юсь восторженно обнимать его, 
поправил диванные подушки и сел снова.

– Расскажите сперва кое-что о себе, – попросил я, отложив разговор о его 
перебежничестве на потом. Симаков на хорошем английском изложил свою биографию. 
Родился он в бедной семье, в селе к северу от Киева; когда ему было пять лет, 
отец погиб в катастрофе на шахте, мать, когда ему шел восьмой год, умерла от 
туберкулеза, поэтому его и двух младших сестренок растила бабушка со стороны 
матери. Возможно, юному Симакову пришлось бы идти по отцовским стопам на 
донбасские шахты, не проявись у него в раннем возрасте талант к математике. 
Учился он лучше всех в классе, правда, пропустил одну четверть, когда сломал 
ногу и не мог ходить в школу за пять километров. С выражением гордости на лице 
Симаков порылся в коробке и достал в подтверждение школьные табели. Успехи в 
математике были единственной его надеждой избавиться от нищеты.

После школы Симаков поступил в военное училище в Киеве. Благодаря успехам в 
учебе был направлен в ракетные войска стратегического назначения на 
исследовательскую работу. Поступил в адъюнктуру в Ленинграде и защитил 
диссертацию. Занятия английским языком пробудили у него неугасающий интерес к 
Англии и в особенности к английской литературе; о пьесах Шекспира он знал 
гораздо больше меня. После защиты диссертации Симакова направили на ракетный 
полигон на Камчатке, и он весь срок службы проработал инженером-испытателем. В 
сорок с лишним лет он вышел в отставку, но не смог найти другой работы и 
вынужден был поселиться с женой и восьмилетней дочерью в двухкомнатной квартире 
старой тещи. Его военная пенсия обесценилась инфляцией, дочь заболела астмой, 
жена пришла в отчаяние. Жизнь стала невыносимой.

Терпение его подошло к концу, когда однажды утром он обнаружил свою "Ладу" 
стоящей со снятыми колесами на кирпичах. Поклявшись перебраться в Англию, где, 
как он наивно верил, ничего подобного не случается, Симаков принялся рыскать по 
улицам Москвы в поисках англичанина, который помог бы ему осуществить этот план,
 и наткнулся на Раймена. Судьба решила свести их вместе в трагедии, начало 
которой, как я видел, близилось.

Запросы Симакова были совершенно нереальными. За свой переход он хотел получить 
дом с соломенной крышей и полным цветов садом, сто тысяч долларов и 
"форд-орион". Он достал из коробки журнал "Автокар" и ткнул пальцем в 
фотографию машины своей мечты.

Поставить его на место – непростая задача. Убедить Министерство внутренних дел 
позволить ему остаться в Британии было бы трудно. МИ-6 могла попросить министра 
внутренних дел сделать для него исключение, только если бы он обладал какими-то 
секретами. Если бы он предоставил достаточное количество секретных материалов, 
он мог бы получить единовременно несколько тысяч фунтов. А потом ему пришлось 
бы полагаться на поддержку Департамента социального страхования. Скверный 
характер Симакова не облегчал положения вещей. Он быстро надоел Раймену, но 
настолько привык к тесноте в квартире тещи, что не мог понять, почему Раймен по 
горло сыт его пребыванием на диване.

– Не понимаю я Терри, – сказал Симаков, почесывая живот. – В Москве он вел себя 
словно брат после долгой разлуки. А теперь знать меня не хочет.

Раймен точно так же был недоволен создавшимся положением. Он считал, что 
исполнил свой долг, и ждал, что я избавлю его от Симакова.

– Жена готова от меня уйти, – объяснил он, когда Симаков не мог нас слышать. – 
Ему нельзя долго здесь оставаться.

Я не мог сразу же решить этой проблемы. Все зависело от того, какими секретами 
располагал Симаков, но я был не в состоянии оценить его сведения, для этого 
требовался технический специалист. Простясь с этой странной парой в Клэктоне, я 
вернулся в Сенчури-хаус.

В МИ-6 было около пятнадцати офицеров, дававших заключения в тех областях, в 
которых разведчики с их более широким профилем деятельности специалистами быть 
не могли. Например, в том, что касалось химического, ядерного и биологического 
оружия, баллистических ракет или зон особых интересов, скажем, нефтедобывающей 
промышленности Ближнего Востока. Мартина Ричардса, бросившего в свое время 
IONEC, готовили к работе в этом отделе.

Малкольм Найтли был специалистом по ракетам в Восточноевропейском управлении. 
Физик по образованию, он стал знатоком советских ракет в штабе военной разведки 
(DIS). Работал в МИ-6 уже два года прикомандированным, но надеялся стать 
постоянным сотрудником, судя по тому, как долго засиживался перед полной 
корзинкой входящих бумаг. Я организовал Найтли встречу с Симаковым в "Комнате 
14", апартаментах МИ-6 для собеседований в здании Адмиралтейства на Уайтхолле.

– Этот человек – сущий клад, – сказал мне потом. Найтли. – Мы должны добиться 
для него возможности жить в Англии.

И объяснил, что Симаков принимал участие во всех испытаниях советских ракет с 
1984 по 1990 год. Его сведения будут бесценны для DIS, GCHQ и, что еще более 
важно, для американцев. Найтли зарезервировал "Комнату 14" для целого ряда 
еженедельных бесед.

– Мы решили рекомендовать министру иностранных дел дать ему