л для респектабельного одинокого джентльмена. Но уж чего никак 
не мог предположить джентльмен – так это того, что Петр тоже остановится тут. В 
финской столице так много хороших отелей – на выбор! И надо же: чисто случайное 
совпадение… Как говорится – ирония судьбы.

Место было намечено у Ботанического сада, несколько в стороне от 
железнодорожного вокзала. Северо-западная окраина сада выходила на канал, и 
между высокой металлической оградой и каналом вдоль берега тянулась тенистая 
аллея. Днем довольно оживленная, вечерами она выглядела пустой и покинутой. 
Именно там наши герои условились увидеться. В восемь вечера агент должен был 
идти от угла сада по аллее навстречу Петру – старый вариант неожиданной и 
приятной встречи, ну совершенно случайной!

Покинув апартаменты, швед вышел на предварительную рекогносцировку, не 
подозревая о том, что Петр буквально рядом – в другом номере отеля. Прогулялся 
мимо вокзала, подошел к углу садовой ограды и отсюда, включив секундомер, 
вернулся к тому месту, где истекали ровно две минуты. Таким образом, 
пресловутая секундная точность была обеспечена.

После этого по причине голода пришлось заказать обед в отеле – как можно 
скромнее, учитывая поздний ужин, который Петр, наверняка, предусмотрел. 
Дожидаясь заказа, Стиг сидел и гадал: где и какой?

Вполне вероятно, в ресторане мог находиться и Петр, если он распланировал 
дневную программу так же. Вот это было бы действительно сюрпризом! Но, по 
счастью, не ведаешь – не предполагаешь. Зато немилостивая судьба преподнесла 
другой, абсолютно нежелательный сюрприз: напротив уселся военный 
летчик-пенсионер из Стокгольма, которого Веннерстрем знал очень хорошо и 
которому не следовало видеть бывшего сослуживца в Хельсинки, иначе полностью 
утрачивался смысл окружной поездки через Копенгаген. Слава Богу, он так и не 
поднял глаза от аппетитного кушанья и вскоре стал расплачиваться, собираясь 
уходить. Стиг тайком вышел вслед за ним в вестибюль и проследил, как отставник 
получил в гардеробе пальто и исчез с чемоданом в направлении вокзала.

Стигу Густавовичу – он, кстати, очень любил это обращение – никогда не 
нравилось есть одному, и он старался по возможности не делать этого. Вот и 
сейчас, чтобы как-то убить время, пришлось погрузиться в размышления о своем 
бытии. До встречи было еще далеко, одинокий клиент медленно жевал и с 
удивлением думал о тех превращениях, которые произошли с ним в последние годы. 
«Холодная война», с ее безумным балансированием на грани третьей мировой, 
захватила его полностью. Соперничество между США и Советским Союзом и угроза 
миру больше всего занимали теперь его мысли, Швеция и шведские дела казались 
чем-то второстепенным, далеким, не имеющим отношения к большим событиям.

Даже вечерняя встреча с Петром представлялась более важным делом, чем 
состоявшийся визит в Европу. Конференция в Стокгольме, конечно, имела значение, 
но гораздо меньшее! Национальное самосознание шведа было притуплено, к тому же 
тогда он еще не начал подвергать сомнению свои категоричные оценки и выводы…

Поднявшись после обеда в номер, он захватил портфель – пустой и коричневый, что 
было немаловажно. Могло оказаться, что Петр Павлович не придет, а пошлет 
кого-нибудь другого, кто не знает тщательно оберегаемого агента. В этом случае 
коричневый портфель в его левой руке станет опознавательным знаком. А правая 
рука в кармане пальто даст понять, что все в порядке – «хвоста» нет. В 
противном случае, свободно размахивая рукой, агент дал бы знать, что встреча 
откладывается на два часа.

Секунда в секунду Веннерстрем прибыл к углу ограды и повернул на экономно 
освещенную и почти безлюдную аллею. Тотчас метрах в пятидесяти появился и Петр 
Павлович.

За ним бесшумно полз автомобиль и тут же остановился рядом. Оба юркнули в него, 
мастерски завершая священнодейство секретной встречи, и машина немедленно 
рванула прочь.

На заднем сиденье радушно обнялись – однако без традиционных русских поцелуев, 
ибо Петр считал их неприемлемым проявлением дружественности по отношению к 
иностранцам. Объехав вокруг Ботанического сада, автомашина понеслась