Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Мемуары и Биографии :: Военные мемуары :: Разведка, Спецслужбы и Спецназ. :: Нина БЕРБЕРОВА - ЖЕЛЕЗНАЯ ЖЕНЩИНА
<<-[Весь Текст]
Страница: из 152
 <<-
 
нно о первом и втором посещении Локкарта латышами и через 
день – о новом плане Рейли. Это последнее обстоятельство свидетельствует, что 
он имел информатора среди узкого круга ближайших сотрудников Локкарта. Не успел 
Петере решить, какие шаги предпринять, как 30 августа утром глава 
Петроградского отдела ВЧК Урицкий был застрелен Леонидом Каннегиссером. Это 
произошло в тот момент, когда Урицкий входил в свое учреждение. Каннегиссер был 
студентом Петроградского университета, поэтом, писавшим стихи о своем герое – 
Керенском – на белом коне. А вечером того же дня Дора Каплан  [22] стреляла в 
Ленина в Москве и тяжело ранила его. Дзержинскому пришлось срочно выехать в 
Петроград после выстрела Каннегиссера. Ночью с 30-го на 31-е вооруженные 
чекисты ворвались в английское посольство на набережной, и, когда капитан Кроми 
на парадной лестнице с револьвером в руке встретил их, они тут же застрелили 
его.
 Петере в эти дни, как заместитель уехавшего Дзержинского, был в Москве и, в 
связи с покушением на Ленина, им были приняты меры против замешанных в 
контрреволюционный заговор союзных представителей. В ночь с 31 августа на 1 
сентября, в половине четвертого, он приказал арестовать живших в Хлебном 
переулке англичан. В квартиру Локкарта вошел отряд под начальством коменданта 
Кремля Малькова. Они произвели тщательный обыск в квартире, а затем арестовали 
и увезли на Лубянку Локкарта, Хикса и Муру. Петере предпринял эти шаги, т. к., 
замещая в июле – августе Дзержинского на посту председателя ВЧК, он хорошо был 
знаком с делом. На Лубянке оказались и другие в эту ночь. Лубянка была одна из 
двух внекремлевских цитаделей в столице, другая была отель Метрополь, где одно 
время в эти годы помещался наркоминдел и заседал ВЦИК.
 В этот год Петерсу было тридцать два года. Судя по фотографиям, это был 
стройный, худощавый, щеголеватый шатен, скуластый, с сильным подбородком и 
живыми, умными и жестокими глазами. Скуластость его была типичной и для 
русского, и для латышского крестьянского мальчика, но что было не совсем обычно,
 было его какое-то отнюдь не мужицкое, а очень даже европейское изящество. 
Известны три его фотографии, на первой, снятой лондонской полицией в день его 
ареста в 1909 году (о чем будет сказано ниже), он напряжен и страшен; на второй,
 надписанной им и подаренной на память Локкарту, он почти красив со своими 
несколько длиннее обычного волнистыми волосами и внимательным взглядом из-под 
прямых бровей; на третьей, 1930 года, он снят смеющимся: в волосах видна первая 
седина, под глазами мешки, и лицо с какой-то слегка кривой улыбкой, открывающей 
нехорошие зубы, чем-то неприятно и даже слегка отталкивающе. Он носил белую 
рубашку и военную гимнастерку, кожаную куртку, черные брюки-галифе, высокие, 
хорошо начищенные сапоги. На поясе его постоянно висел тяжелый маузер, а другой 
лежал на его письменном столе. Его прошлое было крайне необычно.
 Он был женат, как и Литвинов, на англичанке. В Латвии, где он родился, он 
принадлежал к социал-демократической рабочей партии, к большевистскому ее крылу.
 Он был арестован в 1907 году и просидел полтора года в тюрьме; когда его 
выпустили, он бежал в Лондон, где женился и стал работать гладильщиком в 
оптовом отделе подержанного платья. Он хорошо говорил по-английски. Жил он в 
восточной части Лондона, в Уайтчапле, где жили в те годы неимущие русские 
эмигранты, главным образом из западных губерний и Прибалтики, выкинутые 
событиями 1905 года и последующими преследованиями из своих родных мест. Вокруг 
него собиралась группа молодых большевиков, все – члены латышского 
социал-демократического лондонского клуба, готовящих экспроприацию большого 
ювелирного дела: им нужны были деньги для печатания революционных брошюр, 
которые они потом перевозили в Ригу. Цель их была – добиться для Латвии 
самостоятельности. В эти годы вооруженные нападения на ювелирные магазины, 
банки, почтовые отделения были в большом ходу. Петерс, с десятком товарищей, 
среди которых были его двоюродный брат и зять, и с двумя-тремя женщинами, смело 
пошел на это.
 Ему не впервые было действовать на революционном поприще, у него в это время 
был уже некоторый опыт, а «дело Сидней-стрит» (1909 года) вошло в криминальную 
историю Англии; оно несколько напоминает ограбление банка в США, в котором была 
замешана Патриция Херст: сначала – вооруженное нападение, стрельба, взлом (в 
случае Сидней-Стрит – даже бурение стен); затем, когда убежище убийц было 
открыто полицией, планированная атака на них пешей и конной – в американском 
случае моторизованной – полиции, после чего от здания, где укрывались 
преступники, остались одни дымящиеся стены. Только в случае латышской 
экспроприации все произошло в одну ночь: шайку схватили на месте, обезоружили, 
три полицейских, кстати – безоружных, были убиты из одного револьвера. Они были 
убиты Петерсом, но во тьме никто не мог видеть его лица и потому позже опознать 
его. Это спасло его. Дело было шумное. По обычаю тогдашнего времени, всех 
преступников причислили к «анархистам», но кончилось оно оправданием главарей 
(из которых, впрочем, несколько было убито в деле).
 В мае 1917 года Петерс стремительно выехал в Россию, оставив в Англии жену и 
маленькую дочь. Он с первого дня приезда стал продвигаться с одной должности на 
другую и очень скоро стал правой рукой Дзержинского. В его стойкости, жесткости 
и силе была некоторая сентиментальность, он производил впечатление фанатика. 
Теперь, наутро после ночного ареста, Локкарт был введен в его кабинет.
 В 1925 году, в Сорренто, тихим вечером, когда в комнате горел камин из 
оливковых ветвей, а в окне был виден Неаполитанский залив и Везувий, и над 
Везувием – розовое облако и дымок, сидя в мягких креслах и куря папиросы, 
Горький, Мура и Ходасевич вполголоса говорили об уже далеко отошедшем 
(семилетнем!) прошлом:
 – Вы знали Кроми? Какой он был?
 И Мура, стряхивая пепел в нефритовую пепельницу (которая позже пропала, 
вероятно, ее украл повар), говорила со своим английским акцентом в русском 
языке:
 – Он был… милый. И потом молчание.
 – Вы знали Петерса? Какой он был
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 152
 <<-