, что 
меня направили по ложному следу, чтобы сбить с правильного пути.

По чистой случайности я увидел дочь учительницы Кристину и, наблюдая за ней в 
зеркало, заметил, что она залилась краской. «Почему она так нервничает?» — 
подумал я и вовлек в разговор, тщательно осмотрел все ее небогатое имущество, 
заглянул во все шкафы и в итоге нашел целую кипу дневников и писем, спрятанных 
под незакрепленной половой доской. После того как я вскрыл тайник, у нее 
началась истерика.

«Все-таки чутье меня не подвело», — подумал не без удовлетворения я.

Быстро просматривая бумаги, обнаружил, что они имеют отношение к хорошо 
организованному тайному заговору. Маленькая Кристина была связной ППС, 
осуществляла связь между организациями в Кракове, Лемберге, Варшаве и даже в 
Закопане, по ту сторону австрийской границы.

Мы взяли ее с собой. Удачный улов! Наконец нам удалось арестовать одну из 
ведущих революционерок. Прежде чем уйти, мы еще раз тщательно обыскали комнату 
и отвезли в нашу контору толстые стопки документов, найденных в тайниках, в 
шкафах и кладовках.

Среди документов был список женщин, оказывающих помощь революционерам. Эти 
тихие и незаметные женщины были подобраны с большим умом: они могли выполнять 
свою работу, не вызывая подозрений.

Кроме того, мы обнаружили, что лучшая подруга Кристины, некая Галина Мисгер, 
дочь окружного врача из Собена, также хранила и переправляла секретные 
документы, активно боролась против царя и государства. Эта маленькая, тощая, 
высохшая сорокалетняя старая дева с большим носом, увенчанным пенсне, была не 
просто рядовой революционеркой, как оказалось, она была одним из руководителей 
польских социал-демократов. Обе женщины вели дневники, исписали несколько тысяч 
страниц и периодически обменивались этими записями. Обе они обожали двух 
опасных негодяев — Тадеуша Длугошевского и Феликса Дзержинского, смотрели на 
них как на богов, подробно описывали в своих дневниках их героические деяния в 
борьбе за коммунистические идеалы. Длугошевский и Дзержинский были 
руководителями социал-демократических партий Польши и Литвы и оба, если верить 
хотя бы части из того, что подробно описывается в дневниках, были виновны в 
смерти ни в чем не повинных русских, представителей всех классов и сословий, а 
в последние годы совершили такие страшные преступления, что превзошли даже 
подвиги национального героя Польши Костюшко.

Давайте же поближе познакомимся с этими выдающимися революционными деятелями, 
отъявленными террористами. Мы нашли Длугошевского в маленьком домишке под 
Варшавой в объятиях его любовницы, пятидесятишестилетней польки Леокадии 
Хоецкой. В их комнате стояла такая жуткая вонища, что мы с трудом смогли войти 
туда. Было такое ощущение, что где-то в комнате находится разлагающийся труп. 
Однако единственное, что мы при обыске нашли, — это старый револьвер, из 
которого невозможно было выстрелить, так как он насквозь проржавел. В каждом 
углу под толстым слоем пыли валялись засохшие корки хлеба и куриные кости… 
Бр-р!…

Поймали мы и Дзержинского. В течение долгих восьми месяцев я допрашивал этих 
партийных деятелей и вместе и поодиночке, тщательно расследовал каждый эпизод, 
описанный в дневниках их обожательниц. Дзержинский и Длугошевский клялись, что 
они не знают ни Галину Мисгер, ни ее подругу Кристину, никогда не встречались с 
ними и не слышали о них.

И я должен признать, что, проведя всестороннее расследование, я не смог найти 
ни малейших доказательств якобы имевшей место пылкой дружбы между ними. 
Очевидно, две женщины выдумали связь со своими идолами и получали для себя 
удовольствие от описания всего этого. Дзержинский отказался давать какую-либо 
информацию, Длугошевский все отрицал.

В ходе допросов мы, тем не менее, обнаружили, что есть темы, которые интересны 
каждому из нас троих. Дзержинский очень любил музыку, сам немного сочинял, 
очень интересовался религиозными вопросами, мистикой, и мы часто часами 
беседовали с ним на различные занимательные темы. Длугошевский был поэтом и 
довольно известным психологом, и я, должен сказать, с какого-то момента начал 
симпатизировать им обоим. Когда они просили меня об услугах, я с удовольствием 
шел им навстречу, потому что получал удовольствие от общения с этими, как 
оказалось, достаточно образованными и в некотором роде культурными людьми. 
Например, я следил за тем, чтобы во время длительного следствия пищу им 
доставляли из столовой офицеров-артиллеристов и чтобы они регулярно получали 
папиросы и газеты.

Через восемь месяцев следствие, наконец, закончилось, и даже если мои 
подследственные и не совершали всех тех преступлений, которые приписали им 
самозваные подруги в своих дневниках, совершено ими было предостаточно, чтобы 
надолго их упечь в тюрьму или на каторгу.

— Дзержинский, — сказал я на прощание этому чрезвычайно уверенному в своих 
идеях человеку, — вы мне все же симпатичны, надеюсь, что мы еще увидимся с вами 
при более благоприятных обстоятельствах.

— С удовольствием, — ответил Дзержинский, к