чла, что прослушивание телефона дало 
результаты. Причиной стал звонок Барановского. Русский сообщал, что книга 
поступила. Что это значило? «Кодовая фраза» – так решило СЭПО.

Но любое драматическое обязательно имеет свою смешную сторону: Стиг и в самом 
деле заказал у Барановского книгу, которая понадобилась ему для работы. Одну из 
немногих русских книг по вопросам разоружения. Полностью легальное дело! В 
советском посольстве экспертом по вопросам разоружения был как раз Барановский. 
Такой же человек имелся и в американском посольстве, и в этом не было ничего 
примечательного. Но в глазах СЭПО все, что делал Веннерстрем, выглядело 
подозрительным. Ловушка не должна была захлопнуться вхолостую!

23 февраля выявился новый компромат. Стиг позвонил в штаб обороны и попросил на 
время одолжить вышедший недавно доклад, который представлял двойной интерес. 
Для него – военного эксперта по разоружению, и для Центра. Днем заказчик 
получил его, а во второй половине дня контрразведка предприняла целое 
расследование, давая понять, откуда повеяло холодом.

В докладе говорилось о защитных сооружениях для различных систем оружия. 
Примером служило их использование при хранении межконтинентальных ракет США. 
Защитные сооружения, возводимые из железобетона и других материалов, были в то 
время еще в стадии строительства, поэтому интерес полковника к докладу вызвал 
такой переполох, что сам шеф СЭПО и Отто Даниэльссон в тот же вечер прибыли к 
дому Веннерстрема, чтобы «посмотреть». Они предполагали, что подозреваемый взял 
этот секретный документ домой, и были правы. В тот вечер Стиг как раз 
просматривал его, знакомясь с содержанием.

Конечно, это выглядело слишком фантастично, чтобы быть правдой: не подозревая 
ничего плохого, он сидел и читал, а за окном, в зимней темноте, стоял начальник 
СЭПО со своим окружением и наблюдал!

Пер Гуннар Винге – так его звали. Он решил, что доклад «любой ценой должен быть 
возвращен на место». Даже ценой риска, что вся их скрытая стена подозрений 
раскроется. Но в пятницу вечером было практически невозможно что-либо 
предпринять. А в субботу прибыл офицер, который выдал Веннерстрему доклад, и 
забрал его – документ срочно понадобился на заседании отдела разведки в штабе 
обороны. Все выглядело вполне естественно, и агент ничего не заподозрил.

Когда же оказалось, что доклад «совершенно секретный» и никак не получить его 
снова, Стиг просто растерялся. Объяснения выглядели притянутыми за уши. Но и 
тогда не пришло в голову заподозрить неладное, хотя отказ заставил 
прозревающего полковника насторожиться и повнимательнее приглядеться к своему 
окружению.

Именно поэтому как-то утром он обратил внимание на некую личность, 
прохлаждающуюся у его служебного кабинета. Молодая женщина, расположившись на 
подоконнике, читала, как показалось, какой-то учебный материал. Довольно 
странное место для чтения! Поднявшись на последнюю ступеньку лестницы, Стиг 
быстро обернулся – и успел заметить, что она смотрит вслед. Конечно, у него не 
родилось разумного объяснения такого интереса к своей персоне. Но остро 
возникла мысль, что пора прекращать нелегальную жизнь в Стокгольме. Под 
впечатлением этой мысли Веннерстрем перенес фотографирование – наиболее 
рискованное, по его мнению, занятие всей тайной деятельности – из дома в 
рабочий кабинет.

Может, это было даже еще рискованней, но тогда Стиг рассудил иначе. Ведь ему 
надо было фотографировать для архива устаревшую документацию по вопросам 
разоружения.

Бумажная река начала выплескиваться из берегов. Это объяснялось, в частности, 
тем, что удалось организовать канал через американские власти в Вашингтоне – 
там имелся кабинет, который обеспечивал переговоры в Женеве – и по этому каналу 
стал поступать довольно обширный материал. Фотографирование для архива было 
простейшим способом хоть как-то упорядочить поток нужных бумаг. Так 
задымившийся агент оказался в том же положении, что и в Вашингтоне. Легальное и 
нелегальное фотографирование в служебном кабинете… Однако дыма он все еще не 
чувствовал. Наверно, химикалии отбивали обоняние.




Глава 32


В марте Веннерстрем принял по своему «Халикрафтеру» длинную шифровку. Петр 
Павлович предлагал в последние дни июля провести встречу в Вене. К тому времени 
должны были проясниться все детали «службы» в Мадриде. Стигу предстояло пройти 
период акклиматизации с 1 января по 30 июня 1964 года и с 1 июля приступить к 
активной деятельности. Более четкие указания трудно себе представить. Какое 
облегчение почувствовал он после расшифровки! Казалось, наступил миг 
освобождения, благословенный час, когда можно будет, наконец, оставить Швецию и 
все проблемы, уже начинающие покрывать с головой.

Д