лжны нести ответственность за результаты этого разговора.

Как осторожно он перевел все на третье управление! Мне было известно, что оно 
не занималось европейскими делами, а вело в основном Северную и Южную Америку. 
И мне хотелось понять, что могло их заинтересовать.

– Дабы ничто не омрачало наших отношений, сделаем так: в случае, если вам не 
понравится их предложение, один ваш жест – и мы прекращаем разговор. Переходим 
к кофе и сигаретам.

Я вовсе не собирался делать этот жест. Наоборот, хотел услышать все до 
последнего слова. Если когда-либо мне и приходилось испытывать сильнейшее 
любопытство, так это сейчас. Кивнув, я закурил собственную сигарету и поудобнее 
откинулся на стуле, приглашая к разговору. Генералу мое отношение понравилось.

– У третьего управления сложилось мнение, что посольство США, а также и другие 
посольства стран НАТО проводят скоординированную целенаправленную разведку. Они 
используют легальные и нелегальные методы, а американцы, заметьте, еще и тратят 
на это неизвестные нам ресурсы.

У меня, возможно, дрогнули губы. Это был тот же самый вывод, к которому пришел 
проницательный и здравомыслящий Юлин-Даннфельдт во время нашего разговора в 
шведском посольстве.

– Нам это не нравится, – продолжал русский генерал. – Но есть одна позитивная 
сторона: терпеливо наблюдая за их деятельностью, можно, в конце концов, 
разгадать цели.

Запахло жареным. Я почувствовал, куда все это клонится.

– Речь идет о том, чтобы раздобыть как можно больше кусочков мозаики…

Именно это я и делал, будучи шведским военно-воздушным атташе. Правда, без 
большой надежды получить когда-нибудь полную картину.

Следующий вопрос, хотя и предполагался, прозвучал неожиданно:

– Как вы считаете, можно было бы отследить их действия?

– Ну… надо узнать, какие директивы даются военным стран НАТО здесь, в Москве. 
Кроме того, выяснить, есть ли признаки планирования военных действий.

– Нам нужно нечто большее, чем признаки. Мы хотим иметь уверенность. Особенно в 
отношении той роли, которая отводится воздушной войне против нашей Родины.

Генерал начал объяснять, и у меня появилось чувство, что ненавистный «железный 
занавес» остался далеко позади. Сейчас я фактически выслушивал основные тезисы 
ответного противостояния русских в «холодной войне», цитируемые 
высокопоставленным чином советской разведки. Фантастическая ситуация!

– Мы можем уточнить некоторые детали, наблюдая за персоналом посольства извне. 
Но их необходимо дополнить внутренней информацией – в первую очередь, из 
американского посольства. В Москве сейчас как раз гостит лицо, которое, 
вероятно, и сможет нам ее дать… А теперь, – он благожелательно улыбнулся, – вы 
можете сделать жест, если хотите.

У него была феноменальная способность смягчать истинный смысл своих слов. 
Разумеется, никакого жеста не последовало:

– Поскольку это не затрагивает шведских интересов, я готов слушать дальше.

Но следующей фразой он коснулся действительно чувствительной струны:

– Нам кажется, для упрочения ваших позиций в Москве вам желательно поставлять 
побольше полезной информации домой.

Не знаю, было ли это заметно, но сказанное повергло меня в привычную депрессию. 
Приятное праздничное настроение улетучилось. Чертов Рубаченков! Он раскусил мое 
плачевное положение, доложил – и господин генерал, естественно, проявил заботу. 
Я зажег еще одну сигарету, чтобы избавиться от грустных мыслей. И приготовился 
слушать дальше.

– Мы предлагаем взаимно полезное сотрудничество: вы даете нам определенные 
сведения о посольствах, а мы сообщаем вам необходимую информацию для доклада 
домой.

Признаюсь, я не колебался ни мгновения. И если создавал видимость раздумий, то 
только из тактических соображений.

Обещанная «помощь» была именно тем, в чем я нуждался, чтобы продолжить службу 
военным атташе. Мне было необходимо избежать возвращения домой и назначения на 
какой-нибудь второстепенный и безнадежный пост. А «холодная война»? Меня 
неотразимо привлекало