авловичем намечалась значительно позднее. 
Теперь же прежде всего привлекал отпуск: море, солнце, фиорды, хождение под 
парусом, и никакой заграницы.

За восемь лет многое изменилось. Веннерстрему требовалась тщательная подготовка 
к работе в новой должности. Командную экспедицию можно вкратце охарактеризовать 
как военный штаб министерства обороны. Главной задачей Стига было осуществление 
связи между ВВС и министерством. Другим – второстепенным, но гораздо более 
привлекательным делом было общение с иностранными военными атташе.

Он почувствовал привычную и приятную возбужденность, когда дипломатическая 
жизнь снова захватила его. Повезло с самого начала: в дипкорпусе Стига быстро 
приняли в круг любителей бриджа, и это членство представляло для него 
бесспорную ценность. Необычным было и то, что жизнь на полной скорости катилась 
по знакомым рельсам, но без Центра на горизонте. Все ощущалось странным 
образом: как будто половина существа вдруг исчезла. Раздвоение, со временем 
разросшееся, казалось, начало теперь уменьшаться и исчезать. От июня до декабря 
– довольно долгий срок. Центр стал восприниматься, как что-то далекое и 
нереальное…

Однако Веннерстрем чувствовал бы себя менее спокойным и безмятежным, если бы 
знал тогда, что существует некто по имени Отто Даниэльссон – криминальный 
комиссар СЭПО (шведская полиция безопасности, или контрразведка). Деликатный и 
молчаливый человек, скрытно и тщательно действовавший в наиболее тайных делах 
полиции. Очень интеллектуальный, очень знающий, очень одаренный. Разумеется, 
тогда Стиг не ведал обо всех этих «очень», но, познакомившись позднее, 
воспринял и запомнил комиссара именно таким. Хотя слово «опасный» гораздо 
больше подошло бы ему в свете последующих, пагубных для агента событий…

Итак, Веннерстрем был занесен в списки СЭПО. Не исключено, что Даниэльссон 
помнил эти списки наизусть – он был вполне способен на это! Но может, просто 
извлек карточку из ЭВМ, когда Стиг уже начал работу в командной экспедиции.

Любопытно, как выглядели эти сведения, если комиссар начал подозревать 
общительного военного дипломата уже на самой ранней стадии? И вообще, когда 
Стиг попал в пресловутые списки? Если судить по заметкам в американской прессе, 
это произошло в 1941 году, после возвращения молодого офицера из первой, 
московской командировки. Тогда Стиг был аккредитован в качестве 
военно-воздушного атташе, но вскоре отозван домой из-за военного положения. Это 
ввело его в дипломатические круги Стокгольма, где появилась возможность 
общаться со многими русскими и немцами. Дипломатические представители обеих 
наций находились под наблюдением СЭПО, поэтому, скорее всего, Веннерстрем и 
оказался в списках. Так сказать, за компанию. Вряд ли не заматеревший еще 
военный дипломат задумывался, что уже в то время накапливались секретные 
сведения в двух диаметрально противоположных службах: в Стокгольме и в Москве. 
И обе они по-своему должны были определить его судьбу.

В 1943 году телефонные разговоры Стига уже прослушивались, а переписка 
контролировалась. Это началось, скорее всего, после злополучного инцидента с 
немецкой телеграммой, в которой упоминалось его имя. Расследование, правда, 
оказалось безрезультатным. Но сведения в карточке фиксировались еще долгих 
четырнадцать лет.

Позже выяснилось, что в этом реестре имелась даже запись об одном докладе, 
который Веннерстрем написал в 1947 году во время службы в Стокгольме. Доклад 
был посвящен советской разведке. Впоследствии ему инкриминировали, что он 
приготовил его «не по приказу». Стиг опроверг это, заявив, что писать такую 
вещь по собственной ини