иги «Люди и ложи» о русском зарубежном масонстве. Тогда я и написал стихи. 
Приведу их почти целиком:



   Вы мне надписали левою, 
   за правую извиняясь, 
   которая была в гипсе – 
   бел-белое 
   изваянье.
   Вы выбрали пристань в Принстоне, 
   но что замерло, как снег, в 
   откинутом жесте гипсовом, 
   мисс Серебряный век?..
   Кленовые листы падали, 
   отстегиваясь как клипсы. 
   Простите мне мою правую 
   за то, что она без гипса.
   Как ароматна, Господи, 
   избегнувшая ЧК, 
   как персиковая косточка 
   смуглая Ваша щека!
   Как женское тело гибко 
   сейчас, у меня на глазах, 
   становится статуей, гипсом, 
   в неведомых нам садах…
   Там нимфы – куда бельведерам. 
   Сад летний. Снегов овал. 
   Откинутый локоть Берберовой, 
   Был Гумилев офицером. 
   Он справа за локоть брал.



 Нина Николаевна была бурно рада. Лишь на одну строку сказала: «Ну какая же я 
мисс Серебряный век, Андрюша?!» Однако я не совсем с ней согласен. Конечно, 
Берберова отнюдь не принадлежит к поколению Серебряного века, ее генерация – 
иного стиля мышления, энергии, вкуса – это дух середины века, но почему-то 
именно ее, юную Нину Берберову, избрали своей Мисс такие паладины Серебряного 
века, как Гумилев и Ходасевич.
 Ее не избежала судьба женщин – спутниц великих художников. В глазах 
современников она порой заслонена священными тенями. Джентльмены журналистики, 
и зарубежные и наши, порой обливали ее в статьях помоями.
 Думаю, публикация «Железной женщины» ставит все на свои места. Сегодняшний 
вариант романа Н. Берберова дополнила новыми кусками об использовании М. 
Будберг Сталиным.
 Прошлой осенью Нина Николаевна впервые посетила нашу, когда-то ею покинутую, 
страну. От раннего утра до полуночи ее без отдыха изнуряли встречи с 
вампирствующими поклонниками, прессой, студентами, профессурой. Она оставалась 
неизменно свежей телом и разумом. Опрятной в своей белоснежной блузке. Стиль ее 
ответов был под стать «Железной женщине» – информативен, грациозен и краток, не 
отвлекаясь в околесицу. Многим нашим депутатам хорошо бы поучиться у нее 
сжатости формулировок.
 Мне довелось ассистировать ей на сцене большого зала МАИ. Зал был переполнен 
московской элитой, студентами. Эта аудитория привыкла внимать А. Сахарову, 
ведущим политикам и мыслителям. Три часа без передыху Нина Николаевна читала 
свою прозу, стихи, свои и Ходасевича, завораживая зал чудотворной русской речью,
 кристальной, редко сохранившейся в нашем обиходе и одновременно современно 
ясной, отмытой от архаики и вульгаризмов.
 Не обошлось и без ложки дегтя. Группка дегтярных людей, видно, наслышанных о 
«Людях и ложах», стала выпытывать у Нины Николаевны признание в том, что 
Троцкий был… масон. Они знали это точно. «Он же перстень масонский носил», – 
кричали ей.
 Ноздри Н. Н. брезгливо дрогнули. Возмущенно выпучив очи, она ответила: «Какой 
же он масон? Он же был…»
 И понизив голос, как сообщают о самом чудовищном, выпалила: «…большевик!»
 Этим вопиющим неопровержимым фактом припечатав и Троцкого и дегтярных неофитов.

 Вернемся к книге. Поздравляю вас, читатель!
 Когда-то запретная «Железная женщина» сейчас ложится на стол миллионов наших 
читателей. Некоторые «подрывные» некогда книги, изданные ныне, потускнели, 
другие – наоборот.
 «Железная женщина», как протертое стекло, излучает кристально свет. Она, как 
экран документального кино, информативно движется фактическими фигурами и 
наполнена струящимся светом! Поэтому я называю ее инфроманом.
 Странно, что «Железную женщину» до сих пор не экранизировали.
  Андрей Вознесенский 




 ПРЕДИСЛОВИЕ


 – Кто она? – спрашивали меня друзья, узнав про книгу о Марии Игнатьевне 
Закревской-Бенкендорф-Будберг. – Мата Хари? Лу Саломе?
 Да, и от той