Оттава), побудил сделать добычу атомных секретов одной из приоритетных задач 
НКГБ.
 В феврале 1944 года, функция координации деятельности разведывательных служб 
по атомной проблеме была возложена на специально созданную в рамках НКГБ группу 
«С» под руководством генерал-майора П. А. Судоп-латова. Она занималась 
координацией работы НКГБ и РУ по сбору и обработки материалов из США, Канады и 
Великобритании. На эту группу, а потом и отдел, возложили также функции по 
реализации полученных данных внутри страны [141] .
 На добычу информации по атомной тематике были ориентированы не только 
резидентуры работающие в США, Великобритании, Канаде и Мексике, но и в самой 
Германии. Например резидентура советской военной разведки «Дора». В мае 1942 
года Ш. Радо получил список вопросов по данной теме. Получить необходимые 
сведения он поручил Сиси, Пакбо и Пьеру. Правда, по оценкам советских ученых, 
добытая информация свидетельствовала об отставании Германии в этой сфере и 
больше аналогичных задач резидентуре не ставилось [142] .
 В ноябре 1943 года из Москвы в Нью-Йорк на имя многоопытного резидента В. 
Зарубина была направлена ориентировка, в которой сообщалось, что в США для 
работы по «Энормозу» выехал ряд ведущих ученых из Англии, в том числе К. Фукс, 
немецкий эмигрант, член Компартии Германии. Ранее он занимался исследованиями в 
области быстрых нейтронов в Бирмингемском университете и был завербован 
разведкой ГРУ.
 Дело в том, что вклад К. Фукса в реализацию проекта «Тьюб эллойз» был 
настолько велик, что научный руководитель американского проекта Оппенгеймер 
пригласил его, вместе с группой английских коллег в США. Вот так агент 
советской разведки попал в самое сердце проекта «Манхэттен» — в знаменитый 
атомный город Лос-Аламос.
 5 февраля 1944 года в Нью-Йорке состоялась встреча агента-связника Г. Голда с 
К. Фуксом, а 25 февраля он передал копии своих теоретических работ по 
«Энормозу». За время командировки К. Фукса в США его работой на внешнюю 
разведку руководили С. Семенов, а затем А. Яцков, о чем ученый, естественно, не 
догадывался.
 В 1943—1944 годах К. Фукс передал через Г. Голда (Раймонд) следующие 
материалы: об опытной промышленной установке в Ок-Ридже; о мембранах, 
используемых в газодиффузионном процессе, и их композиционном составе. А также 
копии всех докладов, подготовленных британской научной миссией в США [143] . За 
это Голд был награжден орденом Красного Знамени. Правда, сам источник (Фукс) 
боевой награды так и не получил.
 О ценности и важности переданных К. Фуксом в тот период материалов 
свидетельствует секретный меморандум директора ФБР Д. Э. Гувера:
 «…В апреле 1945 года в Санта-Фе передал русскому агенту детальный доклад, 
который заранее подготовил в Лос-Аламосе, имея доступ ко всем соответствующим 
документам и проверяя на месте правильность проводимых им расчетов и формул.
 Этот второй доклад содержал полное физико-математическое описание плутониевой 
бомбы, которую предполагалось испытать… Он передал русским чертежи бомбы, ее 
отдельные компоненты и сообщил все наиболее важные параметры…» [144] .
 В период с сентября 1947 по 1949 год К. Фукс передал сотруднику советской 
внешней разведки А. Феклисову: детальные данные о реакторах и химическом заводе 
по производству плутония в Уидскейле; сравнительный анализ урановых котлов с 
воздушным и водяным охлаждением; планы строительства завода по разделению 
изотопов; принципиальную схему водородной бомбы и теоретические данные по ее 
созданию, которая была разработана учеными США и Великобритании в 1948 году; 
результаты испытаний американской ураново-плутониевой бомбы на атолле Эниветок; 
справку о состоянии англо-американского сотрудничества в области производства 
атомного оружия и другие материалы.
 О важности переданной К. Фуксом секретной информации можно судить по 
следующему отзыву Центра: «Полученные материалы очень ценные и позволяют 
сэкономить 200—250 млн. рублей и сократить сроки освоения проблемы» [145] 
 В феврале 1950 года был арестован Г. Голд, поддерживавший контакт с К. Фуксом 
во время его поездок в США. 3 февраля того же года лондонская резидентура на 
основании газетных сообщений проинформировала Центр об аресте К. Фукса, 
которому было предъявлено обвинение в «передаче врагу» информации по «Энормозу».
 Эта информация была доложена непосредственно Сталину.
 Анализируя причины провала, работники Центра Л. Квасников и А. Раина пришли к 
выводу, что он связан с пребыванием К. Фукса в США. В дальнейшем было 
установлено, что после испытания 29 августа 1949 года советской атомной бомбы 
ФБР начало интенсивные поиски лиц, причастных к утечке атомных секретов. 
Связник Г. Голд вновь был вызван на допрос. Несмотря на то, что он отрицал свое 
знакомство с К. Фуксом, ФБР произвело негласный обыск в его квартире, где 
агенты обнаружили план города Санта-Фе, на котором карандашом было помечено 
место встречи Голда с Фуксом.
 На очередном допросе, используя неопровержимые улики, сотрудники ФБР заставили 
Г. Голда сознаться в сотрудничестве с советской разведкой и контакте с К. 
Фуксом. Директор ФБР Д. Э. Гувер доложил президенту Трумэну, что источником 
утечки атомных секретов является английский ученый Клаус Фукс, который во время 
его командировок в США передавал советским агентам секретные материалы по 
«Энормозу».
 Эти сведения были переданы британской контрразведке МИ-5. В сентябре 1949 года 
премьер-министр Великобритании К. Эттли дал указание приступить к допросам 
ученого, не отстраняя его от работы в Харуэлле. Ставка делалась на то, что 
коллеги К. Фукса окажут на него психологическое воздействие. Этот расчет 
оказался правильным. Находясь в тяжелом морально-психологическом состоянии и 
понимая, что Г. Голд его выдал, К. Фукс подтвердил свое сотрудничество с 
советской внешней разведкой и факт передачи ей секретных материалов по 
«Энормозу». После письменного признания 2 февраля 1950 года он был арестован. 1 
марта 1950 года в центральном уголовном суде Олд-Бейли состоялся судебный 
процесс над К. Фуксом. В последнем слове К. Фукс признал свою вину. Суд 
приговорил его к 14 годам тюремного заключения.
 После суда комиссия конгресса США по атомной энергии поручила Гуверу 
представить ей полные тексты признаний К. Фукса. После их тщательного анализа 
комиссия пришла к выводу о том, что он передал Советскому Союзу не только 
результаты научно-исследовательских работ, но и подробные сведения по 
практическому созданию урановой и плутониевой бомб.
 По оценке американских ученых, информация К. Фукса помогла Советскому Союзу 
сократить срок создания атомного оружия от трех до десяти лет и опередить США 
по созданию водородного оружия.
 Летом 1944 года неизвестный принес в советское генконсульство пакет на имя 
посла А. А. Громыко. При вскрытии оказалось, что в нем находятся совершенно 
секретные материалы по проекту «Энормоз». Установить неизвестного не удалось. 
Центр, получивший эти материалы, оценил их как «исключительно интересные», 
однако отчитал резидентуру за то, что она не приняла мер по установлению 
контакта с этим лицом.
 В 1944 году Д. Маклин (Гомер) занял пост первого секретаря посольства 
Великобритании в США и смог получить доступ ко всей информации, которой они 
обменивались с американцами по данной тематике [146] .
 11 ноября 1944 года резидентура получила от источника Персея доклад о лагере-2,
 в Санта-Фе, а также список лиц, работающих по «Энормозу».
 Несмотря на то, что периодически получаемые резидентурой внешней разведки в 
Нью-Йорке материалы по «Энормозу» получали положительные оценки Центра, все же 
до ноября 1944 года эта работа носила эпизодический характер. В отличие'от 
лондонской резидентуры, которой удалось наладить бесперебойное получение 
документальных материалов по ядерной проблематике, советским разведчикам в США 
не удавалось реализовать задание Центра.
 Однако в сентябре 1944 года А. Феклисов установил контакт с одной американской 
гражданкой, симпатизировавшей борьбе Советского Союза с гитлеровской Германией. 
Выяснилось, что ее муж работал в Санта-Фе на заводе, который выполнял заказы по 
«Энормозу». В декабре 1944 года его удалось привлечь к сотрудничеству с 
советской внешней разведкой на идейной основе, а в дальнейшем наладить 
бесперебойное получение материалов по проводимым в Лос-Аламосе работам по 
созданию атомного оружия.
 Наступивший 1945 год принес сотрудникам линии научно-технической разведки в 
США чувство удовлетворения. Им удалось приобрести несколько источников по 
«Энормозу» и наладить регулярное снабжение Центра документальной информацией. 
Она позволяла Москве быть в курсе всех работ, которые проводились в США по 
созданию супер-бомбы.
 В феврале 1945 года заместитель резидента по линии научно-технической разведки 
Л. Квасников с полным правом сообщал в Центр, что агентурная сеть их 
резидентуры «является в основном довольно работоспособной, а по своей 
технической квалификации стоит на высоком уровне. Большая часть агентов 
работает с нами не из корыстных побуждений, а на основе дружеского отношения к 
нашей стране».
 Поэтому, когда 24 июля 1945 года Г. Трумэн сообщил Сталину о создании в США 
нового оружия большой разрушительной силы и своем намерении применить его 
против Японии, Сталин не проявил никаких эмоций. Он уже имел необходимую 
информацию от советской внешней разведки.
 Это, конечно, был большой успех отечественной разведки в США. Но несмотря на 
то, что Трумэн предупредил Сталина о предстоящих бомбардировках Хиросимы и 
Нагасаки, резидентуре не удалось получить упреждающей информации на этот счет. 
О бомбардировках она узнала не от своей агентуры, а из пресс-конференции 
генерала Д. Маршалла 7 августа 1945 года.
 Руководитель внешней разведки генерал П. Фитин писал в рапорте на имя В. 
Меркулова: «Практическое применение американцами атомной бомбы… открывает новую 
эпоху в науке и технике и несомненно повлечет за собой быстрое развитие всей 
проблемы „Энормоз“… Все это ставит „Энормоз“ на ведущее место в нашей 
разведывательной работе и требует немедленных мероприятий по усилению 
технической разведки».
 Начиная с 1943 года, когда только разворачивалась широкомасштабная работа 
научно-технической разведки по «Энормозу» и до испытания в 1945 году первой 
американской атомной бомбы, советская внешняя разведка получила несколько тысяч 
листов секретной документальной информации.
 Выдающийся советский ученый-атомщик И. В. Курчатов, которому направлялись 
добытые внешней разведкой материалы по «Энормозу», неоднократно давал им 
высокую оценку. Так, в заключении по материалам к препроводительной записке (№ 
1/3/22500) от 25 декабря 1944 года он пишет: «Очень богатый и в разных 
отношениях поучительный материал. Он содержит теоретически важные указания…».
 В марте 1945 года И. Курчатов, оценивая очередной материал по атомной бомбе, 
полученный разведкой, пишет: «Материал представляет большой интерес. В нем, 
наряду с разрабатываемыми нами методами и схемами, указаны возможности, которые 
до сих пор у нас не рассматривались».
 В рукописной записке на имя министра госбезопасности В.Абакумова от 31 декабря 
1946 года И. Курчатов отмечает «Материалы, с которыми меня сегодня ознакомил т. 
Василевский, по вопросам:
 а) американские работы по сверх-бомбе;
 б) некоторые особенности в работе атомных котлов в Хенфорде, — по-моему, 
правдоподобны и представляют большой интерес для наших отечественных работ».
 Внешняя разведка не только привлекла внимание руководства страны к проблеме 
создания на Западе атомного оружия, но и таким образом инициировала проведение 
подобных работ в СССР. Благодаря информации внешней разведки,  по признанию 
академиков А. Александрова, Ю. Харитона и других, И. Курчатов не сделал больших 
ошибок, ученым удалось избежать тупиковых направлений в разработке атомного 
оружия и создать атомную бомбу в СССР в более короткие сроки, (всего за три 
года), чем в США. Там на это потратили четыре года, израсходовав пять 
миллиардов долларов.
 Как отметил академик Ю. Харитон в интервью газете «Известия» от 8 декабря 1992 
года, первый советский атомный заряд был изготовлен по американскому образцу с 
помощью сведений, полученных от К. Фукса. По словам академика, когда вручались 
правительственные награды участникам советского атомного проекта, И. В. Сталин, 
удовлетворенный тем, что американской монополии в этой области не существует, 
заметил: «Если бы мы опоздали на один-полтора года, то, наверное, испробовали 
бы этот заряд на себе» [147] .




 Глава 5. АКУЛЫ ИЗ «АКВАРИУМА»


 В 1949 году на советскую военную разведку начал работать офицер шведских ВВС С.
 Веннерстрем (Орел, Викинг). Его трудно назвать предателем своей родины, так 
как почти все переданные им секретные материалы касались США или 
демонстрировали миролюбивые планы его страны.


 С. Веннерстрем — полковник ВВС Швеции и ценный агент ГРУ 

 В марте 1952 года он прибыл в Вашингтон, чтобы занять должность шведского 
авиационного атташе. Москва сориентировала его на сбор и передачу любой 
информации, которую ему удастся получить: о новейших разработках 
бомбардировщиков, истребителей, управляемых ракет, бомбовых прицелов, 
радиолокаторов, высокочастотного радио и современной фоторазведывательной 
аппаратуры.
 Он должен был фотографировать наиболее интересные документы, а кассеты с 
пленками передавать связнику — офицеру ГРУ, находившемуся в США под прикрытием 
аппарата военных атташе. Эти обязанности исполнял военно-воздушный атташе 
генерал-майор В. Кувинов.
 Среди основных обязанностей шведского военно-воздушного атташе в Вашингтоне 
была закупка военного оборудования для ВВС и одновременно военно-техническая 
разведка. Поэтому в аппарате атташе работало два помощника — один с 
экономической подготовкой (закупка), а другой специализировался на НТР. Плюс 
три секретаря для ежедневной рутинной работы [148] .
 Позднее он вспоминал: «Пленка, переданная мною в первый раз, содержала 
разработки миниатюрных электронных ламп, что значилось под номером восемь в 
сшске заданий Центра. Я помню этот пункт, потому что обращаться к нему 
приходилось много раз. Подобная тематика имела большое значение, прежде всего, 
для ракетостроения. Эти же лампы, правда, в других вариантах, представляли 
интерес и для Швеции».
 Вскоре Веннерстрему удалось получить новые сведения о миниатюрных лампах, 
интересующих Центр. На этот раз результатом работы в фотолаборатории стали 
девять кассет с пленкой. Фотографировать документы он обычно старался до или 
после окончания рабочего дня, когда находился один в своем кабинете в 
посольстве. Если бы кто-нибудь и вошел неожиданно во время этой процедуры, то 
Орел всегда мог сослаться на выполнение государственного задания. То же самое 
он регулярно делал в интересах шведской разведки [149] .
 Откуда он получал секретные документы? Источников было множество. Например, 
после посещения одной из авиабаз, расположенной около Лас-Вегаса. «Без 
каких-либо трудностей мне удалось получить в „Нелиссе“ именно то, чего хотели 
русские. „Принципы конструкции прицела для метания атомных бомб“ — так 
значилось в списке…
 …. Русские инженеры полагали, что это очень секретно и труднодоступно, потому 
что сами жили в обстановке традиционной секретности. Но в США граница 
доступности определялась иным способом.
 Инструкции с описанием правил обращения и практического использования делались,
 разумеется, секретными. Но техническое описание оборудования редко снабжалось 
этим грифом. Они были труднодоступными лишь из-за ограниченного распространения.
 Однако Москву в данное положение вещей я посвящать не стал…
 …Впоследствии американская сторона заявила, что секретных материалов, если бы 
захотел, я мог бы посылать в ГРУ в сотни раз больше. Это показывает, что они не 
совсем понимали, о чем речь. Во-первых, я был слишком перегружен текущей 
работой, чтобы успевать сверх возможного. А, во-вторых, вопрос не стоял так, 
чтобы захватывать все без разбору. Существовали точные указания как со шведской 
стороны, так и со стороны Центра, что именно они хотели бы получить. И выходить 
за эти рамки, кроме исключительных случаев, у меня не было полномочий» [150] .
 А предложений о продаже описания военных технологий поступало Викингу 
множество. Дело в том, что война в Корее приближалась к концу. Это породило 
обычный спад в количестве военных заказов. Организации по сбыту делали все, 
чтобы найти новых покупателей — как больших, так и маленьких, — и их 
представители рыскали кругом. И общительный Веннерстрем всюду натыкался на них. 
Они приходили в его офис, исколи встреч на приемах и предприятиях. Орлу 
действительно не было нужды охотиться за ними. Скорее, это делали сами 
бизнесмены.
 Но, как представитель своей нации, он не проявлял торопливости: отбирал 
агентов спокойно и медленно. Для начала завел чрезвычайно подробную картотеку 
на всех «соискателей». Постепенно их число перевалило за сотню, и стало 
невозможно помнить каждого. Тогда он стал фиксировать только наиболее 
существенное и самое интересное о них. Если предстояла встреча с кем-то, 
достаточно было взять карточку и освежить в памяти все, связанное с этим 
человеком: что он раньше говорил, где и когда с ним встречался и так далее. 
Короче, стабильное намерение объективно оценить возможности каждого претендента 
на дополнительный заработок.
 Первым продавцом стал некто Джонсон — совладелец небольшого 
импортно-экспортного предприятия. Сначала он передал список камер для 
фотографирования с самолета с подробными тактико-техническими данными и ценами. 
Затем Викинг заказал ему образец сверхчувствительной инфракрасной пленки.
 Позднее агент вспоминал: «Он достал не просто кусочек образца. Он притащил 
целую катушку, которая весила несколько килограммов! При ее передаче не было 
ничего примечательного. Джонсон спокойно пришел в мой офис, отдал образец и в 
обычном порядке выдал квитанцию. Оплата наличными. Едва он ушел, я сжег 
квитанцию, поскольку детального отчета Центр от меня не требовал».
 Орел создал целую агентурную сеть, которая регулярно и оперативно выполняла 
все заказы советской и шведской разведки. Об этом он вспоминал так: «Со 
временем появились новые „леваки“. Все они были легко доступны, потому что их в 
высшей степени раздражали требования секретности, установленные военными. Это 
рассматривалось как неправомерное вторжение в их сферу деятельности. Они делали 
все, чтобы обойти препоны. А способов было много.
 Так сформировался внутренний рынок технической разведки. Мой интерес к покупке,
 как и интерес партнера к продаже, сочетался с интересом некоторых дельцов к 
побочным заработкам.
 Пусть Центр извинит меня, если во всей этой карусели ему приходилось 
оплачивать того или иного «левака» не только в своих, но и в шведских интересах.
 Было безнадежно пытаться установить в этом деле четкие границы» [151] .
 В июле 1957 года Викинг вернулся в Швецию. А в октябре он стал главой 
авиационной секции главной канцелярии министерства обороны. Находясь на новом 
посту, он передал подробные сведения об управляемых ракетных системах США, в 
том числе о ракетах «воздух — воздух» («Сайдвиндер)» и ракетах «земля—воздух» 
(«Хоук» и НМ-55 «Бомарк») [152] .
 В его новые служебные обязанности входила организация связи между ВВС и 
министерством обороны. Другой, второстепенной, но гораздо более привлекательной 
обязанностью было общение с иностранными военными атташе [153] .
 На новом месте службы он стал бесценным кладезем различных технических 
сведений, необходимых Центру. Его дополнительная обязанность в министерстве 
обороны — быть в курсе мирового технического развития — давала блестящие 
результаты. Агент мог продолжить «выуживать» информацию буквально с того пункта,
 которым закончил в Вашингтоне. Мог получить доступ к тому же типу технического 
описания, что и там. Это касалось чертежей и схем, дававших явное представление 
о современных конструкционных принципах, — именно то, что было нужно советским 
исследователям, чтобы сэкономить время в техническом соревновании с США.
 Прежде чем принимать решение о многомиллионных закупках военных материалов, 
эксперты сравнивали различные системы оружия, чтобы выяснить, какие из них 
больше всего соответствуют шведским требованиям и условиям. Результаты 
оформлялись документально. В Стокгольме у Орла была прекрасная возможность 
знакомиться с этими документами. Разумеется, он знакомил с их содержанием и 
Центр [154] .
 Среди переданных в тот период материалов Викинг чаще всего вспоминал ракету 
«Бомарк», первую конструкцию с ядерным зарядом: «…и даже если бы Швеция купила 
ее (чего не произошло), ядерный заряд был бы заменен обычным. Он обладал 
поразительно большим радиусом действия, если не изменяет память, около 500 
километров.
 Сведения, выданные мною, вызвали настоящий переполох среди советских 
исследователей, о чем Петр (офицер ГРУ, курировавший работу Викинга в Центре. — 
 Прим. авт.) рассказал на одной из наших встреч с плохо скрываемым восхищением. 
Очевидно, такая солидная «добыча» означала успех и для него. Для меня же самым 
примечательным в то время стало знакомство с начальником ГРУ. Я был принят этим 
неординарным и самобытным человеком в 1960 году…
 …Я хочу подчеркнуть, чем объясняется интерес исследователей. Мне это стало 
известно не от Петра, который не был сведущ в технических тонкостях, а с 
американской стороны: из документов, которые я реферировал много позже. Там 
упоминалось, что «Бомарк» дает полное представление о конструктивных принципах 
всего будущего развития США.
 Лично мне совершенно очевидно, что это действительно сэкономило время русским 
исследователям» [155] .
 При этом особых проблем у Орла с копированием секретных документов не было. 
Дело в том, что, к примеру, материалы на «Бомарк» находились у авиационного 
командования, которое рассматривало возможность приобретения этой системы 
оружия. Одно только описание стоило около миллиарда крон — для шведского 
кошелька довольно внушительная сумма, поэтому министр обороны непременно хотел 
ознакомиться с документами лично.
 Веннерстрему нужно было всего лишь позвонить и попросить прислать все 
материалы в министерство обороны. Просьбу выполнили незамедлительно, правда, 
прошло несколько дней, прежде чем Викингу удалось попасть с этими бумагами на 
прием к министру. За время ожидания он успел переснять все страницы описания 
[156] .
 С. Венерстрем был арестован вечером 19 июня 1960 года по обвинению в шпионаже 
[157] .
 По утверждению американских журналистов, среди сведений, которые Швед передал 
в Центр, были планы НАТО по обороне Северной Европы; конструкторские разработки 
шведского всепогодного истребителя-перехватчика Джи-35 «Дракон» (его разработка 
началась в 1949 году, а в 1954 году он начал поступать на вооружение шведских 
ВВС); сведения о конструкторских разработках шведского бомбардировщика, 
самолета-разведчика и сверхзвукового истребителя; описание новой британской 
ракеты класса «земля — воздух» «Блад-Хаунд»; основы британской системы ПВО, 
закупленной Швецией; характеристики трех новых американских ракет: две класса 
«воздух—воздух» — «Сайдвиндер» и «Фалкон», а третья — зенитная управляемая 
ракета для ЗРК «Хок» [158] .


 Трофей нескольких ценных советских агентов зенитная управляемая ракета «Хок» 

 В марте 1959 года американский подполковник У. Уолен встретил полковника ГРУ С.
 Эдемского и предложил коллеге свои услуги. Вот так состоялась сделка с 
начальником объединенного агентства разведывательных задач объединенного 
комитета начальников штабов. Официально он имел допуск к более чем 3500 
совершенно секретным документам, начиная от «Полевого руководства штабного 
офицера: использование ядерного оружия» и заканчивая техническим описанием 
самоходной ракетной установки «Хонест Джон». У. Уолен был арестован в 1966 году 
и приговорен к 15 годам тюрьмы [159] .
 Во Франции 8 сентября 1972 года был арестован инженер-атомщик Д. Волохов. 
Приговор суда был объявлен 3 мая 1973 года — 10 лет тюремного заключения. Вот 
так закончилась карьера рядового агента советской военной разведки.
 Сначала его попытался завербовать в 1959 году офицер ГРУ А. Стриганов, который 
по совместительству заведовал Советским информационным бюро в Париже. Тогда Д. 
Волохов служил в лаборатории радиационных измерений одного из подразделений 
французской армии.
 Услышав вопрос о работе, он понял, что из него пытаются вытянуть сведения, 
составляющие военную тайну. Испугавшись, он торопливо попрощался и больше не 
встречался с А. Стригановым.
 В 1960 году Волохов демобилизовался из армии и устроился на работу 
инженером-атомщиком в фирму, которая занималась строительством завода по 
разделению изотопов в Пьерлатт. Тогда с ним установил контакт другой сотрудник 
ГРУ в Париже — Поройняков. Играя на религиозных чувствах, ему в конце концов 
удалось привлечь Волохова к сотрудничеству. В результате только за четыре года 
работы в строительной фирме он передал Поройнякову большое количество 
совершенно секретных документов, в том числе полный план завода в Пьерлатт и 
так называемый предварительный проект «60», он позволил советским специалистам 
определить еще до установки оборудования количество обогащенного урана, которое 
предполагалось получать на заводе, а значит, и количество атомных бомб, 
которыми могли бы располагать французы. Кроме того, с помощью полученного от 
своего оператора (сотрудник разведки, работающий с агентом) специального 
фотоаппарата «Контакс Д» Волохов переснимал технические карточки из библиотеки 
Сакле и Комиссариата по ядерной энергии. Полученные материалы он передавал 
сотрудникам ГРУ при помощи тайников, расположенных в различных местах Парижа и 
его пригородов. Он успешно работал на ГРУ до сентября 1971 года пока его не 
арестовали из-за ошибочных действий его оператора Ю. Рылеева [160] .
 В 1960 году в Великобритании советской военной разведкой был завербован один 
из самых ценных агентов — капитан 1-го ранга Д. Герхард. Офицер ВМФ ЮАР, он в 
то время проходил стажировку в Королевских ВМС.
 В 1961 году в Швейцарии он познакомился с Р. Йор, гражданкой Швейцарии. Их 
знакомство переросло в бурный роман, доблестный моряк развелся с первой женой и 
женился на новой знакомой. По утверждению западных источников, уже тогда его 
вторая супруга была агентом ГРУ. И их брак — идея ГРУ.
 По официальным данным, за информацию о ВМС ЮАР (на вооружении которых состояли 
британские, французские и израильские корабли и боевые системы) он получил 250 
тысяч долларов. На момент ареста, в январе 1983 года, он занимал пост 
начальника военной судостроительной верфи [161] .
 Если Д. Герхард прославился как один из самых высокопоставленных морских 
офицеров-шпионов, то корабельный писарь ВМС США Н.Драммонд — совершенно по 
другой причине. Он был первым чернокожим в истории американского правосудия, 
осужденным за шпионаж в пользу иностранного государства. За шесть лет 
сотрудничества с ГРУ (1957—1963) Н.Драммонд передал огромный объем секретной 
информации по военно-морским боевым системам, противолодочной электронике и 
материально-техническому обеспечению подводных лодок. Заработал 28 тысяч 
долларов и пожизненное тюремное заключение [162] .
 В сентябре 1962 года был арестован агент Дрон. Среди переданных им материалов 
особую ценность представляла копия «Альбома управляемых ракетных снарядов ВМС 
США» [163] .
 В 1961 году сотрудник резидентуры в Лондоне И. П. Глазков завербовал 
49-летнего Ф. Боссарда. Тот постоянно испытывал материальные затруднения и, как 
установили позднее, в 1934 году приговаривался к 6 месяцам 
исправительно-трудовых работ за скупку часов по фальшивым чекам и сдачу их в 
ломбард. Но при приеме на госслужбу его прошлое тщательно не проверили, и он 
без проблем устроился на работу в разведку.
 Глазков познакомился с Боссардом в Лондоне, в пивной «Красный лев», 
представившись Гордоном. Почвой для дальнейших встреч было их общее увлечение 
нумизматикой. Согласившись за денежное вознаграждение работать на советскую 
разведку, Боссард старался как можно реже встречаться со своим оператором. Раз 
в два месяца он закладывал материал в один из десяти тайников и забирал оттуда 
выплачиваемые ему деньги, в некоторых случаях до 2 тысяч фунтов стерлингов. О 
том, какой тайник загружен в данный момент, Боссарду сообщали посредством 
передаваемых по радио музыкальных произведений (например, «Танец с саблями» или 
«Подмосковные вечера»). В экстренных случаях передавалась «Дубинушка», и это 
означало, что контакты с ним временно прекращаются. Среди переданных Боссардом 
секретных материалов наиболее важными были документы об американских системах 
наведения ракет [164] .
 Агент Барт работал в научно-исследовательском отделе управляемых видов оружия 
министерства авиации Великобритании. Сообщил подробные технические данные об 
управляемых ракетах. Был советским агентом с 1961 по 1965 год. В тюрьме провел 
21 год [165] .
 Бывший сотрудник дежурной службы ЦРУ У. П. Камлал ис передал советской военной 
разведке сверхсекретную техническую документацию по спутнику «Биг-Берд». 
Основная причина, заставившая его сделать это — неудачи по службе. Однажды он 
понял, что никогда не сделает карьеры в разведке. После увольнения он слетал в 
Афины, где за три тысячи долларов продал секретные материалы помощнику 
советского военного атташе. Через несколько лет, когда об этой сделке стало 
известно ФБР, был осужден на 40 лет [166] . Его арестовали в 1978 году по 
наводке перебежчика из ГРУ Бохана [167] .
 В Швейцарии в 70-е годы как минимум работало два высокопоставленных агента 
советской военной разведки. Один из них умер до своего разоблачения, а вот имя 
второго долго не сходило со страниц западных газет.
 В 1977 году к 18 годам лишения свободы за шпионаж в пользу СССР был приговорен 
бригадный генерал швейцарского генштаба, бывший командующий войсками ПВО 
Швейцарии Ж. Л.Жанмер (Мур). Его жена получила 15 лет [168] . Он был признан 
виновным в том, что с 1962 года передавал секретную информацию, касающуюся 
обороны Швейцарии, своему контактеру в советское посольство, а также во время 
моментальных встреч по дороге с работы домой из Берна в Лозанну [169] . Он был 
завербован советским военным атташе в Швейцарии B. К. Денисенко [170] .
 Об активности ГРУ на территории Франции можно судить по работе агентурной сети,
 которую возглавлял C. Фабиев. Она начала работать в 1963 году в одном из 
пригородов Парижа. В нее входило не меньше двенадцати агентов.
 С. Фабиев, сын русского эмигранта, родился в Югославии, а затем вместе с 
родителями "перебрался во Францию. В связи с тем, что с 1940 по 1943 год он 
вместе с отцом был рабочим-добровольцем в Германии, французские власти отказали 
ему в гражданстве. Он получил его лишь в 1967 году. Это обстоятельство и 
использовал сотрудник ГРУ И. Кудрявцев, работавший под прикрытием советника 
советского посольства в Париже. Сыграв на чувстве обиды и русском происхождении,
 он сумел в 1963 году завербовать Фабиева. Сам агент позднее говорил об этом 
так: «Меня завербовали, когда я был апатридом, дали советское гражданство и 
поручили выполнение разведзадания. Я согласился, и в течение многих лет у меня 
не возникало чувства, что я предаю Францию, поскольку гражданином ее я стал 
только в 1967».
 Несколько раз Фабиев нелегально выезжал в Москву, где проходил специальную 
подготовку. Но поскольку он не имел доступа к секретной информации, его 
использовали сначала как установщика на интересующих ГРУ предприятиях: «Матра», 
«Дассо», «Норд-Авиасьон», Научно-исследовательское общество по баллистическим 
ракетам (НИОБР). А в 1965 году ему поручили руководить группой аген