|
В 1925 году в Чехословакии работали трое инструкторов военного аппарата
Коминтерна (подотдел антимилитаристской работы орготдела ИККИ): В. Цайсер
(Вернер), А. Ильнер (Штальмон) и Ф. Фейергерд (Келлери). Они подчинялись
сотруднику Разведывательного управления РККА И. Рейсу. В их задачи, помимо
подготовки военного аппарата Компартии Чехословакии, входило внедрение группы
информаторов (по 2—3 человека) на военные предприятия (в то время Чехословакия
была одним из крупнейших производителей оружия) [68] .
Глава 3. ВЕЛИКИЕ НЕЛЕГАЛЫ И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИЯ
В начале 30-х годов на смену любителям из Коминтерна и компартий пришли
профессионалы из Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ и Разведывательного управления
(Разведупр) РККА. В отличие от своих предшественников они не пытались создавать
огромные, трудноуправляемые и очень уязвимые сети информаторов. Их стиль —
компактные агентурные сети, большинство членов которых либо официально порвали
со своим коммунистическим прошлым, либо работали на материальной основе, либо
тщательно скрывали свои симпатии к Советскому Союзу.
Большинство руководителей таких групп в истории советской разведки принято
относить к категории великих нелегалов. В первую очередь они специализировались
на добыче информации политического и экономического характера, занимались
добычей иностранных дипломатических и военных шифров и кодов, но часто
охотились и за военно-техническими секретами.
Однако в качестве основных источников информации теперь выступали не рабочие и
служащие, а инженерно-технические работники и ученые. Одну из основных причин,
которая заставляла высококвалифицированных специалистов становиться советскими
агентами, в своих тюремных записках объяснил германский инженер Г. Кум-меров.
Сам он, начиная с 1934 года и до момента своего ареста гестапо, передавал
секретную информацию по военно-техническим новинкам. Подробнее об этом человеке
будет рассказано чуть позже, а пока — фрагмент его чудом уцелевшей исповеди.
«Выражение и понятие „шпион“ и „шпионаж“ в их обычном смысле не отражают моего
поведения… Речь шла о том, чтобы способствовать ее (России. — Примеч. авт.)
техническому развитию и оснастить в военном отношении для ее защиты от соседей,
откровенно алчно взирающих на эту богатую и перспективную страну, население
которой составляют замечательные, идеальные по своему мировоззрению люди, но
еще слабые в области техники… С этой целью их друзья во всем мире помогают
своим русским единомышленникам делом и советом, передавая им все необходимые
знания, а особенно сведения о вооружении, которое могло и должно было быть
использовано для нападения на Россию, и связанные с подготовкой этого нападения
военные тайны…» И далее: «… друзья России с чистой совестью, следуя своим
идеалам, стали пересылать технические тайны военных фирм… Так поступил и я…»
[69] .
Германия была одним из основных объектов советской НТР, начиная с середины
20-х годов. Не изменилась ситуация и в середине 30-х. Хотя
контрразведывательный режим с приходом к власти Гитлера стал более жестким,
количество советских специалистов, легально посетивших ГермЗнию и
контактировавших с немецкими коллегами, резко возросло.
Среди основных задач, стоявших перед резидентурой внешней разведки в тот
период, — создание агентурной сети в концернах «Сименс», «АЭГ», «И. Г.
Фарбениндустри», «Крупп», «Юнкере», «Рейнметалл», «Бамаг», «Цейс» и «МАИ» [70] .
О размахе работы отечественной разведки по линии НТР в этой стране можно
судить по отчету за 1930 год, который подготовил Союз немецкой промышленности.
Эта организация основала бюро по борьбе с промышленным шпионажем. По его
оценкам, ежегодные потери к концу 20-х годов составляли более 800 млн. марок
или почти четверть миллиарда долларов в год. При этом усилия в борьбе со
шпионажем, предпринятые Союзом немецкой промышленности, почти не имели успеха.
Объяснение простое — советской разведке удалось внедрить коммуниста в головной
офис бюро на должность секретаря.
Германская полиция, которая в начале 30-х годов организовала специальное
подразделение для борьбы с промышленным шпионажем, с ужасом констатировало
трехкратное увеличение числа зарегистрированных случаев шпионажа за период
между 1929 и 1930 годами: с 330 до более 1000. В большинстве случаев следы вели
к рабочим-коммунистам, составлявшим существенную часть хорошо организованной
сети, на которую был возложен сбор информации и секретов под руководством
советских служащих из торгпредства [71] .
Среди тех, кто активно снабжал Москву секретной информацией был В. Леман
(Брайтенбах). С ним поддерживала связь Е. Зарубина (Вардо). Об этих людях
написано достаточно много, поэтому лишь скажем о достижениях агента в сфере
научно-технической разведки.
С 1935 года, когда Брайтенбах курировал вопросы, связанные с
контрразведывательным обеспечением всей военной промышленности Германии,
выросли его разведывательные возможности. Вардо приходила со встреч, буквально
перегруженная материалами. Связники — К. Харрис, М. Браудер и другие — едва
успевали отвозить эти документы в Париж для последующей отправки в Москву.
В ноябре 1935 года Брайтенбах во время очередной встречи с советской
разведчицей сообщил, что участвовал в совершенно секретном совещании в
|
|