Позывной – «Кобра» (Записки разведчика специального назначения)
Эркебек Абдулаев




Эркебек Абдулаев

Позывной – «Кобра»

(Записки разведчика специального назначения)


Особую благодарность автор приносит Петру Ивановичу Нищеву, а также

друзьям по оружию и сослуживцам, которые своими замечаниями и

дополнениями оказали неоценимую помощь в создании этой книги.





Колонка редактора



Не грусти, «каскадер»!

Дорогой читатель!

В твоих руках автобиографические записки солдата спецназа – разведчика 
специального назначения группы «Вымпел» КГБ СССР подполковника Эркебека 
Абдулаева. В спецназе КГБ СССР таких называли «каскадерами».

Его биография схожа с жизнью многих офицеров «Вымпела», среди которых были 
русские, украинцы и белорусы, киргизы и узбеки, азербайджанцы и грузины, карелы 
и корейцы… У них никогда не возникал вопрос о национальной принадлежности друг 
друга. Все они старались делать одно дело – защищать интересы нашей Родины. 
Никто из них не изменил своему долгу, хотя у каждого из них были свои 
переживания, сомнения, разочарования и обиды.

Признаться, мне было интересно узнать новые нюансы и детали некоторых 
специальных операций, вроде бы хорошо известных по оперативным отчетам и 
докладам. Некоторые его приключения могут просто шокировать слабонервных. Не со 
всеми его умозаключениями и выводами я согласен, но он имеет на то право. 
Правда, некоторые эпизоды из книги он все же по моей просьбе убрал.

Примечательно то, что он рассказывает о себе и других без псевдогероического 
пафоса или душевного надрыва, а с присутствующим ему одному юмором «каскадера», 
хорошо знающего цену жизни, склонного к взвешенному авантюризму. Не улыбайся, 
читатель: на войне как на войне, и даже бывает, «смеются от смерти за десять 
минут». Ведь автор делал мужскую работу.

Не все быть может всем понравится в этой книге. Но правда жизни многим вынесла 
свой приговор, и еще сегодня заставляет все вспоминать, анализировать, 
оправдывать или осуждать. Как бы ни было, но эту книгу прочтут с большим 
интересом сотрудники спецслужб у нас и, видимо, не обойдут вниманием за рубежом.


Страницы книги вернули меня в 80-е годы, когда в строю офицеров оперативного 
полка специального назначения ХАД Афганистана стоял в афганской форме, хитро 
прищуря умные глаза «товарищ Бек».

Прочтя его записки, хочется сказать:

– Не грусти, «каскадер». Еще все впереди!

Читатель, прочти эту книгу до последней строчки, не пожалеешь.

Ю. И. Дроздов

Генерал-майор в отставке




ЧАСТЬ I. ДЕТСТВО


Люди рождаются только с чистой природой,

и лишь потом отцы делают их иудеями,

христианами или огнепоклонниками.

    Саади




Глава 1. Странная встреча


С детства помню один странный эпизод. Мне было где-то лет шесть. Жаркое лето. 
Иду по дороге, загребая босыми ногами густую, теплую пыль. Навстречу попадается 
благообразный старец верхом на коне. Я уже хорошо усвоил, что старших положено 
приветствовать первым. Иначе за неучтивость можно схлопотать неприятность. 
Поэтому что было сил кричу:

– Салам алейкум!

Аксакал степенно кивает:

– Алейкум салам, чей сын?

– Сагына!

– Не знаю такого.

– Абдылды! (называю имя деда).

– Не знаком.

– Шыйкыма! (это уже прадед).

И тут со стариком происходит что-то странное. Он на мгновение замирает, 
пристально разглядывая меня, затем с трудом слезает с коня, обнимает, целует 
мои чумазые руки, и утирая слезы, срывающимся голосом бормочет:

– Слава Аллаху, сохранилось-таки семя Шыйкыма!




Глава 2. Предки


Шыйкым, имя которого так взволновало случайного встречного, еще при царском 
режиме был бием.[1  - Бий – глава волости и одновременно судья. (В 
статистическом сборнике по волостям северной Киргизии, выпущенном в 1911-м году,
 о нем имеются любопытные сведения). Получается, я имею законное право на 
дворянский титул.] Видимо, прадед когда-то сделал добро этому аксакалу или его 
близким родственникам.

…Каждый киргизский мальчуган обязан знать имена своих предков до седьмого 
колена. Взрослые вбивали нам эти знания иногда довольно своеобразным способом. 
Любой прохожий мог внезапно схватить за ухо и устроить экзамен. Ответишь без 
запинки – заработаешь леденец, не ответишь – придешь домой зареванный, с 
покрасневшим ухом. Еще дома добавят, чтобы не позорил семью. Ныне я знаю свою 
генеалогию до 28-го колена. Самым известным из предков был пра-прадед Кожомжар, 
в середине прошлого столетия принимавший участие в восстании против Кокандского 
хана. История нашего рода была драматичной, поэтому, к сожалению, даже старики 
не знают где покоится прах Шыйкыма и более старшего поколения моих пращуров. 
Уходя на афганскую войну, я попросил брата выбить на могильном камне отца их 
имена до седьмого колена…




Глава 3. Папа


Старики рассказывали, что мой отец Сагын в молодости был далеко не агнцем. В 
1926 году, в свои неполные 16 лет ему довелось три месяца в одиночку прозябать 
на летних пастбищах в горах с многочисленными отарами деда. Тут наступила 
хмурая осень, журавли на юг потянулись. Тоска! Бросил он этих надоевших до 
оскомины баранов на радость волкам и сбежал с проходящим казахским караваном. 
Приехал в Пишпек, подарил коня и винтовку дальнему родственнику в качестве 
платы за харч и пошел учиться в школу.

Дед проклял его. Эти барашки достались тяжким крестьянским трудом в обмен на 
зерно, поскольку он был единственным хлебопашцем в наших исконно скотоводческих 
краях. Впрочем, на следующий год после бегства отца, деда все равно раскулачили 
и отправили в места не столь отдаленные.

Абдылда простил своего единственного сына лишь через 35 лет. За эти годы отец 
получил педагогическое образование в Ташкенте, где узбеки в дипломе немного 
исказили его фамилию и он стал Абдулаевым (а должен был писаться Абдылдаевым), 
стал первым заслуженным учителем Киргизской ССР, был награжден тремя 
государственными наградами, в том числе медалью имени Мичурина, обзавелся 
семьей, вырастил восьмерых детей. Среди его учеников много известных людей, в 
том числе и бывший 1-й секретарь ЦК КП Киргизии Турдахун Усубалиев. За свою 
жизнь папа посадил пять дивных фруктовых садов. К сожалению, не все они уцелели.
 Один в 1970-х годах остался на дне Кировского водохранилища, другой в 1990-м 
сгорел в Узгене в пламени киргизско-узбекского конфликта, третий сад в моем 
родном городе Таласе с прошлого года начали потихоньку вырубать обездоленные 
земляки. Туго стало с топливом.

Отец звезд с неба не хватал, хоть и был одним из немногих киргизов, получивших 
высшее образование еще в 1930-х: «Кулацкое» происхождение всегда сказывалось на 
его биографии. Впрочем, может это было к лучшему, поскольку все 
высокопоставленные национальные кадры в 1937-м году были репрессированы. Папа 
до конца не верил, что меня могут взять на работу в органы КГБ.




Глава 4. Детство


Я родился 31 января 1952 года с селе Бейшеке Кировского района Таласской 
области Киргизской ССР. Семья наша насчитывала 14 ртов, включая двух бабушек и 
трех племянников при двух работающих родителях. Отец в ту пору был директором 
средней школы. Мама в этой же школе преподавала в начальных классах. Кормились, 
в основном, за счет огорода, размером 60 соток. Отец прививал нам крестьянские 
навыки, закрепляя по весне за каждым ребенком по грядке.

Жили мы в маленьком домике с плоской крышей, купленном у одного грека за 1400 
рублей. С долгами мы расплатились лет через десять. Вся семья ютилась в двух 
комнатах и прихожей.

В нашем селе, кроме киргизов, с конца девятнадцатого века проживали русские и 
украинцы, потомки первых колонистов. Во время Великой Отечественной войны в наш 
район переселили много семей немцев, греков, турков, курдов, чеченцев, 
карачаевцев. В конце 1950-х прибыли уйгуры из Китая.

В 1988 году, уже будучи сотрудником «Вымпела», я гостил в чеченском селе 
Бачи-Юрт у однокашника по университету Хизри, главного экономиста местного 
хозяйства. Несколько седобородых чеченцев, сидевших на лавочке у сельсовета, 
оказались земляками из Таласа! Никогда не забуду их слез радости.

До шестилетнего возраста я был практически предоставлен самому себе и вырос на 
улице, в окружении интернациональной братии таких же сорванцов. Обычно пацанва 
предпочитала собираться у обрывистого берега речки Кара-Суу, где было много 
хорошей глины. Мы лепили из нее танки и устраивали целые сражения, как это 
делают сейчас взрослые дяди в погонах в военных академиях. Была еще одна 
распространенная азартная игра: из сырой глины лепили чашку и с силой хлопали о 
землю. Чашки под воздействием сжатого воздуха громко «взрывалась». Кроме того 
лазили в чужие огороды, разоряли птичьи гнезда (яйца и птенцы, испеченные на 
углях, для нас были деликатесом), ходили в горы, купались в речке. И, 
разумеется, дрались. Обычно стенка на стенку против соседней улицы или села. Но 
случались и межнациональные драки.




Глава 5. Первые опыты «межнациональных конфликтов»


В основном бились киргизы с русскими. Русские пацаны предпочитали бои на 
дальних дистанциях: у них было больше рогаток, имелись и «поджиги». Киргизы 
брали численностью: вооруженные камнями и палками, стремительно атаковали, 
оглашая окрестности дикими воплями. Редко кто выдерживал такую «психическую 
атаку». Немцам, пожалуй, было труднее других. Им доставалось от всех: ведь 
прошло всего десяток с лишним лет после войны. Курды были самыми запуганными. С 
чеченцами наоборот, предпочитали не связываться, они шуток не понимали и даже 
самые малые могли пустить в ход ножи. Хотя ребята старше 14 лет в этих баталиях 
участия не принимали: им запрещали родители-спецпереселенцы. По законам 
сороковых годов они могли попасть под расстрел. А с малышей какой спрос? И 
вообще драться полезно: растут настоящие джигиты!

Из греков самыми отъявленными хулиганами были два брата-близнеца Мито и Христо. 
Хорошо помню, как в первом классе по дороге из школы они раскровенявили мне нос 
во дворе МТФ. Через двадцать лет я приехал туда оперуполномоченным КГБ и, 
движимый искренними ностальгическими чувствами, хотел было с ними повспоминать 
молодость, пропустить рюмочку – другую. Прослышав, что их разыскивают органы, 
тридцатилетние мужики с перепугу чесанули в соседнюю область.




Глава 6. Несколько слов о спецпереселенцах


В 1980-м году, работая в Кировском райотделении КГБ, я запросил из Краснодара 
литерные дела на некоторых спецпереселенцев-греков, высланных из Крыма в наш 
район. Пожелтевшие страницы, с точки зрения современной юриспруденции, можно 
было бы читать как сборник анекдотов, если бы за ними не стояли трагедии 
отдельных семей и целых народов: сержант НКВД (это звание в ту пору 
соответствовало армейскому майору) четким, каллиграфическим почерком выводил 
протокол допроса арестованных:

Вопрос:

– Подсудимый Топуриди (Гелекелиди, Попандопуло, Христопуло и т. д.), признаете 
ли себя членом антисоветской, националистической, империалистической, 
шпионско-террористической организации?

Ответ:

– Да, я признаю себя членом антисоветской, националистической, 
империалистической, шпионско-террористической организации.

Вопрос:

– Расскажите, чем Вы занимались в антисоветской, националистической, 
империалистической, шпионско-террористической организации?

Ответ:

– Я занимался тем, что вербовал новых членов.

Вопрос:

– Каким образом вербовали новых членов?

Ответ:

– Я говорил в своем окружении, что неплохо было бы вступить в антисоветскую, 
националистическую, империалистическую, шпионско-террористическую организацию…

Далее в дело подшито постановление суда «тройки»: таких-то расстрелять, 
таких-то выслать. Прилагается справка о приведении приговора в исполнение, 
заверенная тюремным врачом. В конверте – документы казненных…




Глава 7. Отцовская порка


Но вернемся к детским воспоминаниям. На окраине села был красивый луг, 
окруженный со всех сторон быстрыми, прозрачными речушками. Вся наша одежда 
состояла из сатиновых трусов. Мозоли на ступнях становились такими плотными, 
что можно было безбоязненно бегать по колючкам. Питались в течение дня чем бог 
послал, а времена в конце пятидесятых были суровые и не слишком сытные. По 
стране бродило много нищих и калек, свирепствовала преступность. Довольно часто,
 затаив дыхание, мы внимали на лугу леденящим душу воровским откровениям 
разрисованных татуировками взрослых.

Иногда в колхозный клуб приезжала кинопередвижка. На окнах клуба штор не было и 
кино начиналось с наступлением темноты. Киноаппарат был один, его ставили в 
середине зала. Электричество еще не было проведено, и на улице заводили движок. 
После каждой части включался свет, и пока заряжали новую бобину, взрослые 
выходили покурить. Мелюзга проникала в зал обычно с началом второй части. 
Бывало, в движке кончалось горючее и тогда киномеханик объявлял, что можно 
будет досмотреть фильм завтра. Сеанс заканчивался заполночь. Люди расходились 
гурьбой по темным улицам. Идти со взрослыми было не страшно, но в конце концов 
я оставался один. Представьте себе шестилетнего ребенка, бредущего по вымершей 
улице, которому каждый кустик мерещится страшным чудищем! До 12–13 лет мучили 
ночные кошмары на эту тему, пока не научился управлять своими сновидениями. На 
стук открывала дверь мама, и я, продрогший и смертельно уставший, как есть 
чумазый, нырял под теплый бок кого-нибудь из старших братьев.

Утром отец, пощупав мои рельефно выпирающие ребра, нудно читал нотацию о том, 
что положено хотя бы раз в день приходить домой поесть. Вроде и взрослый 
человек, а не понимал элементарных вещей: как можно бросить братву в разгар 
интересных дел? Папа был очень мягкий и добрый человек. Лишь раз в жизни крепко 
выпорол за ложь. От ивовых прутьев на спине и боках у меня мгновенно вздулись 
багровые рубцы, увидев которые, мама впала в ярость и показала когти. Однако 
досталось и ей за отсутствие должного контроля за воспитанием подрастающего 
поколения. Старшие братья и дядья прятали меня от отцовского гнева в погребе, 
строили различные планы побега, собирали сухари и бросали жребий кому из них 
сопровождать меня в дальних странствиях. Но тут вмешалась бабушка по линии мамы.
 Она несколькими тумаками выбила из нас романтику и осадила отца. Одноглазая, 
сухонькая старушка, пережившая геноцид 1916 года, волею судьбы в тринадцать лет 
оказавшаяся беженкой в Китае, в минуту опасности становилась хладнокровной 
воительницей. Она между прочим, снимала с нас народными средствами всякие хвори.
 До сих пор помню, а иногда и использую некоторые ее приемы врачевания.




Глава 8. Учеба в школе


Наступила осень. Друзья пошли учиться. Чтобы я не месил грязь на улице, мама 
посадила на заднюю парту в своем классе. В ту пору в одном помещении учились 
вместе первый и третий, соответственно второй и четвертый классы. Я тихо 
занимался своими делами на «камчатке». Когда маме становилось невмоготу от 
тупых второклассников, чтобы пристыдить их, вызывала к доске меня. Благодаря 
стараниям старших братьев, я умел читать и писать, и складывать до двадцати. В 
октябре месяце, решив всерьез заняться моим образованием, мама отдала меня в 
параллельный класс с русским языком обучения. Но, к сожалению, я по-русски 
свободно владел только «блатным». Наш пацанячий слэнг в ту пору состоял из 
гремучей смеси интернациональных матерных выражений! Я и сейчас могу ругаться 
на 13-ти языках.

Разумеется, вскоре мои тетради по русскому языку запестрели красными чернилами. 
Не помогло даже списывание у соседа по парте Алеши. Видимо я творчески 
перерабатывал его произведения, потому что там, где он получал тройку, мне 
ставили двойку. Когда красный цвет в моих тетрадях начал превалировать над 
фиолетовым, мама в сердцах бросила:

– Лучше бы совсем не учился!

Восприняв это пожелание как руководство к действию, я перестал ходить в школу. 
На следующий год, как и положено, семилеткой пошел в первый класс. Учился 
хорошо.

Через много лет, увидев двойку в дневнике дочери, я прочитал ей нотацию и 
выразил сожаление, что она интеллектом пошла не в отца, так как ее папа 
шестилеткой пошел сразу во второй класс! Потрясенные услышанным, мои детишки 
усомнились в возможности такого. Ночью, уединившись с супругой, с карандашом в 
руках долго что-то подсчитывали. Утром торжественно пришли уличить меня в 
обмане. И проиграли спор. Ха-ха!




Глава 9. Первая ходка в «зону»


Впрочем, в моих детских воспоминаниях есть сюжеты поинтереснее. Например, в 
семилетнем возрасте я угодил за решетку! А дело было так: приехав с дядей во 
Фрунзе, я заблудился в большом городе и попал в милицию. Поскольку не знал ни 
адреса ни фамилии человека, у которого мы остановились, милиция сдала меня в 
детскую колонию, где и пришлось коротать ночь в довольно пестрой компании 
малолетних воришек и бродяг. На следующее утро дядя разыскал меня. В кабинете 
начальника, увидев меня целым и невредимым, он зарыдал в голос. В 1981-м году, 
выступая в роли диверсанта на учениях КГБ Киргизии, я случайно наткнулся на это 
исправительное заведение. Перед заплаканными мамашами у КПП, в присутствии 
напарника я произнес душещипательную речь о том, что тоже мотал здесь срок:

– А теперь видите, хожу при галстуке как культурный человек. У вас тоже все 
будет хорошо!

Недоверчивый напарник потом все допытывался:

– Как же с такой биографией тебя приняли в органы госбезопасности?

– Я вышел на свободу с чистой совестью!

Второй раз имел неприятности с милицией семнадцатилетним оболтусом, когда в 
центре города с балкона мы с соседом Ткачевым Аликом пальнули по воронам из 
дедовского «карамультука». Совсем рядом, в метрах десяти, находилось открытое 
окно горисполкома, где шло важное заседание. Разумеется, от неожиданного 
грохота и дыма вся советская власть попадала со стульев. Нас тут же повязали, 
ружье конфисковали. Эту историю, в зависимости от настроения и круга слушателей,
 люблю излагать в разной интерпретации (иногда меня заносит до попытки 
вооруженного нападения на местную власть).




Глава 10. Дед Петро


А еще по соседству с нами жил дед Петро. Сейчас понимаю, что в селе он был 
своеобразным реликтом. Мастер на все руки, он работал плотником в школе. Дед 
никогда не отказывал в помощи односельчанам. С его внуком Шуриком, который был 
старше меня на год, часто забирались в арсенал деда Петро, состоявшим из 
малокалиберной винтовки, пары двустволок и трехлинейки.

Питьевую воду селяне набирали под яром из родника, вокруг которого в кустах 
обитали змеи. Как-то их развелось столько, что стало невозможно подойти к 
роднику. И тогда соседки пришли к деду Петро. Он молча их выслушал и начал 
обстоятельно готовиться к карательной экспедиции: одел высокие 
сапоги-болотоходы, резиновые перчатки и очки-консервы. Притихшим бабам объяснил,
 что некоторые змеи способны плеваться ядом прямо в глаз человеку. Вооружившись 
садовым секатором, он двинул к роднику. Мы – за ним. Я видел, как выстригая по 
периметру колючий кустарник, дед вступил прямо в змеиное гнездо: гады кишели 
под его ногами, жаля плотную резину сапог! Однако он запросто брал их руками, 
щелкал секатором и отбрасывал подальше от воды корчащиеся половинки! В ту пору 
мы верили, что упавшие в воду половинки змей способны отрастить недостающую 
часть. Очистив наш водопой, дед Петро заодно «окультурил» и нескольких соседних 
родников.




Глава 11. Неудачная попытка привить любовь к книгам


Старший брат Джакып рос большим интеллектуалом. Каждую неделю от отправлялся в 
райцентр в библиотеку и возвращался со связкой книг. По вечерам он не дурачился 
как все остальные, а пристраивался возле единственной керосиновой лампы. Отец 
ворчал:

– Лучше бы исправил тройку по математике.

Я поддакивал ему:

– Когда вырасту, буду читать только учебники!

Джакып отрывал от страниц воспаленные глаза и задумчиво смотрел куда-то сквозь 
меня.

Как-то я пролистал одну из его книг: на прекрасных иллюстрациях – вездеходы, 
роботы и люди в скафандрах, сражающиеся с чудовищами. До сих пор помню этот 
альманах «Мир приключений». В «Планете бурь», я мало что понял. Джакып пытался 
объяснить мне, что такое научная фантастика, но потом махнул рукой, а вскоре 
начал неназойливо подсовывать книги, соответствующие моему уровню. Однако 
проснувшийся было интерес к печатной продукции у меня быстро заглох. Потому что 
фантастика – чепуха! Меня больше занимала военная тематика. Перед сном я мог 
бесконечно долго пересказывать отцу содержание военных фильмов, главным героем 
которых выступал сам. Я окончательно решил, что когда вырасту, буду военным 
летчиком или киномехаником!

Книги я полюбил позже, где-то в 6–7 классах. И по другой причине.




Глава 12. Чабанская практика


Каждое лето отец отправлял нас в горы помогать старшему брату Орозу пасти 
колхозных овец. В плане физического и морально-психологического развития горы 
дали мне много. Мышцы ног становились железными. Объем грудной клетки и 
содержание гемоглобина крови значительно превышали аналогичные показания 
городских сверстников. С малолетства приучился не бояться крови, так как 
приходилось резать овец, снимать шкуры и разделывать туши. Научился владеть 
огнестрельным оружием и снаряжать патроны.

Однако те, кто считает, что чабаны «на свежем воздухе, употребляя экологически 
чистые продукты», жили хорошо, глубоко заблуждаются. Чабаны не могли забить по 
своему усмотрению колхозную скотину и питались часто тухлым и червивым мясом 
павших от болезней овец. Сахар и мука (а значит и хлеб) – в ограниченном 
количестве.

Однажды в глухом ущелье в зарослях рябины я нарезал шесты. Как-то неожиданно 
наступили сумерки. Внезапно спиной почувствовал чей-то взгляд. Взгляд жестокого,
 безжалостного существа. От смертельного ужаса у меня на загривке шерсть 
поднялась дыбом. Дальше все произошло мгновенно, помимо воли: я оскалил зубы, 
издал звериное рычание и крепко сжимая в руке нож, развернулся, слегка присел. 
В нескольких метрах, прямо передо мной в скале чернело огромное отверстие. 
Видимо, там скрывался какой-то хищник. Не спуская глаз с этого логова, 
попятился. Добрался наконец до своего коня и ускакал прочь. С тех пор я стал 
лучше понимать суеверия диких горцев и оценил прелести цивилизованного мира.

В моей детской чабанской практике был и забавный случай, который до сих пор 
любят посмаковать односельчане: как-то под вечер, озорничая, натянул я на 
барана свой ватник и застегнул на все пуговицы. Перепуганная скотина кинулась в 
стадо, а овцы от него врассыпную. Весело! Так и умчался, бедолага, куда-то в 
темень. Через два дня заехал к нам чабан, располагавшийся в десятке километрах 
от нас. Степенно попил чайку, поговорил о том, о сем. И уже на прощание, как бы 
между прочим сказал:

– Вчера ночью проснулся от лая собак, гула и топота в кошаре, и решив, что 
напали волки, вышел с ружьем во двор. Смотрю, носится среди овец черная тень. 
Оказался баран в телогрейке! Я догадался, чьих это рук дело.

Однажды попал в сухую грозу. Набежали черные тучи. От атмосферного 
электричества аж искры с волос сыпятся! Дождя нет, а молнии бьют непрерывно 
совсем рядом. Артобстрел с бомбардировкой! Бедные овечки от каждого близкого 
разряда шарахаются в стороны и опять испуганно сбиваются в кучу. Я на 
четвереньках, старясь быть как можно ниже, убежал в низину. Хотя это мало бы 
помогло: концентрические круги с точкой посередине, следы прежних грозовых 
разрядов, я отмечал в самых невероятных местах. УФОлоги почему-то принимают их 
за следы посадок летающих тарелок.

Решив поправить наше здоровье кумысом, отец также отправлял в горы помогать 
табунщикам. Это было после того, как один родственник заразил нас туберкулезом 
и нам пришлось помотаться по больницам и санаториям. Кумыс – дело хорошее, 
однако растущему организму нужны и витамины, и полноценное питание с 
соответствующим набором белков, жиров и углеводов.

Однажды, не выдержав кумысной диеты, мы с двоюродным братом Анарбеком, ныне 
известным в Киргизии художником, сбежали. Протопав по горам около тридцати 
километров, благополучно прибыли в село. Как мы набросились на хлеб, на простые 
деревенские лепешки! Потом выяснилось, что разъяренный табунщик, пустившийся в 
погоню на лошади, не смог нас догнать. Когда я уже работал в этом колхозе 
экономистом, он любил притворно посокрушаться:

– Эх, попались бы вы мне в руки, отхлестал бы плетью и приволок обратно на 
аркане!

Могучий был человек, до шестидесяти лет запросто ломал подковы. Он до самой 
своей смерти круглый год доил кобылиц, а я, сглаживая свою прошлую вину, 
регулярно приезжал попить кумыса.

Какое счастье в конце августа спуститься с диких суровых гор в теплую, цветущую,
 сытую долину! Мама обнимает, целует, сует в руки свежее белье и с порога 
выгоняет в баню. По пути заскакиваю на огород, отщипываю капустный листок, шарю 
в огуречной грядке, срываю помидор, жадно хрумкаю морковкой, наспех обтертой об 
штаны. Затем – в парикмахерскую, сбросить патлы. Потом баня и парилка. Грязное 
белье с неисчислимым количеством насекомых не подлежит восстановлению, поэтому 
выбрасывается.




Глава 13. Опиум


До 1968 года в Таласской области Киргизии культивировали опийный мак. Наша 
семья каждый год обрабатывала 11 соток земли. Это был тяжелый ручной труд с 
ранней весны до глубокой осени. Нужно было в жару пропалывать растения мотыгой, 
по ночам по колено в воде поливать их, а зимой собирать сухие стебли, дома 
дробить маковые коробочки, чтобы извлечь оттуда семена. На семена спускали 
государственный план. Стебли шли на топливо.

Однако самый ответственный момент наступал в середине лета, когда приходила 
пора сбора опиума-сырца. Работа на плантации начиналась вечером, когда спадала 
дневная жара. Специальными трехлезвийными ножами маковые коробочки аккуратно 
надрезались. Если надрез будет слишком глубоким – молочко прольется внутрь 
коробочки. Слишком мелкий надрез тоже не годится. Поэтому хороший нож – 
половина успеха. За ночь молочко на коробочках слегка подсыхало до 
сметанообразной консистенции, проходя естественный процесс полимеризации. В 
жару оно подсыхает быстрее и уже имеет не то качество. Поэтому и ценится опиум 
из южных стран, собранный на высоте 1300–2000 метров над уровнем моря.

Вставали в 4 часа утра. До 8–9 часов, пока солнце не высушило росу, маленькими 
серповидными скребками обрабатывали каждую маковую коробочку, аккуратно собирая 
драгоценное зелье и переправляя в эмалированную кружку, привязанную к поясу. 
Опиумное молочко по мере загустения приобретает бурый цвет и становится 
чрезвычайно липким. Чтобы смахнуть его в кружку, приходится часто слюнявить 
палец. Вокруг стоит густой терпкий запах. И то ли от этого запаха, то ли от 
постоянного горького привкуса на губах, кружится голова. Когда солнце 
поднимается высоко, на плантации делать уже нечего: пора вздремнуть в тени.

За день наша семья собирала около 450 граммов опиума, а за сезон – от 8 до 11 
килограммов. Палатка приемщика стояла тут же на поле. И когда опиума было мало, 
мы просто уносили его домой, чтобы на следующий день сдать двойную норму. Никто 
никого не контролировал. Более того, престарелый очкарик-бухгалтер, работавший 
приемщиком, хранил свою добычу в сорокалитровой фляге, которую закапывал на 
ночь в палатке. Сам преспокойно уходил ночевать домой.

Разумеется, каждая семья старалась сдать побольше продукции, иногда прибегая к 
различным уловкам: одни добавляли в опиум смесь печенья с молоком, другие, не 
мудрствуя лукаво кидали туда пару ложек солидола. Воровать опиум как-то не 
приходило в голову. Порой даже происходили курьезные вещи: наш колхозный 
бригадир рассказывал, что поздней осенью, распахивая поле, нашел на месте 
приемного пункта закопанное ведро с опиумом, видимо, позабытое приемщиком. 
Поскольку государственный план по сдаче продукции был уже выполнен, 
председатель колхоза распорядился выбросить эту гадость в реку. Опиум в 
небольших количествах для лечебных целей имелся в каждом доме. У нас в сарае 
тоже хранилось примерно 200 граммов. При зубных болях достаточно было положить 
в дупло маленький кусочек. При расстройстве желудка давали выпить его с горячим 
чаем. Болезнь проходила мгновенно.

Через пару лет в наших краях появились люди поумнее нас. Например, каждое лето 
приезжали шабашники из Таджикистана и заключали договор на строительство 
глинобитных дувалов. Свою малооплачиваемую работу они в аккурат завершали 
одновременно с окончанием сбора опиума. Они платили за килограмм опиума 
наличными 100 рублей. А колхоз за тот же килограмм начислял 50 рублей, который 
получали лишь в декабре. Ходили слухи, что в далеком городе Джамбуле цена 
опиума достигает 500 рублей! И появились у нас свои отчаянные головы, 
рискнувшие торговать зельем, вследствие чего стала наезжать на плантации 
милиция с собаками. Однако разве может собака учуять опиум на опиумном поле? 
Правда, некоторые односельчане все же отправились мотать срок.




Глава 14. Отрочество


Когда я был во втором классе, наша семья переехала в город Талас. До седьмого 
класса я не отличался в физическом развитии от своих сверстников. В сентябре, 
придя в 7-й класс, с ужасом увидел, что оказался чуть ли на голову ниже 
девчонок и большинства ребят! Сосед по дому Алька Ткачев, которого еще недавно 
мог запросто скрутить, превратился в рослого силача-красавца. А я так и остался 
коротышкой с тщедушным телом и огромной головой! Даже занятия спортом и 
ежедневная физзарядка с гантелями мало помогали. Мышечная масса не 
увеличивалась, наоборот, руки становились все тоньше. А всем известно, что для 
пацана бицепсы – первое дело! Это была трагедия вселенского масштаба!

А одноклассники уже начали хаживать на танцы, некоторые уже гуляли с девочками. 
Я естественно, сидел дома. Брат Джакып – высокий, симпатичный студент 
медучилища, избалованный вниманием прекрасной половины человечества, успокаивал,
 что организм растет до 20–22 лет. Слабое утешение! С тоски засел за книги. И 
неожиданно для себя открыл потрясающий мир! Вскоре записался во все библиотеки 
города и, пожалуй, перечитал все произведения Марка Твена, Герберта Уэллса, 
Конан Дойля, Джека Лондона, О'Генри, Александра Беляева, Александра Грина, Жака 
Ива Кусто и т. д. Часами просиживал у книжных полок соседа Филиппа Петерсона. 
Он обладал поистине уникальным собранием советской и зарубежной научной 
фантастики и магнитофонными записями песен Владимира Высоцкого. Филипп приобщил 
нас с Аликом не только к Высоцкому но и гиревому спорту.

Я начал приобщать к книгам своего младшего братишку Алмаза, пересказывая самые 
интересные произведения. Вскоре вся окрестная мелюзга стала собираться в нашем 
дворе послушать интерпретации на вольную тему, преимущественно 
научно-фантастического содержания, где каждому отводилась соответствующая 
космическая роль.

Алька поделился своим опытом физического развития. Оказывается, предыдущее лето 
он провел в деревне у бабушки: жрал яблоки и работал на току, разгружая машины 
с зерном. Все понятно, дело в витаминах! Поэтому, по окончании 7-го класса, я 
категорически отказался ехать в горы, и провел большую часть лета в долине, 
работая на уборке фруктов.

В сентябре с трепетом переступил порог 8-го класса. Чудо свершилось! Все 
девчонки ниже меня! Вскоре занятия в секциях классической борьбы и бокса 
укрепили здоровье и кулаки, что прибавило авторитета среди ровесников: 
несколько раз участвовал в потасовках на танцах. Широкий кругозор (спасибо 
книгам!) позволял вести непринужденную светскую беседу с любой девчонкой на 
любую тему. В 10-м классе даже был капитаном команды КВН. В нашем замечательном 
и дружном классе учились самые красивые в городе девчонки. Однако к ним я был 
равнодушен. Романтичная любовь, конечно, была, но за девчонкой моего сердца 
официально волочился другой парень. А по кодексу рыцарской чести отбивать чужих 
девушек в наше время было не положено.

Школу окончил с тремя тройками: по математике, физике и русскому языку.

Недавно, между прочим, приснился сон: будто вызывает меня к классной доске 
учительница русского языка Людмила Петровна проспрягать какие-то деепричастия. 
Я ни бе, ни ме, ни кукареку. Смотрит она на меня печальными глазами:

– Абдулаев, когда ты наконец станешь человеком?

Кошмар! Проснулся в холодном поту.




Глава 15. Любимая учительница


Раиса Яковлевна Рысакова преподавала географию и астрономию. Отметки она 
ставила своеобразно: задавала пять вопросов, за каждый правильный ответ 
награждая единицей. Пять правильных ответов – пятерка. Так что «кол» или 
«двойку» тоже надо было заработать. Сверх школьной программы мы изучали 
минераловедение, занимались туризмом. Она возглавляла научно-познавательный 
кружок «Квант», в котором царил удивительно светлый и жизнерадостный дух 
познания, организовала в нашей школе краеведческий музей, в котором хранились 
бесценные экспонаты из раскопок древнего городища Ак-Тюба, в том числе и 
«ртутные» гранаты древних: булыжники размером с кулак, с глубокими 
высверленными отверстиями. Именно Раиса Яковлевна объяснила нам их устройство: 
в это отверстие засыпался белый кристаллический порошок гремучей ртути 
(примерно десять граммов), сверху вставлялся фитиль. Запалив фитиль, гранату 
можно было бросать вручную, метать с помощью пращи или выстреливать из 
катапульты. Причем катапульта, если говорить современным языком, была способна 
выстреливать и кассетные боеприпасы. Много лет спустя в группе специального 
назначения «Вымпел» нас, диверсантов, научили превращать в домашних условиях 
содержимое градусников в мощнейшую взрывчатку. Самородная ртуть в древности 
добывалась исключительно на Алтае. Технология превращения металлической ртути в 
гремучую довольно проста. Нужно только иметь еще один компонент, которую 
древние могли получать из концентрированной мочи (до сих пор в криминальной 
среде ходят байки о том, как «зеки» изготовили взрывчатку из мочи, и взорвав 
двери, совершили побег. Как видим, это вполне возможно). Впрочем, кроме 
взрывчатых веществ и пороха они не менее успешно применяли напалм (Чивилихин в 
своей книге «Память» дает его оригинальный рецепт: он считает, что основным 
компонентом восточного напалма являлся человечий жир), и, возможно, отравляющие 
вещества. Ни для кого не секрет, что алхимия зародилась на Востоке и пришла в 
Европу лишь через несколько столетий. Так что объяснима фантастическая 
непобедимость армий, дошедших до «последнего моря». И байки о бесчисленных 
азиатских ордах, устилавших путь к победе своими трупами – чепуха! Например, 
для разгона римского легиона Аттиле достаточно было иметь сотню гранатометчиков 
и… свирепую контрразведку, чтобы сохранить главную военную тайну. Видимо, 
потому и рубили на всякий случай головы пленным и случайным свидетелям. И 
знаменитый венецианский разведчик Марко Поло наверняка был командирован на 
Дальний Восток отнюдь не только за шелком и опиумом.




Глава 16. Друзья детства


В школьные годы у меня было двое близких друзей: русский Ткачев Олег и немец 
Вайсгейм Артур. Отец Альки – ветеран войны, с протезом вместо одной ноги, 
работал диспетчером на автобазе. В последний путь его провожал весь город. 
Мать-библиотекарь. Алька после восьмого класса закончил медучилище, отслужил 
армию и уехал в Прибалтику. Мариманил на Балтике. Сейчас живет в Питере. 
Родители Артура были сектанты. Артур, светлая голова и золотые руки, окончив 
восьмилетку, пошел работать токарем, поскольку должен был думать о пропитании. 
Он получал бешеные по тем временам деньги: 150 рублей! Перед тем, как пойти на 
танцы в парк культуры, обычно заходили в гастроном. Снисходительно обозвав на 
нас с Алькой салагами, Артур покупал бутылку портвейна по рупь семнадцать. Мы 
конструировали дископлан, но так и не успели построить, разбросала судьба. 
Отслужив в Чирчике танкистом-инструктором, Артур вернулся обратно в свое родное 
предприятие, достиг шестого разряда по токарному делу, стал Ударником 
коммунистического труда, был награжден медалью «100 лет со дня рождения В.И. 
Ленина». Затем ему впаяли большой срок за убийство, которое совершил другой. От 
него ушла любимая жена, забрав все вещи и документы. Вернулся Артур из «зоны» 
через полтора года без средств к существованию, но не сломленный духом. 
Построил двухэтажный дом, женился. Сейчас, возможно, проживает в Германии.

Я бредил авиацией, однако по окончании школы не прошел в военкомате медкомиссию 
из-за искривления носовой перегородки. Через месяц плохие анализы (белок в 
моче) подвели при поступлении в гражданское летное училище. Все! Жизнь 
кончилась в семнадцать лет! Кому нужна такая развалюха? В глубокой депрессии, 
решив коротать остаток своей никчемной жизни прозябанию с книгами в 
каком-нибудь глухом ауле, в последний день сдал документы на экономический 
факультет Киргизского государственного университета.




ЧАСТЬ 2. СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ


Два рода мужей люди чтут испокон:

Один из них – бек, а другой – кто учен…

…Кто сам ты, скажи мне, из этих двоих:

Из двух выбирай и беги от иных!

    Жусуп Баласагын




Глава 1. Университет


Экзамены для меня оказались не очень сложными, спасибо родной школе No 2 и ее 
преподавателям. Тут из-за невнимательности и произошел случай, который мог 
перечеркнуть все. Оставался последний экзамен по русскому языку. Утром я 
подошел к доске объявлений и не нашел номера своей группы. Оказалось, что 
выпускники русскоязычных школ писали сочинение накануне, а сегодня – диктант 
для школ с киргизским языком обучения! Абитуриенты уже все зашли, а я с тоской 
во взоре мечусь у дверей. В конце концов сердитый дежурный, даже не глянув в 
мою бумажку, загоняет в аудиторию. Влетаю в зал с сосредоточенными 
абитуриентами. Ассистент протягивает стопку листов и тут начинают читать текст. 
Плюхаюсь на свободное место и с ходу начинаю писать. Диктант заканчивается. 
Экзаменатор просит еще раз обратить внимание на правильность заполнения 
титульного листа. У меня его нет. Странно. Листаю страницы и о ужас! 
Оказывается я перевернул их вверх тормашками. Представьте себе реакцию 
проверяющего! Но, слава богу, пронесло. Итак, с двумя пятерками и двумя 
четверками я оказался студентом группы планирования сельского хозяйства 
экономического факультета.

В конце августа новоиспеченных студентов отправили на сельхозработы собирать 
помидоры. А через месяц перебросили в Ошскую область на уборку

хлопка, так что к занятиям приступили первого декабря. Перед отправкой на 
сельхозработы все бегали в деканат, выбивая себе место в общежитии. Судя по 
стоптанным башмакам и предъявляемым справкам, складывалось впечатление, что 
каждый второй был круглой сиротой. За время сельхозработ мы лучше узнали друг 
друга. Оказалось, что наша «дикая дивизия» в большей своей массе состояла из 
детей председателей колхозов и главных бухгалтеров. И поступили они в 
университет не без помощи барашков и кругленьких сумм. А в двух наших группах 
по специальности планирование сельского хозяйства училось 75 парней и 5 девушек.
 Национальный состав: один узбек, одна узбечка, один казах, один чеченец, один 
дунганин, одна кореянка, остальные киргизы. К девушкам относились как к 
сестрам: вольностей себе не позволяли и хахалей отшивали (как бы там ни было, 
ближе к окончанию вуза они высказали нам свои претензии по этому поводу). По 
сравнению с другими учебными группами мы, сельхозники, были более сплоченны. 
Собирали больше всех хлопка, выпивали больше вина и если приходилось драться с 
местными хулиганами, дружно как один выходили с дрекольем. И не обижались на 
ехидное прозвище «дикой дивизии».




Глава 2. Фольклорные посиделки


Иногда ватагой ходили в гости к знакомым девчатам с других факультетов. Ночные 
посиделки начинались с традиционного на Востоке чая, а под утро заканчивались 
бешбармаком или пловом. Со стороны гостей и хозяев определялись ведущие, 
которые брали бразды правления в свои руки. Начинались песни, стихи, загадки, 
частушки. Чтобы никто не мог отлынить от участия в фольклорном состязании, 
готовилась «песенная чаша»: в довольно емкий сосуд наливалась адская смесь, 
состоящая из спиртного, сахара, перца, соли. Хозяйка чаши, закончив свою песню, 
передавала этот жуткий коктейль с поклоном кому-нибудь из представителей 
противоположного лагеря. Горе тому, кто не обладал поэтическими талантами: если 
не можешь петь, должен пить! Нужно было обладать хотя бы чувством юмора, чтобы 
не стать всеобщим посмешищем. Вообще хотелось бы отметить, что традиционные 
совместные ночные игры юношей и девушек у киргизов существуют с незапамятных 
времен. Разумеется, эротические моменты в таких играх присутствуют, однако они 
носят довольно безобидный характер. Киргизы, в отличие от представителей других 
мусульманских народов, всегда были более раскрепощены в вопросах 
взаимоотношения полов. В то время как для узбека ругательство, означающее 
сожительство с его законной супругой, является смертельным оскорблением, 
по-русски и по-киргизски пожелание переспать с чьей-нибудь мамой даже 
ругательством не считается. В колхозе «Каракол» была семья чабана, у которого 
четверо раскосых девчат – голубоглазые блондинки! Иногда соседи от нечего 
делать скалили по этому поводу зубы. Муж только посмеивался, а жена сразу 
обрывала разговор:

– От геолога родила, вам-то какое дело!

Следует отметить, что оба супруга были голубоглазы и рыжеволосы. Видимо, в 
недрах генетической памяти они сохранили наследственные черты древних киргизов. 
Между прочим, по описаниям летописцев и Чингиз Хан был голубоглаз и рыжеволос. 
По поводу его национальной принадлежности существует несколько версий. Так, 
после смерти официального (смуглого и черноволосого) деда-монгола, бабушка 
Чингиза от «святого духа» родила еще нескольких детей, в том числе отца 
будущего «потрясателя вселенной». Нынешняя неортодоксальная наука хоть и 
допускает возможность зачатия от «святого духа» девочек, однако категорически 
отрицает возможность появления на свет мальчиков без мужского участия. Из курса 
школьной биологии известно: чтобы родилась девочка требуется слияние «Икс+икс» 
хромосом. Для появления на свет мальчиков нужна другая комбинация «Икс+игрек». 
У женщин «Игрек» хромосомы напрочь отсутствуют. Под воздействием 
неблагоприятных внешних условий, например, высокой радиации, в женских 
внутренних половых органах может произойти разрушение оболочек яйцеклеток и 
слияние их ядер с образованием комбинации «Икс+икс». Это объясняет феномен 
амазонок. У племени амазонок мальчики никогда не рождались и не могли родиться, 
а в мужчинах, для продолжения рода, они совершенно не нуждались. Поэтому 
закрадывается подозрение, что Чингиз Хан на самом деле перенял гены пленного 
рыжего тюрка (сей персонаж оспаривается казахами, узбеками и киргизами), 
прислуживавшему после смерти деда его бабушке многие годы. Настоящее имя Чингиз 
Хана – Темирчи, который переводится с тюркского как «железных дел мастер» или 
«кузнец». А по поводу национальности грозного завоевателя Руси Батыя, внука 
Чингиз Хана, недавно от одного уважаемого ученого я услышал вовсе ошеломляющую 
новость! Оказывается, его мама была еврейкой! Именно евреи-торговцы освоили 
«Великий шелковый путь». Их крупные колонии издревле проживали в Средней Азии, 
на Алтае и в Китае. До сих пор жители южных провинций Китая говорят на 
чистейшем иврите, непонятном для ханьцев! Теперь понятно, почему славный город 
Биробиджан стал столицей ЕАО. Это не было прихотью товарища Сталина, а 
оправдано историческими реалиями.




Глава 3. Самбо


Вернувшись из сельхозработ, приступили к учебе. Нужно было записаться в 
какую-нибудь спортивную секцию. Я решил заниматься вольной борьбой. Дело в том, 
что на хлопке, затеяв борьбу с одним из ребят, я потерпел сокрушительное фиаско.
 Он ни разу не дал мне подняться на ноги, сбивая ловкими подсечками и 
подножками. А ведь я был неплохой «классик»! В спортзале тренер Никифоров, 
мастер спорта международного класса по классической борьбе, в отношении меня 
был категоричен: «будешь классиком!» Я разочаровался и перестал ходить на 
занятия.

Как-то вечером, спускаясь с университетской библиотеки, увидел пробегающего по 
коридору парня в самбистской куртке и кинулся за ним. Робко приоткрыл дверь 
спортзала. Самбисты со страшным грохотом бросали друг друга на ковер! До конца 
тренировки я завороженно просидел на лавочке, потом подошел к тренеру и 
попросился в секцию. Он разрешил. На первых схватках я запросто заваливал 
самбистов на спину, припечатывая их лопатками к ковру, а дальше не знал, что 
делать. Кончалось это тем, что нас либо поднимали в стойку, либо лежащий подо 
мной соперник умудрялся провести болевой прием. Потом я научился падать и 
освоил самбистские приемы.

Летом участвовал в городских соревнованиях в весе до 61 килограмма. В первой 
схватке против меня выступал такой же дохляк. Мы с ним долго возились лежа, сил 
никаких не было, и он победил по очкам. Шатаясь от слабости, вышел на улицу. 
Друг Улан, сильно переживавший мое поражение, на последние гроши купил стакан 
сметаны, плитку шоколада и кофе, заставил поесть. Я почувствовал прилив сил и 
холодную ярость. Второй соперник был хорошо знаком по совместным тренировкам, я 
собирался его растерзать. Но неожиданно объявили другую фамилию. Это был 
низкорослый, на голову ниже меня, плотный и чрезвычайно верткий кореец по 
фамилии K°. Не успел я опомниться в своем углу, как он стремительно сблизился и 
провел бросок. Я оказался сверху. Мне присудили очко. В зале раздались 
аплодисменты. Подняли в стойку. Новый бросок, я опять сверху! Еще очко.

Теперь соперник стал осторожнее. Неожиданно для него я запрыгиваю ему на руку, 
падаю на спину и перебросив через себя, начинаю болевой прием на руку (этот 
прием обычно проводят против более рослого соперника). Слышу голос судьи: 
получаю еще два очка! Но кореец был физически сильнее. Он вывернулся и в свою 
очередь захватил мою руку. Зал стонет! Я на спине и отчаянно сопротивляюсь, но 
пальцы слабеют и через несколько секунд он разрывает мои намертво сцепленные 
руки. Я встаю на мост (спасибо классической борьбе!) и переворачиваюсь через 
голову. Однако соперник был тертый калач: тоже мгновенно переворачивается на 
живот и резко изгибается дугой: хруст костей и резкая боль в локте. Мой вскрик 
совпал со свистком судьи. Поражение. Но не обидное, хотя я выбыл из 
соревнований.

В соседней комнате общежития проживал кавказец Иосиф. Могучего телосложения, 
медлительный, и несколько дубоватый. Ему нравилось заходить в нашу комнату и 
шутя крутить мне руку. Было унизительно, но ничего поделать с ним не мог. Он 
был намного сильнее. И обижаться нельзя, это же шутка!

Где-то уже на четвертом курсе мне замаячил незачет по физвоспитанию, потому что 
я не ходил на университетские спортивные занятия, а занимался в городском 
аэроклубе парашютизмом. Пришлось податься в секцию классической борьбы. Тренер, 
от которого я ушел на первом курсе, меня в упор не видел. Пригорюнившись, 
собрался было уходить, но тут попался на глаза Иосифу, разминавшемуся на ковре. 
Радостно осклабившись, он растопырил клешни и двинул в мою сторону:

– Пойдем, поборемся.

– Давай!

Только попросил его одеть самбистскую куртку. Он сделал это с удовольствием. И 
началось! Минут десять я валял его как хотел, от души отомстив за прошлые 
унижения. Иосиф был ошарашен! Однако тренер не обращал на это никакого внимания.
 В конце занятий к нему подошли несколько наших ребят и о чем-то пошептались. 
Выслушав их, тренер хлопнул в ладоши:

– Внимание! Абдулаеву нужен зачет по физвоспитанию. Я поставлю, если он одолеет 
Иосифа в классической борьбе!

Я положил его на лопатки.




Глава 4. Парашютизм


Первый раз, придя на военную кафедру, я увидел фотостенд о парашютистах. А тут 
еще попался навстречу преподаватель кафедры подполковник-десантник. Заныла душа.
 Узнав от него адрес аэроклуба, я записался на парашютную секцию. Конечно, 
хотелось на самолетную, но боялся строгой медкомиссии. Дали направление на 
медкомиссию в военкомат. Сдал анализы, правда, мочу одолжил у друга Турсунбека 
(он до сих пор этим страшно гордится). Сделал кардиограмму. Брат Джакып, к тому 
времени студент мединститута, изучив ее, заметил, что у меня не все в порядке с 
запиранием клапана левого желудочка предсердия. По моей просьбе он сделал и 
отдал мне свою кардиограмму.

Всех врачей прошел нормально. Но терапевта удивил бешеный ритм моего сердца. 
Пожилая женщина-врач взглянув на меня поверх очков, все поняла и улыбнулась:

– Хочешь прыгать? Молодец. Мой сын тоже парашютист – она подписала заключение: 
«годен».

Первый прыжок с Д-1-8 я совершил 5 мая 1970 года.

Приехав на летние каникулы домой, я поделился своей радостью с родными. Реакция 
мамы для меня была совершенно неожиданной. Узнав, что я занимаюсь в аэроклубе, 
она расцвела в улыбке.

– Ты весь в меня! В 1936-м году я тоже занималась во Фрунзенском аэроклубе, но 
только самолетным спортом.




Глава 5. Мама


Как много мы не знаем о своих родителях! Несколько дней я не отходил от мамы ни 
на шаг, выпытывая подробности ее жизни.

Мама родилась в 1922-м году в селе Орто Алыш, который располагается километрах 
в десяти от столицы республики. Отца ее звали Туркмен, он был учителем. В нашей 
семье много лет хранился его орден Ленина, который впоследствии вернули 
государству. Бабушку по маминой линии я уже упоминал в начале книги. У мамы 
красивое имя Шамсинур, что в переводе с фарси означает «луч солнца». Откуда в 
киргизской семье туркменские и таджикские имена – я до сих пор затрудняюсь 
ответить. В 1936 году мама поступила во Фрунзенское медучилище. Вместе с 
подругами по комнате откликнулась на призыв: «Комсомолец – на самолет!» и 
начала посещать занятия во Фрунзенском аэроклубе. Тут приехала солидная 
комиссия отбирать киргизских девушек для выступления на спортивном празднике в 
Москве.

Мама попала в их число. После пары месяцев подготовки, они выступили на 
стадионе «Динамо». Вечером по плану культурной программы их должны были повести 
в Большой театр. Мама с подружкой остались в общежитии, потому что немного 
простыли на выступлениях. Неожиданно в комнату забежали какие-то военные, 
подняли их с коек и куда-то повезли. Оказалось в Кремль на праздничный банкет! 
Огромный зал, изысканно накрытые столы, серебро и хрусталь. И сотни, тысячи 
людей: прославленные военные, известные ученые, знаменитые артисты, – это была 
сказка из «Золушки»! Закружилась голова… Подруги робко пристроились где-то на 
краюшке, так и не притронувшись к блюдам. Внезапно раздались бурные 
аплодисменты, переросшие в овации, в зал вошел сам товарищ Сталин, а с ним 
Калинин, Ворошилов… Сталин произнес короткий тост, поднял свой бокал. Посидев 
немного, вожди извинились и ушли. Объявили перерыв. Освободились места за 
столами поближе к Президиуму. Шустрая подружка-татарка схватила маму за руку и 
поволокла туда. Сели напротив Георгия Димитрова, его жены-красавицы и седой 
старушки матери. Официанты внесли горячее. Как его кушать? Заметив ее состояние,
 добрая старушка начала тихонько подсказывать в какую руку надо взять вилку, в 
какую нож. С блюдом кое-как справилась, хотя ни вкуса ни запаха не чувствовала. 
Очень захотелось взять на память о Кремлевском банкете какой-нибудь сувенир. 
Ведь дома расскажешь – не поверят! Мать Димитрова объяснила, что серебряные 
ложки-вилки брать не следует, но можно взять бумажные салфетки с водяными 
знаками, изображающими Кремль, и пожалуй, мельхиоровые спичечницы. Так и 
поступили.

В 1986 году мама встретилась со своей подружкой-татаркой. Они вспоминали Москву 
тридцатых, перебирали имена однокурсниц по медучилищу, не вернувшихся с фронта, 
пили водку и плакали…




Глава 6. Парашютные сборы


Летом 1972 года я попал на парашютные сборы. К тому времени у меня уже было 39 
прыжков на Д-1-5у, из них четыре прыжка со стабилизацией раскрытия купола по 15 
секунд. Пора было переходить на ручное раскрытие. Пересел на ПД-47 с квадратным 
куполом. И вот я со сборной Киргизии в одном самолете. Ребята и девчата уходили 
на 2200 метров крутить акробатику. Я должен был покинуть борт раньше на высоте 
1200 метров. Им всем было чертовски интересно, они сгрудились у открытой двери 
и почему-то между собой называли меня перворазником. Признаюсь, мне это было 
неприятно. Мастер спорта Сергей Решетилов, только что прибывший на сборы, 
должен был прыгать вместе со мной. Он еще раз проверил замки аварийной отцепки 
своего УТ-2р и прокричал мне в ухо:

– Я пойду первым. Через две секунды иди за мной. Не волнуйся!

Самолет сбросил газ. Серега напружинился, рыбкой выскользнул наружу, в воздухе 
красиво развернулся, лег на спину и поманил меня за собой. Взявшись правой 
рукой за косяк двери, я резко оттолкнулся правой ногой и лег на поток. Слегка 
повернув голову, посмотрел на дверь и, встретившись глазами с инструктором, 
сделал ему отмашку рукой. Он кивнул в ответ: все в порядке…

…Через две секунды меня закрутило. Малейшее движение руки или ноги приводили к 
мгновенному изменению положения тела в воздухе. Меня бешено вращало 
одновременно во все стороны и я никак не мог стабилизовать падение. Через 
несколько секунд, поняв бессмысленность своих потуг, рванул кольцо. Резкий удар,
 я повис под куполом, вернее под квадратной «салфеткой». Решетилов с громким 
шелестом раскрылся чуть ниже, и выписывая вокруг меня круги, приземлился рядом. 
Собрав свой купол, покачал головой:

– Ну ты даешь…

Все спортсмены и инструкторы остро переживали за меня и наперебой давали 
полезные советы. Однако второй прыжок – опять закрутило. Десятый прыжок – то же 
самое!

Я понял, что совершив до этого около сорока прыжков «на веревочку», я намертво 
усвоил вредную привычку через две секунды после отделения от самолета, в 
ожидании динамического удара раскрытия купола, непроизвольно концентрироваться. 
Условный рефлекс, черт его дери! В результате попадал в штопор. Ходил весь в 
синяках от подвесной системы. Но мучительнее были душевные травмы. Неужели я 
такой тупица? И вот однажды, совсем отчаявшись, перед прыжком закрыл глаза, 
расслабился. Покинув борт самолета, лег на поток, широко раскинув руки и ноги, 
начал отсчет. Через четыре секунды обратил внимание, что падаю стабильно. 
Открыл глаза. Я переборол себя! Это было неописуемое блаженство – уметь 
управлять своим телом во время свободного падения!

Мне дали более совершенный купол Т-4-4м. Сейчас понимаю, что если бы я перешел 
на ручное раскрытие не на сороковом, а начал уже где-то на пятнадцатом прыжке, 
видимо удалось бы избежать ошибок, одна из которых чуть было не стоила мне 
жизни на очередных сборах в 1976 году.

Что мне дал парашютный спорт кроме чувства «глубокого морального 
удовлетворения»?

Во-первых, собранности. Признаюсь, я никогда особенно не отличался 
аккуратностью и собранностью. Парашютизм, если и не устранил совсем, то в 
какой-то мере сгладил этот недостаток.

Инструкторы с нами особенно не церемонились. И не прощали даже малейших ошибок. 
Допустим, привязал контровку чеки прибора КАП-3 не «восьмеркой». Инструктор 
выдергивает чеку: трещит прибор, щелк! Ранец раскрывается, купол вываливается 
на землю. Все, собирай по новому. Ребята уходят в воздух а ты сопишь над 
укладкой.

Во-вторых, когда в 1982-м году в КГБ Киргизии решался вопрос кого отправить на 
учебу в школу диверсантов, мои 80 прыжков произвели впечатление на начальника 
республиканской разведки Эрика Чинетова. И он остановил свой выбор на моей 
кандидатуре. Значит и в «Вымпел» я попал благодаря парашютному спорту.




Глава 7. Экзамен по истории КПСС


На втором курсе я завалил экзамен по истории КПСС и полгода не получал 
стипендии. Произошло это следующим образом. На экономфаке общественные 
дисциплины преподавали на двух языках. Я занимался в группе с русским языком 
обучения. Во время сессии наш преподаватель заболел и экзамены принимал 
профессор киргизского потока. Поскольку моя фамилия начинается на «А», пошел 
отвечать первым. Не успел произнести нескольких фраз, как профессор прервал 
меня:

– Абдулаев, ты кто по национальности?

– Киргиз.

– Почему фамилия не киргизская?

Объясняю, что фамилию отца исказили, когда он в тридцатые годы учился в 
Ташкенте.

– Хорошо. Ты владеешь родным языком?

– Да.

– Ну и отвечай по-киргизски.

Тут я начал мычать. Извините, одно дело бытовой, разговорный язык, а тут 
специфические научные выражения. Это две большие разницы. Короче, поставил он 
мне «неуд».

Нечто подобное произошло со мной в восьмом классе, когда принимали в комсомол. 
Заседание Бюро райкома, во главе стола первый секретарь, противная тетка с 
мясистым, угристым носом. Я не смог по-киргизски рассказать Устав ВЛКСМ. Так 
что вступил в комсомол лишь в десятом классе.

Итак, остался без стипендии. Стыд-то какой! Родителям не расскажешь, да и 
финансами они помочь не могли. Например первый костюм мне сумели купить по 
окончании третьего курса на деньги, вырученные от продажи меда с небольшой 
отцовской пасеки. До того донашивал пиджаки старшего брата. Джакып – молодец. 
Он не только получал повышенную стипендию, но и подрабатывал на «скорой помощи».
 Так что полгода я выживал как мог. Хорошо, что в городе было много близких и 
дальних родственников, к которым можно было изредка забежать поесть.




Глава 8. Адыл и Абай


В общежитии в каждой комнате стояло по 4–5 кровати. Парни размещались на 
третьем и пятом этажах, а девушки на втором и четвертом. Наша комната, 
посовещавшись, наладила дружбу с девчатами, проживавшими над нами. Это было 
выгодно, у девчат не переводился хлеб, сахар и сливочное масло. Так что по 
вечерам, придя к ним в гости, всегда можно было рассчитывать на угощение. В 
свою очередь, когда у нас заводились деньги, водили их в кино и в кафе. Правда 
денег у нас хватало на три-четыре дня.

Мой сосед по койке Адыл был большой романтик и в не меньшей мере раздолбай. Ему 
принадлежал рекорд экономфака по количеству пропусков занятий: за полгода он не 
посетил ни одного! Он безумно влюбился в девчонку по имени Белек, проживавшую 
на нами. Однако постоянно портил с ней взаимоотношения безумными выходками, от 
чего страдал сам и по ночам плакал и рвал зубами подушку. Чтобы помочь другу, 
мы решили провести оперативную комбинацию. Адыл, немного подумав, согласился. 
Сообща написали письмо в его адрес от имени несуществующей возлюбленной, якобы 
тоскующей в разлуке. Превознесли до небес достоинства Адыла. Упомянули о том, 
как он, рискуя жизнью, спас эту красотку от лап бандитов. Не забыли упомянуть о 
том, что ей стали известны прелести злой соперницы Белек. Адыл лично переписал 
этот опус женским почерком. Запечатали в конверт, поставили почтовый штемпель. 
Письмо положили на стол среди множества других в коридоре общежития. Вскоре 
зафиксировали его исчезновение. А еще через полчаса конверт обнаружили на 
прежнем месте. Изучив его, обнаружили следы перлюстрации. Рыбка клюнула! 
Вечером как обычно пошли пить чай к соседкам. Все девчонки обхаживали нашего 
героя как могли. Белек страдала от ревности. Однако Адыл опять разрушил 
начавшееся было потепление взаимоотношений. И тогда я увел его в мир грез…

… Однажды ночью, когда его стенания порядком надоели, я открыл дверь шкафа, 
щелкнул переносным пультом управления. Задняя стенка бесшумно ушла в сторону и 
открылся длинный коридор. Я завел Адыла туда. Вошли в лифт. Нажал кнопку. 
Сердце подступило к горлу: мы стремительно проваливались куда-то вниз. Вскоре 
лифт остановился, и мы оказались перед несколькими закрытыми дверями. Я открыл 
одну из них и мы попали на роскошную виллу на необитаемом острове: шум прибоя, 
ласковый ветерок, запахи неведомых цветов, пальмы, бананы. В лагуне яхта. 
Переодев Адыла в белоснежный костюм, оставил его на пляже и ушел по своим делам.
 Через несколько часов забрал его оттуда. Перед тем, как вернуться обратно в 
наше убогое жилище, заставил пройти санобработку и переодел в прежнюю одежду. 
Но он паразит, все же прихватил ракушку…

Проснувшись утром, Адыл действительно обнаружил под своей подушкой морскую 
раковину и не вытерпев, заглянул за шкаф, залез внутрь, постучал по задней 
стенке…

Похоже, Адыл погиб окончательно. С тех пор он стал задумчив и рассеян. Каждую 
ночь уже самостоятельно, без моей помощи уходил в дальние странствия. Он 
побывал в лучших борделях планеты, однако везде сохранял верность своей 
несравненной Белек. Ему очень хотелось показать эти миры возлюбленной, чему я 
противился:

– Нельзя, не положено. Я и так нарушил Инструкцию.

Девчонки отметили странные метаморфозы, происшедшие с ним…

Второе место по количеству пропущенных занятий после Адыла занимал Абай 
Борубаев. Тот самый, который в восьмидесятые годы якобы убил каратиста и 
киноактера Талгата Нигматуллина, сыгравшего в фильме «Пираты ХХ-го века». Абай 
жил не в общежитии, а на квартире родителей в городе. Однако по утрам приходил 
в нашу комнату и заваливался спать на свободной кровати. Когда мы возвращались 
с занятий, вместе начинали думать о пропитании. Самый простой способ был 
подойти к какому-нибудь студенту-"куркулю" из южной провинции и попросить 
взаймы рубль. Тот, нервно щупая карманы, обязательно ответит, что в наличии 
имеет всего двадцать копеек.

– Ладно, давай их сюда.

На эти деньги можно было купить буханку хлеба за 16 копеек и сто граммов 
соленой кильки за 3 копейки. Еще оставалась одна копейка сдачи!

Абай неплохо играл на гитаре и меня научил бренчать на шестиструнке. За это я 
прозвал его «учителем». Это ему очень нравилось. Последующая его жизнь была 
окутана тайной. Лет десять назад его имя гремело по всему Советскому Союзу. Ему 
было посвящено много публикаций в центральных газетах. Он первым в стране 
превратил экстрасенсорику в дойную корову и умопомрачительно разбогател. Более 
того, он получил абсолютную власть над душами и телами десятков тысяч 
поклонников. В Москве и Прибалтике на него молились! Все, что он вытворял, не 
лезло ни в какие ворота «здравого смысла», поскольку помню, что никакими 
экстрасенсорными навыками он не обладал (по крайней мере в студенческие годы). 
Просто этот двоечник оказался талантливым организатором. Я сейчас жалею, что в 
ту пору не восстановил с ним контакт. Умер он в 1995 году в тюрьме. Очень 
хотелось бы когда-нибудь заглянуть в архивы 5-го Управления КГБ и изучить его 
литерное дело.

Несколько слов о ясновидящих: в середине 70-х, работая секретарем комсомольской 
организации колхоза «Каракол», по делам заехал в соседнее хозяйство, на 
конезавод No 113. На крылечке сельпо несколько ребят с утра распивали спиртное. 
Меня тоже пригласили. Один из них вдруг пристально взглянув мне в глаза, поднял 
свой стакан:

– Когда станешь большим человеком, не забывай, пожалуйста, простых людей.

Тост был странный и довольно нелепый. Я хмыкнул. Однако никто из присутствующих 
даже не улыбнулся. Мне объяснили, что этот парень – блаженный. Все, что он 
предсказывает – сбывается.

Другой случай: бригадир стройбригады нашего колхоза Баястан часто твердил, что 
я буду работать в Москве. Господи, какая Москва, когда пределом мечтаний моей 
супруги было переехать из сурового горного села (она там сильно болела) хотя бы 
в райцентр! Однако через семь лет я действительно оказался в столице.




Глава 9. Надежда


Я познакомился со своей будущей супругой Надеждой при довольно забавных 
обстоятельствах. Друг Улан по прозвищу «Рыжий», 8-го марта 1970 года вернулся с 
ночных посиделок сильно возбужденный. Он рассказал, что ребята пригласили на 
пирушку девчат с женпеда.[2  - Во Фрунзе существовал женский педагогический 
институт имени Владимира Маяковского, где готовили национальные женские кадры 
учителей для работы в отдаленных провинциях. По сути этот институт был 
интернатом (вернее пансионом) с казарменным положением и трехразовым питанием. 
В ту пору существовала присказка:– У кого ума нет – идет в «пед»,– У кого стыда 
нет – в «мед».– У кого ни того, ни другого нет – в университет.] Так вот, среди 
приглашенных ему приглянулась девчонка по имени Надя. Папа киргиз, мама русская.
 Красавица, комсомолка, спортсменка! Все бы ничего, однако она ростом выше его 
на голову.

– Она идеально подходит для тебя, хочешь познакомлю?

Я вежливо отказался.

Тогда он предложил другой вариант:

– Я закадрил ее подругу – казашку Баян. Проблема в том, что они – не разлей 
вода. Даже решили выходить замуж за братьев! Надя сильно мешает нашим с Баян 
более глубоким взаимоотношениям. Как друга прошу, отвлеки ее!

– Ладно, так уж и быть.

Мы гуляли вчетвером, и на свиданиях девчонки подкармливали нас котлетами со 
своей столовой. Получилось так, что вскоре мы с Надюшей стали доминирующей 
парой.

Она была удивительно наивной девочкой, полагавшей, что детей находят в капусте. 
Ее наивность, признаюсь, вызывала во мне определенные подозрения. Но, когда 
познакомился поближе с ее родителями и условиями воспитания, все понял. Папа 
Манаппай – идеалист, добровольцем ушедший на фронт в 17 лет, прибавив в метрике 
год. Наводчиком миномета дошел до Берлина. После войны долго служил в 
Барановичах танкистом. Потом работал шахтером в Ткварчелли. Там и познакомился 
Лидией Георгиевной Швидченко, приехавшей из Молдавии. Ныне проживают в селе 
Ивано-Алексеевке возле моего родного Таласа, работают в колхозе. Воспитывают 
семерых девчушек, одна другой краше! С детства основные хлопоты по дому и 
заботы по сестренкам легли на плечи старшей Надюши. Она оказалось натурой с 
удивительно чистой и романтичной душой. Такие сейчас большая редкость. Я начал 
ее опекать: не дай бог случится беда, мало ли каких прохиндеев в большом 
городе… Через два года поженились. Справили скромную свадьбу. Перебивались на 
частных квартирах. Моя стипендия почти целиком уходила на квартплату, а Надежда 
получала на руки всего 12 рублей. В женпеде к ней относились с уважением как к 
хорошей спортсменке-волейболистке. Поварихи столовой сверх питания выдавали ей 
потихоньку и «сухой паек». Из дому родителей привезли пару мешков муки и 
картошки. Надины подружки любили бывать у нас в гостях и откровенно завидовали 
нашему счастью.

В сентябре 1973 года у нас родилась дочь Анара. Я к тому времени вышел на 
госпрактику и обладал уймой свободного времени. По утрам Надюша нацеживала 
молоко и уходила на занятия. Я возился с малышкой. По вечерам, нагрев на плите 
воды, наполняли до краев ванночку и купали ее. Уже с 14 дневного возраста 
начали учить плавать. Через два месяца она уже безбоязненно погружалась в воду 
с головой, и вынырнув, только радостно улыбалась. Видимо, с тех пор полюбила 
воду. Анарочка ныне вместе со мной посещает секцию подводного плавания, освоила 
акваланг.

Младшая дочь Динара родилась в 1976 году в колхозе «Каракол». Она в 15 лет 
начала заниматься парашютным пятиборьем и совершила 5 прыжков с самолета. Обе 
мои дочурки выросли рослыми и красивыми, вышли замуж. Внуку Бексултану пять с 
половиной, ему уже доводилось стрелять из автомата, кататься на БМП и летать на 
французском вертолете «Эккюрей».




ЧАСТЬ 3. КОЛХОЗ «КАРАКОЛ»


В четырех случаях не следует высказывать ни одобрения, ни осуждения о деле, 
пока оно не закончится. Во-первых, о кушании, пока оно не переварится в желудке.
 Во-вторых, о беременной женщине, пока она не разрешится. В-третьих, о храбреце,
 пока он не покинет ратного поля. В-четвертых, о земледельце, пока он не 
соберет урожая.

    Ас-Самарканди




Глава 1. Колхозный экономист


В 1984-м году я закончил университет и получил распределение в Ляйлякский район 
на границе с Таджикистаном. Однако отец хотел, чтобы я работал в родном колхозе.
 Несколько слов об этом хозяйстве. Его много лет возглавлял Рыпек Айдаралиев, 
ветеран войны, талантливый организатор. Под его руководством было объединено 
пять мелких колхозов. По сути это было даже не село в традиционном понимании, а 
маленький город с населением более 5 тысяч человек. Клуб, двухэтажное здание 
правления, трехэтажная школа на тысячу мест с прекрасно оборудованными 
кабинетами и огромным спортзалом, центральная котельная. Вокруг села было 
высажено 300 тысяч березок! Ныне, по прошествии 30 лет, в тамошних, прежде 
безлесых местах, шумят красивейшие березовые рощи. А за грибами-подберезовиками 
приезжают за 200 километров из Джамбула (местные жители грибы не потребляют. На 
киргизском языке грибы носят неблагозвучное название конских гениталий). Колхоз 
стал миллионером, был награжден орденом Трудового Красного знамени. В 1984-м 
наступил кризис. На председателя и главных специалистов было заведено уголовное 
дело. Ходили слухи, что Первому секретарю ЦК КП Киргизии якобы не понравилась 
амбициозность Айдаралиева. На открытии памятника селянам, павшим в Великой 
Отечественной войне, председатель колхоза поддел Усубалиева:

– В столице, между прочим, такого памятника нет.

В колхоз нагрянула большая ревизия. Она работала полгода. Наконец накопали 
растрату на смехотворную сумму около 5 тысяч рублей. На суд аксакал явился при 
всех своих боевых и трудовых наградах, а «иконостас» у него – будь здоров! 
Четверых главных специалистов колхоза вместе с председателем все же посадили.

Вернувшись из мест заключения, многомудрый Айдаралиев изрек:

– Настоящий джигит непременно должен посидеть в тюрьме!

Земляки рассказали, что престарелый Айдаралиев, ныне проживающий в Бишкеке, 
приезжал в прошлом году в свой бывший колхоз. Увидев нынешнюю разруху и 
безнадегу, горько заплакал…

Новый председатель колхоза Бечелов уважил просьбу папы и прислал на меня запрос.
 Кадровик министерства сельского хозяйства отговаривал:

– В вашем «Караколе» пять безработных экономистов. Они будут под тебя копать!

Но я был непреклонен.

Работа экономиста по труду и заработной плате состояла в том, чтобы строго 
соблюдались нормативы по расценкам оплаты труда и не превышались объемы реально 
выполненных работ. Когда первый раз в жизни завизировал документы на 40 тысяч 
рублей, испытал ни с чем не сравнимое чувство гордости за оказанное высокое 
доверие.

Впрочем, не все давалось гладко. Помню, учетчик мехпарка принес наряды. 
Заглядываю в конец документа и вижу, что всем ремонтникам начислено от 200 до 
500 рублей зарплаты. Я урезаю их в два раза. В мехпарке бунт. Суровые мужики в 
замасленных спецовках приходят в кабинет разобраться с сосунком. Усаживаю 
самого крикливого за стол, самолично подсчитать зарплату. Через пятнадцать 
минут выясняется, что я был прав. Оказалось, сердобольный учетчик, работающий 
всего неделю, просто решил осчастливить друзей.

Другой раз зимой, из-за нехватки кормов решили давать буренкам кормовую смесь 
из сенажа, корнеплодов и соломы, перемалывая их на измельчителе КУФ. Все бы 
ничего, но на морозе корнеплоды превратились в камень. Ножи кормоизмельчителя 
начали ломаться. Производительность труда упала. Естественно, зарплату 
работникам я урезал. Забастовка! Председатель колхоза отдает распоряжение 
уладить инцидент.

– Или иди сам и работай вместо них на морозе!

Провожу хронометраж, созваниваюсь с соседними хозяйствами. Везде измельчение 
тонны кормов оценивается примерно в 50 копеек (другие хозяйства перемололи свои 
корнеплоды еще летом). У меня же требуют платить по 2 рубля! Нигде в Союзе нет 
таких расценок! Ладно. Начинаю с конца. Беру за основу 2 рубля и накручиваю: 
разгрузка с прицепа вручную (хотя прицеп – самосвал), перенос на 50 метров, 
загрузка в измельчитель, отгребание из-под него, обратная переноска на 50 
метров, погрузка в тракторный прицеп с высокими бортами (хотя погрузка 
механизированная) и т. д. Чтобы прикрыться (ведь ревизия будет спрашивать с 
меня!), составляю новый норматив, добавляю из учебника по планированию 
сельского хозяйства пару мудреных формул. Председатель кряхтя подписывает сей 
документ и ставит печать. Через несколько лет, заехав в родное хозяйство, узнаю,
 что экономист, не мудрствуя лукаво, даже летом оплачивает работу 
кормозаготовителей по моим расценкам. Я пришел в ужас!

Зимой, чтобы сохранить поголовье, председатель договорился со сторожами 
казахских зимних пастбищ, примыкающих к нашему хозяйству, потихоньку пасти у 
них наших барашков. Они взамен просят принять на мясо их бычков. Наши расценки 
– один рубль двадцать копеек за килограмм живого веса. Бычки упитанные, по 150 
килограммов. Однако сторожам этого мало. Приходится искусственно накидывать 
сверху по 20–30 кило.

В автокатастрофе погиб прекрасный парень. Осталась одинокая старушка мать. 
Учетчик мехпарка, чтобы как-то помочь ей, начислил покойному зарплату 500 
рублей. Я не могу пропустить этот документ. И урезать некрасиво. Поэтому 
принимаю решение разделить сумму на две части. Вторая зарплата была начислена в 
следующем после его смерти месяце. А с ревизором, однокашником по университету, 
мы распили бутылку, и я ему все объяснил. Он понял все правильно.




Глава 2. Комсомольская работа



Весной 1976 года в «Каракол» приехали представители райкома комсомола. Шла 
кампания обмена комсомольских билетов. В хозяйствах нижней зоны Таласской 
долины этот процесс уже был близок к завершению, а у нас даже не начинался. 
Секретарь ВЛКСМ нашего колхоза полгода назад сбежал с молодухой от своей жены в 
неизвестном направлении. Реальных кандидатов на должность секретаря комитета 
комсомола было двое: токарь из мехпарка, член КПСС, и я, беспартийный, но с 
высшим образованием. Токарь, зарабатывавший по 200 рублей в месяц, заявил 
членам Бюро райкома:

– Будете кормить мою семью – буду секретарем (зарплата секретаря составляла 90 
рублей). Будете настаивать – вот мой партбилет: можете забрать его себе.

Члены Бюро поговорили со мной. Обещали принять в партию (для совслужащих 
вступление в КПСС было практически безнадежным делом). Я согласился. 
Экономистом я получал 140 рублей, поэтому к моим секретарским 90 прибавили еще 
50 колхозного физрука.

Отправили на двухмесячные курсы во Фрунзенскую зональную комсомольскую школу. В 
столице я забежал в родной аэроклуб, где приняли с распростертыми объятиями. 
Оказалось, в сборной Киргизии не осталось ни одного парашютиста-киргиза. 
Обещали вызвать на летние сборы.




Обмен комсомольских документов


Обмен документов начался со сверки. Комсомольский анекдот тех времен: звонит 
первый секретарь в сектор учета и спрашивает:

– Чем вы там занимаетесь?

– Сверкой, сводкой.

– Водку допить, а Верку ко мне!

В моем хозяйстве числилось 250 комсомольцев. В наличии оказалось около 200. 
Плюс 50 человек, прибывшие из других мест, не снявшись с учета. Затем нужно 
было всех сфотографировать. Из райцентра прислали фотографа быткомбината. В 
первый день удалось собрать около 30 комсомольцев. На второй день 5–6 человек. 
На третий день не пришел никто. Фотограф, приехавший в такую даль (до райцентра 
75 километров), плюнул на все и укатил обратно в город.

Пришлось мне самому вооружиться фотокамерой. Не расставался с портфелем, в 
котором темный пиджак, пара белых рубашек с галстуком и белая простыня. Как 
завижу «объект» комсомольского возраста, сразу к стенке:

– Как фамилия?

Щелк, щелк! Затем проявка пленки, контактная печать. Актив колхозного ВЛКСМ на 
фотокарточках надписывает фамилии. Таким образом, где-то в течение двух месяцев 
я отснял всю молодежь и обменял их документы. Осталось примерно 30 человек, 
выбывших в неизвестном направлении, но числившихся у меня. В других 
комсомольских организациях района были аналогичные хвосты. Так что разыскать и 
сфотографировать их представлялось безнадежным делом. Тогда я прошелся по домам 
беглецов, порылся в их семейных альбомах и отобрал фотокарточки, где они 
запечатлены без головного убора. Аккуратно вырезал их головы, наложил на лист 
белой бумаги и, используя насадочные кольца, сфотографировал. Получились как 
живые! Через несколько дней принес в райком недостающие фотографии. Заведующий 
сектором учета Люба Щичко не поверила такой оперативности, заподозрив 
подтасовку. Поспорили на литр коньяка. Как член Бюро, она лично приехала в 
колхоз вручать билеты. Разумеется, в обусловленный день в клубе никто не 
собрался. Поехали по домам. Вызываем родителей:

– Где Ваш сын (дочь)?

– В городе на учебе (в командировке, на отгонных пастбищах и т. д.)

Люба выкладывает перед ними стопку комсомольских билетов:

– Найдите документы вашего сына (дочери).

Родители безошибочно отбирают комсомольский билет и удивляются:

– Где вы его сфотографировали? Он уже два года дома не появлялся!

Щичко была поражена. Пришлось сознаться и самому поставить литр коньяка.




Информационный голод


В колхозе я испытывал острый информационный голод. Поэтому каждую субботу в 6 
часов утра на проходящем автобусе уезжал в райцентр. В 10 часов садился в 
читальном зале городской библиотеки и перечитывал всю периодику, вплоть до 
журнала мод. В 16 часов с гудящей головой, успевал на последний автобус и 
поздно ночью возвращался домой. Жена меня понимала. Кроме того часто по ночам 
ловил «вражьи голоса» по радиоприемнику. По утрам в приемной председателя 
колхоза среди ожидающих бригадиров и главных специалистов проводил 
импровизированную политинформацию. Признаюсь, что не всегда они были 
«просоветскими». Вообще следует отметить, что чабаны, круглосуточно слушая 
короткие волны своих допотопных «Спидол» и «ВЭФ-ов», гораздо лучше городских 
жителей информированы о событиях в мире. Уже работая в органах внешней разведки 
и приезжая в родное село в отпуск, в беседах с земляками на политическую тему, 
я иногда попадал в затруднительное положение.




Парашютные сборы 1976 года


Надюша преподавала в каракольской средней школе немецкий язык и получала 250 
рублей. Я приносил домой лишь по 40–50 рублей. Она не роптала, но мне было 
стыдно и просвета впереди не было. Захотелось в армию. На офицерских сборах, 
устраиваемых военкоматом предлагали различные варианты: начфином в Алма-Ату, 
завклубом на БАМ. Но мне хотелось в десантные войска. Мне объяснили, что 
разнарядок в ВДВ нет, но если сумею договориться непосредственно с командиром 
какой-нибудь десантной части, и он пришлет запрос, меня отправят туда. Решил 
съездить на парашютные сборы и довести количество прыжков до ста. Заодно в 
аэроклубе навести справки, поскольку у инструкторов имеются неформальные связи 
во всех десантных частях.

Вскоре пришел вызов из аэроклуба, подписанный самим Председателем 
республиканского ДОСААФ Героем Советского Союза генерал-лейтенантом Усенбековым.
 Первый секретарь райкома комсомола на сборы не отпустил. Пришлось «заболеть». 
Оформив бюллетень, потихоньку сбежал в Кара Балту. Начал прыгать с Д-1-5у. 
Потом прыжок с расчековкой ранца на Т-4-4мп. Все нормально. И вот настала пора 
идти на ручное раскрытие на 10 секунд. Взял с собой фотоаппарат. В воздухе 
попросил одного из ребят щелкнуть в момент отделения от самолета. Фотограф 
немного замешкался, а я, вытягивая шею, чтобы выглядеть красивее, сорвался в 
плоский штопор. Центр вращения находился в районе затылка. Поглощенный попыткой 
выйти из штопора, я потерял счет времени, и вместо 10 секунд пропадал 18. 
Почему это произошло? Дело в том, что опасаясь преждевременного раскрытия 
парашюта, я стравил высотомер КАП-3 основного купола до 550 метров (положено 
750 метров), а запасного до 350 метров (положено 550). Внезапно сверкнула 
вспышка, страшный удар! (В момент раскрытия запасного парашюта динамическая 
перегрузка достигает 20 G). Немного оклемавшись, посмотрел вверх – над головой 
белая запаска. Пощупал спину – ранец пуст. Глянул вниз – подо мной болтается 
основной, не успевший раскрыться Т-4-4мп. До земли рукой достать, на ней машет 
пропеллером ЯК-18, другой самолет заходит на посадку прямо на меня. Шарахнулись 
они в разные стороны. Стремительно набегает поверхность. Сгруппировался. Удар! 
Звон пошел, наверное, по всей планете.

Примчался Газ-66. Подобрали со взлетно-посадочной полосы. Начался разбор. 
Оказалось, я нарушил инструкции по семи пунктам. Досталось и инструкторам. 
Начальник аэроклуба, глотая валидол, вымолвил:

– Живи, парень, и нам не мешай.

Ребята переживали не меньше меня. Инструктор похлопал по плечу:

– Твое счастье, что вращался вокруг затылка. Был случай, когда одна спортсменка 
штопорила вокруг колен. От перегрузки у нее полопались кровеносные сосуды глаз.

Тоска! Видимо, никогда больше не придется прыгать с парашютом. Прощай мечты, 
прощай любовь! На память о лучших днях жизни осталась лишь фотография. Впрочем, 
я опять ошибся: довелось – таки попрыгать в «Вымпеле».




Схватка с парторгом


Побитый, вернулся в родной колхоз. Опять потянулись серые будни. 7 марта 1976 
года председатель колхоза в присутствии парторга попросил организовать три 
сотни подарков для поощрения тружениц. Договорившись с завмагом сельпо «под 
честное слово», я набрал на 300 рублей дешевых духов, мыло, салфетки и прочую 
мелочь. Упаковали в пластик. Задание было выполнено. Поскольку в колхозной 
кассе наличных денег не было, председатель обещал рассчитаться с магазином в 
течение недели. И тут начались неприятности. Председатель на пару месяцев слег 
в больницу. Вскоре его вовсе сняли. Потом сменился главный бухгалтер. Новый 
председатель и главбух платить по старым счетам отказались. Единственный 
свидетель долгов парторг не захотел брать ответственность на себя. Бедный 
завмаг сперва умолял, потом начал хватать меня за грудки. Я оказался в дурацком 
положении. Триста рублей в ту пору были огромные деньги. Доведенный до отчаяния,
 в присутствии всего колхозного актива я пообещал парторгу свернуть шею, что не 
прибавило теплоты во взаимоотношениях. Однако немного поостыв, поехал в Талас и 
записался на прием к первому секретарю райкома партии. Он выслушал, не проронив 
ни слова. Но инцидент был разрешен.

Вскоре в наше хозяйство нагрянула очередная высокая комиссия из столицы. Теперь 
они копали под председателя Бечелова. Представитель ЦК КП Киргизии потребовал у 
меня письменный отчет о комсомольских делах: почему молодежь пьянствует и 
дебоширит, несколько месяцев не платятся комсомольские взносы и т. д.

Я написал, что полгода колхозники не получают зарплаты. Члены КПСС умудряются 
своевременно уплачивают партийные взносы потому, что им оформляют аванс, в то 
время как нам, комсомольцам, это запрещено. Что мы организовали неплохой 
вокально-инструментальный ансамбль на средства, собранные молодежью. Однако 
авансовую ведомость на закупку двух электрогитар, подписанную еще полгода назад 
прежним председателем, не пропускает парторг. Упомянул и о распроклятых 
подарках. Отметил и определенные успехи: начав последними, мы первыми в районе 
завершили обмен комсомольских документов, действуют комсомольско-молодежные 
бригады.

По завершении ревизии на бюро райкома партии комиссия зачитала и мой отчет.

Вскоре меня пригласили на должность инструктора орготдела райкома комсомола и 
мы с семьей переехали в Талас. Парторг еще долго, на каждом районном партбюро 
патетически восклицал:

– Как можно повышать в должности человека, развалившего работу комсомольской 
организации колхоза?

Но это уже было с его стороны бестактно в отношении районного начальства. Его 
осадили.




ЧАСТЬ 4. ТАЛАССКИЙ РАЙКОМ КОМСОМОЛА


Не тот умен, кто умеет отличить добро от зла, а тот, кто из двух зол умеет 
выбирать меньшее.

    Аль-Харизи




Инструктор райкома


Незадолго по моего перехода в райком там полностью сменился аппарат. Первым 
секретарем стал Турдукулов Канат, матерый комсомольский волк. Он принял 
организацию, которая числилась в республике на предпоследнем месте. За год по 
всем показателям среди 28 райкомов мы заняли второе место. Заворгом был 
Майтпасов Биримкул, аккуратный и педантичный сотрудник. Я курировал работу 
комсомольских организаций промышленных предприятий и колхозов. Главным в работе 
было, чтобы функционировали комсомольско-молодежные бригады, своевременно 
уплачивались взносы, выполнялась разнарядка приема новых членов и вовремя 
подавались наверх в ЦК отчеты. С обязанностями мы справлялись успешно. У всех 
орготделов ВЛКСМ головной болью является прием новых членов. Попробуй затащить 
в комсомол работягу, у которого и так хватает своих житейских проблем. Я решил 
этот вопрос просто. Как член призывной комиссии два раза в год я восседал на 
медкомиссии в военкомате. В актовом зале суровый майор военкомата давал команду 
призывникам:

– Комсомольцы направо, остальные налево! Комсомольцы будут служить в Германии, 
в Москве, в морфлоте. Остальных отправлю на Сахалин, на Магадан, к черту на 
куличики!

Перепуганные некомсомольцы валом валили ко мне. Используя прежний опыт, я тут 
же их фотографировал и собирал по 50 копеек. Отснятые пленки и деньги отдавал в 
быткомбинат. На следующий день приезжали комсорги, отбирали фотографии своих 
ребят и оформляли необходимые документы. Тут же заводили призывников к членам 
бюро. Таким образом, план приема в комсомол выполнялся на 100 процентов, даже 
оставался резерв.

Вскоре со всех концов Союза зачастили к нам различные делегации по обмену 
опытом. Недели не обходилось без гостей. Пытливые коллеги начинали с бумаг. В 
орготделе хранились красивые кожаные папки с идеально составленной 
документацией на каждую комсомольскую организацию. В первичках имелись их 
дубликаты. Проверяющие наугад выбирали какую-нибудь папку, изучали ее, и 
просили свозить на места. Больше всего им нравилось ездить по колхозам. Потому 
что там неплохо угощали, устраивали охоту или рыбалку. Потом, уже в более 
раскрепощенной обстановке на лоне природы, они пытались выведать наши секреты, 
но мы их никому не раскрыли.

В ту пору я увлекся каратэ и на этой почве сошелся с сотрудником местного КГБ. 
Вскоре мне предложили перейти в органы. Проверка длилась полгода. Трудности 
возникли с проверкой по спецучетам: у меня десять человек близких родственников,
 у жены девять, все они родились в разных местах, сменили много мест жительства.
 У любого оперативника руки опустятся. Не долго думая, сотрудник КГБ предложил 
мне самому заполнить требования. Их оказалось 147 штук! Позже я слышал, как в 
Узбекистане ленивый опер «зарубил» хорошего парня только из-за того, что у него 
было слишком много родственников.

Летом 1979 года наконец все необходимые справки были собраны. Тут возникла 
проблема с партийностью. Своей очереди приема в КПСС дожидались в райкоме 
комсомола двое более высокопоставленных коллег: заворг и второй секретарь. Но 
начальник КГБ Аман Доскеев переговорил с первым секретарем райкома партии и 
вопрос был улажен.

В августе съездил в родной колхоз «Каракол», и объявил, что уезжаю на учебу в 
Высшую партийную школу. Практичные бригадиры смекнули, что через пару лет я 
вернусь минимум парторгом, а то забирай и выше. В общей сложности они наобещали 
семь барашков. Но я взял две овечки и пару фляг кумыса, и то у чабанов, друзей 
детства. В райкоме комсомола организовал отходную.




ЧАСТЬ 5. СЛУЖБА В ОРГАНАХ КОНТРРАЗВЕДКИ


Чтобы быть справедливым возмездье могло, лишь злом воздавать подобает за зло.

    Фирдоуси




Глава 1. Минская школа


В конце августа 1979 года я приехал в Минск на Высшие курсы КГБ СССР. Несколько 
дней длилось тестирование и собеседование. На первой установочной лекции, 
начальник курсов заявил:

– Из числа сидящих в этом зале через десять лет 5–6 слушателей станут 
генералами. Примерно столько же человек не поднимутся выше майора. Остальные 
будут подполковниками и полковниками. Минские курсы являются лучшим учебным 
заведением контрразведки в стране. Московская Высшая школа КГБ, разумеется, 
думает иначе. Но факты налицо. Об этом свидетельствует статистика.

Думаю, что слушатели мысленно примерили на свои плечи генеральские погоны. Я уж 
точно. Каждый из нас, сидящих в зале, имеет высшее образование, в течение 
нескольких лет успел поработать в народном хозяйстве по своей основной 
гражданской специальности. Мы только что, впервые в жизни одели офицерскую 
форму. Хромовые сапоги, хрустящие портупеи, это, знаете ли, чертовски здорово! 
Покажите мне мужчину, который не мечтал бы носить военную форму! Солидные 
тридцатилетние мужики украдкой бегали в фойе поглядеться в зеркало как самые 
последние институтки. На моих погонах красовались три маленькие звездочки. 
Таких старлеев на курсах было всего несколько. Основная масса слушателей были 
лейтенантами. Были и сержанты из тех, которые обучались в вузах без военных 
кафедр. Они получали по 75 рублей курсантских, в то время как я – 205. Из этой 
суммы 150 рублей ежемесячно отправлял своей жене. Сержантам через полгода 
Приказом Председателя КГБ присвоили лейтенантские звания.

По результатам тестирования первое место на Курсах получил Валера из Ленинграда 
с коэффициентом 4,6 балла! Это близко к гениальности. Пятерку в принципе 
получить невозможно, пятерка – это абсолют! Он стал командиром нашей учебной 
группы. Минимальный показатель – 2,8 балла, имел парнишка с соседней группы. 
Через полгода его отчислили за неуспеваемость. Остальные ребята плотно 
вписались между 3,5 и 4. Это свидетельствует о том, что в органы 
госбезопасности отбирали не самых худших. Я с 4,2 баллами был назначен 
заместителем командира группы.

В каждой группе было по 14 слушателей, приехавшие с разных концов Союза. 
Проживали в общежитии по четыре человека в комнате. В нашей комнате кроме меня 
были ребята из Самары, Эстонии, и Казахстана.

Утро начиналось с получасовой пробежки и зарядки. Затем туалет и завтрак. 
Занятия строились по схеме, отработанной многолетней практикой. Сперва 
установочные лекции по спецдисциплинам, на которых преподаватели знакомили нас 
со свежими материалами из практики контрразведки.

После обеденного перерыва занятия продолжались до 18 часов. С 18 до 20 часов 
самоподготовка. Затем ужин и личное время. Отбой в 23 часа.

Учебников по спецдисциплинам было много. Но еще интереснее было читать 
первоисточники: это были настоящие материалы по наиболее громким делам, 
известным и неизвестным широкой публике. Времени, отведенной на самоподготовку 
катастрофически не хватало. Поэтому после ужина возвращались в класс и 
засиживались до отбоя. Секретчик просто отбирал у нас документы, запирал их в 
железный шкаф и выгонял всех из класса. Признаюсь, что после Минской школы я 
охладел к детективам, потому что реальные операции во много раз оказались 
интереснее писательских выдумок.




Глава 2. Лучше иметь красную рожу и синий диплом, нежели синюю рожу и красный 
диплом


В справедливости этого студенческого афоризма убедился на практике. В нашей 
группе был парень, окончивший школу с золотой медалью и ВУЗ с красным дипломом. 
Обладая феноменальной памятью, на семинарских занятиях он слово в слово 
цитировал выдержки из учебников. Но стоило преподавателю задать каверзный 
вопрос, начинал плавать. Мы, хронические троечники в прошлой жизни, напрягая 
извилины и, используя житейский опыт, выкручивались. Иногда даже поражали 
преподавателя оригинальными вариантами решения задач и получали пятерки. 
Оказалось, что в оперативном работнике выше всего ценится именно способность 
думать. Через полгода, адаптировавшись к учебе, даже выкраивали время сбегать 
на танцульки в ОДО. При упоминании окружного дома офицеров у каждого выпускника 
Минской школы непременно мелькнет улыбка, он вспомнит солдатский духовой 
оркестр на сцене, наяривающий «твист» и «шейк», красивых барышень у входа, 
хватающих офицеров за руки:

– Товарищ лейтенант, проведите пожалуйста на танцы!

И без пятнадцати одиннадцать торопливое прощание с девушкой и стремительный 
марш-бросок в расположение, чтобы успеть на вечернюю поверку.

Бывшие отличники получали тройки и имели бледно-синюшные лица. Ходили байки, 
что на предыдущем потоке у одного «отличника» от перегруза поехала крыша: 
заметили, что каждое утро он надраивает щеткой сапоги Феликсу Эдмундовичу, чей 
огромный портрет висел в вестибюле. Над шутником сперва посмеивались. 
Спохватились, когда он начал пускать пену и кусаться. Короче, повязали и 
отправили домой.

Случилось так, что в начале учебы один из наших слушателей, будучи в городе, на 
пять минут опоздал на вечернюю поверку. Ему устроили разнос по служебной и 
партийной линии. Один ретивый коммунист даже предложил исключить его из партии. 
Это было уж слишком. Мы заступились за своего товарища:

– Ребята, проблема не стоит выеденного яйца. Посмотрим, что еще будет к концу 
учебы! Предлагаем ограничиться «постановкой ему на вид».

Парню все же влепили выговор.

Через полгода «ретивый коммунист» не вернулся ночевать. Мы с Валерой не 
доложили по команде, надеясь, что к утру он объявится. Парнишка был холостой, 
возможно завлекла в свои сети какая-нибудь красотка. Однако он отсутствовал и 
на утренней поверке. Мы еще на что-то надеялись. Прошла двухчасовая лекция в 
актовом зале. Его все нет. На семинарских занятиях преподаватель наконец 
обратил внимание на его отсутствие. Начался разбор. Переговорили с ребятами, с 
которыми вечером он был в ресторане, и выяснили, что он ушел провожать 
официантку Танечку. Позвонили в ресторан. Оказалось, у них работают четыре Тани.
 Попросили домашний адрес той, которая сегодня не вышла на работу. Ребята 
съездили к ней на квартиру и обнаружили нашего героя в нежных девичьих объятиях.
 Возмущению ребят не было предела: так бесстыдно подставить группу! Потом все 
же сделали скидку на то, что он в эту ночь лишился невинности, и ограничились 
выговором по партийной линии. Однако он подводил еще не раз.

Я закончил Высшие курсы с одной четверкой по Советскому уголовному праву, 
однако попал в список отличников. Большинство зачетов заработал «автоматом» за 
активность на семинарских и практических занятиях. И что интересно, получил 
пятерку за ненаписанный реферат по научному коммунизму. Когда я поделился 
мыслями о том, в каком ключе собираюсь раскрыть содержание темы, преподаватель 
схватился за голову, и попросил этого не делать.

На выпускных трехсуточных учениях я оказался в редколлегии стенной газеты, 
которая освещала действия участников. По плану учений в Минск приезжал 
иностранный дипломат-разведчик (эту роль прекрасно сыграл сотрудник 
центрального аппарата КГБ Белоруссии, владевший несколькими языками), которого 
наши ребята «пасли». Кроме того слушателям приходилось писать запросы и 
спецпроверки, составлять заявки на проведение оперативно-технических 
мероприятий и наружного наблюдения, читать их отчеты и на их основе готовить 
аналитические справки. Все происходило как в реальной боевой обстановке. Мы, 
члены редколлегии были посвящены в планы учений на два хода вперед и успевали 
выпустить свежие материалы точно к тому моменту, когда усталые слушатели, после 
обсуждения очередной задачи и принятия решения, выходили покурить. Они 
поражались оперативным фотосъемкам с мест: узнавая свои перекошенные физиономии,
 кто-то хохотал, кто-то краснел. Газета на оберточной бумаге каждые два часа 
прибавляла в размерах на несколько метров. Когда все четыре стены огромного 
фойе были заняты, стала закручиваться в спираль на выносных стендах. Общая 
длина стенгазеты составила 147 метров! Его показали самому Председателю КГБ 
Белоруссии. Председатель смеялся до слез! Именно после этого наш генерал, 
начальник Высших Курсов, своим приказом зачислил меня в категорию отличников.




Глава 3. Город Минск


Минск 1979 года – чистый, ухоженный город. Много театров и музеев. Девушки 
красивы, парни приветливы и добродушны. Обеспеченность продуктами питания и 
товарами – получше, чем в Москве. Отношение жителей Минска к людям в военной 
форме было каким-то особенно трепетным. Бабульки в магазинах любезно старались 
пропустить нас без очереди. Ежемесячно я отправлял дочуркам посылки с конфетами,
 жевательной резинкой и прочими подарками. Минские ребята рассказывали, что 
этому изобилию они обязаны Первому секретарю ЦК КП Белоруссии, Герою Советского 
Союза Машерову, который, в отличие от других республиканских лидеров, сумел в 
свое время сказать «нет» Хрущеву и сохранить поголовье скота. Мне довелось 
дважды его видеть близко: на демонстрации 7 ноября 1979 года, когда мы стояли в 
оцеплении правительственной трибуны, и на День Победы 1980-го, при возложении 
венков к монументу павшим в Великой Отечественной войне. По реакции людей было 
видно, что его искренне уважают и любят. Трагическая смерть Машерова потрясла 
всех.

Нынче мне совершенно не понятна реакция некоторых отморозков, выступающих 
против воссоединения России и Белоруссии. По этому поводу вспоминается мнение 
одного ветерана войны: «здесь вражество какое-то есть!»




Глава 4. Олимпиада-80



В начале 1980 нам объявили, что вся Минская школа будет задействована на 
обеспечении безопасности Олимпиады-80. Сверх установленной учебной программы 
начались дополнительные занятия. Лекции читали представители Советского 
Национального Олимпийского комитета, известные спортсмены, медики, сотрудники 
внешней разведки и контрразведки. От врачей мы узнали «главную Олимпийскую 
тайну»: о том, как обмануть допинг-контроль. Оказывается, только в двух странах 
мира имеется технология выявления применения анаболиков: в Советском Союзе и 
Великобритании. На предыдущей Монреальской Олимпиаде-76, из Канады в Англию 
ежедневно гоняли специально зафрахтованный американский сверхзвуковой 
бомбардировщик с анализами мочи участников соревнований.

Сотрудники внешней контрразведки рассказали, что не пустили в Союз полторы 
тысячи туристов только из одной ФРГ, на которых имелись материалы о связях с 
экстремистскими организациями.

Пограничники высыпали перед нами мешок иностранных паспортов и научили как 
распознавать фальшивые.

Мы должны были заниматься аккредитацией всех прибывающих. На каждого из них 
отводилось 30 секунд. За это время должны были успеть сличить его физиономию с 
фотографией на документе, отпечатать на машинке его фамилию, наклеить фото, 
заламинировать документ, пробить в нем дыроколом отверстия, пропустить и 
завязать шелковый шнурок и повесить на шею дорогому гостю.

Рано утром 1 июня 1980 года эшелон со слушателями Минской школы прибыл в Москву.
 Столица сияла чистотой вымытых улиц и прозрачной свежестью воздуха. Нас 
разместили на первом этаже казармы военного училища авиационных техников ПВО 
неподалеку от Олимпийской деревни. На втором этаже поселились будущие особисты 
из Новосибирской школы КГБ. Их одели в милицейскую форму и поставили старшими 
над курсантами училищ МВД. Мы ходили в гражданском. Вообще-то сперва одели в 
специальную униформу: некая зарубежная фирма, нашив на залежалые синтетические 
спортивные костюмы десятилетней давности свой товарный знак, подарила их 
Олимпиаде. Выглядели мы в них чучелами огородными. Президент МОК Майкл Килланин,
 увидев наших ребят в вестибюле гостиницы Москва, испугался их внешнего вида, и 
распорядился срочно переодеть. В тот же день для нас закупили крупную партию 
цивильных ГДРовских костюмов.

Наша учебная группа в полном составе попала в центральный пункт аккредитации, 
который размещался в Лужниках. Мое рабочее место находилось в комнате за 
железными дверями, на которой висела грозная табличка: «Посторонним вход 
запрещен». В комнате стоял бронированный агрегат с револьверной подачей полок, 
которым заведовал гражданский парень из оргкомитета по имени Олег. В этом 
агрегате хранились все Олимпийские карточки. Согласно многолетней традиции, они 
делятся на категории А, В, С, D, E, F и являются документом, по которым в 
период официального проведения Игр разрешается свободное пересечение 
государственной границы принимающей страны без паспорта и досмотра багажа! Для 
владельцев этих карточек не должны существовать закрытых зон и городов. 
Представляете, какой соблазн испытывали зарубежные спецслужбы? И какой 
колоссальный объем работы проделали наши органы безопасности, чтобы 
предотвратить нежелательные эксцессы?

Кроме того были карточки, выдаваемые сотрудникам службы безопасности и 
обслуживающему персоналу. Тут у нашего оргкомитета возникла более серьезная 
проблема: как быть с Леонидом Ильичом и другими уважаемыми людьми? Ведь они не 
являются участниками Игр и по существующим правилам не имеют права доступа на 
Олимпийские объекты. И тогда чья-то гениальная голова родила идею изготовить 
карточки для внутреннего пользования: ПГ (Почетный гость), СО-1, СО-2 и СО-3 
(Советская общественность первой, второй и третьей категорий). В категорию 
почетных гостей попадали члены Политбюро КПСС, главы зарубежных государств и 
лидеры коммунистических партий. Олег мечтал лично аккредитовать Леонида Ильича 
и вручить ему карточку ПГ No 000001, однако члены Политбюро обошлись без нашей 
помощи, у них и так был проход всюду.

На карточки СО-1 имели право первые секретари ЦК Советских республик с женами. 
СО-2 положено было вручать республиканским Председателям Президиумов Верховных 
Советов, завотделам ЦК КПСС, некоторым космонавтам (но уже без жен). С 
карточками СО-1 и СО-2 можно было посещать открытие и закрытие Олимпиады и все 
игры. Карточки СО-3 выписывались персонально известным спортсменам, министрам, 
ученым, артистам, писателям, некоторым передовикам производства и космонавтам. 
Этот контингент был самым многочисленным. Почему и по какому принципу разделили 
космонавтов на «Советскую общественность» второй и третьей категорий не знаю. С 
карточками СО-3 можно было только посетить открытие и закрытие Олимпиады и без 
очереди купить билеты на любые игры.

Так было задумано. На практике получилось несколько иначе. У нас были 
заверенные Руководством КГБ списки людей, которым нужно было выписать карточки. 
Хотя грифа секретности на этих документах не было (на Олимпийских играх секреты 
не положены), доступ к ним имел узко ограниченный круг лиц. Многие министерства 
и ведомства прислали заявки не только на своих руководителей, но и на их первых 
заместителей. А если учесть, что в некоторых министерствах было по дюжине 
первых замов, к тому же они захотели взять с собой жен, можете представить, 
какой бардак у нас начался. Конкретный пример: как не выписать СО-2 Юрию 
Леонидовичу Брежневу, который являлся где-то одиннадцатым первым заместителем 
внешнеторгового ведомства? Но в таком случае, чтобы его не смущать, следует 
уважить и всех остальных первых замов! Карточка была подготовлена, но к чести 
Юрия Леонидовича, он от нее отказался. Один из наших отцов-командиров, 
руководствуясь инструкцией, сперва отправил в корзину фотографии всех «лишних» 
жен. Потом спохватившись, затребовал обратно и распорядился по особому блату 
все же удовлетворить просьбу некоторых из них. Поскольку фамилии жен и мужей не 
всегда совпадают, мы начали путать их фотографии, что вызвало жуткое 
неудовольствие заказчиков. Но это еще полбеды: некоторые высокопоставленные 
особы проходили сразу по трем заявкам: по линии ЦК, КГБ и своего министерства. 
Должен сознаться, что были случаи, когда под давлением Руководства мы 
умудрялись выписывать на одного человека по три карточки!

В нашей комнате имелся аппарат для уничтожения секретных документов, который 
перемалывает бумагу в мелкую лапшу. Регулярно к нам приносили горы компьютерных 
распечаток, подлежащих уничтожению. Комната была буквально забита мешками с 
огнеопасным мусором. А дурацкая режимная система не позволяла выносить даже 
мусор без особого на то распоряжения. Кроме того стоял ксерокс, подарок 
английской фирмы «Ксерокс». Это было сооружение размером с письменный стол. 
Часто он «жевал» бумагу и горел. В таких случаях мы просто дожидались, пока 
внутри него все выгорит, затем разбирали, протирали спиртом барабан и 
продолжали работу. Так что работа наша была пыльной, дымной и огнеопасной.

Несколько слов о большом олимпийском компьютере. Эту совершенно секретную 
американскую разработку удалось заполучить благодаря Президенту МОК Майклу 
Килланину. Однако американцы по – видимому что-то там подпортили, и компьютер 
часто барахлил. Именно его распечатки мы периодически перемалывали. Тогда Олег 
предложил старый и надежный способ учета: ручную картотеку. Все Олимпийские 
документы были ксерокопированы в трех экземплярах и разложены в трех 
картотеках: по номерам, по фамилиям участников и по странам. В нашей секретной 
комнате стоял телефон закрытой связи, соединенный с наружным наблюдением. 
«Наружка» постоянно просила проверить по картотеке интересующих их лиц. Однажды 
ребята поведали по телефону забавную историю:

– Пришел к нам вчера сердитый генерал и устроил разнос. Потом протянул листок с 
несколькими номерами документов и потребовал установить их владельцев. Я вышел 
в соседнюю комнату и позвонил вам. Через три минуты вручил генералу полные 
установочные данные на затребованных. От такой оперативности он охренел, и 
объявил всем благодарность. Все-таки компьютер – великое дело!

Если бы он знал, какой у нас «компьютер».




Чрезвычайные прошествия на Олимпиаде


Каждое утро в 10 часов наш классный руководитель – подполковник собирал группу 
на пятиминутку и доводил до сведения личного состава обо всех ЧП, происшедших 
за сутки. В центральном пункте аккредитации кроме нас переводчиками работали 
ребята и девчата из института имени Мориса Тореза. Наш чекистский коллектив, за 
полгода до Игр начавший отращивать патлы и бороды, выглядел довольно живописно 
и придерживался в общении с гражданскими специалистами соответствующей легенды 
и линии поведения. Я, например, представлялся вторым секретарем Таласского 
райкома комсомола, мобилизованным на Олимпиаду по линии ВЛКСМ. Гражданские не 
могли взять в толк, почему на эти пятиминутки одних допускают, других нет.

Так что о чрезвычайных прошествиях мы узнавали официально на ежедневном 
инструктаже своего командира, неофициально по телефону от «наружки», и от наших 
ребят, работающих на других объектах.

Один пожилой чеченец в аэропорту зарезал кинжалом офицера милиции и тут же был 
схвачен. Иностранный турист вынашивал намерение раздевшись догола, приковать 
себя наручниками к ограде возле Мавзолея на Красной площади и развернуть 
транспарант с требованием предоставить свободу советским гомосексуалистам. Но 
его по пути перехватила агентура КГБ из числа иностранцев и так накачала 
русской водкой, что несколько дней он не мог оклематься. Группа интуристов 
привезла с собой крупную партию самоклеящихся листовок антисоветского 
содержания. Однако, побывав на открытии Игр и ознакомившись с нашей 
действительностью, отказалась от акции и увезла листовки обратно. Французский 
спортсмен занимался любовью с нашей официанткой на газоне Олимпийской деревни, 
не ведая, что находится под наблюдением телекамер. Ему не стали мешать, а 
официантку наутро уволили. Бригада наружного наблюдения зафиксировала контакт 
иностранного разведчика с нашим гражданином. При проверке документов этот 
вальяжный гражданин предъявил удостоверение сотрудника ЦК КПСС. Ребята оробели. 
На запрос КГБ в ЦК ответили, что такой человек у них не числится. «Наружке» 
устроили головомойку.

Во время Игр с одним из наших ребят произошел интересный случай. Из Индии 
взамен судьи (то ли по хоккею на траве, то ли по конному поло, точно не помню) 
приехал другой человек, член Индийского Национального комитета. С ним консул, 
документы в полном порядке, вроде никаких проблем. Но бдительный молодой чекист 
усадил гостей за стол, попросил очаровательных девчат-переводчиц угощать и 
всячески развлекать их, а сам кинулся к телефону. Как на грех он не смог найти 
ни одного ответсотрудника, способного принять решение. Индийцев продержали в 
зале аккредитации почти четыре часа! Консул заявил протест. Назревал 
международный скандал. И тогда парнишка, взяв на себя ответственность, объяснил,
 что не может выписать на его имя карточку категории D, поскольку судейский 
уровень уважаемого господина не соответствует олимпийскому. Взамен готов, если 
он не возражает, выписать карточку более высокой категории В. Индус рассмеялся 
и согласился. Инцидент был улажен.

Действия нашего коллеги были высоко оценены Руководством. Не исключено, что 
парнишка предотвратил провокацию: зарубежные средства массовой информации могли 
раздуть шумиху, типа, мол, Советы не смогли даже пригласить на Игры судей 
соответствующего уровня.

В целом Олимпиада-80 прошла без особых неприятностей. Открытие и закрытие Игр 
были просто потрясающи! Мы испытывали законную гордость за Державу, сумевшую 
организовать и провести такое сложное мероприятие, в котором есть крупица и 
нашего труда. Приказом Председателя КГБ всему чекистскому коллективу, 
принимавшему участие в обеспечении безопасности Олимпиады, была объявлена 
благодарность.




Глава 5. Возвращение домой


По завершении Олимпийских Игр я вернулся в родной город. Папа повел меня в 
сарай и с гордостью продемонстрировал двух упитанных барашков:

– Я их специально откармливаю к твоему приезду. Приглашай друзей, есть чем их 
угостить.

Оказывается, откладывая со своей скудной пенсии, он сумел несколько месяцев 
назад купить пару ягнят. Патрульные милиционеры рассказывали, что каждую ночь 
видели отца, тайком рвущего траву на газоне в центре города, и стараясь не 
смутить аксакала, обходили это место стороной.

За год моего отсутствия Надежде довелось пережить многое, мыкаясь с двумя 
детьми по частным квартирам, занимаясь проблемой приобретения дров и угля. 
Однако в своих письмах она ни разу не обмолвилась о трудностях.




Глава 6. Первое оперативное задание


На следующее утро раздался телефонный звонок из КГБ. Поздравили с окончанием 
школы, и хотя впереди у меня был целый месяц отпуска, попросили срочно выйти на 
работу.

Оказалось, получены оперативные данные о том, что в доме главы местных 
баптистов возможно находится подпольная типография. Поскольку меня еще никто в 
Таласе не знает как оперативника, нужно было под благовидным предлогом посетить 
дом баптиста и попытаться обнаружить эту типографию. Подготовленная для меня 
легенда была смехотворной. Мне была заготовлено удостоверение сотрудника 
республиканского комитета Народного контроля и анонимное письмо о том, что 
гражданин Левен Генрих Петрович на дому якобы занимается незаконным пошивом 
меховых шапок. Взяв с собой двух сотрудников местного Народного контроля, я 
пришел к Левену. В общем, обнаружил у него большое количество чистой бумаги, 
клей, несколько сот экземпляров Нового завета, выпущенного издательством 
«Христианин». Но это все было не то. Наконец нашел крупную партию 
самиздатовской литературы, и внушительную пачку литературы антисоветского 
содержания, в которой содержались материалы об узниках совести, о кознях 
«кагебистов» в отношении верующих и т. д.

Чета Левенов и районные Народные контролеры наконец сообразили, что в моем лице 
имеют дело с комитетчиком. Однако начальством мне было велено упорно 
придерживаться отведенной дурацкой роли. Как законопослушный гражданин, я 
вызвал участкового милиционера, чтобы составить необходимый протокол. Районный 
прокурор поспешил скрыться от нас в неизвестном направлении, хотя ему строго 
было указано сидеть на телефоне и никуда не отлучаться. Участковый изъял по 
описи всю религиозную литературу на экспертизу. Потом, правда, вернули Левенам 
все, кроме антисоветчины. Через пару лет Генриха Петровича все же посадили за 
автонаезд на пешехода. Но к этой истории я уже не имел отношения.




Глава 7. Кировское райотделение КГБ


По возвращении из отпуска я был распределен младшим оперуполномоченным 
Кировского райотделения КГБ. Об этом позаботился Жениш Качикеев, который 
оформлял меня на работу в органы и теперь стал моим непосредственным 
начальником. Надежда устроилась инспектором РайОНО. Пару месяцев мы с семьей 
жили на квартире у родственника. Потом предоставили трехкомнатную квартиру. Мы 
тут же поменялись с многодетным соседом, нуждавшимся в расширении, а сами 
вселились в их двухкомнатную. В Кировке я родился, здесь хорошо знают моих 
родителей. Так что будущая оперативная работа теперь будет протекать как в 
аквариуме, под бдительным и критическим оком многочисленной родни и знакомых.

Наше Кировское райотделение, в котором работало всего два человека, обслуживало 
четыре сельскохозяйственных района. Кроме того имелись объекты Особой 
народнохозяйственной важности. Вскоре в структуре КГБ Киргизии произошла 
реорганизация и было создано Таласское управление, куда вошло наше райотделение.


Я проработал в Кировке всего два года, однако в моей практике было множество 
интересных дел. К великому сожалению, не обо всех можно написать, поскольку 
излишняя откровенность может повредить негласным помощникам, участвовавших в 
этих оперативных комбинациях. Единственное, что могу сделать в такой ситуации, 
это сказать в их адрес слова самой искренней и теплой благодарности за их 
нелегкий и опасный труд. Все агенты, а среди них были киргизы, русские, немцы, 
греки, курды, турки, китайцы, переданные мне на связь и завербованные лично, 
работали на идейно-патриотической основе.




Глава 8. Сибирская язва


Где-то в конце сентября 1980-го в Кировскую районную больницу были доставлены 7 
человек с признаками сибирской язвы. Медики сработали оперативно: немедленно 
задействовали мобилизационный план, выделили отдельное здание и изолировали 
больных от внешнего мира. Здесь следует особо отметить, что Кировская 
райбольница по всем показателям числилась лучшей в республике. На следующий 
день госпитализировали еще несколько человек и количество больных достигло 
четырнадцати. Через три дня был создан областной штаб по борьбе с эпидемией. 
Объявили карантин вокруг села, откуда поступили зараженные. Началось 
расследование. Задача органов безопасности в таких ситуациях четко очерчена в 
наших собственных мобилизационных планах. Не детализируя, могу сказать, что там 
содержатся пункты по которым мы обязаны оперативными возможностями установить 
истинные причины случившегося и пресекать панику. Ведь не исключается диверсия 
и сознательное распространение ложных слухов. С другой стороны чрезвычайные 
происшествия зачастую происходят по вине или халатности ответственных лиц, 
которые всеми силами будут пытаться выгораживать себя и дезинформировать 
Руководство. Так было всегда. Падают самолеты, тонут пароходы, взрывается 
реактор – КГБ тут как тут. Оперативников боятся и ненавидят. Но они делают свое 
дело.

Получаю сигнал: распространяются слухи о том, что «уже погибло несколько 
человек, скотина вымирает сотнями. Село оцеплено автоматчиками. Сибирская язва 
неизлечима, поэтому, опасаясь эпидемии, правительство приняло решение сжечь 
село вместе с жителями».

Вот это да! Два раза в день я передаю в областное УКГБ сводку о состоянии 
больных. Еще вчера вечером их здоровье не вызывало тревоги. На всякий случай 
звоню дежурной медсестре изолятора и узнаю: больных осталось одиннадцать 
человек! Неужели трое уже скончались? Бросаю трубку и мчусь в больницу. 
Заместитель главного врача выглядит совершенно спокойным:

– Вчера я уже выписал троих и отправил домой. Остальные тоже в норме, просто 
хочу привести их пораженные язвой лица в порядок.

Слава богу! Звоню из кабинета врача в УКГБ, докладываю об обстановке. Теперь 
нужно срочно профилактировать паникера. Едем в очаг заражения. По дороге 
замглавврача рассказывает о сибирской язве.

– Обычно переносчиками вируса являются коровы. В нашем районе в прошлые годы 
было зафиксировано 4 случая заболевания скота. Их мясо нельзя употреблять в 
пищу, туши животных не сжигают, а положено замуровывать в цемент. На могиле 
ставится памятник: «Здесь в таком-то году похоронена корова „Машка“, павшая от 
сибирской язвы». Территория могильника огораживается забором, чтобы не паслась 
другая скотина. Потому что вирус способен сохранять жизнеспособность в течение 
десятилетий. Однако какой к черту цемент и надгробный памятник корове? Закопали 
туши и все. Наши пациенты употребляли мясо зараженной буренки, которая, видимо, 
паслась в таком месте.

У въезда в село шлагбаум, участок дороги засыпан опилками, пропитаны 
дезинфицирующим раствором. Разбита палатка, возле которой скучает милиционер и 
ветеринарный врач. В селе в одном из домов заседает областной штаб. Каждое утро 
десяток «Волг» привозят сюда высокопоставленных особ и вечером увозят обратно. 
Завидев нас, поддатые члены штаба делают мужественные лица (они считают, что 
водка является лучшим профилактическим средством от любой болезни). Через улицу 
заседает другой штаб, но уже районного масштаба, с не менее мужественными 
ответработниками. Идиотизм! Ведь они и являются самыми главными потенциальными 
разносчиками заразы!

Ветеринары объясняют, что провели в селе вакцинацию всех коров и овец. Десяток 
истощенных овечек, не выдержав большой дозы, издохли.

Нахожу в селе паникера и беру в оборот. Перепуганный мужичок объясняет, что 
услышал от одного курда историю, якобы в прошлом столетии в Иране, не сумев 
справиться с чумой, власти сожгли село со всеми жителями. Пообещав лично сжечь 
живьем его самого, если будет много болтать, отпускаю восвояси.




Глава 9. Возвращение младенца


Одна русская женщина, бомж, обратилась к врачу-гинекологу с просьбой прервать 
нежелательную беременность. Врачиха за услуги предложила оштукатурить и 
выбелить огромный дом. Женщина в течение четырех месяцев выполнила работу. Но к 
тому времени срок беременности оказался слишком большим. Гинеколог отказалась 
проводить операцию, предложила родить и отдать ей ребенка, обещав заплатить 
хорошие деньги. Женщина согласилась. Родился симпатичный голубоглазый мальчонка.
 Увидев чадо, мать наотрез отказалась расставаться с ним. Врачиха запретила 
приносить ребенка на кормление, и объявила, что ребенок умер. За ней уже давно 
тянулся хвост нехороших дел. Был даже смертельный случай с юной пациенткой. В 
селе поговаривали, что она сознательно умертвила ее, чтобы выдать за ее мужа 
свою близкую родственницу.

Моя супруга, входившая по линии Кировского райОНО в комиссию по усыновлению 
детей-сирот, решительно взялась за дело. Накупили подарков и приехали на 
оперативной машине КГБ в больницу проведать роженицу. Бедная перепуганная 
женщина ничего не могла понять, рыдала и оправдывалась. Еле успокоили. Принесли 
ребенка. Как она целовала и ласкала его! Мы договорились, что она всем будет 
рассказывать, что Надюша приходится ей дальней родственницей. Под мою диктовку 
корявым почерком написала заявление в прокуратуру. Районный прокурор дал ход 
делу. Врача-гинеколога сняли с должности. Роженицу в срочном порядке перевели в 
более комфортабельную палату. Врач-педиатр объяснил мне, что ребенок нуждался в 
каком-то лечении, потому и не носили несколько дней на кормление. Далее больше. 
Врач сказал, что нельзя выписывать ребенка, пока для него не будут созданы 
соответствующие условия содержания и проживания. По просьбе больницы 
райисполком тут же выделил роженице комнату в общежитии барачного типа. 
Записали в домовую кухню, где ребенок будет получать бесплатное питание.

Настал день выписки. Мы с начальником райотделения КГБ Качикеевым сложили 
деньги, купили детский комплект, шампанское, цветы. В больнице все прошло как 
положено: медсестра завернула и торжественно вынесла ребенка, я выстрелил 
шампанским, Надюша вручила «родственнице» цветы, сунула в карман медсестре 
червонец. На оперативной машине привезли виновников торжества в их новое жилище.
 Нас сопровождал врач-педиатр. Он придирчиво осмотрел комнату и остался доволен.
 Все чисто, сухо, солнечно. Бедная женщина не знала как отблагодарить нас. 
Через несколько лет, уже будучи в Москве, получили от нее трогательное письмо: 
малыш растет крепким и здоровым, уже пошел в садик. Она получила прописку и 
работает в строительной организации.




Глава 10. Дело «Изувер»


4 декабря 1980 года в правительственной даче на Иссык-Куле был убит 
Председатель Совета Министров Киргизской ССР Султан Ибраимов. Убийца ночью 
пробрался в его комнату, и спящему всадил из малокалиберного нарезного оружия 
две пули в каждый глаз. Перед этим он застрелил милиционера-охранника и 
водителя. В КГБ было заведено дело «Изувер». Председатель КГБ СССР Ю.В. 
Андропов взял дело под личный контроль. На розыск были брошены лучшие силы 
Союза. Иссык-Кульскую область наводнили официальные представители Центра, 
оперативники, следователи и «наружка». Мой начальник Качикеев, как уроженец тех 
краев, уехал в командировку на шесть месяцев, и в райотделении я остался один.

Однажды позвонил начальник Таласского управления КГБ Усуп Мукамбаев:

– Такого-то числа в городе Джамбуле на проходящий поезд Фрунзе-Москва сели двое 
молодых людей. Одного звать Володя, другого Саша. Володя якобы служил в 
Германии, у Саши родинка на верхней губе. Возможно, они из твоего района, 
поскольку в разговоре между собой упоминали о каком-то водохранилище. 
Высадились из поезда в Набережных Челнах. Они проходят по делу «Изувер» в 
качестве свидетелей. Москва просит их найти. Докладывать мне каждые два часа.

Я призадумался. Во-первых, может оказаться, что служил Володя не в Германии, а 
в стройбате в каком-нибудь Урюпинске. Во-вторых, ребята могли изменить свои 
имена (я сам, когда знакомлюсь с какой-нибудь не внушающей доверия персоной, 
обычно называюсь другим именем). В-третьих, они могут оказаться уроженцами 
другого города или региона, и приезжали в наши края в гости.

Поиск начал с военкомата. Военком объяснил, что у них существует общая 
разнарядка на призывников в команду 240, направляемых за границу. Кто из них 
едет в Германию, в Чехословакию, Венгрию или Монголию – неизвестно.

– И вообще, в каком году призывались твои ребята?

Этого я не знаю. Прошу проверить за последние десять лет. Военком заводит в 
архив, и мне становится плохо. На полках пылятся огромные тюки, перевязанные 
шпагатом. С помощью сотрудницы военкомата начинаем копаться в бумагах. К концу 
дня в моем блокноте установочные данные на сотню Владимиров и Александров с их 
домашними адресами. На следующий день роюсь в паспортном столе РОВД и в 
сельсоветах. Езжу по адресам, опрашиваю всех встречных и поперечных. Нацеливаю 
на поиск агентуру. Безрезультатно. Начальник УКГБ, которому регулярно 
докладываю о проделанной работе, начинает раздражаться. На третий день 
кропотливой работы наконец улыбнулась удача! Получаю сообщение, что на день 
рождения к «Ивановой» (фамилия вымышленная) из Набережных Челнов приезжал сын, 
который после службы в Германии, по комсомольской путевке устроился работать на 
«Камазе». Погостив несколько дней, уехал обратно с соседом-одногодком, 
соблазнив его интересной работой и высокими заработками на заводе. Только их 
обоих зовут Сергеями.

Дальше все было просто. Взяв с собой пачку военкоматовских повесток, приехал к 
нему домой. Родители Сергея сидели за чаем. Пригласили за стол. Я довел легенду,
 мол военкомат поручил установить местонахождение нескольких ребят, не ставших 
на воинский учет по возвращении из армии, назвал и фамилию их сына. Родители 
дали его адрес и даже показали полученное от него письмо. В конверте оказалась 
цветная фотография двух друзей. У одного из них на верхней губе родинка!

Через пятнадцать минут из районного узла связи по телефону я надиктовал 
начальнику УКГБ полные установочные данные, адреса и особые приметы ребят, 
вплоть до цвета глаз и волос. Через два часа Мукамбаев позвонил мне:

– Сотрудники КГБ Набережных Челнов установили разыскиваемых, встретились и 
переговорили с ними. Москва объявляет тебе благодарность. Но смотри, не 
зазнавайся!

Кроме того продолжалась работа по розыску нарезного оружия, особенно 
малокалиберного, скурпулезно проверялись лица, отбывавшие ранее сроки 
заключения по Особо опасным уголовным статьям, антисоветчики, шизофреники, 
бомжи, лица «кавказской национальности». Так, в моем районе проживало 64 
человека из категории «Особо опасных»: в том числе два бывших эсэсовца, один 
разведчик-диверсант абвера; один сотрудник редакции фашистской газеты «Милли 
туркестан». Шизофреников числилось более 300 человек. Пришлось побывать в 
интернате для умалишенных. Жуткое зрелище! Я впервые осознал, что нас, 
человекообразных, делает людьми разум. Когда увидел несколько десятков 
искаженных гримасой лиц, пустые бессмысленные глаза, мне стало не по себе. 
Позже на войне довелось видеть много трупов. Так вот, и покойники и умалишенные 
выглядят одинаково неприятно.

На бомжах следует остановиться особо. В наших краях почти каждый чабан содержал 
одного-двух в качестве подпасков, кроме того летом корейцы-луководы 
использовали их дешевый труд на плантациях. В Джамбуле даже существовал 
неофициальный базар бомжей, где их нанимали. Как-то под вечер с начальником 
РОВД поехали с проверкой по кошарам. У одного чабана обнаружили здоровенного, 
разрисованного татуировками человека, у другого – юную, очень красивую девушку. 
До сих пор помню ее глаза, наполненные невыразимым чувством страха и какой-то 
безнадежной обреченностью. Какими судьбами ее занесло сюда, от кого и почему 
скрывается? Приехали к третьему чабану довольно поздно. В комнате на полу за 
вечерним дастарханом застали большую интернациональную семью. Вперемешку с 
чумазыми, узкоглазыми детишками сидят двое взрослых русских, мужчина и женщина, 
светловолосая девушка лет шестнадцати и белобрысый, семилетний мальчик. 
Документы взрослых в порядке. Однако они не супруги. Мужчина прописан в 
Кемерово, женщина откуда-то из Подмосковья. В паспортах стоят штампы ЗАГСа. 
Белокурые детишки к ним не имеют никакого отношения. Мальчонка, увидев 
милиционера, начинает судорожно всхлипывать, девчушка прижав его голову к груди,
 смотрит на нас волчонком. На вопрос начмила кто это такие, жена чабана приняла 
позу кобры:

– Мои дети!

Чабан рассказал, что это дети соседей-немцев. Отец их умер, мать сошлась с 
другим. Когда отчим начал домогаться девочки, пьяница-мать выгнала ее из дома. 
Поскольку никого родных и близких у них нет, подалась в горы к соседу. Вскоре к 
ней присоединился братишка. Так и живут все вместе одной семьей.

Из «лиц кавказской национальности» особо запомнился молодой чеченец Ахмет, 
проживавший в отдаленном глухом селе. Он отслужил в ракетных войсках вместе с 
начальником райотдела милиции, прежде работал оперуполномоченным уголовного 
розыска. Допрашивая подозреваемого, применил «детектор лжи». Прикрепив к руке 
задержанного урки обыкновенный медицинский тонометр, и навешав провода на 
разные части тела, завязал глаза и начал допрос. Каждый сомнительный ответ 
сопровождал разрядом электрического тока. Бедный урка раскололся мгновенно. На 
суде все всплыло, и чеченец сам загремел в места не столь отдаленные. По 
возвращении из мест заключения, устроился работать начальником сейсмической 
станции, обслуживающий Семипалатинский ядерный полигон. В глухом горном кишлаке 
среди местных жителей он, пожалуй единственный, выглядел интеллигентно. 
Территория станции была прекрасно обустроена, имелся собственный 
дизель-генератор и коротковолновая радиостанция. В подвале – измерительная 
аппаратура, в глубоких шурфах, пробитых в скальном грунте – сейсмические 
датчики. В соседнем помещении профессиональная фотоаппаратура и набор 
дефицитных фотохимикатов.

Селяне поведали интересную историю. Как-то Ахмет шел мимо сельпо. Его окликнули 
несколько местных парней:

– Эй, чечен, пойдем выпьем!

– Я без закуски не пью.

– Что выпендриваешься, мать-перемать?

Ахмет молча подошел, залпом опрокинул протянутый стакан. Затем вытащил из ножен 
охотничий нож, отмахнул матерщиннику половину уха, зажевал.

Этот абрек подрабатывал еще тем, что воровал в соседних селах и резал коров, 
мясо на молоковозе отправлял знакомому шашлычнику в Джамбул.

За ним приехала милиция. По дороге Ахмет попросился по нужде. Был сильный мороз,
 лежал глубокий снег. Милиционеры на всякий случай, сняли с него обувь и 
выпустили на улицу в одной рубашке. Ахмет рванул в горы. Милиционеры пару раз 
пальнули в воздух, однако беглец не обратил на это никакого внимания. Так и 
убежал босиком.

Я заинтересовался этим джигитом давно, потому что в мои руки попал 
изготовленный им фальшивый военный билет. Я приехал к нему ночью в 
сопровождении нескольких автоматчиков, выделенных Феликсом Куловым, в ту пору 
заместителем Таласского УВД. Меня мало волновали криминальные выверты Ахмета, 
лишь попросил предоставить четкое алиби: где он находился 4-го декабря, когда 
был убит Председатель Совмина. Этот разбойник мне понравился.

Занимаясь розыском оружия, я получил сведения на полторы сотни нарезных стволов,
 среди которых числились пулемет ПК, несколько автоматов Калашникова, СКС. Я 
ознакомил с этими данными своего друга, начальника угрозыска Кировского РОВД. 
По его просьбе не стал передавать наверх сразу всю информацию, а посылал 
справки в Управление КГБ каждую неделю, дозируя по десять-пятнадцать стволов. 
УКГБ передавало сведения на реализацию в УВД. Оттуда присылали ориентировку в 
РОВД. За это время мой друг успевал подработать по своим каналам и изъять часть 
оружия. Приезжает из областного центра грозное милицейское начальство, а им 
пожалуйста – стволы на столе. Все довольны.

Копаясь в связях водителя-немца Султана Ибраимова, убитого вместе с ним, я 
добрался аж до агента ЦРУ в Греции, действующего на канале въезда Советских 
граждан. Москва меня вовремя остановила, очертив круг поиска.

Султана Ибраимова убил Смагин. Это доказано. Однако мотивы убийства так и 
остались невыясненными. Труп Смагина был обнаружен повешенным на собственном 
шарфе в пригородной электричке, кажется в Куйбышеве. Муссировались слухи, что 
его ликвидировали сотрудники КГБ по указанию Юрия Владимировича Андропова. Если 
это правда, то дело принимает иной оборот. У меня на этот счет есть собственная 
оперативная версия. Интересно было бы когда-нибудь докопаться до сути.




Глава 11. Дело луководов


Бригадир луководов одного хозяйства в моем районе попался на том, что не 
оформил расход мешков на 8 тысяч рублей. Его тут же арестовали и посадили в 
СИЗО Кировского райотдела милиции. Ни для кого не было секретом, что луководы 
самые богатые люди. Например, каждый луковод, чтобы получить гектар земли, 
давал бригадиру весной взятку в размере 1 тысячи рублей. Под лук в этом 
хозяйстве отводилось 260 гектаров пашни. Кроме того осенью бригадиру полагалось 
отдать десятую часть урожая. При официальной урожайности 250 центнеров лука с 
одного гектара, трудолюбивые корейцы собирали по 500 центнеров. Цена лука в 
Сибири 3 рубля за килограмм. Можете сами подсчитать выручку одного колхозного 
бригадира. А таких хозяйств у нас десяток. Разумеется, львиная доля денег 
попадала в карманы председателей колхозов. Они в свою очередь делились в 
районными руководителями. Те платили дань выше. Нити потянулись очень высоко, в 
ЦК КП Киргизии. У меня к бригадиру луководов тоже был определенный интерес. На 
моей территории проживало 13 подпольных миллионеров. В соседних областях 
Казахстана и Узбекистана их было гораздо больше. Изредка они «оттягивались», 
снимая на несколько суток приличный дом и выставляя вооруженную охрану. Причем 
наши предпочитали гулять в соседних республиках, а их люди у нас. Бывало, 
приглашали отдохнуть нужных людей. Играли в карты. Нужный человек, разумеется, 
выигрывал крупную сумму. Если он, подозревая, что это все-таки взятка, 
отказывался от денег, играли на «интерес»: например, был случай, когда человеку 
захотелось переспать с девственницей-блондинкой. На этот случай джамбульские 
мафиози специально держали на примете нецелованных девочек разных 
национальностей. За любовь им неплохо платили. Правда, попадались и 
принципиальные девочки, которых братва была вынуждена просто похищать на ночь, 
затем топить в Кировском водохранилище. За «моим» бригадиром уже числилось два 
трупа.

Мне помогали советами старые мудрые оперативники из КГБ Киргизии и соседнего 
Джамбульского УКГБ. Они и подсказали, чтобы взять дело в свое производство, 
нужно ориентироваться на поиск валюты и золота. С начальником уголовного 
розыска Кировского РОВД провели внутрикамерную разработку бригадира, не 
поставив в известность даже его Руководство. Через пару месяцев вышли на 
нелегальный канал поступления золота из Магадана. Тем временем, друзья 
бригадира договорились с областным прокурором за взятку в 50 тысяч рублей 
освободить своего «бугра». Я доложил об этом в УКГБ. Мукамбаев сообщил устно 
первому секретарю обкома. Секретарь не захотел сажать прокурора и попросил 
составить от имени УКГБ информацию в облпрокуратуру, типа: «по непроверенным 
данным, одному из сотрудников прокуратуры в ближайшее время собираются дать 
взятку за прекращение уголовного дела в отношении…» и т. д. Прокурора чуть не 
хватила кондрашка, он с инфарктом оказался в больнице. Луководы, ничего не 
подозревая, пришли его проведать.

– За мной следит КГБ – успел прошептать бледный неудачник, хватаясь за сердце. 
Второй инфаркт.

Осерчавшая братва быстро вычислила, чьих это рук дело, и приняла решение 
«убрать этого молокососа».

Убрать – это как: убить что ли? Ту еще начальник райотделения КГБ, 
возвратившийся из длительной командировки, отобрал у меня пистолет. Начал 
буквально по минутам расписывать распорядок дня, запретил ездить в 
луководческий район, мог внезапно позвонить или нагрянуть в неурочный час на 
квартиру под пустячным предлогом. К такому повороту событий я подготовился 
заранее: перевел работу негласных помощников на особый режим, заимел неучтенный 
пистолет. Супруга спала с заряженной двухстволкой под кроватью (по ночам я 
обычно мотался по району).

Плохо, если меня прирежут. Еще хуже, если я пристрелю нападающего. Нужно было 
срочно переходить к активным формам защиты. И тогда мы с другом, начальником 
угро, разыграли комбинацию.

Поздно вечером я позвонил дежурному РОВД и попросил соединить с уголовным 
розыском. По оперативным данным, этот капитан работал на луководов, именно 
через него бригадир, сидящий в СИЗО, поддерживал связь с внешним миром. Я не 
сомневался, что дежурный через коммутатор будет прослушивать наш разговор. 
Через полчаса заехал в милицию. Вскоре к нашей компании присоединился и капитан,
 «случайно» заглянувший в кабинет. Как раз в это время я жаловался на жизнь. 
Размахивал нетабельным оружием и грозился перестрелять всех мафиози. Начальник 
уголовного розыска, поддакивая, за моей спиной подмигивал капитану, какие, мол, 
эти кагебисты козлы. Не называя фамилий и адресов, я разоткровенничался, что 
хорошо знаю расположение комнат в доме главного мафиози:

– У него в стене, выходящей на улицу, за картиной японский сейф. Как вы думаете,
 что там хранится? Вряд ли золото и бриллианты. Скорее всего магнитофонные и 
фотографические пленки с компроматом. В принципе неплохо было бы уронить ночью 
на эту стену с проезжающего трейлера экскаватор. Шум, гам! Примчится милиция. 
Или устроить взрыв. На веранде у него стоит газовая плита с большим баллоном. 
Остается лишь, подперев дверь в комнату, зажечь конфорку и поставить на огонь 
баллон с газом. Через пять минут можно вызывать пожарных и милицию. Сейф будет 
обнаружен наверняка. Особенно, если я предупрежу милицию.

Дежурный сидел, развесив уши.

У этой истории печальный конец. Дело кончилось тем, что был задавлен машиной 
начальника ГАИ начальник РОВД, не имевший никакого отношения к разработке 
бригадира луководов. Когда начмил проходил вдоль стены, начальник ГАИ резко 
сдал назад и припечатал беднягу к стене. Может быть и случайно. Помогавший мне 
начальник угрозыска лишился одной звезды на погонах и отправился участковым в 
глухую деревню. Заместитель областного прокурора – упертый, принципиальный 
парень, который вел дело бригадира, получил орден «Знак почета» и с повышением 
переведен в другую область, а я был срочно отправлен на учебу. Преступник 
получил 4 года, хотя тянул на «высшую меру» с конфискацией имущества. Поскольку 
он уже отсидел почти год в СИЗО, вскоре вышел на поселение.

Когда меня спрашивают, каким образом я устроил себе такую карьеру, попав из 
провинциального района в Москву, отвечаю:

– Хорошо работайте и от вас наверняка постараются избавиться.




ЧАСТЬ 6. ШКОЛА ДИВЕРСАНТОВ


На вопрос: «Где сокровища хранишь?» – простер руку и указав на дружину, 
ответил: «В них!»

    Александр Македонский




Глава 1. Учеба в диверсионной школе


В середине февраля 1982 года я приехал в подмосковный город Балашиху на Курсы 
усовершенствования офицерского состава (КУОС) КГБ СССР. Вновь медкомиссия и 
серия тестов на пригодность к службе, связанной с парашютными прыжками и 
подводным плаванием, С 1 марта приступили к занятиям. Много бегали по ночному 
лесу, ломая тонкую корку льда, и проваливаясь в ямы с водой по пояс. Изучали 
иностранное оружие и минно-взрывное дело. Боролись и дрались. Принимали на слух 
морзянку и работали на ключе (хотя имели быстродействующие радиостанции). 
Лазали по скалам и прыгали с парашютом. Нас натаскивали замечательные 
педагоги-практики, имевшие опыт боевой работы во многих странах мира.

Физическую подготовку преподавал Александр Иванович Долматов. Он превратил наши 
мускулы в железо, приучал не бояться мордобоя. Учил метать в цель ножи и топоры,
 пользоваться подручными средствами в рукопашном бою с более сильным 
противником и драться одновременно с шестью партнерами. Этот вариант схватки 
так и прозвали: «Долматовская шестерка». Александр Иванович высоко ценил в 
своих воспитанниках задатки агрессивности и всячески их развивал. На занятиях 
он никого не делил на весовые категории: спарринг-партнером стокилограммового 
«бивня» мог оказаться «мухач» в два раза меньшей комплекции.

Как-то на занятия приковылял, опираясь на палку, «каскадер», только что 
вернувшийся из Афгана. Снял шапку перед строем, поклонился в пояс Александру 
Ивановичу:

– Мужики! Если бы не долматовские уроки, не стоял бы сейчас перед вами. Попали 
мы в горном ущелье в засаду. БТР горит, валяются трупы, стонут раненные. Мы, 
как учил Долматов, рассыпались, разбежались в разные стороны, попрятались за 
камни. Отбили атаку «духов», продержались до прихода подмоги.

Самой лестной похвалой для слушателей было получить от него прозвище «лось» или 
«зверь».

Огневой подготовкой заправлял Быстряков Федор Степанович, ветеран Великой 
Отечественной войны, великолепный рассказчик и балагур, любивший розыгрыши и 
подначки, про которого много лет назад сложилась присказка:

– Кто вас учит, мудаков?

– Дядя Федя Быстряков!

Он умел за одно занятие доходчиво объяснить принцип действия десятков систем 
оружия, которые знал в совершенстве. К метанию ножей относился скептически:

– Ребятишки, зачем спецназу нож? Если думаете, для того, чтобы резать часовых, 
заблуждаетесь. Нож спецназу нужен, чтобы порезать колбаску или сало! А для 
часовых у нас припасены бесшумные пистолеты.

На стендах в классе у него висело множество пистолетов иностранного 
производства с самодельными глушителями, изготовленными слушателями в качестве 
курсовых работ.

Про каждый ствол он мог рассказать интересный эпизод из своей практики. 
Например, извлечет из своего бездонного кожаного портфеля «Парабеллум»:

– «Парабеллум» в переводе на русский означает «готовься к войне». Пистолет, 
конечно, красивый. На фронте все наши штабные офицеры и тыловики западали на 
него. Я иногда уступал свой «парабеллум» какой-нибудь тыловой крысе за пару 
котелков спирта. Пойдет этот блудливый козел в медсанбат, похвастает перед 
Маруськой, навешает лапшу на уши, как ходил в тыл врага и взял в плен генерала, 
покажет пистолет. Все, любовь до гроба! У немцев происходило то же самое. Их 
тыловики ходили к Гретхен в свой немецкий медсанбат и хвастались трофейными ТТ. 
Не сомневаюсь, что вы, ортодоксы, тоже будете пользоваться этим приемом, когда 
начнете охмурять медсестричек Кабульского госпиталя. А через Афганистан 
пройдете все.

Помню соревнования между учебными группами. В ночной лес поодиночке 
забрасываются слушатели, которые в обусловленное время должны прибыть в пункт 
сбора. Собравшись, группа с помощью радиопеленгатора начинает поиск груза и 
находит тяжеленный, опломбированный ящик без ручек. Притаскивает его в 
расположение. Затем бегом в тир. Нужно собрать пять пистолетов разных систем из 
множества деталей, перемешанных в одном ящике. Из этих пистолетов каждый 
слушатель должен выпустить по одной пуле. На каждую группу выделяется одна 
мишень. Кто из бойцов попал, кто промахнулся – неизвестно. С последним 
выстрелом щелкает секундомер. Мишени вывешиваются в фойе. Подводится итог. 
Наутро победившей группе в торжественной обстановке начальник диверсионной 
школы лично вручает огромный торт.

Аналогичный метод обучения я потом применял в работе с Афганским спецназом.

Больше всего мне нравились занятия по минно-взрывному делу. Под руководством 
Бориса Андреевича Плешкунова и Петра Ивановича Нищева рвали рельсы, разносили в 
крошку железобетонные блоки. Лазили по ночам по фермам мостов через Москву-реку,
 устанавливая учебные заряды. Лепили бомбы из самодельной взрывчатки, 
конструировали мины-ловушки. Один хохмач-слушатель изготовил портфель-сюрприз с 
«черемухой» и подсунул Борису Андреевичу. Однако «мудрый Боря» не стал его 
разминировать. Так и простоял портфель на полке три года, пока батарейки 
питания надежно не сели. Навыки, полученные у Бориса Андреевича, мне здорово 
пригодились в Афганистане.




Глава 2. Бомба в кабинете зампреда КГБ


Петр Иванович Нищев поведал случай из своей практики, как обезвреживал 
самодельное взрывное устройство. В 1978 году произошел взрыв в Московском метро,
 повлекший человеческие жертвы. В КГБ было заведено дело оперативной разработки 
и началась тотальная проверка всех лиц, хоть когда-либо имевших отношение к 
взрывным делам, в том числе преподавателей и слушателей КУОСа. На всех вокзалах 
установили негласное круглосуточное дежурство. И вот однажды взрывник с бомбой 
вновь приехал в Москву. На Курском вокзале он долго сидел в зале ожидания, 
изучая остановку. Наконец потянулся к сумке, чтобы включить тумблер. В этот 
момент дремавший напротив молодой человек сунул правую руку за пазуху. Приняв 
его за чекиста, взрывник перепугался, выскользнул из зала и был таков, так и не 
включив электрическую цепь. На бесхозный багаж сделал стойку вокзальный воришка.
 Вынеся из зала, заглянул туда и обомлел, увидев массивный чугунный корпус, 
провода, лампочки и выключатели. Бросив сумку в тамбуре, воришка тоже сделал 
ноги. Утром уборщица, выметая мусор, обнаружила ее и вызвала милицию. Милиция 
позвонила в КГБ. Доблестные чекисты притащили бомбу на Лубянку прямо…в кабинет 
зампреда. Собралось большое начальство и стало решать что делать дальше. А 
часики-то тикают! Догадались вызвать специалистов из балашихинской диверсионной 
школы и спецлаборатории ОТУ КГБ. Показывают им на сумку и предлагают 
обезвредить. Петра Ивановича затрясло от бешенства:

– Нельзя ее ни открывать, ни сдвигать с места. И вообще, какой мудак приволок 
бомбу сюда?

– Но-но, не кипятись. Может разрезать сумку сбоку?

– И резать нельзя!

– Давайте просветим переносной рентгеновской аппаратурой.

– И просвечивать не рекомендуется! Мало ли какой датчик там установлен.

– Но ведь бомба до сих пор не взорвалась, сколько ее ни кантовали?

– А если там установлен временной предохранитель, и бомба только что встала на 
боевой взвод? Да и медлить тоже нельзя!

Смех и грех. Короче говоря, выгнали всех из кабинета и смежных помещений. 
Вызвали пожарных. Натаскали мешков с песком, обложили сумку со всех сторон. 
Засучив рукава, перерезали провода, убрали батарейки питания. Предварительно 
просветив рентгеном, вскрыли корпус. Вытащили электродетонаторы. Обезвредив 
бомбу, с облегчением вытерли со лба проступивший пот. Слава богу, взрывное 
устройство оказалось без сюрпризов.

С той поры Руководство КГБ решило сформировать специальное подразделение 
взрывотехников.

На день Победы пригласили на КУОС убеленных сединами ветеранов: Старинова И.Г., 
Судоплатова П.А., Ботяна А.Н., Орлова А.А. Много интересного они рассказали. 
Одно дело читать приукрашенные отчеты о проведенных операциях, другое дело 
услышать из первых уст как было на самом деле. И это была замечательная 
традиция КУОСа соблюдать преемственность поколений.

Особенно поразил Павел Анатольевич Судоплатов. Человек, много лет возглавлявший 
Четвертое (разведывательно-диверсионное) управление НКВД, отсидевший 15 лет в 
советской тюрьме и перенесший тяжелейшие пытки, до конца остался верен идеалам 
Социализма. Последний раз я слушал его речь уже будучи преподавателем КУОСа в 
мае 1991 года. Тяжело опираясь на трибуну, в конце своего короткого, пожалуй, 
даже осторожного выступления, он не сумел сдержать эмоций. Смахнув непрошенную 
слезу, с какой-то яростью воскликнул:

– Товарищи, мы ликвидировали многих. Но ведь мы уничтожали врагов! Посмотрите, 
что творится сейчас?

По слухам за его управлением числилось более двух тысяч «жмуриков».

На территории КУОСа формировались отряды «Зенита» и «Каскада», уходившие в 
Афганистан. Туда же возвращались с боевых заданий. В нашей учебной группе тоже 
было несколько ребят, понюхавших пороху. По ночам пили с ними водку и часто 
засиживались до утра, слушая рассказы о войне. Их откровения поначалу 
шокировали. Особая ценность таких «бдений» заключалась в том, что мы усваивали 
боевой опыт старших товарищей и психологически привыкали к неизбежной крови и 
потерям. Это была великолепная школа! Преподаватели не чурались составить нам 
компанию, и не делали секрета с того, что нам тоже придется повоевать. Да и мы 
сами догадывались, что неспроста учебу, рассчитанную на 7 месяцев, сократили до 
4-х, уплотнив насыщенность и интенсивность занятий в полтора раза!

По окончании учебы нам всем дали полюбоваться свидетельствами, где значилось, 
что мы являемся командирами групп специального назначения. Потом документы 
опять забрали. Отныне они будут храниться в наших личных делах.

Объявили всем желающим продолжить службу в разведывательно-диверсионных 
подразделениях явиться в отдел кадров. Многие пошли, но не всех взяли. Так, 
например, мой сосед по койке, подводник Тихоокеанского флота, коренной москвич 
с прекрасным знанием китайского языка, почему-то остался за бортом и вернулся 
на свою подводную лодку сторожить пролив Лаперуза. Мы с друзьями, 
посоветовавшись, решили не торопить события, подождать, что будет дальше. Через 
пару дней в коридоре вывесили список отличников с требованием явиться на 
собеседование. По алфавиту я значился первым. Кадровик, закурив трубку, 
выпустил густое облако ароматного дыма и объяснил, что дальнейшая служба будет 
связана с органами внешней разведки, и что в течение двух лет предоставят 
квартиру в Москве. Я попросил разрешения посоветоваться с женой и позвонил 
домой. Надюша согласилась. Кадровик удовлетворенно кивнул:

– Возвращайтесь в свое территориальное подразделение и ждите вызова.




Глава 3. Служба в «Вымпеле»


Я пришел в «Вымпел» 20 октября 1982 года. Вначале выпускники КУОСа в 
подразделении составляли большинство. Средний возраст – около 30 лет. Воинские 
звания от старшего лейтенанта до майора. Это были в основном умудренные в 
житейских делах специалисты, имевшие не только контрразведывательное 
образование, но и гражданскую специальность. Многие получили боевое крещение в 
Афганистане в составе отрядов «Зенит» и «Каскад».

Кроме бывших контрразведчиков в нашей части служили и ребята из числа 
профессиональных разведчиков, «засвеченных» перед иностранными спецслужбами. 
Так, у нас был парень, много лет проработавший в Латинской Америке под 
дипломатическим прикрытием. Другой – переводчиком на Ближнем Востоке. Третий – 
бывший нелегал.

Были и кадровые военные, представители почти всех родов войск: десантники, 
танкисты, летчики, моряки, пограничники. Многие пришли с оперативной работы в 
Особых отделах.

Особо следует остановиться на политорганах. Поскольку в Союзе основной 
направляющей силой была КПСС, наверху, видимо, посчитали, что без их 
представителей обойтись нельзя. Правда, мы не понимали, чему может научить 
оперативников дубоватый армейский замполит по прозвищу «Валька-синюшный»? Его 
вскоре были вынуждены убрать от нас. Вместе с тем в «Вымпеле» читали лекции по 
марксистско-ленинской теории специалисты, пользовавшиеся у нас глубоким 
уважением за принципиальность и честность. Одного из них даже уволили из 
органов за то, что был излишне откровенен в своих взглядах на нашу 
действительность. Вернувшись из всесоюзной научно-практической конференции по 
марксистско-ленинской теории, он с горечью констатировал:

– В выступлениях именитых теоретиков не содержится ни одной свежей мысли. Мы, 
молодые ученые, объединив усилия, пытались дать бой, но нам не дали слова. Если 
так будет продолжаться еще несколько лет, социализм обречен.

В подразделении обеспечения служили и солдаты срочной службы.

Помню принятие Присяги молодыми бойцами. Новоиспеченные солдаты, вытягивая 
тонкие шеи, старательно печатают шаг по плацу, а их родители изучают трибуну и 
гадают, в каких войсках служит сын? Командир части Эвальд Григорьевич Козлов, 
капитан второго ранга в черной морской форме с «Золотой звездой» на груди. 
Рядом красуются полковник-авиатор и подполковник-пограничник. Командуют парадом 
офицеры с петлицами связистов. А по территории части слоняются расхристанные 
парни в импортных джинсах.

Начальником штаба в «Вымпел» пришел подполковник-пограничник Феликс 
Александрович Макиевский. Как любой кадровый военный, он начал с наведения 
порядка во вверенном хозяйстве. Появился приказ: всем подстричься, побриться и 
облачиться в единую военную форму! Первыми взроптали моряки. Ссылаясь на 
морские привелегии и многозначительно кивая в сторону командира части, они 
отстояли свои бороды и черные мундиры. Один участник Эфиопской кампании по 
кличке «Матрос» даже кобуру с пистолетом носил принципиально морскую: она 
болталась на ремешках ниже колена! Оперативники КГБ заикнулись было, что в 
контрразведке военную форму одевают всего два раза в год: на первомайские и 
ноябрьские праздники. А сотрудники внешней разведки вовсе не имели мундиров, 
шинелей и сапог. Однако начштаба был непреклонен. Тогда «штирлицы» начали 
обсасывать идею как-нибудь заявиться на строевой смотр в американской, немецкой 
или французской форме, поскольку в Уставе не оговорено, что военнослужащий 
обязан носить именно Советскую форму!

Дальше – больше. Начали нас, сугубо штатских, задействовать дежурными по части. 
Представьте себе развод караулов, священный для военных ритуал. А меня смех 
разбирает: стою, ладонь под козырек а на лице идиотская улыбка шесть на девять. 
В полночь – телефонный звонок: дежурный горотдела милиции сообщает, что наши 
офицеры опять устроили дебош в ресторане «Бычий глаз», в данный момент держат 
круговую оборону и сдаваться милиции не желают. Придется вызывать подмогу из 
военной комендатуры.

– Стоп, братан! Никого вызывать не надо. Сейчас приедем, разберемся. C меня 
причитается.

Посылаю помощника на оперативной машине с задачей замять инцидент, дежурного 
милиции отблагодарить, ребят развести по домам, особо нетранспортабельных 
доставить в расположение. Под утро возвращается смертельно усталый помощник и 
заплетающимся языком сообщает, что все в порядке. С чувством исполненного долга 
заваливается на кушетку. В 8 утра прапорщик из КПП сообщает, что прибыл 
командир (в то время командиром части уже был Владимир Александрович Хмелев). 
Положено выбежать на улицу, зычным голосом прокричать: «Смир-р-на!», даже если 
никого вокруг нет, и докладывать. Военные так и делают. Выглядываю в окошко, на 
улице зябко. Зачем командира держать на морозе? Дожидаюсь, когда он входит в 
вестибюль, делаю пару шагов навстречу:

– Товарищ контр-адмирал, за время Вашего отсутствия происшествий не случилось.

Командир морщится:

– Не за время моего отсутствия, а за время Вашего дежурства.

Я возражаю, что дежурство мол еще не кончилось. Командир ехидничает:

– Логика Ваших рассуждений резонна, товарищ майор. Однако рекомендую почитать 
Устав!

Возвращаюсь в дежурку и открываю Устав внутренней службы. Черт возьми, 
действительно, командир прав.

Через полчаса он вызывает на ковер:

– Почему не доложили о ночном происшествии?

– Так мы сами во всем разобрались, зачем было Вас беспокоить по пустякам?

– Ваша инициатива и забота о командире похвальна. Но я обязан знать обо всех 
чрезвычайных происшествиях в части. Понятно?

– Понятно.

Начальник штаба, прослышав об этом диалоге, пришел в ужас. Вскоре нас, 
«пиджаков» перестали назначать дежурными по части.




ЧАСТЬ 7. ПЕРВАЯ КОМАНДИРОВКА В АФГАНИСТАН. 1983 год


Все равны мы перед смертью,

Всех разит ее копье,

Лучше славная кончина,

Чем позорное житье.

    Шота Руставели




Глава 1. Отряд «Омега»



В конце 1982 года окончательно укомплектовали отряд «Омега», состоящий из 9 
групп. В течение нескольких месяцев мы проходили специализацию по разведработе 
в Афганистане. Потом нашу девятую группу отделили от остальных ребят. Два 
месяца интенсивно натаскивали на слаженность действий в составе группы захвата: 
как нам объясняли, для показа новому председателю КГБ Федорчуку. Под 
руководством Александра Ивановича Долматова ежедневно по четыре часа занимались 
рукопашным боем. В группе было два летчика, два моряка, два специалиста со 
знанием редкого языка (не буду говорить какого), и врач. Задали темы рефератов: 
«Как захватить самолет» и «Как захватить судно». Мы были предупреждены не 
болтать лишнего вне группы, и никому не раскрывать специфику и программу 
подготовки. С нами денно и нощно находились два молчаливых контрразведчика, 
следившие за каждым шагом и особенно разговорами. Нашим командиром был назначен 
Серега по прозвищу «Кровавый»: он успел повоевать в отрядах «Зенит» и «Каскад». 
Его заместителем Коля Швачко, в декабре 1979 года штурмовавший дворец Амина в 
составе группы «Гром» отряда «Альфа». Ну, а мы, остальные бойцы, в званиях от 
старлея до майора, хоть и владели несколькими смежными специальностями, но 
боевого опыта еще не имели. Так что у многих из нас чесались руки ввязаться в 
какую-нибудь заварушку посерьезнее. Ходили слухи, что нашу группу натаскивают 
на проведение операции по освобождению большой группы советских солдат, 
попавших в плен к моджахедам. Причем особо не скрывали, что некоторые из нас 
возможно погибнут при выполнении задания, а останки наши не сумеют вернуть на 
Родину. Мы к этому психологически были готовы. Вообще-то на закулисных 
переговорах лидеры Афганской оппозиции согласились отпустить часть пленных, 
если Советская сторона всего лишь признает их военнопленными. Принять их 
предложение означало бы, что мы ведем официальную (объявленную или 
необъявленную, какая разница?) войну против Афганского народа. Поэтому Кремль 
уперся, дескать мы ни с кем не воюем, а лишь помогаем партнерам бороться с 
бандитизмом. Оппозиция готовилась провести заседание международного суда в 
одной из стран третьего мира и показать всему миру наших плененных 
военнослужащих. В какой стране должен был состояться суд, можно было догадаться 
по переводчикам, включенным в состав нашей группы.

Однако в феврале 1983 года летчиков, моряков и переводчиков из группы убрали, а 
нас в полном составе отправили в отпуск, объявив, что по возвращении из отпуска 
поедем в Афганистан. Я приехал в родной Талас. Месяц пролетел быстро. Настала 
пора расставания. Родные и близкие организовали проводы. Ни для кого не было 
секретом, что ухожу на войну.

Воинственная бабушка Жамал размахивала клюкой:

– Будь храбрецом, не осрами честь отцов!

Мама, украдкой утирая слезы, замесила ночью тесто и испекла маленькую лепешечку.
 Утром она дала мне откусить от нее, а остальное повесила на шнурке в укромном 
месте:

– Доешь когда вернешься, сынок!

Во все времена киргизские женщины свято соблюдали эту традицию. До сих пор на 
юге Киргизии многие вдовы Великой Отечественной войны хранят лепешечки, 
надкушенные их мужьями. Хранят, все еще надеясь на чудо.

Отец, человек сугубо мирный, не нюхавший пороху в прошлую войну из-за «брони», 
как-то робко попросил:

– Постарайся не проливать крови, ни своей, ни чужой…

Молодежь смотрела разинув рты, с завистью и восхищением.




«Контрабандисты»


В конце марта в Афганистан отправилась небольшая группа офицеров принимать дела 
и хозяйство у нашего предшественника «Каскада». Через две недели наступил и наш 
черед. Загрузили ИЛ-76 под завязку боеприпасами, дровами, столами и стульями, 
прихватили УАЗик. В некоторых ящиках вместо патронов была водка. Наша непьющая 
группа везла 100 бутылок. Прилетели в Ташкент. На борт поднялся таможенник. 
Подергал за сетку, обтягивающую ящики:

– Мужики, скажите честно, много водки везете?

– По две бутылки!

Таможенник хмыкнул и ушел. Пограничник подписал необходимые документы ничего не 
проверяя. Мы вышли покурить с экипажем. Кто-то из ребят задал летчикам вопрос:

– Ходят байки о том, что «Каскадеры» умудрились нелегально провезти в 
Афганистан девчат?

Пилоты дружно расхохотались. Командир корабля начал свой рассказ:

– На самом деле все было несколько иначе. Возвращались мы в прошлом году из 
Кабула с «Каскадом». В Ташкенте ребята разбрелись по городу. Собирать пришлось 
их долго. Подхожу к самолету, а в дверях качается невменяемый в дугу парень, не 
пускает на борт. Говорю ему:

– Я командир корабля, как без меня полетите дальше?

– А мне все «парванист»! – отвечает.

Пришлось вытащить пистолет и потыкать в лоб. Он меня сразу зауважал:

– Однако свой мужик! Пойдем выпьем?

Тут бортмеханик шепчет, что они провели на борт двух девчат. Осмотрел самолет – 
никого нет. Догадался, что их спрятали за створками грузового люка. Подошел 
туда и громко говорю:

– Сейчас поднимемся на высоту 10 километров, там мороз минус сорок и кислорода 
мало. За четыре часа полета превратятся ваши дамы в сосульки.

Девчата сразу в рев. Открыли створки, выпустили. Не стали сдавать в милицию, 
просто выгнали с территории аэропорта.




Перелет через границу


Наш борт заправили горючим, полетели дальше. Над государственной границей СССР 
проревела сирена. Плеснули по кружкам. К нам спустился командир корабля. Выпили.
 Прильнули к иллюминаторам. Под нами широкая Аму-Дарья, разделяющая два мира. 
На нашем берегу ухоженные зеленые просторы сельхозугодий, асфальтированные 
дороги и богатые села с белоснежными домами, сверкающими оцинкованными крышами. 
На другом берегу серые убогие домики, малюсенькие квадратики полей. Контраст 
разительный!

Над Кабулом пристроился эскорт боевых вертолетов. Пара МИ-24, прикрывая от 
душманских ракет, шла немного ниже-сбоку заходящего на посадку ИЛ-76, щедро 
выстреливая в разные стороны звездочки тепловых ловушек.

В Кабульском аэропорту грохотали турбины, махали лопастями вертолеты. Четверка 
пятнистых МИГ-21 с красными звездами на килях и с бомбами на подвесках в 
плотном строю одновременно оторвалась со взлетно-посадочной полосы. Лидировала 
«спарка». Мы догадались, что в переднем кресле афганец-наводчик.

На стоянке толпились загорелые, продубленные «каскадеры», упакованные в «фирму» 
и кожу, с огромными колониальными чемоданами. Они возвращаются домой, мы их 
заменяем. Нашу группу встречал Серега-"Кровавый". Вроде недавно расстались, но 
в его повадках уже чувствовалось что-то особенное, отличавшее от нас. Даже по 
тому, как он носит оружие, было видно, что это матерый вояка. Возгласы, объятия,
 похлопывания по плечам.

Минут через пятнадцать вернулись «Мигари», чертом прошли над нами, крутнули 
«бочку». Понятно: отбомбились удачно. В отличие от них «спарка» не хулиганила и 
села нежно.

«Каскадеры» погрузились на борт Ил-76. «Омеге» подали автобусы с задернутыми 
шторами. Однако Серега посадил нашу группу в хлебовозку. На вопрошающие взоры 
лишь усмехнулся:

– Береженого бог бережет.




Начало работы


Наша группа «захвата» разместилась на вилле и в подсобном помещении 
представительства КГБ в Кабуле, а остальные восемь групп были разбросаны по 
провинциям.

Пару месяцев нас почти не загружали работой. Мы занимались разной мелочевкой, 
например, наводили порядок в приданной группе обеспечения, доставшейся нам в 
наследство от «Каскада». Представьте такую картину: у ворот виллы часовой в 
затрепаном хэ-бэ, без головного убора и ремня, в рваных спортивных тапочках на 
босу ногу, но зато при автомате на плече, жуя жвачку, лениво валяет за шкирку в 
густой пыли местного мальчонку, приговаривая «буру, бача», что означает «пошел 
вон, мальчишка». Остальные пацанята весело скачут вокруг, выкрикивая русские 
ругательства. Интернационализм в действии!

Используя «жидкую валюту» и личные связи среди офицеров 40-й армии, нам удалось 
за короткий срок помыть, одеть и накормить наше расхристанное воинство. Они 
стали похожи на солдат, а не на бандитов с большой дороги.

Вечерами бегали в Советское посольство смотреть фильмы и кадрить тамошних 
дамочек. Они нами восхищались, жалели, кормили домашними пирогами и согревали 
как могли. Ревнивые посольские мужики не раз использовали «дипломатические 
приемы» воздействия на наше начальство, пытаясь закрыть нам калитку, но 
открытого обострения отношений избегали.

Постепенно начали втягиваться в работу. У меня было несколько обязанностей: 
советника начштаба и особого отдела оперативного батальона 5-го Управления ХАДа,
 завскладом вооружений отряда «Омега», специалиста по обезвреживанию 
взрывоопасных предметов.

Работа советника заключалась в том, чтобы научить афганских офицеров 
организации штабной работы и агентурно-разведывательной деятельности. Забавное 
в этом было то, что я не знал их языка, а они – русского. Общались мы через 
переводчиков – солдат срочной службы, призванных из Таджикистана. Но сперва 
этим солдатам пришлось прочитать краткий курс оперативной подготовки: кто такой 
агент, резидент, связник, тайник и т. д. – в нарушение всех существующих 
инструкций и правил конспирации.

Как у завскладом вооружений, у меня тоже было немало головоломок. Откуда-то 
образовался излишек автоматных и пулеметных рожков, штык-ножей и ночных 
прицелов. А с автоматическими 30-мм гранатометами АГС-17 был и вовсе анекдот: 
их было четыре штуки, к ним – пять оптических прицелов, но все девять единиц по 
номерам не соответствовали числившимся в описи. Лихие были все-таки наши 
предшественники ребята-"каскадеры", если умудрились все так запутать!

Ну, а работа специалиста по обезвреживанию взрывоопасных предметов и вовсе 
требует отдельного разговора. Мне довелось дважды выгребать из подвалов 5-ого 
управления тонны снарядов, мин, ракет и патронов – расплющенных, раздавленных 
гусеницами танков, неразорвавшиеся авиабомбы, а также кучу всякого хлама, 
назначения которого даже я не знал. Это, пожалуй, было самым неприятным. Как-то 
одна такая штука щелкнула у меня в руках и начала нагреваться: а мы в этот 
момент везли в УАЗике несколько сот килограммов взрывоопасного груза, плюс у 
каждого на руках по два изувеченных снаряда, требующих деликатного обращения. К 
тому же оказались мы на людном перекрестке.

Я представил, как взрываемся, а вся наш смертоносный груз разлетается на сотни 
метров вокруг и тоже взрывается… Но, к счастью, оказалось, что это изделие – 
всего лишь химический источник электроэнергии к душманскому ПЗРК. «Черт, – 
подумал я после, – не пропускал бы занятия на курсах ПВО, не было бы такого 
ляпсуса».

А однажды мы разжились ящиком хозяйственного мыла, по незнанию занесенного 
афганцами на склад тротила. Я сделал страшные глаза и объявил, что это очень 
опасная взрывчатка, требующая немедленной эвакуации и уничтожения. Мы вывезли 
его и по-братски разделили среди афганских саперов. Естественно, на другой день 
об этом знало все 5-ое управление. Наш юмор оценили.




Праздник Саурской революции


В апреле партнеры пригласили нас на прием в честь очередной годовщины Саурской 
революции. По этому случаю в 5-м Управлении ХАДа натянули огромную армейскую 
палатку. Рядом под открытым небом расставили стулья, возвели трибуну. Несколько 
сот афганских оперативников, советников и каких-то дехкан в национальной одежде 
занимают места. В президиуме – руководство. Выступающие произносят речи, однако 
наше внимание больше занимает обслуга, которая заносит в палатку разнообразные 
закуски и запотевшие бутылки. На трибуне появляется начальник Управления доктор 
Баха и наш генерал с переводчиком. Баха отмечает огромную заслугу своих 
негласных помощников в деле борьбы с бандитизмом. Затем начинает по одному 
приглашать агентов, жмет им руки, что-то говорит. Наш генерал вручает им всем 
памятные часы от имени Советского правительства, тоже жмет руки.

Через год, когда я рассказывал об этом эпизоде сотрудникам территориального 
управления КГБ в своем родном городе Таласе, наши оперативники так и не 
поверили, что можно запросто собрать вместе всю агентуру Управления.

Наконец, мы в палатке. Афганцы любят длинные красивые речи и тосты. А нам бы 
побыстрее принять «на грудь» норму. Поэтому инициативу в свои руки берет один 
наш полковник. Первый тост:

– Да здравствует Саурская революция!

Через десять секунд:

– За здоровье товарищей Наджибуллы и Юрия Владимировича Андропова!

Едва успели присесть и зажевать – третий тост. Он традиционный:

– За погибших!

Молча, не чокаясь, опрокидываем стаканы.

Дальше уже полковник начинает хохмить:

– За здоровье доктора Бахи!

Афганцы как ужаленные вскакивают с места, преданными глазами смотрят в сторону 
своего начальника. Тот краснеет от удовольствия, зыркает на своего замполита. 
Следующий тост успевает перехватить афганский товарищ:

– За здоровье советского генерала!

Теперь уже мы, советники соревнуемся в скорости вскакивания со стульев. Но наш 
тамада не желает уступать бразды правления партнерам. Зычным голосом, нараспев 
он начинает:

– Нашему боевому генералу троекратное, гип-гип!

…полсотни луженых глоток:

– Ура!

– Гип-гип!

– Ура!

– Гип-гип!

– Ура! Ура! Ура! – подключаются афганцы. Мы глохнем. Стены палатки раздуваются 
от децибелл. Хорошо, что у партнеров заранее отобрали пистолеты, а то все 
начали бы палить в воздух!

Очередная порция алкоголя с тихим плеском исчезает в глотках.

Нашего тамаду с тех пор за глаза прозвали полковник «Трунге», что означает 
«троекратное ура нашему генералу».

Афганец, сидевший рядом тихонько толкает меня в бок:

– Товарищ Бек, а что такое «гип-гип»?

– То же самое, что «Зиндабад», то есть «Да здравствует»! – запросто перевожу 
ему.

Дальше уже начинается обычная пьянка. Партнеры по этой части слабее нас 
примерно в два раза. Да и пить ни хрена не умеют: стараются не закусывать, а 
больше налегают на дармовую водку. Здесь спиртное стоит дорого и далеко не всем 
по карману.

Вскоре кто-то поет, кто-то блюет, кто-то лезет целоваться взасос. Наш тамада 
дает знак: дружно встаем и твердой походкой покидаем гостеприимных товарищей. 
Прислуга потихоньку допивает рюмки и доедает закуску.




Глава 2. Первые потери


Нашей группе была поставлена задача подготовить из числа афганцев боеспособное 
подразделение, которое могло бы действовать самостоятельно, не привлекая 
Советскую армию.

Через три месяца удалось сколотить, обучить и вооружить роту численностью в 50 
человек под командованием прекрасного офицера, капитана Башира.

Афганцы пытались контролировать каждый шаг нашей группы, не таясь 
фотографировали, а иногда даже ставили за нами наружное наблюдение. Желтая 
«Тойота» с наружкой по ночам постоянно дежурила у Представительства КГБ. Об 
этой «Тойоте» нас предупреждали еще «каскадеры». Как-то, возвращаясь ночью с 
начальником отдела ХАДа Васэ и заметив машину, я схватился за автомат:

– Душманы! Сейчас я их перестреляю.

Васэ взвопил:

– Не стреляй! Это наши, ХАДовцы. Они охраняют вас!

Проверка сработала. Это было неприятно: ведь мы работали искренне, для них же. 
Мы с пониманием относились к подозрительности и недоверчивости партнеров, но 
даже предполагать не могли, какими глубокими и серьезными были их опасения и на 
какие действия они решатся пойти, стараясь выйти из-под назойливой 
советнической опеки «старшего брата».

Рота Башира полегла в первой же операции. Она была брошена на выручку одного 
агента ХАДа, дослужившегося у душманов до командующего фронтом, и зажатого в 
ущелье соперничающими группировками моджахедов. Агента ребята выручили, но сами 
попали в окружение. После трехдневной перестрелки и многократных мольб о помощи 
прилетели, наконец, 12 вертолетов афганских ВВС и отбомбились… по роте. 
Оставшиеся в живых попали в плен. Башира зверски замучили. Спаслись только двое,
 убежавшие босиком по снегу. Они-то и поведали нам о случившемся.

Для нас это было кошмарной трагедией. Мы не понимали: почему афганцы не 
отправили никого на выручку? Строили самые невероятные версии случившегося. В 
конце концов, «вертушки» могли перепутать цель. Но нам и в голову не приходило, 
что они могли атаковать роту по наводке сотрудника ХАДа, сделавшего это 
сознательно, по распоряжению свыше. И почему наши начальники как воды в рот 
набрали и запретили нам вмешиваться в ход операции?

Здесь, я думаю, самое время пояснить, что у наших начальников существовали две 
совершенно разные точки зрения на события в Афганистане. Одни считали, что 
апрельская революция была затеяна без нашего ведома, афганцы втянули нас в свои 
внутренние разборки и все свои неудачи будут стараться сваливать на нас. 
Поэтому с партнерами следует вести себя крайне осторожно, особенно в части 
советов, как поступать в той или иной ситуации. Идеальный вариант – вообще 
ничего не советовать!

Но в таком случае – какого шайтана мы тут делаем?

Другие генералы КГБ считали иначе:

– Ребята, это наша война, нам ее расхлебывать до конца. Поэтому действуйте по 
обстановке, инициативно и решительно. Помните, что каждый день здесь гибнут 
наши солдаты. Каждая ваша удачная операция спасает их жизни.

Мы были сторонниками второго подхода, но не могли игнорировать запреты 
командира «Омеги», придерживавшегося первой линии. Мы не могли понять его, 
боевого полковника, выполнявшего специальные задания более чем в двадцати 
странах мира, храброго офицера…

О причине странной «робости» командира мы догадались лишь по возвращении из 
командировки. Он не смел рисковать жизнями членов нашей группы захвата в 
заурядных операциях, потому что мы предназначались для более серьезного дела. 
Слава Аллаху, это «дело» не состоялось!




Глава 3. Сколько душманов было в Афганистане в 1983-м году?


По данным 40-й Армии численность их составляла 45–50 тысяч человек. По линии 
КГБ проходила другая цифра: 300–350 тысяч. Почему такая большая разница в 
сведениях? Армию можно понять: за три года войны она израсходовали столько 
снарядов и бомб, что пожалуй, все население Афганистана должно было быть 
поголовно уничтожено три раза. Доложишь сто тысяч – спросят, чем вы там 
занимаетесь, раз в стране до сих пор гуляет столько бандитов. Напишешь десять 
тысяч – еще хуже: скажут, почему так долго с ними возитесь.

Как-то заказали мы артиллерийский удар по месту дислокации одной крупной 
бандгруппы. Согласование вопросов затянулось на несколько часов. Наконец, 
батарея «Град» выпустила свои ракеты. Тут же офицер-артиллерист штаба 40-й 
Армии начал дотошно выспрашивать, сколько человек было в банде, имелись ли 
оборудованные в инженерном отношении позиции, и т. д. В конце беседы подвел 
итог: уничтожено 300 душманов. Мы опешили, откуда это известно? Офицер 
снисходительно улыбнулся:

– На этот счет существуют специальные формулы!

На другой день агент ХАДа сообщил, что удар был нанесен по пустому месту, 
потому что пока мы разбирались между собой, банда ушла.

КГБ пользовался сведениями, полученными через агентуру ХАДа. Однако тут тоже 
имелись свои тонкости. Каждый командир душманского отряда завышал в отчетах 
численность своего воинства минимум в два раза, потому что из Пакистана будет 
поступать больше денег, оружия и боеприпасов. В штабах оппозиции эти сведения 
несколько подправлялись в сторону увеличения, потому что лидерам оппозиции тоже 
хочется кушать. И мировой общественности полезно продемонстрировать, как много 
правоверных поднялись против «шурави». Их советники из ЦРУ и прочих разведок 
также были заинтересованы в больших данных: в конце концов о результатах их 
деятельности будут судить по конкретным цифрам. Нашим партнерам-афганцам это 
тоже выгодно, чем больше душманов, тем лучше: Советский Союз будет помогать 
больше. Нашим высокопоставленным чиновникам из силовых структур тоже выгодно: 
не даром едят свой хлеб. В страну направляется больше советников. Постепенно 
война превращается в своеобразный реактор, функционирующий в режиме 
самоподдерживания. Получается, кругом сплошная ложь? Не выгодно только 
«мирняку», на головы которых обрушивается все больше бомб и снарядов, и нашим 
бедным солдатикам, гибнущим по пулями, страдающим от малярии и желтухи, 
травящихся наркотой.

Руководство КГБ, прекрасно владевшее ситуацией в Афганистане, искало выход из 
сложившегося тупика. Оперативно-боевые отряды «Каскадеров», с 1980 по 1983 годы 
находившиеся в Афганистане, в целом оправдали возлагавшиеся на них надежды. 
Дальше логично следовало «афганизировать» войну: переложить основную тяжесть 
ведения войны на партнеров. Однако Бабрак Кармаль не хотел воевать со своим 
народом, и в узком кругу говорил:

– Войну затеяли Советы, пусть они и воюют.

Об этом мы знали от агентуры из его окружения. Поэтому у Руководства СССР 
возникла идея заменить Бабрака Кармаля на более приемлемую фигуру. Возможно 
именно для этих целей и предназначалась наша девятая группа захвата, так 
сказать, на крайний случай.




Глава 4. Первая боевая операция



Мы ежедневно ездили из Кабула в Пагман в расположение оперативного батальона 
ХАДа на УАЗ-452 «таблетке». Потом в наших краях объявились душманы, и пришлось 
пересесть на БТР. К середине лета в кишлаках вокруг батальона по оперативным 
данным уже насчитывалось 9 бандгрупп. Мы знали о них многое: фамилии командиров,
 численность групп, вооружение. Беспокоило наличие у них гранатометов. 
Поскольку по дороге в батальон и обратно приходилось проезжать через несколько 
селений, взяли второй БТР.

Как-то ближе к обеду, закончив занятия, на веранде штаба батальона пили чай. 
Перед нами внизу густой яблоневый сад, за ним пересохшая река, дорога на Гардез,
 два кишлака и склон горы. Вдруг прибегает из кишлака мальчонка к своему отцу, 
служившему в нашем батальоне, и сообщает, что человек десять вооруженных 
душманов пришли в село и грабят «мирняк». Мы переглянулись. У Сереги 
«Кровавого» загорелись глаза: в нашем распоряжении два бронетранспортера и 
человек 50 бойцов. Почему бы не попробовать? Тут же наспех вместе с комбатом 
Дин Мамадом набрасываем план действий: я на первом БТРе с десятком солдат на 
большой скорости проскакиваю кишлак и занимаю оборону на его западной окраине. 
Ваня Кулешов на втором БТРе с десятком бойцов перекрывает дорогу на Кабул с 
другой стороны. Дин Мамад с тридцатью солдатами разворачивается в цепь, 
проходят сад и начинают зачистку села. Серега с крыши штаба осуществляет общее 
руководство, поддерживая связь с нами и с Кабулом. Все вроде понятно, вперед! 
Два наши броника, вздымая пыль, ринулись по дороге. Чтобы добраться до кишлака, 
до которой по прямой было всего метров пятьсот, нужно было сделать приличный 
крюк примерно 3–4 километра.

Я на резвой «Степаниде», доставшейся в наследство от «Каскада», далеко 
оторвался от второй машины. Влетая на полной скорости в кишлак, увидел стадо 
овец, движущееся навстречу. Что-то чабанов пожалуй, слишком многовато. Ну 
ничего, их сейчас перехватит Ваня. Я проскакиваю село, ставлю БТР поперек 
дороги, разворачиваю пулеметы в сторону домов и вылезаю на броню. Солдаты 
спешиваются и занимают позиции за дувалами. Вдруг, что за черт, вижу на том 
конце села Ванькин БТР, медленно ползущий вверх по склону. Ему нужно было 
перекрыть дорогу, а не лезть в гору! Натягиваю шлемофон, начинаю вызывать. В 
ответ тишина. Между тем БТР останавливается, Ваня слезает на землю. За ним 
водитель и пулеметчик. Ходят, собирают камушки! Я буквально сатанею от 
бешенства, даже самому противно. Пальнуть в Ваньку из КПВТ, что ли? Чтобы он, 
сукин кот, наконец забрался в БТР и включил радиостанцию. Но стрелять к 
сожалению, нельзя: спугнем «духов». Остается только посылать в эфир стоны, 
проклятия и матюки.

Зашипела рация: дежурный «Омеги», из Представительства КГБ, взволнованным 
голосом запрашивает, что у нас стряслось? Ору в ответ:

– Проводим операцию!

– Какую еще операцию?

– Заткнись, не занимай эфир!!!

Наконец Ваня залазит в броник. Слышу его спокойный голос:

– Ты чего ругаешься?

– Какого хрена залез в гору? Почему не перекрыл дорогу?

– Там я оставил афганцев. А отсюда мне удобно контролировать ситуацию в кишлаке.


– Кто тебя об этом просил? Уходи оттуда немедленно! Если начнется бой в селе, 
нам придется туго. Наоборот нужно, чтобы «духи» побежали в гору. Я их отсюда 
срежу из КПВТ. И не выключай рацию, б…дь!

Ванин БТР послушно разворачивается и сползает вниз, исчезает с поля зрения. Со 
стороны сада появляется жидкая цепочка солдат, за ними на дорогу вылезают Дин 
Мамад, начальник Особого отдела батальона и Серега «Кровавый». Уходят в село.

Вскоре справа от моего БТР на дороге образовалась длинная колонна остановленных 
«бурубахаек». Их кишлака выехал было в нашу сторону велосипедист, но мы его 
завернули обратно.

Вскоре Серега дает команду возвращаться в штаб. Банду не поймали, видимо «духи»,
 привязав свои стволы под овечек, успели уйти в Кабул. Ваня виновато хлопает 
глазами. Серега, почему-то шибко веселый, оттаскивает меня от него и хохочет:

– Бек, успокойся. Зато мы выловили более крупную рыбку.

Оказалось, совершенно случайно во время нашей операции через кишлак проходил 
душманский связник, направленный из Майданшахра в Кабул. На допросе он показал:

– Только вошел в село, откуда ни возьмись бронетранспортеры, солдаты. Я 
догадался, что это по мою душу. Забежал в первый попавшийся дом, попросил 
спрятать.

Но его выдали местные жители. Он сразу раскололся. В тот же день ХАД обезвредил 
в городе подпольную группу и разыграл оперативную комбинацию, будто в стане 
врагов у нас был агент, сообщивший о связнике. Душманская контрразведка 
устроила лютую проверку. Деятельность крупной бандгруппы была парализована на 
несколько месяцев.




Баграмская операция


Впрочем, жизнь шла своим чередом. Мы продолжали готовить бойцов, помогали 
афганцам в разработках операций, провожали их на боевые и встречали, часто 
побитых «духами». В таких случаях было невыносимо стыдно смотреть им в глаза.

Дошло до того, что среди них пошел слух, что мы специально их истребляем, 
оставаясь в стороне. И тогда в узком кругу мы решили ходить с афганцами на 
операции по очереди, не ставя в известность начальство.

Моральный дух партнеров сразу поднялся, поскольку присутствие советских 
офицеров снижало риск авиационных и артиллерийских ударов со стороны 40-й Армии 
и гарантировало помощь в критических ситуациях. Вскоре так и произошло. 
Батальон с двумя советниками, Серегой и Иваном Кулешовым, попал в переделку в 
районе Баграма. В это время мы с Василием Ивановичем обеспечивали с ними связь 
и находились на горе, где расположена телевышка. Услышали по радио:

– Подбита одна машина, вторая. «Духи» окружают.

До Баграма 75 километров. Позвонили по городскому телефону в Представительство 
и дали команду группе на двух бронетранспортерах выдвигаться к нам, предупредив,
 что если они не прибудут через полчаса, уедем на своем БТРе на выручку ребят. 
Охранявший телевышку лейтенант Советской Армии сильно переживал за нас:

– Ребята, можно я поеду с вами? У меня БТР-70 и БРДМ.

– Нет, Игорек, тебе нельзя покидать пост. Одолжи лучше свой БТР с экипажем.

Он согласился. Два броника – уже хорошо. На выезде из Кабула располагалась 
батарея гаубиц Д-30, которой командовал майор-казах. У него возьмем тягач с 
орудием. Далее, через 15 километров в Карезаке на сторожевой заставе имеется 
три БРДМ. Там тоже помогут. Ничего, прорвемся.

В штабе запаниковали. Нам открытым текстом кричали по радио:

– Вы соображаете, что затеяли? Вас сожгут!

– Плевать! Как потом будем смотреть в глаза их семьям?

Тем временем в Представительстве КГБ ломали голову. Один предложил поднять 
эскадрилью вертолетов, отбомбить все вокруг и эвакуировать советников. Бросив 
афганцев? Другой рассмешил штаб 40-й Армии просьбой двинуть из Кабула на Баграм 
танковый полк.

Слава богу, Серега с Ваней справились сами. Они сумели прорваться в Баграм, и 
получить помощь советской танковой роты. А старлей сторожевой заставы прикрывал 
их отход огнем своих гаубиц. Вывели из окружения остатки батальона. Под вечер 
кое-как доползли ребята до Кабула с трупами на броне. До расположения «Омеги» 
их изувеченный БТР мы дотащили на буксире.

Мы получили ценный урок: в критической ситуации всегда можно расчитывать на 
бескорыстную помощь младших офицеров.

В батальоне по-прежнему не хватало оружия, боеприпасов и продуктов. Бывало, 
афганцы уходили в бой, имея по 14 патронов на брата. У них «Калашниковы» 
калибра 7,62 мм, у нас «Калаковы» (АКС-74 калибром 5,45 мм). Мы начали им 
регулярно давать в долг по-нескольку автоматов и пулеметов 5,45 мм со своего 
склада, а впридачу – патроны мешками. Перетаскали им почти все ящики с 
гранатами и консервы с «красной рыбой», то бишь кильку в томатном соусе, 
которые выдавались офицерам 40-й армии в качестве пайка. Иногда на операцию 
брали и АГС-17. В таких случаях «духи» вообще не принимали бой. Количество 
потерь в батальоне резко уменьшилось.




Глава 5. Почему мы проиграли войну?



Кто самый главный Советский начальник в Афганистане? Наверное Посол. На то он 
Чрезвычайный и Полномочный. Однако военные думали иначе. У них сила. Да и 
маршал Соколов, почти постоянно находившийся в Афгане, в политическом отношении 
фигура крупная. А раз так, военным должны подчиняться все, особенно эти 
бездельники из КГБ. Такое отношение не понравилось руководству 
Представительства КГБ:

– 40-я Армия совсем села нам на шею и держит нас за свой разведотдел. Мы решаем 
в Афганистане свои задачи. Больше никакой информации военным не давать! 
Посмотрим, как они запоют.

Руководство Представительства МВД плевать хотело на Армию и КГБ с их 
непонятными политическими выкрутасами:

– У нас задача бороться с уголовными преступлениями. Значит будем ловить воров 
и мелких жуликов.

При Бабраке Кармале сидел партийный советник уровня завотделом ЦК КПСС. 
Поскольку партия в Советском Союзе главная и направляющая сила, он предпринимал 
попытки прибрать к рукам всю советскую колонию вместе с ограниченным 
контингентом. Таким образом, в Афганистане было пять самых главных начальников, 
которые постоянно грызлись между собой. Афганцы умело использовали эту взаимную 
неприязнь.

Даже мы, молодые офицеры понимали, что до добра это не доведет. 
Серега-"Кровавый" говорил:

– Нужно либо вводить 500 тысяч советских солдат и брать под контроль всю страну,
 либо поскорее уносить отсюда ноги. Третьего не дано.




Мы – агенты 40-й Армии!


Нам удалось наладить братские отношения с командованием 103 десантной дивизии, 
когда ее возглавлял генерал-майор Альберт Слюсарь. Мы предоставляли им 
информацию о моджахедах, они нам – взрывчатку и боеприпасы, обеспечивали 
огневую поддержку. Жить стало веселее. А ходить с десантниками на боевые и 
вовсе – сплошное удовольствие. Например Витька-"Доктор" ухитрился на боевых 
даже попариться в походной баньке генерала Слюсаря.

Правда, возникла новая проблема. Некоторые сотрудники представительства КГБ в 
Кабуле договорились до того, что обвинили нашу группу в шпионаже в пользу… 40-й 
армии! Произошло это так. Приехали в наше расположение двое офицеров из 
разведотдела 103-й дивизии и попросили сведения о противнике в районе Вардака, 
куда он на днях собирались на операцию. Мы дали им перерисовать свою карту с 
нанесенной обстановкой. Через неделю дивизия, гремя огнем, сверкая блеском 
стали, двинула на Суруби, совсем в противоположную сторону. Понесла потери, 
результатов – ноль. Подавленные случившимся, разведчики признались:

– Нам сказали, что советники КГБ передают информацию «духам», и сверху дали 
команду дезинформировать вас.

Никто еще не знал, что два старших офицера штаба 40-й Армии работали на Ахмад 
Шаха Масуда. Особисты выявили их немного позже. Душманские агенты были 
расстреляны. Доверие к КГБ восстановилось.




Глава 6. Разведгруппа Бадама



Благодаря десантникам, удалось прекрасно вооружить одну разведгруппу 
численностью 13 человек. Командиром группы был спецагент афганских органов 
безопасности Бадам, героический парень, о котором ходили легенды. Например, 
как-то автобус, на котором он добирался до расположения батальона, остановили 
четверо вооруженных моджахедов из партии ИПА и устроили проверку документов. 
Всех пассажиров, чисто выбритых и опрятно одетых, подозревая в принадлежности к 
правительственным органам, начали выводить и расстреливать. У Бадама была 
членская карточка партии Гульбеддина ИПА. Он шепнул моджахедам, что следовало 
бы заодно выявить сторонников Раббани. «Духи» сделали это с удовольствием и 
прикончили еще нескольких человек. Затем Бадам, одолжив автомат, расстрелял их 
самих и приехал в батальон с четырьмя стволами.

В разведгруппе служили разные люди, в основном бывшие моджахеды. У них уже был 
к тому времени довольно богатый послужной список. В числе их деяний – 
уничтожение сторонников Раббани в 1980 году в районе города Чарикар в тот 
момент, когда должно было быть заключено соглашение между ним и Гульбеддином. 
Это и подогрело в значительной степени междоусобную войну. Командовал этой 
лжебандой человек, имени которого я называть не буду. Ну а правой рукой у него 
был спецагент Бадам.

С его разведгруппой не страшно было ходить на самые рискованные операции.




Бунт


Бывали в батальоне и бунты. Это случилось когда руководство ХАДа в конце 1983 
года вознамерилось снять с поста безопасности одну нашу роту и поставить туда 
другую, сформированную из вчерашних «духов», кровных врагов наших бойцов. 
Опасаясь за жизнь своих родных и близких, живших рядом с постом, рота 
отказалась подчиниться приказу. Бунт! На усмирение двинули бронетехнику. Ребята 
заняли круговую оборону и поклялись драться насмерть. И тут вмешался Бадам. Он 
поклялся взорвать весь штаб в Чилтане, если хоть один волос упадет с голов 
защитников поста. А взрывчатки мы ему натаскали – будь здоров! Начальство 
испугалось и дало отбой, но затаило злобу и стало более тонко и хитро вести 
политику истребления своих лучших бойцов, видимо, опасаясь их вербовки 
чекистами.




Политграмота


Помню интересный эпизод, связанный с политико-воспитательной работой в 
разведгруппе Бадама. Я дал афганцам полистать подшивку журнала «Зарубежное 
военное обозрение». Разведчики разглядывали цветные иллюстрации иностранных 
боевых самолетов. Один из них заявил:

– Американский самолет плохой. Советский – хороший. Я видел, как СУ-7 всадил с 
большой высоты ракету прямо в душманский ДШК.

Я покачал головой:

– СУ-7 плохой, американский Ф-14 хороший.

– Почему?

– Потому что СУ-7 был изготовлен тридцать лет назад, а Ф-14 всего десять лет 
назад. Он более современный.

Рассказал им о воздушном бое пары Ф-14 с двумя ливийскими СУ-7, окончившейся 
для последних плачевно. Один СУ был сбит сразу, а пилот второго 
катапультировался, едва завидев пуск ракеты с американского истребителя.

– А почему вы не даете арабам более современную технику?

– Недавно передали мы сирийцам самые современные танки Т-72. На Голланских 
высотах их атаковали израильские вертолеты. Как только две «Шилки» 
сопровождения были уничтожены, танкисты, бросив технику, разбежались. 
Израильтяне угнали целую роту Т-72. Теперь они на весь мир бахвалятся, что 
такие танки имеются только в двух странах: в Советском Союзе и в Израиле.

– А чем отличается этот танк от Т-55 и Т-62?

– Т-72 не пробивается из гранатомета.

Бадам вскочил с места:

– Эти арабы воевать совсем не умеют! Если бы нам дали современную технику, мы 
бы давно разгромили всех душманов. Товарищ Бек, почему бы не сбросить на 
«духов» атомную бомбу?

– В таком случае погибнет много мирных жителей. А мы не воюем с «мирняком». 
Потом душманы тоже имеют не самое лучшее оружие.

– У душман хорошие китайские ракеты «земля-земля».

– Нет, не очень хорошие. Откровенно говоря это наши, Советские устаревшие 
ракеты. Мы тридцать лет назад подарили китайцам, когда еще дружили с ними, 
завод по их выпуску. Теперь, когда мы с китайцами поссорились, они нашими 
подарками обстреливают нас самих.

– Товарищ Бек, почему так происходит? Почему враждуют между собой 
социалистические государства, грызутся наши афганские партийные лидеры?

– Шестьдесят лет назад нам было труднее, чем вам. Советскому Союзу никто не 
помогал, когда 14 стран напало на нас. Мы сумели выстоять. Товарища Ленина 
подстрелили душманы, он сильно болел и не мог управлять партией. В партии 
начался раскол. Каждый член Политбюро мнил себя умнее других. Некоторые считали,
 что раз власть уже в их руках, социализм можно не строить. Тогда товарищ Ленин 
передал власть товарищу Сталину. Сталин был жестоким и решительным. Он 
перестрелял всю контру в Политбюро и построил социализм. Конечно он нечаянно 
уничтожил и многих хороших людей, что сейчас вменяют ему в вину. Однако если бы 
он оказался слабохарактерным, мы бы проиграли войну с фашистами. Сейчас 
Афганистан находится в той же стадии, в какой мы были шестьдесят лет назад.

– Понятно. Конечно, товарищ Бабрак Кармаль мягкий человек. Но нам все-таки 
легче с помощью Советского Союза преодолеть трудности. Скоро победим душманов и 
пойдем освобождать от проклятых империалистов другие страны.

Присутствовавший при этом Ваня Кулешов ехидно заметил:

– Знаешь, братан, как бы тебя не отправили в 24 часа в Союз за такую 
«политграмоту».




Козни против разведгруппы


Как бы то ни было, в конце-концов вся группа Бадама стала ревностными 
сторонниками Советского Союза. За это принялись моих разведчиков чуть не каждый 
день гонять на боевые, по три месяца не платили жалованье, зимой выселили в 
неотапливаемую казарму, инкриминировали самые гнусные преступления и даже 
аморалку.

Как-то раз прилетел в Кабул начальник Управления «С» Юрий Иванович Дроздов. По 
этому случаю в Чилтане, в штабе оперативного подразделения афганцы организовали 
банкет. После нескольких обязательных официальных тостов афганский 
представитель полковник Сыдык вдруг громко обратился к высокому гостю:

– А вы знаете, товарищ генерал, что у товарища Бека есть разведгруппа, в 
которую собраны одни наркоманы и «бачабозы»?

Возникла напряженная пауза. Тогда я поднялся с рюмкой в руке и, глядя афганцу в 
глаза, сказал как можно проникновеннее:

– Товарищ Сыдык, если потребуется, то ради дела апрельской революции я сам 
готов курить гашиш. Да здравствует апрельская революция!

Народ прыснул. Сыдык покраснел. Все встали и осушили бокалы.

Справедливости ради скажу, что Сыдык был в общем-то неплохим человеком. Просто 
он, видимо, выполнял чье-то указание. Во всяком случае, когда я был в 
Афганистане второй и третий раз, он в звании генерал-майора, занимая пост 
заместителя начальника 5 главного управления МГБ ДРА, помогал мне максимально 
во всем.

Разведгруппа терпела все обиды, стиснув зубы. Лишь иногда Бадам нашептывал мне:

– Товарищ Бек, как только ты уедешь в Союз, мы уйдем в Пакистан, с этой властью 
нам не по пути. Переходить на сторону душманов мы не собираемся, чтоб не 
воевать с собственным народом. Лучше мы за кордоном станем вольными 
разбойниками.

Один из разведчиков, Асан, просил:

– Бек, забери меня с собой в Союз. Здесь не осталось ни родных, ни близких. 
Раньше или позже меня все равно убьют. А я хочу жить и работать. Я умею пасти 
овец, землю пахать на волах…

Эх, если б только я мог ему чем-то помочь!

Конечно, я оберегал группу Бадама как мог, старался не давать их в обиду. Но 
похоже, ребята были обречены. И было муторно на душе от собственного бессилия.

Потом я узнал, что вскоре после моего возвращения в Союз Бадам и трое его самых 
близких друзей были арестованы. Произошло это следующим образом. Какой-то 
афганец на базаре попросил Бадама продать автомат. Договорились о цене 60 тысяч 
афгани. Покупатель приехал в расположение разведгруппы всего с 10 тысячами. 
Ребята взяли его в оборот и нечаянно забили до смерти. Присыпали землей тут же 
рядом в окопе. Труп стал разлагаться. Особый отдел пронюхал это дело и 
арестовал виновных. Преступление налицо. Подозреваю, что убитый был агентом 
ХАДа. Иначе за убийство какого-то душмана вряд ли впаяли Бадаму 14-летний 
тюремный срок. В оправдание Бадама хочу сказать, что продавать оружие и 
боеприпасы душманам надоумил его я.

Месяцем ранее произошел интересный случай. В нашу комнату зашел переводчик – 
таджик:

– Тут один дукандор просит продать патроны 5,45 мм.

На глазах ребят нашей 9-й группы я протянул ему пачку:

– Продай, а деньги оставь себе.

Через недельку покупатель уже захотел приобрести автоматный магазин. Переводчик 
продал ему пулеметный на 45 патронов. А еще через несколько дней бедного 
дукандора обнаружили с перерезанным горлом. Потому что один патрон в магазине 
был начинен вместо пороха тэном. Тэн мы извлекали из детонирующего шнура. 
Видимо, рассерженные душманы расквитались за своего пострадавшего товарища. Об 
этом случае Бадам был осведомлен, и видимо хотел повторить прием. В 1983-м году 
в Мазари-Шарифе один из наших ребят тоже продал налево коробку патронов к ДШК. 
В результате крупнокалиберный пулемет был уничтожен и убиты двое душманов, 
потому что в гильзу 12,7 мм патрона вмещается больше взрывчатки.

В 1986 году, приехав в Афганистан второй раз, я начал предпринимать действия по 
вызволению своих разведчиков из тюрьмы. Однако власти успели быстренько их 
расстрелять. Это свидетельствует о том, Бадам пострадал по политическим мотивам.
 Я не уберег своих друзей. Лучше бы они ушли в Пакистан.

Лишь в 1987 году из Центра поступила директива: наиболее ценных агентов, 
которым угрожает опасность, переправлять в Союз.




Глава 7. Встреча с душманами



Летом 1983 года ХАД заключил с моджахедами перемирие в Пагмане, заплатив 
какому-то их командующему фронтом крупную сумму. В это время к нам с 
инспекторской миссией приехал из Центра генерал Толстиков. Где-то под вечер 
доктор Баха решил выгулять его в Пагман. Серега-"Кровавый" с Колей Швачко будут 
сопровождать высокого гостя, а мы, остальные, будем обеспечивать безопасность 
внешнего периметра. В 16 часов нам дали команду на выезд. Завели «Степаниду», 
приехали в расположение оперативного батальона. БТР с Ваней Кулешовым в 
качестве старшего машины, оставили у штаба, а мы с Василием Ивановичем 
поднялись на сопку, возвышающуюся над яблоневым садом. Оба в полной боевой 
форме, в бронежилетах и касках, обтянутых маскировочной сеткой. У меня СВД, у 
Васи РПК и радиостанция. На сопке палатка, натянутая поверх окопа. В окопе 
дрыхнут два афганца с ПКМ. Растолкали их, объяснили, что сейчас приедет сам 
доктор Баха и нужно не спать, а бдить. Они лишь улыбаются:

– Душман нист, у нас перемирие!

С сопки нам все хорошо видно далеко вокруг. Несколько УАЗов с высокими гостями 
проследовали в гостиницу. Гостиница – уютная вилла, утопающая в цветах, 
располагающаяся на высотке на другом конце сада. Связь работает устойчиво, все 
нормально. Солнце клонится к закату. Поступает команда, что пиршество 
закончилось, пора сворачиваться. Передали Ване сигнал выдвинуться в сад на 
перекресток, и, решив сократить путь, двинулись с Василием Ивановичем напрямую 
через кустарник. Идем по узкой тропинке в густых зарослях: я впереди, Вася 
сзади. Выходим на площадку с полуразрушенной мраморной беседкой, и… видим в 
беседке десятка два бородатых «духов»! Их автоматы аккуратно прислонены к стене.
 Лица изможденны, одежда запылена. Видимо, пришли издалека и разместились в 
саду не ведая, что это наша территория. Возле очага колдует пожилой душман. Шел 
месяц Рамазан, время великого поста, когда правоверным запрещено принимать пищу 
в светлое время суток. Над костром в котле что-то варится. В предвкушении ужина 
ребята несколько расслабились и наше появление с тыла для них тоже было полной 
неожиданностью. Никто даже не дернулся за оружием, лишь выжидательно уставились 
на нас. Я перекладываю СВД в левую руку, сдвигаю каску на затылок, и с 
радостной улыбкой иду прямо на них:

– Салам алейкум!

Нестройный хор в ответ:

– Алейкум салам.

Жмем друг другу руки. Молодые «духи» развеселились, в глазах играют чертики, 
что-то говорят. Пожилые мрачны. Однако тоже обмениваются рукопожатиями. 
Спрашиваю:

– Сарак коджа аст? (где тут дорога?)

Один из них тычет пальцем в сторону тропинки.

Я помахал рукой:

– Бамона хода (до свидания), – и, не оборачиваясь, топаю дальше. Пожалуй, 
Василий Иванович пережил несколько самых неприятных секунд в своей жизни, 
ощущая затылком их взгляды. Я-то хоть был прикрыт его широкой спиной. Вышли на 
дорогу. На перекрестке стоит «Степанида», а Ваня Кулешов с водителем и 
пулеметчиком…мирно пасутся в саду! В бронике никого нет. До него идти еще 
метров пятьдесят. Не ускоряя темпа движения, с окаменевшей от любезной улыбки 
физиономией, вполголоса говорю:

– Ваня, к бою…

Он удивленно отрывается от своего занятия:

– Ты чего?

– В кустах противник.

Ничего не понимает, скотина! Бесконечно долго идем до бронетранспортера. 
Василий Иванович, оказавшись под его прикрытием, мгновенно ныряет в кусты. Я 
залезаю на верх. Остальные неторопливо занимают свои места внутри. Наклонясь в 
люк и негромко говорю:

– Пулеметы к бою.

Солдатик недоверчиво смотрит на меня, улыбается.

– Заряжай пулеметы, сука!!! И освободи стопоры башни! Там «духи», человек 
двадцать. В случае чего – стреляй без предупреждения.

Мягко клацнули затворы пулеметов. Беру КПВТ за ствол, разворачиваю в сторону 
кустов, тут же кубарем скатываюсь на землю, падаю за дерево. Броник заводит 
моторы.

Через несколько секунд УАЗики с начальством проскакивают мимо. Мы с Васей 
взлетаем на броню:

– Вперед!

Я всю дорогу матюкался, Ваня Кулешов сопел, Василий Иванович молчал. Приехали в 
Представительство. Только успели обо всем рассказать Сереге, подошел генерал 
Толстиков. Сфокусировавшись на наших бронежилетах и касках, удивился:

– А это кто такие?

– Скрытый пост.

– Баха, между прочим, увидев бронетранспортер, обиделся. Вроде бы мы им не 
доверяем. И вообще, сказал он, БТР следовало ставить не в кустах.

«Кровавый» огрызнулся:

– Товарищ генерал, нам виднее, где его ставить!

Сфотографировались на память. Фото запечатлело улыбающееся начальство и наши 
кислые физиономии.




Нарушаем перемирие с моджахедами


Итак, у нас с душманами перемирие, а они каждую ночь ходят мимо батальона и 
обстреливают штаб 40-й Армии. С балкона виллы из центра Кабула хорошо видны 
сполохи разрывов, трассеры, слышен грохот боя в той стороне. Непорядок! Так с 
ними не договаривались. Планируем устроить засаду. Днем составляем карточки 
огня. Я готовлю разведгруппу Бадама к ночному выходу. Поскольку афганцы еще не 
имеют навыков обращения с МОН-50, придется пойти с ними на минирование тропы, 
Серега будет прикрывать с высотки. Вечером приезжаем в батальон, прихватив 
АГС-17. Выход назначен на 23–00. Буквально за несколько минут до начала 
операции из Представительства КГБ поступила вводная уносить ноги: на ночную 
охоту в наш район вышла рота спецназа 40-й Армии. Отменяем операцию, 
строго-настрого предупредив Дин Мамада не открывать ответного огня даже в 
случае обстрела, и возвращаемся в расположение. На следующий день батальон 
нарушает перемирие и, совершив внезапную вылазку в соседний кишлак, захватывает 
нескольких «духов» с оружием. В ответ моджахеды ночью обстреливают из миномета 
штаб батальона. Вот теперь порядок. 40-я Армия может спать спокойно.




Вертолетная атака


Ага, нас обстреляли! Миномет бил по нам с седловины гор напротив. «Духам» нужно 
отбить охоту хулиганить, иначе совсем обнаглеют. Приезжаю в батальон с АГС-17. 
Поднимаемся с разведчиками на сопку. Им тоже полезно освоить автоматический 
гранатомет.

Внизу на полях трудятся дехкане, возможно кто-то из них прошлой ночью баловался 
из миномета. Услышав короткую пристрелочную очередь, поднимают головы. Через 
несколько секунд – хлопки разрывов на горном склоне. Выпускаю длинную очередь с 
рассеиванием по фронту. Из арыка выскакивают две лисицы. Они мчатся к 
спасительным кустам. Короткая очередь. Через 6–7 секунд черные кляксы разрывов 
накрывают рыжие комочки. Феноменальная точность! На афганцев это производит 
впечатление. Затем хорошенько обрабатываю седловину и вершины гор. Доносится 
глухой рокот. Поворачиваю голову и во рту мгновенно пересыхает: прямо на нас 
идет пара МИ-24. Я непроизвольно оглядываюсь вокруг: спрятаться некуда. А мои 
разведчики, как на грех, в афганской национальной одежде.

Скорострельные пушки вертолетов хищно нюхают воздух. В подвесках поблескивают 
носы НУРСов. Уже хорошо различаю лицо матерого пилота-оператора головного 
вертолета. Его взгляд не сулит ничего хорошего. Я срываю кепку и размахиваю ею 
над головой. Вертушки слегка отклоняются в сторону, затем закладывают крутой 
вираж вокруг сопки, едва не чиркая лопастями винтов по нашим макушкам. Через 
толстые стекла фонаря кабины летчики пристально изучают нас. Один из них вертит 
пальцем у виска и тычет в сторону гор. Я подобострастно киваю и выплясываю 
невообразимый танец, означающие искреннее раскаяние. Вертушки уходят в сторону 
Кабула. Видимо, разрывы ВОГов на горных вершинах были зафиксированы дежурным по 
штабу 40-й армии, (до штаба по прямой – 7–8 км) а тот направил в наш район 
вертолетную пару. Окажись на месте пилотов какие-нибудь азартные мальчишки, 
возможно всадили бы в нас боезапас, а потом разбирались, кого это там 
приутюжили.

Когда исчезла дрожь в коленках, я подумал, что появление вертушек сыграло-таки 
нам на руку, нагнав страху и на «духов». По крайней мере, ближайшие два-три 
месяца нас никто не беспокоил.




Глава 8. Курбан майрам


Командир оперативного полка (тому времени наш батальон вырос до полка) 
приглашает советников на праздник «Курбан-майрам». Но руководство, опасаясь 
возможных эксцессов, не разрешает участвовать в мусульманском празднике. 
Афганцы дуются на нас. Тыловик полка сокрушается:

– Мы накупили закусок на 20 тысяч афгани, а вы не пришли! Это смертельная обида.
 Серега мне как мусульманину поручает уладить инцидент. К тому же в это время я 
был в командировке в провинции, поэтому вроде бы не имел отношения к 
случившемуся.

Я клятвенно заверяю партнеров, что советники тут ни при чем, и что мы также 
переживаем о случившемся. Готовы искупить свою вину.

На следующий день всей группой приезжаем в полк. В автомашине – «таблетке», 
кроме нескольких литров коньяка, водки, шампанского и ящика сухого вина, везем 
несколько разнообразных стволов. На полковом стрельбище расстилаем плащ-палатки.
 На них укладываем немецкий пулемет МГ-42, прозванный «пилой Гитлера», пулемет 
ПК, американскую винтовку М-16, а также наши РПК, АКС-74.

Два солдата-переводчика набивают рожки и снаряжают пулеметные ленты.

После трех обязательных тостов, объявляю соревнование: чарку спиртного тому кто 
попадет в мишень! Афганцы стараются: грохочут очереди. Постепенно все входим в 
азарт. Боковым зрением замечаю, что Дин Мамад, как только начинается стрельба, 
потихоньку уползает назад. И пока все соревнуются в меткости, он успевает 
опрокинуть лишний стаканчик, услужливо подставляемый переводчиком, и приползти 
обратно на огневой рубеж. Нам всем нравится МГ-42: скорострельность 1300 в 
минуту и почти полное отсутствие рассеивания: на 800 метров в небольшую мишень 
всаживает очередь!

Расстреляв боеприпасы и лакирнув шампанским, в обнимку с партнерами 
возвращаемся в штаб. Инцидент исчерпан. Дин Мамад – здоровенный, слегка сутулый 
малый, прибывший в батальон из «коммандосов», ручищи – грабли до колен, гудит 
мне на ухо: предлагает поехать в Кабул к девочкам. У него там где-то неплохой 
«курятник». Однако сил у него хватает только добраться до своей койки. Так и 
отрубается, бедолага, с открытыми глазами. Закрываю ему глаза:

– Спи спокойно, друг Дин Мамад…




Глава 9. В отпуск за квартирой


В конце лета 1983 года меня пригласил на беседу командир «Омеги». Валентин 
Иванович сообщил, что Руководство решило досрочно выделить мне трехкомнатную 
квартиру в Подмосковье.

– Только квартира на последнем этаже нового девятиэтажного дома. Не будешь 
возражать?

– Господи! Какие могут быть возражения?!

– Тогда распишись, – протянул мне какой-то листок бумаги.

Кроме меня квартиры получили еще несколько ребят из «Омеги». Нам тут же 
оформили отпуска, чтобы могли перевезти семьи. В августе я приехал в Кировку, 
где проживала жена с детьми. Сдал служебную квартиру. Продали цветной телевизор 
«Темп», первую в нашей семье дорогую вещь, купленную в рассрочку. Вещей 
набралось два рюкзака и четыре чемодана, да и то большей частью детской одежды. 
Тепло попрощались с родными и близкими. Тетя Марийка, моя няня-гречанка, бежала 
за машиной и голосила на всю улицу. Кстати, я разыскал ее, работая в Кировском 
РО КГБ, и помог съездить на два месяца на историческую родину в город Салоники. 
Это был первый официально разрешенный выезд за рубеж из моего закрытого района. 
Через год мне довелось под Салониками «командовать» греческим партизанским 
отрядом «Агви», но об этом расскажу немного позже.

Приехали в город Железнодорожный. Наш восьмиподъездный дом возвышался как 
авианосец на рейде. Строили его солдаты. Ну и, естественно, было много 
недоделок. Получили в нем квартиры одновременно 75 наших ребят. К нам 
потянулись бригады «халтурщиков» отциклевать паркет, переклеить обои, вставить 
стекла, прикрутить краны, потому что вся округа знала: «афганцы» при деньгах, 
то бишь чеках «внешпосылторга».

Пролетел месяц, полтора. Наконец и наша квартира засияла. Купил две кровати, 
кухонный стол. На том деньги кончились.

Послезавтра должны спецрейсом возвратиться в Афган. Однако кто-то из ребят 
случайно прокололся. Узнав, что вместо месяца отпуска мы загуляли в Союзе почти 
два, начальство рассвирепело:

– Чтобы сегодня же духу вашего в Москве не было! Завтра позвоню в Кабул. Если 
вас там не будет, пеняйте на себя!

Делать нечего. Купили билеты до Ташкента. Родная часть выделила автобус. 
Поехали всей компанией в Домодедово. Настала пора расставания. Жены дружно 
заголосили, ввергнув всех пассажиров в недоумение.

В Ташкенте встретили наши ребята, проходившие обучение на специальных курсах, 
помогли разместиться в гостинице. Договорились с военным бортом, наутро 
улетающим в Кабул. Началась беготня по гастрономам, затаривание «шурави 
бакшишом», то есть водкой для братвы.

Вечером, весь потный, с двумя полными сумками, я втиснулся в переполненный 
молодыми людьми лифт. Бутылки звякнули, на что мгновенно среагировало окружение.
 Несколько симпатичных девчат азиатской внешности звонко рассмеялись:

– Может, пригласите в гости?

Я растерянно огляделся. Народ еще больше развеселился. Один парень 
представился:

– Администратор ансамбля «Гульдер». Приехали на международный Ташкентский 
фестиваль искусств.

Решение созрело мгновенно. Я выдернул его из лифта:

– Земляк, братишка! Утром улетаю в Афган. Окажите честь, загляните в номер 
такой-то, спойте нам на прощание!

Парень проникся уважением. Договорилсь на восемь часов вечера. Девчата придут в 
национальных костюмах.

Вечером в нашей комнате собралась братва. Улетающие и провожающие. Сизый дым 
коромыслом. На столе бардак, окурки в закуске. Без пяти восемь я встаю и прошу 
слово:

– Братцы, а не пригласить ли нам цыган?

Дружный хохот:

– Давай, Бек, приглашай!

Поднимаю трубку телефона:

– Товарищ майор, пришлите цыган в такой-то номер. Что? Цыгане заняты? А кто 
есть?

Прикрыв ладонью трубку, оборачиваюсь к ребятам и совершенно серьезно говорю:

– Цыгане кончились, остались только казахи.

Народ смеется:

– Давай казахов!

Ровно в восемь раздается стук в дверь. Я иду открывать. В комнату входят 
девчата в национальных платьях с музыкальными инструментами.

О-о! Вы бы видели лица наших ребят! Карьеристы мгновенно испарились. Не 
шелохнулись только матерые: Григорий, «Чифтон», «Доктор» и, кажется, Цой 
Валентин.

Артисты пели нам задушевные песни, а выпускник Сорбонны «Чифтон» выдал свой 
коронный номер: изобразил Муссолини, потом произнес знаменитую речь Геббельса 
на каком-то съезде нацистской партии. В конце выступления, на его истеричное: 
«Зиг!», мы дружно вскочили с мест, вскинули руки и проревели: «Хайль!»




Глава 10. Хост


В октябре 1983 года я получил команду сопровождать генерала Ефимова и доктора 
Баху в блокадный город Хост. Николая Вячеславовича Ефимова мы уважаем: в 
прошлую войну он командовал штрафным батальоном и до сих пор предпочитает ППШ 
«Калашникову». Беру с собой в качестве переводчика высокого флегматичного 
солдата-таджика Закира. В Кабульском аэропорту грузимся на афганский борт. 
АН-26 забит под завязку солдатами оперативного полка, однако что-то не вижу 
среди них знакомых лиц, смотрят на нас волками. Закир проводит разведку и 
шепчет:

– Это «духи»! Неделю назад их прихватили во время операции в Исталифе, 
зачислили в наш полк, теперь перебрасывают в Хост.

– Ни хрена себе! Эдак пикнуть не успеем, как окажемся в Пакистане. С генералом 
КГБ в качестве бакшиша Зия Уль Хаку!

Николай Вячеславович – высокий, статный, седовласый красавец – в полевой 
военной форме, тельник под горло, на поясе махонький «Вальтер», подарок Бахи 
(потом выяснилось, что пистолет был без ударника). Доктор Баха в черном 
длиннополом пальто, со «Скорпионом» под мышкой.

Отзываю Закира в сторону:

– Закир, по Уставу ты должен не щадя живота защищать командира и пасть смертью 
храбрых.

– Знаю.

– Так вот, слушай: Устав отменяется. «Духов» в самолете слишком много. Тебя они 
постараются пристрелить первым, меня вторым. А генерала будут брать живьем. 
Этого допустить нельзя. Поэтому, в случае чего, я буду палить из автомата, а ты 
не дергайся, сразу рви кольцо гранаты. Только не отпускай скобы. Если справлюсь 
с «духами», чеку вставим обратно. Если не справлюсь, тебя тоже подстрелят, рука 
твоя разожмется и всей компанией отправимся к Аллаху.

– Понял.

У Закира в кармашках лифчика две Ф-1. Спусковой рычаг одной гранаты вывожу 
наружу, разгибаю усики чеки. Закир просовывает в кольцо большой палец и садится 
рядом с генералом, прижимаясь гранатой к его боку. Я сажусь напротив них. 
Автомат с рожком на 45 патронов, направлен в хвост салона, снят с 
предохранителя. Патрон в патроннике. Полетели.

В Хосте разместились у советников КГБ. Закир поселился и питался у наших 
советских солдат-радистов. Днем мы мотались с афганцами, по ночам писали 
справки, зашифровывали, и передавали по радио в Центр. Бедный шифровальщик за 
несколько дней израсходовал весь свой наличный запас шифрблокнотов. Советники 
кормили и поили нас по высшему разряду. Мы тоже вложили в общий котел 
привезенные с собой продукты и напитки, однако вскоре они кончились. Поскольку 
мы с Закиром состояли на довольствии у афганцев, чтобы не объедать советников, 
решили поживиться мясом. Каждый день афганцы забивали овцу. Я подморгнул Закиру,
 он намек понял: поманил пальцем повара и что-то сказал. Повар мигом отрубил 
пол-туши и сунул в мешок. Вечером на вилле, почуяв запах жаренного мяса, 
заглянул на кухню. Вот черт! Советник зажарил все мясо, ничего не оставив 
солдатам. Решив извиниться, постучал в железную дверь на их половину. Дверь 
подозрительно долго не открывалась, наконец на пороге возник перепуганный 
радист. Я прошел в помещение:

– Закир, извини пожалуйста, мяса вам не досталось.

– Да вы за нас не беспокойтесь – он поднял крышку кастрюли, из которой торчали 
ноги огромного индюка.

Настала пора удивляться мне. Закир усмехнулся:

– Тут в парке их бродит много…

Солдаты души не чаяли в Закире.

Как-то доктор Баха предложил Ефимову посетить местный базар. Хостинский базар 
представляет в плане квадрат из четырех узких улочек. Баха с Николаем 
Вячеславовичем неспешно двинулись по рядам, разглядывая товары и беседуя с 
торговцами, рядом с ними усатый нафар с автоматом в обнимку. Я перешел на 
другую сторону улицы. УАЗик отстал, затертый повозками, запряженными ишаками. 
На одном из поворотов вдруг замечаю вооруженный отряд. Человек тридцать в 
национальных одеждах решительно движутся к нам навстречу. Непроизвольно 
оглядываюсь и вижу: из переулочка сзади вышло еще человек двадцать автоматчиков,
 враз сели на землю и уставились на нас. Я прислонился к стене, палец на 
спусковом крючке, автомат опущен стволом вниз. За моей спиной хлебный дукан с 
мальчишкой. Он не опасен. Между тем вооруженная толпа плотно окружила Баху и 
генерала. Доктор что-то втолковывает, народ внимательно слушает, а Николай 
Вячеславович, заложив руки за спину, возвышается над толпой и со скучающим 
видом косит по сторонам. Встречаемся взглядами. Он равнодушно отворачивается.

Нет, пожалуй, боя не будет. Меня мгновенно изрешетят с двух сторон. Самое 
разумное в данном случае, всадить первую пулю генералу в лоб, падать спиной 
назад в дукан и отстреливаться, пока будут патроны. Помощи ждать неоткуда, в 
Хосте советских войск нет. А на афганцев надежды мало. Бесконечно долго тянутся 
минуты. Наконец толпа зашевелилась, попрощалась с Бахой и с Ефимовым, протопала 
мимо меня, соединилась со вторым отрядом, скрылась за углом. Мы сели в машину. 
На вилле нервы наконец начинает отпускать. Советники с удивлением смотрят на 
мой бледный вид и трясущиеся коленки. Я заикаясь шепчу:

– Мужики, я только что чуть было не расстрелял генерала!

Распахивается дверь. На пороге вырастает Николай Вячеславович:

– Итить твою мать! А ведь рубанул бы, а?

– А что еще оставалось делать? – я развожу руками.

Советники дружно гогочут и враз замолкают. Николай Вячеславович хлопает дверью.

Через месяц, в следующую командировку в Хост, генерал Ефимов опять взял меня. 
На этот раз я вооружился РПКН с ночным прицелом, одолжил у Вани Кулешова 
«Стечкин». Увидев это, доктор Баха криво усмехнулся:

– Товарищ Бек с двумя пулеметами.

Как-то поздно ночью к нам на виллу приехал Баха. Мы сидели за столом. Я открыл 
дверь, пропустил доктора в комнату, и, пока он беседовал с Ефимовым, торчал за 
его спиной. Баха почему-то нервничал, часто оглядывался и непроизвольно щупал 
под мышкой «Скорпион». Из разговора я уловил, что группа афганских офицеров 
собралась в клубе и желает выслушать советского генерала. Странные эти афганцы. 
Вчера, например, после совещания в Управлении ХАДа провели неофициальную 
встречу в камере Хостинской тюрьмы. Во главе шконок, восседал руководитель 
афганской военной контрразведки генерал Хисамуддин. Я почувствовал себя неуютно,
 и, оставив Николая Вячеславовича с заговорщиками в камере, поспешил на волю.

Сейчас, прихватив пулемет, я сел возле водителя УАЗа. Сзади разместились Ефимов 
и Баха. Поехали. Описав дугу по периметру парка, машина остановилась. Вокруг 
парка натянута колючая проволока, натыканы мины. Дорога одна. По прямой от 
нашей виллы до клуба всего сотня метров. Начальство зашло в клуб. Мне идти туда 
не захотелось, и я попросил водителя отвезти обратно. На вилле я лихорадочно 
вытащил из рюкзака ночной прицел, пристегнул к пулемету, натянул лифчик с 
рожками, сунул в карманы пару гранат и через веранду сиганул в кусты. Прокрался 
к клубу с задней стороны, пристроил ствол на развилку дерева, включил ночник. 
Примерно через полчаса открылась дверь клуба и на ярко освещенную веранду вышли 
офицеры. Ефимов спросил у часового, куда делся товарищ Бек. Ему ответили, что 
товарища Бека отвезли на виллу. Ефимов чертыхнулся. Как только они сели в 
машину, я ломанулся обратно, и влетел через веранду в комнату в тот момент, 
когда УАЗ, фыркнув мотором, остановился у дверей виллы. Николай Вячеславович, 
увидев меня безмятежно сидящим за столом, побагровел от ярости. Но советники 
гоготнули и показали на пулемет с ночным прицелом, прислоненный к стене:

– Он только что вернулся из парка!

В третий раз в Хост я приехал уже с командиром «Омеги» Валентином Ивановичем,
[3  - Здесь и далее, если фамилия разведчика не приводится, то он – действующий 
сотрудник.] афганским полковником Сыдыком и с переводчиком Сайетом.

Мне срочно понадобилась взрывчатка и кое-какие свои «игрушки». Попросился у 
командира на три дня слетать в Кабул. Он разрешил. В ту пору в Хост летали 
только афганские борта. На взлетно-посадочной полосе чернели останки сгоревшего 
АН-26 и двух вертолетов, уничтоженных душманской артиллерией. Поэтому самолеты 
прилетали без предупреждения. Как только высоко над городом загудят моторы, 
пора мчаться на аэродром. Как раз успеваешь к моменту окончания разгрузки. Так 
и в этот раз, услышав гул самолета, я кинулся было к УАЗу. Но Валентину 
Ивановичу понадобилась какая-то справка:

– Полетишь следующим бортом.

Когда еще прилетит следующий борт? Унылый, я сел за бумаги. Через несколько 
минут дрогнула земля. Донесся отдаленный грохот. Все выскочили на улицу: над 
аэродромом поднимался «атомный» гриб. Оказалось, в самолет, стоявший под 
разгрузкой, угодил снаряд. Он доверху был заполнен бочками с бензином. На 
несколько сот метров вокруг все выгорело. Пожалуй, следует поставить Валентину 
Ивановичу пузырь за то, что не пустил.

Душманская артиллерия достала нас до печонок. Дело в том, что начальник 
артиллерии Хостинского гарнизона ушел к «духам», прихватив с собой 122 мм 
гаубицу и радиостанцию. Орудие закопали на горе Торегаригар, прикрыли яму 
сверху циновками, тщательно замаскировали. Изменник, никогда не попадавший по 
моджахедам, на удивление метко бил по нашим самолетам, заходящим на посадку. 
Решили провести операцию силами 25-й пехотной дивизии и 37-й бригады 
«Коммандос». В дивизии 550 штыков, три танка и три БТР-60. В бригаде 
«Коммандос» около 350 солдат. Наша рота придается им в подчинение. Это плохо. 
Их же бросят в самое пекло! Жалко своих разведчиков, которых неделю назад 
перебросили в Хост. Прошусь у Валентина Ивановича на боевые, он разрешает. 
Только строго-настрого запрещает лезть на рожон и берет с меня слово постоянно 
находиться вместе с советником 37-й бригады. Ладно, там видно будет. Разбиваю 
роту на одиннадцать групп, во главе каждой группы ставлю своих разведчиков. 
Делю между ними скудные запасы взрывчатки. Задача проста: дивизия с бригадой 
штурмуют гору и сбивают оттуда «духов», мы поднимаемся следом, подрываем орудия,
 устанавливаем мины и отходим. Настраиваю и проверяю радиостанции, составляю 
переговорную таблицу для связи с Валентином Ивановичем. Наступает ночь. Рота 
выстраивается во дворе управления ХАДа. К выходу все готово. Тут, узнав, что я 
собрался на боевые, уперся полковник Сыдык.

– Я лучше положу всю роту, чем потеряю одного товарища Бека! Солдаты роты 
ненадежны, могут выстрелить ему в спину. Я сам их боюсь.

Никакие уговоры на него не подействовали. Рота уходит без меня. Всю ночь сижу 
за пультом мощнейшей радиостанции нашей разведточки. Радист-солдат настраивает 
его на частоту УКВ. Я оглашаю эфир позывными:

– «Мангарай», «Мангарай» – я «Капчар!» («Мангарай» в переводе стрела-змея, 
позывной Бадама. «Капчар» – кобра, мой позывной).

В эфире треск и далекие голоса. Меня наверное, слышно не то, что в Пакистане, а,
 пожалуй, даже в Вашингтоне. Однако Бадам не отвечает.

Через два дня ребята возвращаются. Бадам взбешон. Ночной штурм горы не удался. 
Как и следовало ожидать, нашу роту бросили впереди всех, и восемь бойцов 
потеряли ноги на минном поле. Пришлось отходить. Подполковник-советник 37-й 
бригады тоже подорвался на мине, хотя находился во втором эшелоне, и погиб от 
потери крови. Бадам подозревает, что его убили изменники.

– Товарищ Бек, если бы ты пошел с нами на боевые, заступился бы за нас, не 
позволил штурмовать гору в лоб через минное поле. И советника 37-й бригады мы 
бы опекали. А меня кто будет слушать?

На душе муторно.

Через несколько дней афганская 25-я пехотная дивизия расстреляла в спину 37-ю 
бригаду «коммандос», побросала всю бронетехнику и позорно разбежалась. Это была 
измена. Город остался беззащитным, со дня на день можно было ждать душманского 
штурма при поддержке трофейных танков и бронетранспортеров. А у нас ни одного 
гранатомета! Пришлось сливать остатки бензина из машин и готовить бутылки с 
«коктейлем Молотова». Но было понятно, что долго нам не продержаться. 
Прорваться к своим через высокие горы, заселенные враждебными племенами, 
невозможно. Тогда мы с Бадамом решили: в случае чего – всей группой уходить в 
Пакистан. До границы всего 14 км, а для моих разведчиков-пуштунов Пакистан – 
дом родной. Я должен был косить под узбека и лопотать по своему. И упаси бог 
что-нибудь брякнуть по-русски! Там останется только доставить меня в Советское 
Посольство, либо топать дальше до самой Индии.

Окружной прокурор ездил по кишлакам и уговаривал местных жителей откочевать в 
Пакистан:

– Завтра шурави будут бомбить ваши села!

Дехкане трясли бородами и отказывались, предпочитая погибнуть в своих домах, 
нежели стать беженцами. На другой день советская авиация нанесла по местам 
скопления моджахедов массированный бомбо-штурмовой удар. За два дня было 
совершено около 330 самолето-вылетов. Покрошило много «мирняка». Прокурор 
оказался прав. Начался исход местных жителей в Пакистан.

Нашей группе по воздуху перебросили огневое усиление: один гранатомет с шестью 
выстрелами, по одному на каждую единицу душманской бронетехники.

Потом еще почти месяц наша рота в Хосте проводила карательные акции, арестовала 
и по приговору военно-полевого суда расстреляла десяток рядовых-дезертиров. 
Основные же виновники измены, некоторые старшие офицеры, родственники членов 
афганского Политбюро, были неприкасаемы. Особист 25-й дивизии плакал пьяными 
слезами и просил прирезать своего начальника штаба – «агента империализма и 
врага народа». Между прочим, через неделю этот начштаба чуть не накрыл всю 
разведгруппу вместе со мной огнем гаубичной батареи, когда мы рыскали по 
окрестностям Хоста, гоняясь за иностранными советниками, среди которых была 
даже одна француженка (я пообещал Бадаму: если поймаем, отдам ее на три дня в 
распоряжение разведгруппы). Только случайное появление на батарее советского 
военного советника спасло нас.

Валентин Иванович наконец отпустил меня в Кабул. Советники попросили взять с 
собой шифровальщика. Кроме шифр-блокнотов, он должен был привезти бензин, и его 
затарили несколькими пустыми бочками.

На аэродром плюхнулся АН-26, развернулся на середине взлетно-посадочной полосы 
и открыл створки, вздымая тучи пыли невыключенными моторами. Из окопа выскочили 
десятка два афганских солдат, бросились разгружать борт. Как только они 
завершили работу, «аннушка» взревела и пошла на взлет. Мы бросились вдогонку. Я 
успел запрыгнуть на аппарель, протянул руку шифровальщику. Однако он с тоской 
во взоре продолжал бежать за набирающим скорость самолетом:

– А как же бочки?

– К черту пустые бочки! В Кабуле найдем! Давай руку!

– Не могу-у!

Пришлось спрыгнуть.

Через час прилетел другой борт, на котором мы благополучно добрались до Кабула 
со злосчастной пустой тарой.

Ребятам я привез сувениры. Ване Кулешову подарил шикарный «Бур-303», Василию 
Ивановичу и Сереге по кривой сабле. Живоописал, как выбирался из Хоста. В этот 
момент в комнату заглянул офицер, отвечавший за внутреннюю безопасность. Глаза 
его сузились от гнева:

– Почему оставил командира одного?

– С ним переводчик. Мне срочно понадобились мины. Завтра улечу обратно.

Начали заходить другие ребята и тоже выспрашивать, что стряслось и почему 
прилетел без Валентина Ивановича. Я начал хохмить. Глотая слезы, срывающимся 
голосом поведал братве:

– Был жуткий артобстрел аэродрома. Я, как более резвый, успел запрыгнуть на 
борт, а Валентин Иванович не успел. Последнее что видел, как он упал, не 
дотянувшись до моей протянутой руки, скрылся в облаке пыли…

Народ был потрясен случившимся. Ваня, сволочь, еще больше сгустил краски, 
рассказывая об этом эпизоде другим слушателям. Вроде как: пытаясь взобраться на 
аппарель разбегающегося самолета, отбрыкивался от цепляющегося за мои ноги 
Валентина Ивановича. Командиру об этих байках, конечно, донесли, но он лишь 
посмеялся.




Глава 11. Диверсионная деятельность



Первая диверсия



Разведотдел 5-го Управления ХАДа сумел внедрить к душманам своего агента. В 
Пакистане его перевербовали и отправили обратно Кабул с заданием взорвать школу,
 выдали два килограмма пластита, кусок огнепроводного шнура длиной около метра 
и два капсюля-детонатора. Он принес все это в ХАД и доложил о полученном 
задании. Советники КГБ попросили меня провести экспертизу и дать заключение: 
действительно ли это взрывчатка? Я отщипнул кусочек пластита и поднес зажженную 
спичку. Народ шарахнулся в разные стороны. Пластит вспыхнул ярким пламенем. 
Огнепроводный шнур тоже загорелся как положено. Все нормально, качество 
отличное. Чтобы проверить капсюли-детонаторы, нужно будет один из них 
опробовать. Однако советники не захотели лишнего шума в расположении. 
Задумались, что делать дальше. Взрывать школу нельзя и не выполнить проверочное 
задание агенту тоже нельзя. Школа располагалась в районе аэропорта и 
представляла собой двухэтажную деревянную конструкцию, похожую на сарай. Я 
положил глаз на «импортную» взрывчатку и предложил советникам:

– Ребята, отдайте его мне. Импортная взрывчатка нужна для зарубежных акций. 
Взамен я вам изготовлю бомбу из советского пластита. Взрыв будет что надо: во 
всей округе вылетят стекла, а школа не пострадает.

Старший советник хитро прищурился:

– А может ты решил оформить его в качестве своего трофея?

– Тьфу! – я обиделся и ушел.

На следующий день от афганских коллег я первым узнал о ночной душманской 
диверсии. Патруль в темноте заметил человека, возившегося над кабельным 
колодцем возле школы и окликнул его. Неизвестный пустился наутек. Сарбозы[4 - 
Сарбоз – солдат.] наклонились над люком посмотреть, в чем дело. В этот момент 
раздался взрыв. Пострадали двое солдат. Вдобавок замкнуло силовой кабель и 
деревянная школа сгорела дотла.

Утром я поздравил советников с успешной операцией. Они побледнели и кинулись к 
своим подсоветным. Вернулись кислые, доложили начальству. Шеф отнесся к 
случившемуся философски:

– Зато как здорово мы зашифровали агента!




Взрыв в Орьяхейле


В конце осени 1983 года в Представительство КГБ примчался Васэ, начальник 
одного из отделов 5-го Управления ХАДа. Он был взволнован и требовал встречи с 
нашим начальством. Я его урезонил:

– Во-первых, сегодня пятница. У вас, афганцев, выходной день. Естественно, мы, 
ваши советники, тоже отдыхаем. Во-вторых, уже вечер. Все «белые люди» 
давным-давно разъехались по квартирам. И беспокоить их по пустякам – значит 
навлечь на себя неприятности.

Тогда Васэ поведал, что имеется информация о крупном складе боеприпасов в селе 
Орьяхейль Пагманского уезда. Он хотел, чтобы мы подняли по тревоге батальон 
десантников и двинули на Пагман. Я снова его осадил:

– А ты представляешь себе, сколько времени нужно, чтобы поднять батальон?! Трое 
суток! К тому же завтра и послезавтра выходные дни у Советской Армии. Так что 
приходи-ка в понедельник утром. Твою информацию передадим в координационную 
группу, а там, глядишь к концу следующей недели сходим на реализацию. Но может 
и не сходим, так как кто знает, насколько надежны твои сведения о складе.

Васэ ничего не оставалось, как начать выкладывать подробности. Оказалось, что 
заведующий душманским складом продал налево три автомата. Со дня на день 
ожидался приезд ревизора. Деваться было некуда, и он пришел в ХАД с просьбой 
захватить его склад. На сегодняшний день у него там полсотни противотанковых 
мин, несколько ящиков гранат, много патронов к стрелковому оружию. Душмана 
сразу завербовали в качестве агента.

Это уже было интересно. Я предложил:

– А может просто бабахнем склад?

Васэ заметил, что для этого потребуется бомба с часовым механизмом. Где его 
взять? Чтобы изготовить ее, тоже нужно время.

Я хмыкнул:

– Нет проблем!

Вытащил из ящика стола механический взрыватель МУВ-2 с капсюлем-детонатором. 
Объяснил принцип действия.

– Пусть твой агент сложит в кучу противотанковые мины, а в саму верхнюю вставит 
эту штуку, предварительно выдернув чеку. Примерно через полчаса все взлетит на 
воздух.

Васэ с изумлением вертел в руках взрыватель. Я же решил, что даже если агент 
отнесет взрыватель душманам – невелика потеря. Ради такого склада стоит 
рискнуть.

– Если взорвешь склад – поставишь бутылку виски в качестве платы за «адскую 
машину».

Прошло почти две недели. Однажды утром меня разбудил дежурный офицер и 
пригласил к городскому телефону. Васэ возбужденно кричал в трубку:

– Товарищ Бек, с меня бутылка!!!

– Молчи, сейчас приеду!

Я примчался к нему. С трудом удалось успокоить его и выяснить все по порядку.

Агент, получив взрыватель, долго колебался. Но однажды в их штаб-квартире 
собрались три группы моджахедов. После изнурительных боев с советскими 
подразделениями они уходили на отдых и переформирование в Пакистан. По этому 
случаю забили нескольких овец.

Демонстрируя доверие друг к другу, моджахеды сложили оружие в комнате на первом 
этаже, а сами поднялись на второй этаж, как раз над складом. Играла музыка. 
Ребята гуляли.

Агент понял: или сейчас, или никогда. Выдернув чеку, дрожащей рукой вставил 
взрыватель в мину. Затем запер дверь на замок и под благовидным предлогом ушел 
домой. Прошло полчаса – взрыва не было. Прошло сорок пять минут – взрыва нет. 
Решив, что его обманули, агент поплелся назад. Он уже подходил к вилле, когда 
рвануло! Обломком кирпича его стукнуло по голове, чему агент был несказанно 
рад: все-таки алиби! От двухэтажного здания осталась груда развалин. Погибло 
более 70 моджахедов. Уничтожено много оружия, мин и боеприпасов и, по словам 
агента, даже ящик с деньгами (вот в чем я сильно сомневаюсь).

ХАД выплатил агенту крупную сумму. Тот выразил готовность и впредь выполнять 
подобные задания.

На следующий день на место взрыва прибыл пакистанский советник, с которым мы 
мирно уживались в одном районе (однажды с усиленным батальоном десантников мы 
ходили по его душу, но пакистанца спрятал другой агент ХАДа). Местные жители 
рассказали, что в дом угодила авиабомба, чему он, похоже, не поверил. 
Сопровождавшие советника моджахеды облили руины чем-то прозрачным и подожгли. 
Затем велели восстановить дувал вокруг развалин, объявили братскую могилу своих 
товарищей святым местом, и ушли в Пакистан. В ту зиму обстановка в Пагмане 
оставалась спокойной.

Васэ торжественно вручил мне бутылку «Белой лошади», с чем я и вернулся в 
расположение. Ребята только просыпались. Дав команду накрывать на стол, я 
потопал в штаб доложить шефу и получил нагоняй! Однако это не омрачило 
настроения. Завтракая, мы наблюдали в окошко, как прибывали в штаб и уходили 
советники. Примерно через полчаса зафиксировали развевающийся плащ парнишки, 
работавшего у Васэ советником. Он летел как на крыльях!

– Глядите: торопится за орденом! – хохотала братва.

Смех смехом, а за эту диверсию «Васькин» советник действительно получил Красную 
звезду, хотя к акции не имел никакого отношения.

Через полгода, уже в Союзе, на общем собрании офицеров «Вымпела», в присутствии 
высокого руководства другой наш коллега с трибуны красочно расписывал, как 
завербовал агента, внедрил в банду, изготовил мину с часовым механизмом, 
камуфлированную в виде термоса и грохнул аж 90 «духов»! Наша группа слушала его 
басни и потешалась. После совещания я поймал докладчика за рукав:

– По-моему, там все же погибло около 70 моджахедов.

– А че их жалеть, басурман? – возразил тот.

Впрочем, я несколько забежал вперед.




Пошло дело


Следующий заказ на «адскую машинку» пришел довольно быстро. На этот раз 
объектом диверсии был склад ракет «земля-земля» в том же Пагманском уезде. В 
полу одноэтажного дома был вырыт глубокий окоп крестообразной формы, в котором 
сложено около трех десятков ракет, множество боеприпасов к безоткатному орудию, 
выстрелы к РПГ, ручные гранаты.

На этот раз Васэ получил четыре кумулятивных заряда КЗУ-2 с мангнитами, полкило 
пластита, два отрезка детонирующего шнура длиной по четыре метра. Я подробно 
разъяснил, как установить заряды. Ракеты следовало сложить боевой частью в одну 
сторону, на них прикрепить магнитные мины. Соединить все заряды детонирующим 
шнуром, а на пересечение отрезков прилепить пластит со взрывателем.

Результат получили довольно быстро: через два дня. Правда, Васэ внес свои 
поправки в установку зарядов, в итоге громкого взрыва не получилось. Ракеты 
начали гореть и разлетаться в разные стороны. Селяне с перепугу разбежались кто 
куда. Советская сторожевая застава в Пагмане, зафиксировав странные пуски ракет,
 добавила туда жару из гаубиц.

За эту диверсию я получил от Васэ вторую бутылку «Белой лошади» и вторую 
нахлобучку от шефа. Валентин Иванович строжайше запретил хулиганить, потому что 
бомбить душманские склады не входит в наши обязанности. Советники 
Представительства КГБ тоже неодобрительно косились в нашу сторону:

– Допрыгаетесь, ребята, что когда-нибудь душманы подсунут бомбу вам самим.

Но, при всем желании, я уже не мог остановить процесс, поскольку передал Васэ 
целый ящик различных взрывателей, мин и зарядов, и он начал действовать 
самостоятельно. До конца нашей первой командировки, таким образом, партнеры 
успели взорвать шесть складов. По результатам одной диверсии у нас возникли 
разногласия с советниками зоны «Центр». У них была информация, что часть оружия 
со склада душманами предварительно было вывезено и продано.

Нашей девятой группой было изготовлено несколько самодельных мин для зарубежных 
акций. Для ликвидации одного из лидеров афганской оппозиции слепили магнитную 
мину с элементом необезвреживаемости. Чувствительность взрывателя Ваня с 
Василием Ивановичем настраивали, прилепив мину под днище своей машины и 
раскатывая по улицам Кабула.

Кроме того партнерам было показано, как изготовить кумулятивный заряд с ударным 
ядром большой мощности для душманской штаб-квартиры в Пешаваре, которая 
располагалась в двухэтажной вилле, отстоящей в глубине двора примерно в 50 
метрах от каменного забора. Для мины понадобилось около трехсот килограммов 
пластита и огромный чугунный казан. Мину следовало замаскировать в кузове 
автомашины. Машину поставить на стоянку у забора. Было подготовлено две 
диверсии, одна в Пакистанском городе Парачинаре на складе, где хранилось около 
пяти тысяч противотанковых мин, другая планировалась в иранском городе Захедане 
на крупном нефтехранилище.

В Парачинаре диверсант, которому я присвоил условное имя «Кудлатый», внедренный 
под соответствующей легендой в охрану склада, должен был сперва купить на 
базаре противотанковую мину и вставить в нее замедлитель. Затем, в момент 
погрузочно-разгрузочных работ, выдернуть чеку взрывателя и занести мину на 
склад. Если это не удастся, должен был действовать грубо: снять часовых, сбить 
замок с дверей и применить старый добрый огневой способ. Поскольку обитую 
железом дверь подвала круглосуточно охраняли двое часовых, диверсанта снабдили 
бесшумным пистолетом «Гроза». «Кудлатый» предпочитал острый нож и имел по 
мокрушным делам богатый опыт, а ко всякого рода пистолетам с глушителями 
относился с предубеждением. Однако «Гроза» ему очень понравилась. В комнатах 
над складом проживало около тридцати моджахедов. Поэтому, на всякий случай, я 
дал ему автоматный глушитель ПБС и два магазина спецпатронов УС, трофейную 
химическую гранату нервно-паралитического действия. С диверсантом я занимался 
по индивидуальной программе почти месяц. В том числе отрабатывали возможность 
подрыва противотанковых мин с помощью ручных гранат РГД-5. Самое поразительное 
в том, что на испытаниях от гранат мины не детонировали, а разрушались!

Легенда прикрытия «Кудлатого» была интересной. Сперва его, сильно обросшего и 
изможденного, пришлось оставить без документов на базаре. Там его загребли в 
армию. В афганскую армию «призывали» методом облавы, и за каждого будущего 
защитника революции патруль получал приличную сумму. Оперработник ХАДа, 
посвященный в план операции, как бы случайно оказавшись на фильтрации 
призывников, распределил «Кудлатого» охранять районный партийный комитет в 
Кабуле.

Вскоре «Кудлатый», пригрозив стволом, заставил солдат-охранников связать друг 
друга, обокрал контору, забрал пять автоматов и укатил в Пакистан на новеньком 
парткомовском УАЗике. Машина, оборудованная тайниками, была специально 
подставлена для операции. Большую опасность для него представляли советские 
ночные вертолеты-охотники. Однако он благополучно достиг цели, заложил тайник 
со спецоружием, продал трофейные автоматы, внедрился в охрану склада и дал 
знать о готовности к операции.

Что касается диверсии в Захедане, два брата-диверсанта должны были на мотоцикле 
подъехать к нефтехранилищу, пробить из РПГ-7 цистерны с горючим и поджечь 
вытекающий бензин бронебойно-зажигательными и трассирующими пулями. Затем всю 
ночь до утра на головы несчастных пожарных должны были падать китайские ракеты 
«Земля-земля», снабженные замедлителями пуска.

Эти зарубежные акции не были осуществлены по политическим соображениям и 
отменены распоряжением нашего большого руководства. «Кудлатому» пришлось 
возвращаться в Кабул и вернуть спецоружие. Впоследствии он участвовал во многих 
интересных мероприятиях. Сейчас он проживает в Пакистане, сильно пристрастился 
к наркотикам. Недавно я связался с ним через посредника, пригласил в гости в 
Москву. Когда он приедет, придется сходить к ребятам в МВД, попросить граммов 
двести анаши для старого друга.

Убедившись в эффективности диверсий, партнеры на базе 5-го управления ХАДа 
создали самостоятельный 8-й отдел, который через пару лет превратился в 58-е 
управление со своей спецлабораторией, складами и персоналом, прошедшим 
подготовку в Союзе. Бессменным начальником этого диверсионного подразделения 
оставался мой друг Васэ. У него работали и советники, и прикомандированные 
специалисты из Союза, занимавшиеся радиоминами. Другим нашим ребятам общаться с 
сотрудниками спецлаборатории было категорически запрещено. Однако, пользуясь 
своим исключительным положением, я продолжал встречаться и работать с ними и в 
последующем.




Глава 12. Ургунская операция


В ночь на 31-е декабря 1983 года на город Ургун напали душманы. Афганский 
пограничный полк частично разбежался, частично попрятался в крепости. Со всех 
сторон доносился лязг гусениц и рев танковых моторов, неслись вопли:

– Алла! Алла!

И тогда Бадам, который оказался там со своей разведгруппой, пинком распахнул 
дверь блиндажа, в котором трясся от страха полковник Сыдык и командир 
пограничного полка. Потребовал ключи от оружейных складов. Ключей не оказалось. 
Пришлось сбивать замки. Среди всякого хлама обнаружил семь гранатометов. С 
крепостной стены наугад на звуки моторов разведчики открыли огонь и кричали 
«Ура!». Это чтобы душманы решили, что имеют дело с советскими солдатами. Шум 
поутих. Тогда Бадам с несколькими бойцами совершил вылазку. На фоне 
свежевыпавшего снега заметил силуэт танка и решил его брать. Но танк удрал. 
Подобрав двух раненных душманов, приволок в крепость. Из щелей вылезли 
перепуганные пограничники и запинали несчастных до смерти.

В это время в самом городе Ургуне горстка ГРУшников тоже приняла бой.

Как потом выяснилось, моджахедов поддерживали всего два танка. Просто душманы 
записали шум моторов на магнитофоны и устроили психическую атаку. Если бы не 
Бадам, противник захватил бы город. А когда в Ургун вошли советские дивизии, 
ребята были использованы в качестве наводчиков, что позволило уничтожить 
огневые точки противника и захватить богатые трофеи. Результаты его 
деятельности были оценены высоко. Начштаба 40-й Армии Сергеев лично жал Бадаму 
руку.




Глава 13. ЧП в Кандагаре


1-го января 1984 года наша девятая группа готовилась десантироваться на Ургун, 
но операцию отменили. Зато поступила шифровка из Кандагара. Случилось несчастье 
в нашей колонии: в результате взрыва есть убитые и раненные. Для расследования 
ЧП из Кабула командируются три человека: полковник из отдела кадров 
Представительства КГБ, подполковник из Представительства МВД и я, в качестве 
эксперта по взрывным устройствам.

Спецрейсом прибываем в кандагарский аэропорт, далее нас отвозят в ООНовский 
городок. ООНовский городок – это обнесенные каменным забором двухэтажные виллы, 
в которых проживают военные, сотрудники КГБ и МВД, гражданские специалисты. Во 
дворе несколько БМП охраны. Вокруг забора густые заросли камыша в два 
человеческих роста. Их в свое время пытались выжигать огнеметами, но 
безрезультатно: быстро прорастают. И тогда внешний периметр просто заминировали,
 причем без составления карточек минных полей. Все равно наши за забором не 
лазают.

Новому коменданту городка этого показалось мало, поэтому на расстоянии 
нескольких метров от забора армейские саперы начали натягивать МЗП. 
Пространство между ними нашпиговали противопехотными и сигнальными минами.

На крыше виллы, где размещаются наши ребята из «Омеги», огневая точка АГС-17, 
обложенная мешками с песком. За мешками скучают солдаты в касках и бронежилетах.
 На другой крыше – корпус подбитого БТР. Его крупнокалиберный пулемет КПВТ без 
пламегасителя по ночам пугает духовских лазутчиков трехметровым факелом и 
страшным грохотом. Внутри БТР – койка. На ней по ночам дремлет дежурный офицер.

Вокруг городка пологие склоны, дальше на многие сотни километров пески пустыни 
Регистан. Жарко, несмотря на январь. А что же творится здесь летом?

Мы с кадровиком размещаемся на вилле «Омеги», а подполковник МВД – у своих 
советников. С тех пор мы его больше не видели. Начинаем расследовать вдвоем. 
Выясняется следующее.

31 декабря ребята отмечали Новый год. Сначала встретили по Сахалинскому времени,
 как и полагается вскрыли бутылку шампанского и отсалютовали в воздух ракетой. 
Затем наступила очередь поднять бокалы за Благовещенск. После этого пили за 
алма-атинцев, ташкентцев, душанбинцев. Шампанское кончилось, перешли на самогон.
 В 24:00 по Московскому времени «Омегу» пришли поздравлять соседи: 
капитан-таджик из МВД и новый руководитель разведточки ГРУ. Таджику захотелось 
пустить ракету. Наши пожадничали. Тогда ГРУшник вручил милиционеру ключи от 
своего сейфа: там лежали две ракеты, оставшиеся от прежнего хозяина. В это 
время все вышли покурить. Таджик в кругу ребят поднимает руку с осветительной 
ракетой вверх, дергает шнур: Взрыв! Ему оторвало по локоть левую руку и кисть 
правой руки, снесло по колено осколком левую ногу. Начальнику разведточки ГРУ 
выбило глаз. Двое наших офицеров тяжело ранены, легко ранило солдата, стоявшего 
спиной.

Затащив раненых в комнату, ребята наложили жгуты на ампутированные конечности 
капитана, перевязали остальных, вкололи всем промедол. Затем, погрузив в 
«Волгу», помчались в госпиталь, расположенный в трех десятках километрах от 
городка – в аэропорту (кто бывал в Кандагаре, представляет что это такое: ехать 
ночью через камыши). Рано утром прилетел военный самолет. Офицера ГРУ приняли 
на борт. Пилоты согласились подождать, пока окажут медицинскую помощь остальным.
 Но какой-то ублюдок дал команду на взлет:

– Кагебешники набедокурили, а наш офицер мучается. Никого ждать не будем.

«Омеге» пришлось вызывать из Кабула самолет Представительства КГБ. На это ушло 
еще 3 часа. Капитана МВД не довезли, он скончался в воздухе…

Для нас это было дико. Годом ранее Джалал-Абаде загибался от тропической 
лихорадки «Каскадер» Володя. Он уже впал в кому. Нужны были какие-то редкие 
импортные препараты. И тогда братва выдала «SОS» по радиостанции «Сатурн». 
Центр отреагировал мгновенно и послал шифровки во все свои закордонные 
резидентуры. В одной из европейских стран были куплены необходимые лекарства и 
самолетом «Аэрофлота» в тот же день переброшены в Москву. В «Шереметьево» ящик 
с медикаментами был перегружен на борт андроповского ТУ-134 и доставлен в Кабул.
 Оттуда военным бортом в Джалал-Абад. Володя был спасен.

Пока кадровик КГБ опрашивает свидетелей, я должен определить, что же 
взорвалось? Провожу осмотр места происшествия. Два двухэтажных здания, 
отстоящие друг от друга примерно на 10 метров, и гараж между ними в плане 
образуют букву «П». Во дворе стоит белая «Волга». У машины выбиты стекла 
правого борта. Верх и правые двери в нескольких местах пробиты осколками. На 
поверхностях крыши и дверей радиально расходящиеся следы копоти. Поскольку они 
отложились в двух плоскостях, легко определяю центр взрыва. Провожу по этим 
следам пальцем – копоть жирная. Это человеческий жир. Левая кисть капитана, 
державшая ракету, была разнесена в клочья. В таком случае фрагменты кисти 
должны быть разбросаны по кругу во все стороны. Оглядываюсь вокруг. Что-то 
слишком много мух на стенах. Подхожу ближе и вижу, что они роятся над 
мельчайшими частицами человеческой плоти, налипшими на штукатурку.

Собираю в бумажные кулечки все, что мог обнаружить: металлические осколки, 
косточки, кусочки мяса. Затем разбираю пробитую осколком дверцу «Волги» и 
обнаруживаю там донную часть осветительной ракеты. Все ясно. Взорвалась ракета, 
начиненная взрывчаткой. Я сам умею изготавливать такие сюрпризы. Только я 
обычно добавляю в пластит шарики или мелкие гвозди. В этой ракете убойных 
элементов не было. Иначе погибли бы все.

Детально обследую и поверхность земли. За моими действиями со стороны 
внимательно наблюдает старичок с погонами генерал-майора. Затем он подходит и 
заговорщически шепчет:

– Гранату могли бросить сверху – и показывает пальцем на бойцов, дежурящих на 
крыше.

Похоже, дед малость «не того».

Где вторая неиспользованная ракета? Вдруг и та сюрприз?

Часовые показали, что вторую ракету после ЧП выбросили через забор в камыши. Ее 
нужно найти. Перебираюсь через МЗП и, чуть не наступив на гюрзу, взлетаю на 
стену. Впереди густой камыш. Придется спуститься вниз и шарить руками. А там – 
страшно подумать: всякие ползучие и членистоногие. Бр-р!

Пока переминаюсь на заборе и раздумываю, издалека раздается автоматная очередь: 
кто-то пытается меня срезать. Но стреляет он неважно и пули поют довольно 
высоко. Осторожно сползаю со стены, и прокалывая землю складным ножом, 
углубляюсь в заросли. Через некоторое время нахожу не одну, а две ракеты. 
Возвращаюсь по своим следам обратно.

Штаниной все-таки цепляюсь за крючок МЗП. Хлопок сигнальной мины, жуткий вой, 
трассеры! Прибегает злющий подполковник-сапер:

– Твое счастье, что этот участок я вчера не успел заминировать. Попробовал бы 
отойти на пару десятков метров правее! И вообще, какого хрена ты шатаешься по 
моему минному полю?

Я на него не в обиде. От солдат я и так знал, что на этом участке мин нет. 
Когда все утихомирилось, начинаю колдовать над ракетами: разбирать или нет? Кто 
ж этих ГРУшников знает, вдруг изделие поставлено на необезвреживание? Колупнешь 
крышечку и бывай здоров! Решаю выстрелить. Привязав ракеты к козлам для пилки 
дров, длинным шпагатом из-за угла привожу их в действие: первая срабатывает как 
и полагается осветительной ракете. Дергаю второй шнурок. Взрыв!

Опять набегает народ. Сапер орет на меня. Он подумал, что этот идиот опять 
полез через забор и подорвался на мине.

Виноват, не спорю.

Меня беспокоят другие мысли. Когда военнослужащий гибнет в бою, его семье 
выдается денежное пособие. Например, за майора полагается 1000 рублей. Хоронят 
его с музыкой и троекратным салютом. По этому поводу, отправляясь на боевые, мы 
иногда подначивали Серегу:

– Командир, садись вперед. Случись что, тебя будут хоронить с музыкой. А нам 
надо еще дослужиться до майора.

Сергей не спорил и, посмеиваясь, послушно занимал место рядом с водителем БТР.

Если смерть военнослужащего не была связана с боевыми действиями, его семье 
ничего не полагается.

Конечно, как член комиссии, я обязан установить истинную картину происшествия. 
Но если эта истина пойдет ребятам во вред – я не колеблясь уничтожу вещдоки и 
буду доказывать всем, что имел место душманский обстрел. С этой целью я даже 
привез с собой из Кабула пару железок: хвостовые части 82 мм мины и реактивной 
гранаты ПГ-7В. Армейцы будут молчать: сработало их специзделие.

Вечером переговорил с кадровиком Представительства КГБ. Он согласен прикрыть 
ребят, но просит подготовить несколько других правдоподобных версий, поскольку 
весь городок знает, что никакого душманского обстрела в новогоднюю ночь не было.
 Сажусь писать справки, дополняю их цветными рисунками. Излагаю факты:

– центр взрыва находился примерно на высоте 180 см от поверхности земли;

– взорвалась осветительная ракета;

– ракета взорвалась в руке погибшего капитана.

Далее выдвигаю возможные версии:

– взорвавшаяся ракета имела заводской дефект;

– в корпусе осветительной ракеты находилось взрывное устройство.

По последнему пункту предполагаю:

– сюрприз могли подложить душманы;

– сюрприз мог быть изготовлен сотрудниками ГРУ для спецмероприятий (иначе зачем 
простые осветительные ракеты хранить в сейфе), но предыдущий начальник 
разведточки по какой-то причине не поставил в известность своего преемника.

А подполковник МВД, не поставив нас в известность, уже улетел в Кабул. Странно.

Номер и серия второго взорвавшегося специзделия совпадает с номерами ракет 
армейской бригады, дислоцирующейся возле Кандагарского аэропорта.

Едем туда. Комбриг дает команду собрать все ракеты этой серии. Их более ста 
штук. Нужно их проверить. Заниматься этим в расположении бригады не разрешают. 
Уезжаем на «Волге» подальше. Нам выделяют БТР сопровождения. Уже вечер. Алый 
диск солнца на багровом фоне неба, черные силуэты скал, черная земля, а на ней 
серебристые ручейки. Красота-то какая!

Впереди на обочине «бурубахайка». Бородатые мужики душманского вида, завидев 
нашу «Волгу», не спеша рассредоточиваются по обе стороны дороги. Я начинаю 
нервно нащупывать пистолет, потому что неделю назад в этих краях из такой же 
«бурубахайки» впарили в корму БТР. «Духи», заметив позади нас далеко отставший 
бронетранспортер, возвращаются обратно к своей машине. Слава богу, нас не 
трогают. Подъезжаем к мосту. Привязываем ракеты к перилам и длинным шнуром из 
под моста начинаем их запускать.

Примерно через час заканчиваем работу. Ни одна не взорвалась. Чтобы проверить 
версию заводского брака, даже заклиниваю осветительную ракету в корпусе, 
проткнув лезвием ножа ее картонную оболочку насквозь. Не взрывается. Ракета 
прорывает плотный картон и улетает вместе с ножом. Я был неправ, у нас 
выпускают надежное оружие!

На другой день возвращаемся в Кабул и узнаем удивительные новости: командование 
40-й Армии о кандагарском ЧП в тот же час оповестило свое московское начальство.
 Министерство Обороны в своей интерпретации раньше других проинформировало об 
этом Кремль и свалило вину на наших ребят. По линии МВД подоспело уточнение: «В 
новогоднюю ночь 1984 года по инициативе сотрудников КГБ, в их расположении было 
организовано совместное распитие спиртных напитков домашнего приготовления, 
приведшее к ЧП с летальным последствием для сотрудника МВД».

Генеральный Секретарь Юрий Владимирович Андропов позвонил Председателю КГБ 
Чебрикову уточнить детали происшествия, а он первый раз об этом слышит! 
Руководителю Представительства КГБ в Кабуле от него изрядно перепало.

Кадровик попросил меня согласовать план дальнейших совместных действий с 
руководством Кабульского Представительства МВД. Мрачный милицейский генерал, 
молча выслушав мою пламенную речь, направил к тому подполковнику, третьему 
члену нашей комиссии. Подполковник извлек из сейфа разорванный в клочья пиджак 
погибшего капитана с бурыми пятнами запекшейся крови и фотографию, на которой 
запечатлены трое незнакомых ребят возле самогонного аппарата. Позже я выяснил, 
что это были советники МВД предыдущего заезда!

На все мои уговоры подписать подправленный протокол, он отказывался и упорно 
твердил:

– Они занимались распитием спиртных напитков!

Я озверел и перешел на «ты»:

– Слушай, мужик! Ты что, Новый год встречал всухую?

– Я ракеты не стрелял, – с обескураживающей простотой ответил он.

Короче говоря, в результате межведомственной грызни пострадала семья погибшего 
капитана милиции. В этом плане все же хочется отметить положительную практику 
40-й Армии: независимо от причины смерти военнослужащего в Афганистане, на всех 
их оформляли документы как на боевые потери с положенными в таких случаях 
пособиями.




Глава 14. Операция «Забиулло»


31 января 1984 года в Кабуле я готовился отмечать свое 32-летие. Варились 
полтушки барана, наготове стояла трехлитровая банка «салимовки» – крепчайшего 
самогона, по рецепту «Каскада» гнавшегося местным дуканщиком Салимом. В 
предвкушении бешбармака братва выписывала круги вокруг большой кастрюли. Но тут 
возник дежурный офицер и передал мне срочный вызов к шефу.

Сперва задание показалось простым: требовалось срочно доставить начальнику 
разведотдела 5-го Управления ХАДа бесшумный пистолет «Гроза» с двумя патронами 
и обучить его пользоваться этой штуковиной. Сыпанув в карман на всякий случай 
пригоршню спецпатронов, я завел «таблетку» и поехал к афганцам.

Начальник разведки Рашид, крутой боевик-"мокрушник", ждал у себя в кабинете. 
Мне было совершенно не интересно, кого это партнеры собираются пристрелить. К 
тому же я торопился обратно на пиршество. Быстренько объяснив Рашиду устройство 
и принцип действия пистолета, я вставил кассету с двумя патронами и, решив 
продемонстрировать бесшумный выстрел, нажал на спусковой крючок. Раздался 
жуткий грохот! Пуля бабахнула по деревянной книжной полке, пробила ее, 
вдребезги разнесла цветочный горшок, отскочила от бетонной стены и упала нам 
под ноги, вращаясь и жужжа как муха. Распахнулись двери, в кабинет сунулись 
перепуганные афганцы. Рашид рявкнул на них, и дверь мгновенно захлопнулась.

Я был смущен. Мне следовало сообразить, что если по деревянной стенке даже 
просто ударить кулаком, это будет далеко не бесшумно. А тут – пулей. Вышли на 
балкон. Вторую пуля я всадил в стену дома. Громко чмокнув, она застряла в 
кирпичной кладке. Опять не то! Сменив кассету, я передал пистолет Рашиду. Он 
прицелился в водосточную трубу дома напротив. Рука его дернулась – тут же 
раздался звон пробитого металла. Да, стрелял он классно!

Испытания Рашида не вполне удовлетворили, поэтому он перегнулся через перила и 
начал выискивать подходящую цель. В поле его зрения попалась дворняжка, 
вертевшаяся возле ног часового у ворот виллы. Рашид тшательно прицелился. 
Выстрела слышно не было. Собачка вдруг взвизгнула, крутнувшись на месте, 
укусила себя за заднюю лапу и рванула прочь на трех ногах. Солдат-часовой тупо 
смотрел ей вслед, ничего не понимая. Рашид остался доволен.

Мы вернулись в кабинет. Итак, прикидывал я, четыре патрона мы уже израсходовали,
 еще четыре понадобятся Рашиду, чтобы научить своего оперативника, плюс еще 
четыре – оперативник обучит агента, и два понадобятся агенту, чтобы кого-то там 
пришить. Может, высокое афганское начальство тоже захочет посмотреть оружие в 
действии? Добавим еще четыре патрона. Итого я даю Рашиду 14 патронов, гильзы 
которых он обязан мне вернуть, так как они секретные. Мое руководство 
распорядилось всего лишь о двух, я потрачу 18, потому что я сегодня добрый, и 
вообще – пора возвращаться, ребята уже заждались.

Однако Рашид вцепился в меня мертвой хваткой. Послав нафара в дукан за водкой, 
он попросил проконсультировать его. Не называя имен и района операции, Рашид в 
общих чертах описал ситуацию, в которой предстоит действовать его 
агенту-боевику. Мы засиделись с ним до двух часов ночи, но зато общими усилиями 
изготовили несколько мин замедленного действия в виде обычных автоматных рожков 
с патронами, а также «калашников», который взорвется, стоит только из него 
выстрелить.

Когда я вернулся в расположение, народ, понятное дело, уже разлегся по койкам, 
ковыряя спичками в зубах. Доложив по телефону начальству эзоповым языком о 
проделанной работе, я присоединился к компании.

Но выспаться не дали. Рано утром снова возник дежурный офицер и пригласил к 
городскому телефону. Шеф, ничего не объясняя, дал команду немедленно вылететь 
вместе с Рашидом в Мазари-Шариф.

Телефонная сеть Кабула прослушивается, пожалуй, всеми разведками мира, поэтому 
ничего удивительного, что шеф ничего не уточнял. Гадая, что могло случиться, я 
на всякий случай прихватил свой рюкзак с «джентльменским набором» и поехал в 
аэропорт.

Возле ревущего моторами АН-26 скучал Рашид. Мое появление его почему-то не 
обрадовало. Довольно бесцеремонно и даже грубо он спросил, какого хрена мне тут 
надо. Вот те на! Я-то думал, моя командировка с партнерами согласована! 
Пришлось импровизировать на ходу: мол, начальство, услышав, что были 
изготовлены взрывные устройства, отправило меня как бы заложником собственных 
бомб. Вдруг рванет в воздухе? Афганцы станут обвинять чекистов в предумышленной 
диверсии. Так что я – в Мазари-Шариф и первым же бортом вернусь обратно. Рашид 
успокоился.

В Мазари-Шарифе мы сразу отправились в территориальное управление ХАД, где нас 
ожидал сам доктор Баха. Увидев меня, нахмурился. На пушту, довольно резким 
тоном заговорил с Рашидом. Выслушав ответ, смягчился, затем обратился ко мне 
по-русски, поблагодарил за проделанную работу и отпустил восвояси. Меня 
подбросили в расположение зональной группы отряда «Омега», где я и остался 
дожидаться рейса на Кабул.

Ночью где-то совсем рядом начался бой: ухали гранатометы, трещали автоматы. Я 
потянулся было за стволом, но ребята остались совершенно безучастны к 
творившемуся на улице и популярно объяснили, что такая пальба у них – дело 
обычное, не то что у нас, кабульских конторских крыс.

На другой день до обеда я загорал на балконе. Затем объявился Рашид и предложил 
посетить местный базар. Мои коллеги не рекомендовали такую прогулку, поскольку 
власть в городе лишь до 12-ти дня была у наших, а после полудня и до раннего 
утра переходила к «духам». Но мы все-таки двинули в город. Рашид – сукин сын! – 
в самых людных местах демонстративно затевал со мной беседы по-русски. Сразу 
десятки враждебных глаз с удивлением начинали ощупывать меня. Мурашки по коже! 
Я хоть и без автомата, но под авиакурткой всегда носил внушительный арсенал: на 
четыре часа скоротечного боя, как любил говаривать Ваня Кулешов. И все-таки…

Весь взмокший, я благополучно возвратился в «Омегу» и зарекся от таких 
опрометчивых поступков.

Наступила ночь. Около 23-х неожиданно опять приехал Рашид: приглашает доктор 
Баха. Прихватив свой «тревожный рюкзак» и автомат сел к нему в машину.

В кабинете сидели трое: Баха, начальник местного управления ХАДа и начальник 
политотдела афганской армии зоны «Север». Представив нас друг другу, Баха 
обратился за советом:

– Как защитить двух экспертов ООН по правам человека, проездом оказавшихся в 
Мазари-Шарифе? Они поселились в отеле в центре города. Моджахеды, прознав об 
этом, решили ночью захватить их, чтобы продемонстрировать всему миру свою силу. 
Вся афганская армия и советские части задействованы в широкомасштабной операции 
против душманской группировки войск командующего фронтом ИОА Забиулло в ущелье 
Мармоль. Для охраны ООНовцев местное управление ХАДа смогло наскрести всего 40 
бойцов: поваров, шоферов и прочего обслуживающего персонала, которые, ясное 
дело, разбегутся при первом выстреле. Что вы, товарищ Бек, могли бы 
посоветовать?

Я спросил, известна ли численность душманов, собирающихся проводить операцию, и 
из какого района города они будут выдвигаться? Баха сказал, что моджахедов 
будет человек 25, а расположились они сейчас на северной окраине Мазари-Шарифа. 
Вооружение – автоматы и гранатометы.

Изучив карту города на стене, я ткнул пальцем в перекресток севернее отеля, 
миновать который «духи» никак не могли:

– Здесь надо устроить засаду.

Баха возразил:

– Понадобится примерно 120 бойцов, а где их взять?

Я покачал головой:

– Зачем 120? Хватит нас с Рашидом.

Развязав рюкзак, я вытащил ночной прицел и пристегнул к своему АКСН. Достал две 
мины направленного действия МОН-50, электропровода и подрывную машинку ПМ-4.

– Рашиду следует выдать пулемет ПК, с лентой на 250 патронов, – добавил я.

План был таков: мы с Рашидом под покровом темноты доберемся до перекрестка, 
установим мины, и, спрятавшись за дувалом, в ночной прицел будем наблюдать за 
обстановкой. При появлении «духов» дождемся, когда они приблизятся метров до 
20–30, и нанесем удар МОНками. Каждая из них нашпигована 550 стальными 
шариками: они как картечью сметут душманский отряд. Рашид из-за угла будет 
строчить из пулемета трассирующими, подсвечивая мне, а я под шумок одиночными 
выстрелами прицельно выберу тех, кто еще шевелится. Затем сразу же – ноги в 
руки, и даем деру. Длиться бой будет максимум минуту-полторы.

Двое афганцев напряженно вслушивались, не понимая по-русски. Доктор Баха 
перевел им. В наступившей тишине они в изумлении уставились на меня.

Тишину нарушил Баха:

– Я пойду с вами!

– Ну уж нет, товарищ доктор, вам туда нельзя.

Снова подумав, Баха заявил:

– Я не имею права рисковать вашей жизнью, поэтому засаду отменяю. А вот могли 
бы вы, товарищ Бек, одолжить свой автомат Рашиду? Он подежурит на крыше отеля. 
Кстати, можно ли из него в темноте попасть в голову с дистанции примерно 100 
метров?

Я ответил, что автомат пристрелян с ночным прицелом на 400 метров. Повернулся к 
Рашиду:

– Ты пользовался когда-нибудь такой штукой?

Он отрицательно мотнул головой.

– В таком случае, разрешите, товарищ доктор, мне пойти вместе с Рашидом! – 
сказал я.

Баха вдруг легко согласился.

Мы с Рашидом вернулись к нашим ребятам из «Омеги». Я нырнул под кровать, 
вытащил ящик с патронами, начал пересыпать бумажные пачки себе в рюкзак. 
Положил туда же несколько гранат, а мины МОН-50 оставил за ненадобностью.

Ребята мрачно наблюдали за моими приготовлениями:

– Куда это ты собрался, браток?

Я объяснил суть дела. Старший группы заявил:

– Я не имею права тебя отпускать!

– А я тебе не подчиняюсь! – огрызнулся в ответ, и соврал, что выполняю личное 
указание шефа.

На стареньком раздолбанном УАЗике, нервно озираясь по сторонам, афганский 
водитель подбросил до гостиницы, и тут же умчался. У входа под одиноким 
фонарным столбом, ярко освещенный, стоял допотопный БТР-40, по оси вросший в 
землю. Внутри маячили каски нескольких солдат. Сиротливо торчащий ствол 
пулемета СГМБ почему-то вызывал жалость. От окаменевших фигур афганцев веяло 
чувством безысходности. Тишина. Рашид с моим автоматом, следом я с рюкзаком, 
протопали мимо БТР в вестибюль гостиницы. Солдаты нас в упор не заметили. Холл 
был пуст. Матерясь по-русски, Рашид начал пинать двери, наконец вытащил из-за 
вешалки насмерть перепуганного администратора:

– В каком номере остановились американцы?

– Какие американцы? – лепечет администратор.

– Обыкновенные! Один негр и один белый. И кто их сопровождает? – Рашид для 
убедительности потыкал его автоматом в живот. Это подействовало, и скоро мы 
знали все, что было нужно. Поднялись на второй этаж и зашли в комнату по 
соседству с той, в которой ночевали ООНовцы. Там мы обнаружили афганца в 
национальной одежде. Это был начальник 4-го отдела 5-го Управления ХАДа, 
отвечавший за безопасность на транспорте.

Первым делом мы отыскали лестницу и приставили ее к люку, ведущему на плоскую 
крышу отеля. Затем вернулись в номер и разложили на койках свой арсенал.

Я хлопнул Рашида по плечу:

– По-моему, я сегодня у тебя в гостях! Война войной, а ужин по распорядку!

Рашид намек понял, нажал кнопку на стене. Возник могучий волосатый детина.

– Бача, принеси нам что-нибудь поесть и выпить! – барским тоном распорядился 
мой спутник. Пока Рашид ему еще что-то втолковывал, верзила мрачно косился на 
кровать: наверное, впервые видел автомат с таким огромным и страшным прицелом.

Вскоре он вернулся с подносом, на котором высилась целая гора жареного мяса и 
свежей зелени. Поставил на стол прохладную литровую бутыль экспортной 
«Столичной».

Вскоре водка и закуска кончились. Было уже далеко за полночь. На улице стояла 
звенящая тишина, даже собаки не тявкали. Похоже, своим появлением мы распугали 
всю округу. А ведь еще вчера здесь все бухало и грохотало!

Пора было укладываться спать. Мы с Рашидом заняли две крайние койки, а 
собутыльника уложили на матрасе на полу. Пистолет с патроном в патроннике на 
всякий случай, сунул под подушку. Лег на левый бок, лицом к афганцам. Выключили 
свет.

Через полчаса левый бок затек, все тело заныло. Тогда я взял гранату Ф-1, сунул 
ее между ног, разогнул усики чеки и, повернувшись к своим приятелям спиной, 
погрузился в чуткий сон, изредка лаская пальцами рубчатую прохладу металла.

Проснулись поздно. Солнце уже стояло высоко. Наспех одевшись и спрятав оружие в 
рюкзак, спустились на улицу. Американцы час назад уже улетели в СССР, и мы 
поехали к Бахе. На этот раз он был в хорошем настроении. Взглянув на наши 
помятые лица, посочувствовал, угостил плотным завтраком, не забыв дать 
похмелиться. Лед отчуждения, кажется, растаял.

После того, как мы с Рашидом немного оклемались, начался откровенный разговор.

Баха сказал:

– Нам предстоит ликвидировать одного злейшего врага апрельской революции. В 
ближайшее время он будет пользоваться джипом, водитель которого – наш агент. Мы 
хотим вооружить агента бесшумным пистолетом, чтобы тот мог в удобный момент 
застрелить врага. Взрывные устройства, которое вы с Рашидом привезли, не вполне 
подходят для этой цели.

Понятное дело, мне было интересно выведать, кого они задумали прикончить. Я 
стал задавать множество разнообразных вопросов: о времени дня, температуре и 
атмосферном давлении, о типе автомашины, об удаленности места проведения 
операции от ближайших постов безопасности, и т. д. В конце концов стало ясно: 
речь идет о ликвидации Забиулло, третьего человека в иерархии ИОА.

Перебирая варианты, наконец мы пришли к решению: заминировать машину агента, 
установив под каждым сиденьем, кроме водительского, миниатюрные кумулятивные 
заряды, а выключатель вывести в укромное место под приборным щитком. Агент, 
выбрав подходящий момент, нажмет кнопку. Сам он при этом не пострадает, может 
будет лишь слегка оглушен взрывом. Затем, взяв чье-нибудь оружие, добьет 
«духов». Может случиться, что «объект» будет всего лишь ранен и взят в плен. А 
заминировать машину в техническом плане было не сложно. С этим мог справиться и 
сам Рашид.

Доктор Баха остался доволен. Однако поинтересовался, нет ли смысла усилить 
заряд и уничтожить «объект» вместе с агентом? Я ответил резко отрицательно:

– Существует неписаный закон, по которому исполнитель акции должен остаться в 
живых, иначе вскоре мы не найдем ни одного человека на эту роль. Если мы не 
можем гарантировать безопасность агента, следует избрать другой вариант. Агента 
в подобной ситуации полагается обязательно предупредить о возможных 
последствиях. Я рекомендовал бы ему надеть шапку-ушанку и завязать шнурки под 
подбородком, чтобы у него глаза не выскочили от действия ударной волны на уши. 
Стоит также предварительно пожертвовать одной машиной: заминировать ее и 
взорвать в присутствии агента, чтобы убедить его в абсолютной безопасности 
акции для него лично.

Часа через полтора мы уже были на аэродроме. Улетали в Кабул на самолете 
Министра обороны Афганистана. На борт взяли человек тридцать симпатичных девчат 
– делегаток съезда женщин ДРА. Через некоторое время приземлились почему-то в 
Кундузе и приняли на борт какого-то крутого советского военачальника без знаков 
различия, но со свитой. Здоровенные русские парни деликатно вытеснили двух 
подозрительных азиатов в предбанник возле пилотской кабины, а советский генерал 
занял наше место за столом напротив Бахи и продолжил трапезу. Правда, Рашид 
успел стянуть из салона пару бутылок и закуску.

От кабульского аэропорта до ворот представительства КГБ меня подбросили на 
черном «мерседесе» доктора Бахи. Оставив пыльный рюкзак в комнате, я потопал в 
штаб докладывать о проделанной работе: кто, кого и как собирается отправить на 
тот свет. Шеф напряженно слушал, не перебивая. Стоявший рядом с ним другой 
начальник все время страдальчески морщился, потом не выдержал:

– Пожалуйста, не дышите на меня!

– Есть не дышать! – я приставил ладонь к пустой голове, лихо развернулся через 
правое плечо, и едва не опрокинув стол, почему-то оказавшийся на пути, вышел 
вон.

Через неделю Забиулло погиб «в результате массированного бомбо-штурмового 
удара» нашей авиации, как было передано в сообщении. Бесшумный пистолет я 
позднее видел у Бахи: он с гордостью, напоказ носил его в кобуре на брючном 
ремне, видимо, вызывая зависть других начальников ХАД. А еще через два месяца 
«Гроза» оказалась у Ахмад Шаха Масуда. От него попала к американцам. Но это уже 
другая история.




Глава 15. Завершение первой командировки



В апреле 1984 года завершилась наша командировка. Ребята всю ночь паковали 
«колониальные» чемоданы. Утром погрузились в автобус. Наш верный пес по кличке 
Тихон тоже забрался в машину и забился под сиденье. Никакими усилиями вытащить 
его оттуда не удалось. В Кабульском аэропорту он неожиданно выскочил из 
автобуса, понюхал воздух и стремглав бросился в расположение 103-й дивизии. 
Умная тварь, душой и телом преданная советской власти, понимала, что у афганцев 
делать нечего. Братва улетала в Союз, а я с тыловиком и финансистом «Омеги» 
оставались, чтобы сдать материально-техническое имущество нашего отряда.

Несколько дней я копался в бумагах службы РАВ 40-й Армии, выясняя, нет ли 
долгов перед ними. Затем договорился с командиром роты охраны Посольства 
махнуться оружием. Я передам роте 150 стволов калибра 5,45 мм, а они мне 
отдадут такое же количество своих автоматов 7,62 миллиметра, в которых остро 
нуждались партнеры. Однако все наши автоматы, пулеметы и АГС-17 прибрала к 
рукам Посольская резидентура КГБ.

Снайперские винтовки, бесшумные пистолеты, иностранное оружие и взрывчатку 
передал в 5-е управление ХАДа лично доктору Бахе.

Пора было собираться домой, но тут наехал новый начальник Владимир Владимирович,
 в распоряжение которого мы поступили. Ему захотелось оклеить все стены 
кабинета топографической картой Афганистана масштаба 1:100000. Военные поймут, 
что значит нанести обстановку и поднять карту такого масштаба. Тоска!

Выход был найден. Огромные склейки мы отнесли в штаб 40-й Армии. За них там 
попросили три литра водки. С алкоголем у нас было туго. Три бутылки спирта 
согласился дать Зия, парнишка-чеченец, начальник морга Кабульского военного 
госпиталя. Взамен он захотел три пистолета. Пистолеты имелись у начальника 
склада трофейного имущества 5-го Управления ХАДа. За красивые, инкрустированные 
слоновой костью игрушки производства Пакистанских дукандоров он попросил сотню 
дефицитных патронов к английской винтовке БУР-303. Доктор Баха собирался 
преподнести подарок одному из генералов 40-й Армии, отбывающему на Родину. Я 
отдал начальнику склада Ванин БУР-303 с патронами. Пистолеты перекочевали 
чеченцу. Полученный спирт оказался мутного цвета, с какими-то сгустками, 
похожими на сопли, и отвратительного качества, даже не горел. Подозреваю, что 
им предварительно обрабатывали трупы. Пришлось вылить в раковину. Впрочем, 
начальник морга тоже выразил свое неудовольствие по поводу пистолетов, которые 
не стреляли.

– Каков товар, такова и плата, – ответили ему.

С армейцами пришлось расчитываться из своих неприкосновенных запасов. Через три 
дня торжественно вручили начальству прекрасно оформленные карты. Владимир 
Владимирович буркнул:

– Оказывается, когда нужно, умеете работать!




Смертник


На следующий день ко мне зашел Васэ: вызывает доктор Баха. Приехали к нему 
домой. Угостив кофе с коньяком, Баха приступил к делу:

– Нужно ликвидировать злейшего врага народной власти. Каждый посторонний 
человек, желающий встретиться с ним, проходит тройную проверку. Поэтому следует 
вооружить нашего боевика оружием, имеющим соответствующий камуфляж, не 
вызывающий подозрения охраны.

Начали думать. Перебрали десяток вариантов, вплоть до укола отравленной иголкой.
 Баха спросил:

– Может ли Советская сторона предоставить нам яд?

– Ядами КГБ не занимается.

Баха усмехнулся. Я продолжил:

– Можно попробовать кураре, который используется хирургами при операциях на 
легком.

– Я сам врач, и знаю, что там слишком малая концентрация. Не годится.

Пришли к выводу, что в любом случае боевику живым уже не уйти. Нужен был 
доброволец-смертник, который взорвал бы объект вместе с собой. Баха считал, что 
когда он по афганской традиции начнет обниматься и целоваться с объектом, 
должен нажать кнопку взрывателя. Удобнее всего вмонтировать взрывное устройство 
в корпус наручных часов. Я возразил:

– А если охрана не подпустит смертника к объекту? Например, посадят его в 
кресло на расстоянии нескольких метров от него? Поэтому целесообразнее 
использовать мину направленного действия типа МОН-50. Такую мину лучше всего 
вмонтировать в подошву обуви.

На том и остановились. Баха предупредил, что об этой операции кроме нас троих 
никто не должен знать. Я ответил:

– Чтобы изготовить специзделие, нужен набор инструментов. Такой набор есть 
только у начальника разведотдела Рашида. Без его участия не обойтись.

Баха вынужден был согласиться. Назначил срок изготовления специзделия – два дня.
 Теперь оставалось только узнать размер обуви смертника и его физиологические 
особенности: правша он или левша?

На следующий день, получив у Бахи необходимые сведения, мы с Васэ облазили все 
базары Кабула. Наконец на «грязном рынке» купили кроссовки 43-го размера на 
толстой платформе. Приехали к Рашиду. Он с подозрением оглядел нас:

– Что вы затеяли на этот раз?

Я напыжился:

– Не имеем права рассказывать. Нам просто нужны твои инструменты.

Однако это лишь раззадорило Рашида, и он начал выведывать нашу тайну. Спустя 
некоторое время, расхохотался:

– Я знаю, кого вы собираетесь грохнуть: «Северного соседа»! (Под этим 
псевдонимом в ХАДе числился Ахмад Шах Масуд). Неделю назад я лично отправил 
оперработника с бесшумным пистолетом «Гроза», чтобы пристрелить его. Охрана 
Масуда обнаружила оружие, и после допроса с пристрастием, оперативник 
раскололся. Похоже, теперь доктор Баха торопится с ликвидацией Ахмад Шаха, 
иначе тот может успеть грохнуть его самого!

Мы попросили Рашида подумать, каким образом целесообразнее выполнить задание. 
Рашид минут десять переваривал информацию, затем ответил, что нужно 
вмонтировать в подошву обуви мину направленного действия. Мы с Васэ лишь 
переглянулись.

Приступили к работе. Васэ острой стамеской принялся выдалбливать углубление в 
платформе кроссовки. Мы с Рашидом разобрали мину МОН-50, извлекли пластит, 
молотком разбили начинку со стальными шариками. В качестве взрывателя 
использовали одно плечо миниатюрного механического взрывателя МВ-3К «Карандаш» 
без замедлителя. Во дворе виллы провели испытание с небольшим количеством 
пластита. Взрывом выбило стекла. Мы остались довольны. Приступили к монтажу 
специзделия. Сначала выложили дно углубления двумя слоями стальных шариков, 
прикрыли полиэтиленовой пленкой, снарядили пластитом. Жестко прикрепили 
взрыватель, к чеке привязали прочный капроновый шнур и вывели наружу через 
специальное отверстие. На конце не забыли сделать петлю для пальца и спрятали в 
рант обуви. Эпоксидной смолой приклеили на место стельку. Изделие получилось – 
блеск! Левая кроссовка с миной ничем не отличалась от правой, ни внешним видом, 
ни весом.

Наутро вручили Бахе спецобувь, объяснили принцип действия. Смертник должен был 
одеть кроссовки накануне встречи с объектом. Сидя в кресле, и выбрав подходящий 
момент, вскинуть левую ногу, удерживая ее левой рукой, направить подошву на 
цель, резко выдернуть шнур. При взрыве кости голени смертника войдут в его 
собственную грудную клетку как раз в области сердца. Смерть наступит мгновенно. 
Объект будет убит шариками. Дистанция атаки-4-5 метров.

Вернувшись в Представительство, я вручил Владимиру Владимировичу подробнейший 
письменный отчет о проделанной работе: кто, кого и как собирается ликвидировать.
 Не забыл упомянуть, что наш секретный бесшумный пистолет «Гроза» по 
бестолковости партнеров попал в руки Ахмад Шаха. Оказалось, что о готовящемся 
покушении на Масуда ему ничего не было известно!

Через два дня я улетел в Союз. Вскоре зарубежные радиоголоса передали о гибели 
Масуда. Мы с Борисом Андреевичем, моим учителем по минно-подрывному делу, 
помянули его душу. Но когда оказалось, что Ахмад Шах жив, я обрадовался: 
все-таки я его очень уважал и уважаю.




Некоторые итоги деятельности отряда «Омега»


Судя по названию последней буквы греческого алфавита, видимо, предполагалось, 
что «Омега» будет последним оперативно-боевым отрядом КГБ в Афганистане. Так и 
произошло. В отряде было 9 групп, восемь из них находились в провинциях, а штаб 
и девятая группа «захвата» проживала на территории Представительства КГБ в 
Кабуле. Откровенно говоря, до сих пор не знаю, какая задача ставилась перед ней.
 Скорее всего нашу группу «захвата» держали в качестве последнего аргумента в 
сложной политической игре, конечной целью которой была замена двуличного 
афганского лидера Бабрака Кармаля на более надежного Наджибуллу. Так, в 1983-м 
году в Кабул зачастил начальник внешней разведки Владимир Александрович Крючков.
 Нам довелось сопровождать его в поездках по стране и увидеть много чрезвычайно 
интересного. Например, Владимир Александрович днем наносил официальные визиты, 
а по ночам к нему на виллу тайно привозили агентуру. Это были те же самые 
высокопоставленные лица! Как бы там ни было, смена власти произошла мирным 
путем и без нашего задействования, слава Аллаху!

В одной из поездок по городу наша передняя машина сопровождения «Ауди-100», за 
рулем которого сидел Фатимамад, личный водитель Бабрака Кармаля, прикрыла своим 
бортом «Мерседес» с Крючковым от выскочившего из-за угла такси. Коля Швачко, 
как старший машины, был удостоен медали «За боевые заслуги».

Самые приятные воспоминания сохранились от изысканных обедов в королевском 
дворце. А сейчас от дворца остались одни руины с неприкаянной тенью преданного 
нами и повешенного Афганского Президента.

Офицеры штаба «Омеги» составили картотеку практически на все отряды оппозиции. 
Данные на душманов постоянно обновлялись. Там были подробнейшие сведения, 
вплоть до установочных данных на командиров, их партийной принадлежности, 
численности бойцов, вооружения и боеприпасов.

Эта работа оказала неоценимую помощь при планировании боевых операций и ведении 
переговоров, позволила сберечь многие жизни не только мирных афганцев, но и 
советских солдат.

В нашей практике бывали и трагикомичные случаи. Помню, как-то раз получили 
команду лететь вместе с десантниками брать караван с лазуритом, шедшим из 
Пандшерского ущелья в Пакистан. Вечером на глазах всего честного народа мы 
лихорадочно собирались в поход: чистили оружие, точили ножи, укладывали 
аммуницию – короче, готовились к бою. Естественно, слегка выпивали с 
заходившими проводить ребятами. Поскольку провожающих было много, утром, по 
причине перепития, группа проспала вертолеты. Десантники улетели без нас. 
Разумеется, у нас не было никакого повода распространяться о конфузе. Однако 
наша высокая речевая активность до операции и единодушное молчание после нее, 
вызвало законное подозрение особо бдительных товарищей. В ЦК КПСС была 
отправлена анонимка, что на операции группой был захвачен и поделен груз 150 
ишаков, груженых… изумрудами! В общем, затаскали нас по Инстанциям.

В апреле 1984-го Миша Цыбенко на территории Представительства КГБ в Кабуле в 
присутствии двух офицеров порубил топором круглую гербовую печать и угловой 
штамп нашей войсковой части. Мы расписались в соответствующем документе и отряд 
«Омега» прекратил свое существование. Война в Афганистане переходила в новое 
качество. Теперь основное бремя вооруженной борьбы с моджахедами по линии 
органов безопасности ложилось на плечи партнеров и советников.




ЧАСТЬ 8. СНОВА В БАЛАШИХЕ


Кто стремится занять почетное место среди людей способных, ставит себе трудную 
задачу, но всегда это на благо обществу; а вот кто замышляет быть единственной 
фигурой среди пешек, тот позор для своего времени.

    Фрэнсис Бэкон




Глава 1. Командно-штабные учения


По возвращении на Родину жизнь потекла своим чередом. Опять классные занятия, 
стрельбы, учения, прыжки и горы. В августе 1984 года несколько десятков человек 
отправили учиться на двухмесячные курсы преподавателей-методистов. По 
завершении курсов разыграли командно-штабные учения. Нам досталось решать 
старую задачу, составленную еще в конце 60-х годов. События условно 
разворачивались в Греции. «Черные полковники» захватили в стране власть и 
установили жесткую военную диктатуру. Прогрессивные и патриотические силы 
начали формировать партизанские отряды и обратились к Советскому Руководству за 
помощью. Кремль принял решение направить в Грецию группу советников и 
инструкторов. Слушателям распределили роли. Таким образом, я оказался 
командиром греческого партизанского отряда «Агви», что означает «Знамя», 
сформированной в основном из представителей буржуазной либеральной партии. 
Кроме того в мой отряд входили две группы из трудовой, рабочей и крестьянской 
партий. В других районах действовали коммунисты. Центр забросил ко мне группу 
спецназа численностью 12 человек. Первая стычка с ними у меня произошла потому, 
что среди присланных оказался замполит! Я возмутился и прямо заявил 
представителю Центра:

– Я просил оружие и инструкторов, а не распространять коммунистическую заразу!

Посредники, сидевшие в зале, свалились со стульев.

Москва пыталась подтолкнуть меня на проведение боевых операций против хунты, 
даже атаковать американскую военно-воздушную базу. Я уперся:

– С американцами воевать не буду. Потому что завтра же весь Шестой флот 
окажется у берегов Греции и размажет мой отряд по скалам.

Потом началась война между Грецией и Турцией. Мне предложили взрывать 
железнодорожные мосты, чтобы затруднить переброску греческих войск на фронт. Я 
опять отказался:

– Воинские перевозки в основном осуществляются по морю. И вообще, не собираюсь 
воевать против собственного народа, бойцы меня просто не поймут.

Бедные советские инструкторы и советники не знали, что делать. Сверху их 
задолбали телеграммами с категорическими требованиями выполнять установки 
Центра. Они запросили санкцию на мою ликвидацию. Предвидя такую возможность, я 
разоружил их, фактически превратив в заложников.

И тогда на меня двинули карателей. Партизанскую базу на рассвете бомбила 
авиация, но я накануне вечером ушел из под удара, оставив ложные цели. Пилоты 
прицельно били по горящим кострам и светящимся окнам, не ведая, что это 
функционирует без участия людей пиротехника, снабженная часовыми замедлителями.

Из Салоников выступил мотопехотный полк, усиленный жандармским батальоном 
(силами карателей, разумеется, тоже командовали наши слушатели). У меня было 
всего 350 бойцов. Сто пятьдесят человек, совершив обходной маневр вошли в 
оставшийся без прикрытия город. Остальные 200 человек приняли бой. Колонна 
противника, растянувшаяся на десяток с лишним километров, попала в засаду. Три 
участка горной дороги, по километру каждый, были заминированы с использованием 
детонирующего шнура и взорваны одновременно. По оставшимся силам карателей 
ударили безоткатные орудия и минометы. Через несколько минут, израсходовав весь 
боекомплект на одной позиции, они переносили стволы на другую, где заранее были 
припасены и подготовлены к применению снаряды. Тут же из подземных водоводов, 
пролегавших в нескольких метрах от дороги, выбрались основные силы отряда и 
вошли в клинч с деморализованным противником. Подоспевшая авиация уже ничего не 
могла поделать, лишь нанеся удар по выявленным, но уже оставленным позициям 
артиллеристов и минометчиков. Таким образом, практически без потерь со своей 
стороны, партизаны наголову разгромили карателей. Противник потерпел поражение 
потому, что самонадеянно выступил без инженерной разведки и слабо изучил 
местность, в частности, не обратил внимание на подземные водоводы. На 
топографической карте они едва заметны. А я по карте облазил все окрестности 
Салоников и, пожалуй, и сейчас в состоянии совершить экскурсию по этим местам с 
закрытыми глазами.

Под восторженные приветствия горожан над ратушей водрузил свое знамя и 
организовали митинг, на который привели пленных солдат. После митинга они были 
задействованы на уборке трупов и отпущены по домам. Офицеров отправили на 
фильтрацию. Погибших солдат противника похоронили в братской могиле с воинскими 
почестями.

Все три дня, пока длились командно-штабные учения, в зале стоял стон и хохот. 
Лишь в конце все поняли, что не размениваясь на мелкие операции, я берег своих 
людей для решающей схватки за власть. Был крупный «разбор полетов» с участием 
представителей Центра. В планы КШУ внесли серьезные коррективы.




Глава 2. Горная подготовка





Памир


В августе 1985 года наша группа была направлена на Памир в альплагерь «Варзоб», 
чтобы за сорок дней достичь уровня второго разряда по альпинизму. Второй разряд 
дает юридическое право стать инструкторами. Федерация альпинизма СССР пошла 
навстречу пожеланиям Руководства КГБ и, в порядке исключения из правил, 
разрешила провести эксперимент. Нельзя сказать, чтобы мы были новичками в 
альпинизме. Например, я лично уже трижды проходил горную подготовку: дважды в 
Армении и один раз в Алма-Ате. Но это была подготовка самой низшей ступени, на 
право ношения значка «Альпинист СССР».

В «Варзоб» мы приехали в первой половине дня. Обустроились, получили экипировку 
и снаряжение. А после обеда наш командир Василий Иванович подошел к нам со 
Славкой и попросил оказать помощь двум девчатам, кандидатам в мастера спорта, в 
качестве наблюдателей. Ничего сложного: они будут штурмовать вершину, а наша 
задача понаблюдать за ними снизу и поддерживать с базой радиосвязь. Пожалуй, 
можно взять с собой учебники по иностранному языку и простыни, чтобы позагорать.


Альпинистов женского пола, независимо от их возраста, принято величать 
«тетками». Наших спутниц скорее можно было называть «мамками», уж очень они с 
нами были заботливы: даже повязали нам на шеи носовые платки для защиты от 
солнечных ожогов.

В самый последний момент к нашей четверке присоединились двое 
ребят-инструкторов, что несколько задело наше самолюбие.

Вышли из базы. Девчата шли налегке, так как все их «железо» мы со Славкой как 
истинные джентльмены забрали в свои рюкзаки. Парни-инструкторы лишь 
ухмыльнулись. Потом, по возвращении на базу, нам втолковали, что в альпинизме 
женщин не существует: «Не можешь тащить свой груз – не ходи в горы».




Горная болезнь


Вскоре начался затяжной крутой подъем. Темп движения группы был пока вполне 
сносным: 45 минут ходу, 15 минут отдыха. Вышли на ледник. Постепенно я выдохся, 
и с середины группы сместился в конец. У одного из инструкторов случился жуткий 
понос, и он часто нырял за камни, где отсиживался по несколько минут. Меня это 
психологически как-то даже подбадривало: не одному тяжело.

Пошла носом кровь. На ходу хватаю снег и прикладываю к переносице, оставляя за 
собой алые пятна. Потом начались спазмы мышц правой ноги. Отпустило. Прихватило 
левую ногу. Опустило. Через несколько минут жуткие судороги свели правую ногу. 
Я откинулся на спину и начал массировать бедро. Группа ждать не стала, 
поскольку до наступления темноты нужно было добраться до места ночевки.

Легкие ходят ходуном, сердце молотит со скоростью около двухсот ударов в минуту,
 и при этом клонит ко сну. Интересно!

Группа уже ушла за перевал, а я остался в каких-то трехстах метрах ниже. Упал, 
исчерпав все свои физические и психические возможности.

Хочется пить. Влага из организма уже давно вся вышла, а фляжка с витаминным 
раствором пуста. Вначале мокрая от пота куртка почти подсохла. Подумалось: 
«мертвые не потеют». Эта мысль показалась забавной. Сквозь прикрытые ресницы 
смотрю на багровый диск солнца. Мысли тягучи и вялы. Не утерпев, положил в рот 
немного снега. Вот так, по-видимому, и замерзают слабаки. Я оказался слабаком. 
А Славка-хохол сумел добраться до перевала. Допустим, он сала много ел, да и 
помоложе меня. Но ведь я родился в горах! Что друзья обо мне подумают? 
Представил себе кривую ухмылку недругов: «Горец гребаный!» Нет, ребята, не 
дождетесь! Вставай, сволочь!"

И я пошел. Десять шагов – отдых, десять шагов – отдых. Шаги короткие, на 
пол-ступни. Пять шагов – отдых. Все. Сдох… Падаю на спину.

Через несколько минут начинаю все сначала. Эх, если бы существовали 
какие-нибудь тонизирующие таблетки или укольчик, пусть даже с вредными 
последствиями для организма. Отдал бы за них несколько лет жизни. А если бы 
горная болезнь прихватила на боевых?

Помню, как в 1983-м году в Хосте я чуть не помер от перенапряжения с рюкзаком 
патронов за спиной. И идти нет сил, и высыпать часть груза не могу, так как 
кругом подсоветные афганцы. Когда наконец вышли на рубеж атаки и солдаты 
залегли в кукурузе перед душманской крепостью, я один торчал как хрен во ржи, 
обнимая деревце. Потому что, если лягу – уже не встану. Но там все же была 
равнина, а сейчас я в горах.

…Хрипя и задыхаясь, наконец выползаю на перевал и застаю там инструктора, 
сидящего в позе орла. Он с сочувствием окидывает меня взглядом: «Ничего, 
осталось совсем немного. Нужно лишь немного спуститься вниз по обратному склону 
горы». Снег на теневой стороне уже покрылся твердым настом. Инструктор, обутый 
в кеды, идти не может. Поэтому дальше пошли в связке. Я спускаюсь первым, 
врубаясь рантами ботинок в наст, на длину двадцатиметровой веревки и 
закрепляюсь. Затем съезжает вниз на трех точках инструктор. Он сразу набирал 
угрожающую скорость, и, если не остановить, пролетев до низу, стерся бы до ушей.


Идти вниз по склону ничуть не легче, чем подниматься вверх, поскольку 
задействованы одни и те же группы мышц. Один раз чуть было не упустил 
инструктора: стремительно уходящей веревкой сорвало рукавицу и обожгло ладонь. 
Я непроизвольно отдернул руку. Этого было достаточно, чтобы напарник разогнался.
 Оставалось лишь покрепче упереться рогом.

Мощный рывок! Пролетаю по воздуху несколько метров и плашмя шмякаюсь об скалу, 
впиваюсь пальцами в камни. Золотое правило: «зарубился сам – заруби товарища».

Начинает темнеть. Далеко внизу на снегу крохотные фигурки наших товарищей. 
Очертания их размыты, как если смотреть через запотевшее стекло. Тру ладонями 
глаза. Вот те на! Мой правый глаз потерял резкость! Инструктор утешает, что 
осталось спуститься пару сот метров, затем немного подняться. Место ночевки – 
там: показывает рукой в сторону, примерно на нашем уровне. Для меня это 
означает полный мандец.

Предлагаю срезать маршрут и двинуть напрямик по скалам. Инструктор соглашается. 
Вскоре наступает ночь. Мой напарник отвязывается от веревки и, показав 
направление движения, исчезает. Остаюсь один. Со всех сторон кромешная чернота, 
и только сверху крупные, яркие звезды. Как улитка ползу куда-то. Наконец, вижу 
впереди огонек. Это несколько подбадривает, поскольку означает долгожданный 
конец мучениям. Огонек оказывается фонарем на каске второго инструктора, 
набирающего воду из тоненького ручейка. Он отпаивает меня и направляет дальше. 
База где-то близко, совсем рядом, может в нескольких метрах за поворотом. 
Доберусь ли до нее когда-нибудь?

Опять потянулась черная, мучительная бесконечность. Мимо меня с кастрюлей в 
одной руке прошуршал инструктор. Вскоре он появляется вновь и забирает у меня 
рюкзак. С ужасом осознаю, что избавление от груза ничуть не прибавило сил. В 
каком-то полуобморочном состоянии, на крайнем пределе, наконец я доползаю до 
товарищей.

Спортсмены возятся на пятачке размером примерно 2х2 метра. Славка на крохотной 
полочке чуть выше них уже не подает признаков жизни. Я через силу проглатываю 
полбанки сгущенки и вырубаюсь рядом с ним.

…Ночь была кошмарной. Славка стонал и просил достать фляжку с водой. Я его 
ненавидел, поскольку не было сил выпростать руку из спальника…

Просыпаюсь от звонкого перестука молотков. Оглядываюсь: «Мама миа!» Надо мной 
вертикаль, подо мной бездна! Ночью ничего этого не было видно. Спортсмены уже 
висят на стене, вбивая крючья. Самочувствие – прекрасное! Правда, немного болят 
мышцы ног, но это пустяки. За ночь я адаптировался к высоте. Славка собирает 
хворост для костра, поскольку ребята ночью уронили в пропасть примус. Помятое 
казенное имущество достали, но разжечь не смогли. Копаясь в рюкзаках, 
наткнулись на простыни и учебники испанского языка. Наш дикий хохот эхом 
отразился от скал. Спортсмены сверху интересуются: что с нами стряслось? Потом 
Славка пытается полить влажный хворост из фляжки, однако вместо бензина оттуда 
шлепается желток сырого яйца. Вскоре в «Варзобе» появился новый анекдот:

– Слава, расскажи, как ты пытался разжечь костер яйцами, – и народ укатывается.

Обратный маршрут прошли без проблем, хотя тащили на себе груз шестерых. Мы на 
собственном опыте убедились, что наблюдателями в альпинизме называют вьючных.




Шашлык на вершине


Прошел месяц. Мы уже облазили все вершины в окрестностях базы, отработали 
скалолазание и спасательные операции. Завтра группе предстоит на неделю 
перебраться в высокогорный лагерь. Идти туда далеко и тяжело. Аборигены 
альплагеря рекомендуют взять с собой минимум груза, из продуктов достаточно 
иметь сахар, сгущенку, чай и сухари:

– Недельку поголодаете, зато по возвращении на базу из сэкономленных продуктов 
организуете для инструкторского состава банкет. Это традиция.

Следует отметить, что кормили в альплагере как на убой. В первые дни мы едва 
справлялись с половиной порций. Вокруг наших столов постоянно крутились тощие, 
ободранные разрядники. Остатки еды мгновенно исчезали в их безразмерных 
желудках. Нас это сначала несколько смущало, однако к концу командировки уже 
сами без зазрения совести прихватывали лишние куски со столов новичков. На 
неделю нам полагалось огромное количество продуктов. Группа посоветовалась и 
решила на еде не экономить:

– Мы же не спортсмены, а военные. Кроме двухпудовых рюкзаков, нам полагается на 
боевых минимум еще по два пуда оружия и боеприпасов. И притом мы не знаем 
истинных намерений Руководства для чего нас готовят. Может, вскоре поставят 
задачу затащить на какую-нибудь вершину в сопредельном государстве ракетную 
установку или радиолокатор? Давайте испытаем себя и утащим весь груз.

…Когда я на кухне отделял от костей 14 килограммов сырого мяса, подошла бывалая 
альпинистка:

– Там на высоте мясо не сварится.

– А с чего ты решила, что я буду мясо варить?

Мы в немом изумлении уставились друг на друга. Она не знала, что существует 
испытанный рецепт: сырое мясо следует сначала прожарить в масле, а потом уже 
залить кипятком и добавить картофель, лапшу, рис и т. д. Для приготовления пищи 
на примусе для всей группы у меня уходит ровно 45 минут. Причем высота над 
уровнем моря на этот процесс никак не влияет.

Мы уходили в 4 утра. Лагерь не спал, чтобы посмотреть на чудаков. Наши рюкзаки 
горбатились кочанами капусты, стеклянными банками варений и солений. На спину 
стоящему враскорячку парнишке братва примотала деревянный ящик с помидорами. 
Однако полный атас наступил, когда Славке на голову пристроили коробку со 
свежими яйцами.

Где-то во второй половине дня мы с хрипом и матом выползли на высокогорное 
плато, пестревшее разноцветными палатками. Когда вывалили содержимое рюкзаков, 
у голодных спортсменов потекли слюни и начались желудочные спазмы. Самые 
красивые девчонки искали нашего расположения, но не было никаких физических, 
вернее физиологических сил. Правда, это состояние длилось недолго.

К нам на довольствие тут же пристроилась дюжина инструкторов.

Наступил день, когда мы совершили последнее восхождение. На вершине 
организовали для инструктора…шашлык! Разожгли костерчик из пучка сухих веток, 
принесенных снизу, разогрели кастрюльку с заранее поджаренным мясом. Нашлась 
бутылка сухого вина.




Из опыта боевых действий в горах


Когда группа с утрамбованных тропинок переходила на каменистые осыпи, у бывалых 
ребят срабатывал рефлекс минной боязни. А я инстинктивно крутил головой, 
стараясь вычислить возможные позиции снайперов.

Получалось так, что в некоторых местах один «дух», поставив на тропу несколько 
противопехотных мин, мог бы перещелкать всех нас из винтовки, как куропаток. 
Чтобы загасить вражеского снайпера группе в горах неплохо было бы иметь на 
вооружении хотя бы одно мощное оружие настильного огня (РПГ-7 с осколочными 
боеприпасами) и один ствол навесного огня (пластиковый миномет без плиты и 
треноги).

Но каждый боец и так несет на себе полцентнера груза! По личному опыту в 
Афганистане знаю, что после нескольких часов изнурительного перехода человек 
тупеет. Душманская пуля уже не пугает, а скорее воспринимается как избавление 
от страданий. Вывод напрашивается сам собой: группе в горах нужны вьючные 
животные или носильщики. Афганские моджахеды и чеченские боевики для этих целей 
иногда используют пленных.

Штатная армейская экипировка и снаряжение в горах ни к черту не годятся. Об 
этом знаем не по наслышке, поскольку на собственной шкуре испытали всю амуницию,
 существовавшую в войсках. Наши нелестные отзывы о меховых авиационных костюмах 
и унтах на резиновом ходу подтвердили девчата из арктической группы «Метелица», 
с которыми посчастливилось встретиться на сборах. Нам удалось с большим трудом 
сломать армейские законы и за наличные казенные деньги (немыслимое дело!) 
приобрести пенополиуретановые коврики и примусы. Дальше больше: с помощью 
альпинистов сшили себе специальную горную экипировку (пуховики, спальные мешки, 
рюкзаки и т. д.). Были проблемы и с материалом для одежды. Например, капрон на 
морозе дубеет, и при движении раздается такой жуткий свист и скрежет, что о 
нашем приближении слышно за миллион километров! Яркая расцветка гражданской 
экипировки нас тоже не устраивала. По этому поводу до сих пор идут дебаты. Я 
считаю, что одна сторона пуховиков должна быть темно-стального цвета, а другая 
– алого. Другие упирают на белый и пятнистый. Как бы там ни было, пуховики 
прекрасно зарекомендовали себя и в сибирской тайге, и в тундре, и даже в 
городских условиях, когда на зимних учениях приходилось ночевать на чердаках и 
в подземных коллекторах.




Глава 3. «Кулибин»


После возвращения из первой командировки я с головой ушел в анализ материалов и 
опыта работы с афганским спецназом. Появились новые идеи, как улучшить 
подготовку и применение штатного оружия и подручных средств в специальных 
операциях. У меня началась творческая полоса: на ночь рядом с собой клал 
блокнот и карандаши. Известно, что лучшие идеи приходят во сне. Так, у меня 
собралось около трехсот страниц с рисунками и текстами новых приемов и методов 
ведения боя.

Я очень гордился одним своим изобретением, позволяющим разметелить целый 
танковый батальон на марше. Принцип действия автоматической электровзрывной 
цепи прост. Колонна въезжает на километровый заминированный участок, головная 
машина гусеницами замыкает электрические контакты и подрывается, одновременно 
подключая аккумулятор ко всей цепи. Следующие за ним танки попадают в ловушку. 
Стоит только зацепить гусеницами разбросанные железки и проводочки, начинают 
срабатывают кумулятивные заряды, установленные в грунте, сбоку дороги, сверху – 
со скал и деревьев. Кроме зарядов взрывчатки могут использоваться огневые 
фугасы, немного доработанные «Мухи», «Шмели», пулеметы ПКТ с электроспуском, 
одноразовые 82-мм минометы, ракеты от «Града». В Афганистане я даже пробовал 
метать взрывом противотанковые мины, не говоря уж о ручных осколочных гранатах.

Впрочем, электрическую цепь можно включить вручную, выборочно под конкретной 
колонной, пропустив над заминированным участком транспорт с мирными жителями, 
либо снабдить часовым механизмом, который будет включать или выключать цепь в 
обусловленное время. Страшная по своей эффективности и простоте штука!

Когда я ознакомил со схемой Илью Григорьевича Старинова, он застонал:

– Если бы я знал этот прием в 1941-м! Не допустил бы немцев даже до Киева!

Через недельку, копаясь в справочной литературе, я наткнулся на схему «своего» 
изобретения в наставлении китайского спецназа. Оказывается, они додумались до 
этой идеи двадцатью годами раньше.

В конце концов обратился с рапортом по команде, чтобы разрешили провести 
испытания некоторых приемов. Однако для этого нужно было пользоваться 
исключительно боевым оружием и боеприпасами, сознательно нарушая правила 
обращения с боевыми средствами. На подмосковном полигоне я уже дырявил днище 
танка ручными гранатами РКГ-3 и специальными диверсионными кумулятивными 
зарядами. Необходимые средства выделялись начальником КУОСа Нищевым. Петр 
Иванович даже приводил слушателей посмотреть результаты работы.

Итак, план испытаний подписан командиром части. Мне понадобилось 4 реактивные 
гранаты ПГ-7В для использования в качестве противоднищевых и противобортных мин.
 Наш тыловик обращается в вышестоящие структуры и получает ответ, что поскольку 
у нас в части нет на вооружении РПГ-7, мы не имеем права получать боеприпасы к 
ним. Конечно, мы можем выписать себе гранатомет, но не ранее, чем через три 
года, поскольку на эту пятилетку все заявки уже утверждены. Тогда появляется 
новая идея: давайте попросим четыре боевых выстрела в Тульской учебной 
десантной дивизии! Приходит ответ: оказывается они стреляют боевыми всего два 
раза в год! Отдав нам четыре выстрела, они два года не смогут проводить 
показные стрельбы. И тогда остается единственное решение:

– Отправьте меня на полгода в Афган, где я без лишних хлопот проведу все свои 
испытания.

Начальство соглашается:

– Поезжай и постарайся вернуться целым и невредимым.




Глава 4. Смерть отца


В феврале 1986 года предоставили отпуск и я поехал в Киргизию. Отца застал в 
постели тяжело больным. У него давно барахлило сердце, и он, исправно выполняя 
предписания врачей, принимал уйму лекарств. Этим посадил печень. Мой старший 
брат Джакып, работающий хирургом, специалист по полостным операциям, сообщил, 
что отец безнадежен: у него рак. Может, протянет еще месяц. Из-за страшных 
болей, папе прописали баралгин. Однако организм привык к нему и обезболивающее 
мало помогало. Было мучительно больно за отца, за свое бессилие. Кроме того 
папа страдал от навязчивой мысли: сумеем ли мы достойно похоронить его, когда 
за душой ни гроша? И тогда я нарисовал ему проект надгробного памятника из 
камня в виде раскрытой книги. На одной стороне будет выбит его потрет, на 
другой имена всех его предков до седьмого колена. Отцу проект понравился, он 
даже немного повеселел. Чтобы хоть как-то морально поддержать его, я даже 
пытался неуклюже шутить. На прощание он поцеловал и благословил в дальнюю 
дорогу. Мы оба знали, что видимся в последний раз.

Вернулся из отпуска. 30-го апреля утром дежурный по части выразил мне 
соболезнование: ночью позвонили по оперативной связи из Таласского горотдела 
КГБ и сообщили о смерти отца. Командир части тут же подписал мне краткосрочный 
отпуск. Я рванул в Домодедово. Билетов не было. Пожилой оперативник КГБ, 
обслуживающий аэропорт, оказался порядочным свиньей и помочь отказался. В 
1980-м, помню, на его месте работал молодой парень Николай. Он не только 
посадил в самолет, но и одолжил взаймы свои последние 10 рублей, которые я так 
до сих пор не вернул: Николай куда-то перевелся.

Благодаря участию девчат-кассиров, наконец я сел на борт. В Талас прибыл на 
следующую ночь, 1-мая. Друзья помогли добраться до родного села. Сестра Батма, 
работавшая инструктором райкома партии, шепнула мне, что по постановлению ЦК на 
похоронах запрещено читать молитву и оправлять религиозные обряды. Я 
разозлился:

– Плевать я хотел на твой ЦК. Все будет так, как скажут старики.

В нашей семье все атеисты, четыре члена КПСС. Вообще киргизы к религии 
относятся несколько иначе, нежели узбеки или таджики. За исключением аксакалов, 
редко кто молится. Однако каждый взрослый мужчина обязан знать наизусть хотя бы 
одну суру из Корана. Перед Афганом я тоже учил Коран. На похоронах молитва 
обязательна.

В последний путь киргиз должен обязательно отправиться из юрты, который 
ставится возле дома. Также обязательно забивается кобылица. Внутри юрты сидят 
женщины, снаружи дежурят мужчины. Каждый пришедший проститься с покойным 
подходит к юрте с громким плачем. Плач подхватывается встречающими мужчинами. 
По преданиям, традиция плакать в голос у киргизов и казахов сохранилась со 
времен нашего общего великого предка, грозного завоевателя Европы Хана Аттилы. 
Пришедшие женщины заходят внутрь юрты, мужчины остаются снаружи. Читается 
молитва. После этого прибывших проводят в комнаты, где расстелены дастарханы, 
угощают чаем. Десяток самоваров кипят постоянно, за ними наблюдают мальчишки. 
Мне в детстве тоже доводилось на таких мероприятиях «заведовать» самоварами.

Проститься с отцом приехало более трех тысяч человек. Принять такое количество 
народу, накормить и разместить на ночлег – задача несложная. На этот счет 
существует четко отработанная система. Соплеменники собирают деньги.

Гостей разбирают по домам соседи. Всю ночь накануне дня похорон они бодрствуют. 
Идет процесс обмена информацией, решаются важные дела. Наше племя Саватаров 
насчитывает несколько тысяч человек, которые компактно проживают в верхней 
части Таласской долины. Нельзя сказать, чтобы гости выглядели понурыми. Старики 
вспоминают о детских проделках отца, смеются. И это нормально. Возможно, 
когда-нибудь и меня так же соберут в последнюю командировку, если, не дай бог, 
не сгину без вести. Спецназ, в нарушение всех норм международного права, не 
носит знаков отличия. Мы предупреждены, что может случиться так, что останки 
наши никогда не будут возвращены на Родину. Косточки сгрызут шакалы. А череп 
твой, аккуратно обглоданный, будет украшать частокол какого-нибудь африканского 
вождя. На этот счет существует старая КУОСовская песня:

		И к тебе в набедренной повязке
		Вражеский наемник подойдет.
		Подойдет, посмотрит, удивится,
		Вскинет пистолет, прищурив глаз,
		Скажет: "Много скушал бледнолицых,
		Русских буду кушать в первый раз"…
		За границей мы все были русскими.




ЧАСТЬ 9. ВТОРАЯ КОМАНДИРОВКА


Если принял решение ты, пусть отныне не дрогнет рука:

Можешь выбрать ты смелость советчика,

Можешь выбрать совет смельчака.

    Ас-Самарканди




Глава 1. Подготовка к командировке


– Бек, а ты не мог бы забрать в Афганистан триста тысяч патронов к автомату 
калибра 7,62 мм? Понимаешь, тут на складах завалялось. Они давно уже списаны, 
но уничтожать жалко.

Это попросил тыловик соседней части. Наш заведующий складом инженерных 
боеприпасов предложил около двух тонн разнообразных минно-взрывных средств. 
Из-за отсутствия собственного полигона они не были своевременно израсходованы в 
процессе боевой подготовки. Если их не уничтожить, в следующем учебном году нам 
выделят меньше взрывчатки. Такая дурацкая система, наверное, существует и 
поныне.

Это было бы здорово, приехать в Афган с таким грузом! Я помчался в родное 
Управление «С» и получил поддержку генерала А.И. Лазаренко. В 8-м отделе 
Управления согласовал перечень боеприпасов, разрешенных к вывозу за рубеж. В 
транспортном отделе заказал ИЛ-76.

Дома рассказал жене, что улетаю в Афганистан на собственном самолете. Надюша 
подкинула идею захватить гуманитарную помощь афганским школьникам-сиротам и 
организовала в своей школе сбор тетрадей, ручек и игрушек.

Осталось преодолеть последнее препятствие: финансовое управление ПГУ. Тут я и 
погорел. Мне популярно объяснили, что квоты на безвозмездную помощь зарубежным 
странам на этот год уже выбраны, а за деньги продавать афганцам списанные 
боеприпасы тоже невозможно. Мы с чиновником управления спорили долго. Он 
победил. Короче говоря, я улетел в командировку налегке. Как я сочувствую 
американскому подполковнику Норту, в аналогичной ситуации вынужденному 
вляпаться в аферу «Иран-Контрас»! (К его разоблачению, между прочим, приложила 
руку Советская разведка). Многие тонны боеприпасов, которые я не смог вывезти, 
были просто уничтожены, в то время как в Афганистане ощущался их острый дефицит.
 Кроме этой неприятности получил дома нахлобучку жены: куда девать собранную 
гуманитарную помощь? Я порекомендовал обратиться в ЦК ВЛКСМ. Там отказали. 
Пришлось ученикам СШ-3 города Железнодорожного, заработав деньги, почтовыми 
посылками переправить подарки в пограничный город Термез. Далее их забрала 
советская военная колонна и доставила в Кабульский детский дом «Ватан». Об этом 
позже был телерепортаж из Кабула Михаила Лещинского.

Так началась моя вторая командировка в Афган в мае 1986 года.




Глава 2. Снова в Афганистане



Центр направил туда трех человек в качестве преподавателей. Мне была поставлена 
задача обучать афганцев в школе спецназа, расположенной на территории 
оперативного полка ХАДа в Пагмане.

Тратить драгоценное время, чтобы вникать в обстановку не было нужды, поскольку 
с большинством офицеров полка состоял в приятельских отношениях.

В 5-ом Управлении ХАДа мои прежние афганские друзья уже занимали высокие посты: 
Рашид стал первым замом начальника, Васэ начальником самостоятельного восьмого 
диверсионного отдела, Сыдык получил генерала. Рашиду я привез огромный 
фарфоровый чайник, «Ваське» подарил зрительную трубу, а на голову Садыка 
нахлобучил киргизский калпак. Ребята испытывали чувство вины передо мной за 
гибель разведгруппы Бадама, которую я выпестовал в предыдущей командировке. 
Поэтому они открыли мне двери всех оружейных складов управления, в том числе и 
секретных.




Огневая подготовка


Для подготовки спецназа нужно иметь множество самого разнообразного оружия и не 
испытывать нужды в боеприпасах. Боеприпасов, понятное дело, мне никто давать не 
собирался. Поэтому, осмотрев склады, я заявил афганцам, чтобы впредь все трофеи 
проходили через мои руки: неровен час, «духи» подсунут какую-нибудь ракету с 
«адской машиной». Они отнеслись к этому со всей серьезностью. Теперь каждый 
день я начинал работу с осмотра трофеев: пригодные к употреблению отправлял на 
склад, а непригодные забирал себе. Ржавые мины и снаряды курсанты оттирали 
керосином, чистили патроны. Опасные к употреблению трофеи тут же уничтожались. 
Таким образом, в школе накопилось достаточно боеприпасов. Курсанты стреляли 
столько, сколько хотели, причем из всех видов оружия. Более того, мы даже 
делились боеприпасами с другими учебными заведениями ХАДа.

В школе спецназа я выделил два помещения: в одном на огромных столах разложил 
все виды стрелкового оружия, какие только существовали в Афганистане. 
Достаточно сказать, что одних пистолетов и револьверов было собрано 11 видов. 
Отдельно сложены ружья и винтовки, был даже кремневый мушкетон времен Бабура. 
Далее шли автоматы и пулеметы, гранатометы, минометы и безоткатные орудия, 
тяжелые пулеметы, была даже 12-ти ствольная реактивная установка. Вдоль стен – 
ящики с боеприпасами. Правда после слезных просьб штаба оперативного полка, 
крупнокалиберные пулеметы ДШК и ПКП уступил посту безопасности, оговорив право 
стрелять из них, когда захочу. В другом помещении точно так же разложил все 
виды взрывчатых веществ, мин и прочего взрывоопасного имущества. Теперь можно 
было приступать к занятиям.

Если с «бомбическими» делами у меня особых затруднений не возникало, то с 
разнообразным «железом» возникли проблемы.

Были такие системы оружия, которые я видел первый раз в жизни. Пришлось каждый 
день забирать из класса по одному стволу для изучения. Вечером во дворе виллы я 
методом «научного тыка» пытался разобрать очередную игрушку. Обычно на это у 
меня уходило около двух часов. Дольше всех сопротивлялся паршивенький пистолет 
«Веблея» конца прошлого столетия: я его сумел разобрать только через трое 
суток! Оказалось, чтобы разобрать, его предварительно нужно растянуть как 
гармошку. Дела пошли лучше, когда на помощь ко мне пришли пилоты 
Представительства КГБ, проживавшие на этой же вилле. Обладая техническими 
знаниями, они тратили на изучение «железа» в два раза меньше времени.

Пистолеты-пулеметы мы опробывали тут же, в гараже виллы, стреляя по поленнице 
дров.

Завожу курсантов в класс огневой подготовки. Кратко знакомлю с образцами оружия,
 разложенного по столам. Предлагаю выбрать себе ствол по душе, сейчас пойдем 
стрелять. Курсанты разбирают оружие, кто винтовку, кто пулемет.

– Сколько патронов можно взять?

– Сколько хотите.

Нахальный курсант с винтовкой БУР-303 спрашивает:

– А можно взять мешок патронов?

– Пожалуйста.

Он, недоверчиво косясь в мою сторону, ссыпает в рюкзак пол-ящика патронов. Я 
молчу. Эти патроны к его винтовке не подходят. После стрельб, сопя и потея он 
тащит тяжелый мешок обратно под дружные подначки товарищей, топающих налегке. 
Впредь ни один курсант не путал боеприпасы.




Подземная война


Перед моей второй командировкой в Афганистан «дед» Старинов показал мне 
югославский журнал со статьей о подземной войне во Вьетнаме. Сразу мелькнула 
мысль: да ведь что-то похожее существует и в Афгане! Дело в том, что еще, 
пожалуй, со времен Александра Македонского афганцы роют подземные 
туннели-водоводы – кяризы. В этой знойной, высушенной солнцем стране выжить 
можно только за счет грунтовых вод. И поэтому из поколения в поколение копают 
крестьяне колодцы, порой глубиной до 50 метров, соединяя их между собой 
подземными ходами. Почти каждая деревня имеет вокруг широко разветвленную сеть 
кяризов, по которым сочится живительная влага, сливаясь в тонкие ручейки и 
где-то за сотни метров выходя на поверхность, чтобы дать жизнь садам и 
виноградникам.

Но кяризы во все времена и при всех войнах служили надежным убежищем от более 
сильного врага. С самого начала боевых действий в Афганистане Советская Армия 
также столкнулась с проблемой подземных партизан. Правда, наши саперы не 
очень-то церемонились, к месту и не к месту применяя взрывчатку и бензин, 
оставляя после себя огромные воронки на местах взорванных колодцев. Вода, 
естественно, прекращала поступать на поля, а крестьяне, оставшись без 
пропитания, уходили к моджахедам.

По агентурным данным, душманы постоянно совершенствовали системы подземных 
коммуникаций. Однако в нашем распоряжении было мало конкретных схем подземных 
сооружений. Впрочем, иначе и быть не могло. Ведь разрозненные отряды 
самообороны, часто воюющие не только с нами, но и между собой, строили эти ходы 
и убежища кому как вздумается и строго хранили их тайну от врагов и от друзей.

Огромный яблоневый сад, где располагалась школа, был пронизан сетью неизученных 
кяризов. Это навело меня на мысль включить в план обучения афганского спецназа 
тему подземной войны.

В первом наборе у нас было всего 28 курсантов. Все они – храбрые вояки, бывшие 
моджахеды, со стажем боевых действий от двух до шести лет – в том числе и 
против Советской Армии. Но даже эти закаленные бойцы не горели желанием лезть 
под землю. Я и подавно, пуще всяких мин-ловушек или удара кинжалом из-за угла 
боялся змей и скорпионов, которыми кишмя кишит любой афганский колодец.

Наши уроки состояли из двух частей: краткой теоретической подготовки и полевых 
занятий с использованием боевых средств.

Начинали с инженерной разведки подходов к колодцам и с выставления двух групп 
прикрытия. Перед применением взрывчатки курсанты должны были громко прокричать 
в колодец (с соблюдением мер предосторожности, чтобы не схлопотать снизу пулю) 
требование выйти на поверхность всем, кто там находится. Затем следовало 
бросить две гранаты РГД-5. Осколочные Ф-1 под землей не так эффективны. После 
этого полагалось повторить приказ и предупредить, что кяриз сейчас будет 
подорван.

Глубина колодца определялась либо по звуку падения брошенного камня, либо с 
помощью солнечного «зайчика», направляемого вниз зеркалом. Если обнаруживались 
непросматриваемые зоны, на веревке нужной длины закидывали гранату. И лишь 
после этого на детонирующем шнуре опускали заряд взрывчатки.

В качестве заряда обычно использовали имевшиеся в изобилии трофейные 
противотранспортные итальянские мины. Как только мина достигала дна, на другом 
отрезке детонирующего шнура длиной 3–4 метра опускался второй заряд весом 800 
граммов. Оба шнура наверху соединялись вместе, и к ним крепился запал УЗРГМ от 
ручной гранаты. Чтобы случайно не сорвался в колодец, его просто придавливали 
камнем или цепляли за вбитый колышек.

Тренированному расчету из двух человек на подготовку подрыва 20-метрового 
колодца требовалось около трех минут. После этого нужно было выдернуть кольцо и 
отпустить скобу гранатного запала и через четыре секунды раздавался взрыв. 
Подрывникам, которым достаточно было отскочить от заряда на 5–6 метров, 
оставалось лишь уворачиваться от облицовочных камней, как из жерла вулкана, 
вылетавших из колодца.

Хитрость такого способа подрыва заключалась в том, что верхний заряд взрывался 
на доли секунды раньше нижнего и плотно закупоривал газами колодец. Ударная 
волна нижнего заряда, отразившись от верхнего облака газов, устремлялась 
обратно вниз и в боковые ходы и туннели. Пространство между двумя зарядами 
оказывалось в зоне смертельного избыточного давления: этот прием мы назвали 
«стереофоническим эффектом».

Однажды мы почти на себе испытали воздействие такой «стереофонии», когда при 
учебном взрыве всего в десятке метров от нас взрывной волной вышибло пробку 
замаскированного лаза в кяриз. В обнаружившийся лаз и подорванный колодец 
спускаем уже два точно таких же спаренных взрывных устройства – всего четыре 
заряда. Соединяем поверху детонирующим шнуром и подрываем опять-таки одним 
гранатным запалом. Эффект фантастический – он сразу же получает наименование 
«квадрофонии».

Затем в каждый колодец летит обычная дымовая шашка. Вентиляция в кяризах 
хорошая, и как только рассеивается дым, который теплее остального воздуха, это 
становится сигналом, что внизу уже можно дышать без респираторов.

Спускаются в кяриз по трое или четверо. Двое идут на разведку впереди, один или 
двое прикрывают от возможного удара в спину. К ноге первого разведчика 
привязывалась длинная прочная веревка для вытаскивания трофеев или самого 
разведчика, если его вдруг ранят или убьют. Вооружалась поисковая группа ножами,
 лопатками, ручными гранатами, пистолетами и автоматами. К цевью автомата 
приматывали фонарик. Патроны брались с трассирующими пулями. Кроме того, мы 
начали использовать в замкнутых помещениях и под землей сигнальные мины. Их 
можно было бросать как ручные гранаты, просто выдернув чеку. Но наиболее 
потрясающий эффект достигался, когда 3–6 сигнальных мин связывали в один пучок 
и потом «стреляли» из них, держа в руке перед собой. Яркий сноп огня, жуткий 
вой в течение девяти секунд, а потом еще девять секунд – фонтан трассеров, 
летящих на 15–20 метров и беспорядочно отскакивающих от стен. Я не припомню 
случая, чтобы такое «психическое оружие» выдерживали даже обученные бойцы. Как 
правило, все валились ничком и инстинктивно закрывали голову руками, хотя 
трассеры опасны, если только попадут в глаз или за шиворот.

Курсантам школы спецназа довольно скоро пришлось на практике применить 
полученные знания. Случилось так, что колонна советских автомашин, возивших 
гравий для строительства, поздно вечером угодила в засаду в самом центре 
провинции Пагман. 19 безоружных солдат и один прапорщик, имевший при себе 
только пистолет с двумя обоймами, пропали без вести. Горящую колонну 
зафиксировали вертолетчики, возвращавшиеся с боевых. Ночью десантники 103-й 
дивизии высадились с вертолетов на вершины гор и заблокировали район. Утром 
началась операция по прочесыванию местности. Командующий 40-й армией заявил: 
«Кто найдет их живыми или мертвыми – получит Героя!»

Почуяв добычу, резво умчалась в поиск на своих бронеходах советская рота 
спецназа, до того три дня дремавшая в нашем саду. Однако изувеченные и 
закопанные трупы солдат через несколько часов обнаружили «зеленые», то есть 
афганцы оперативного полка.

Сами же моджахеды как сквозь землю провалились. Поступила команда взрывать 
кяризы. Советник афганского полка Стас поднял в ружье моих курсантов. Они 
забрали для операции почти все учебные пособия, имевшиеся в школе. Через 
полчаса в Пагмане загрохотали взрывы. Саперы 40-й Армии действовали по своей 
схеме, закладывая в колодцы тротил ящиками. Мои курсанты – так, как накануне.

По агентурным данным и опросам местных жителей, почти месяц потом расчищавших 
кяризы, более 250 афганцев нашли смерть под землей в ходе той операции в 
Пагмане. К сожалению, среди них были не только моджахеды, но и мирные жители.




Борьба с бронетехникой


Демонстрирую афганцам эффективность кумулятивных гранат. Мишенью служит 
подбитый танк Т-55. Сначала на лобовую броню ставлю итальянскую противотанковую 
мину. Подрываем ее: страшный удар, отлетает каток! На броне отпечатались рубцы, 
но серьезных повреждений нет. Теперь прикрепляем боевую часть кумулятивной 
гранаты РКГ-3М. Хлопок взрыва. В отверстие просовываем автоматный шомпол, он 
проваливается внутрь. Курсанты удивленно изучают толщину брони, однако похоже, 
что не всем все понятно. Тогда подрываем ручной противотанковой гранатой 
огромный валун. Он раскалывается на части. Хорошо виден след, оставленный 
кумулятивным зарядом: пест вошел вглубь примерно на 60 см. Объясняю, что точно 
так граната действует и по броне танка. Затем подрываем кумулятивные заряды под 
днищем танка, расстреливаем его из гранатометов под разными углами в борта и в 
корму.

Между прочим, вскоре в Пакистане вспыхнуло восстание пуштунских племен. Против 
них были брошены танки и тогда афганское руководство вспомнило о курсантах 
Пагманской школы, умеющих воевать с бронетехникой. Полученные ими знания 
пригодились: братья-пуштуны получили хороших инструкторов!

А вскоре командир оперативного полка начинает пользоваться нашими услугами на 
добыче строительного камня: теперь каждый день по очереди отправляю на карьер 
по два курсанта с кумулятивными головками от РПГ-2: трофеев китайского 
производства у нас предостаточно. И полку выгодно, и курсантам полезно 
поработать самостоятельно.

Из камня местные дехкане сооружают стену на КПП оперативного полка. Я обратил 
внимание, как они готовят связующий раствор из песка, гашеной извести и глины. 
Действительно, никакого цемента в прошлом не было, все крепости и даже Великая 
китайская стена построены с использованием извести. Появилась идея использовать 
штатные боеприпасы для ее добычи. Сначала взрывом кумулятивного заряда следует 
сделать углубление в известняковой или мраморной скале, заполнить ее термитным 
порошком и поджечь. Термит может гореть без доступа воздуха и развивает 
температуру 3000 градусов. Затем с безопасного расстояния следует полить это 
место водой из шланга. Произойдет гашение обожженной извести с взрывообразным 
эффектом и выделением дополнительного количества тепла. Отверстие значительно 
увеличится. Нужно опять заполнить ее термитом и поджечь. И так до бесконечности.
 Никаких печей для обжига известняка с расходом дорогостоящего топлива не 
требуется. А термит – это смесь аллюминиевого порошка с железной окалиной. 
Этого бесплатного добра везде навалом. Остается откачать насосами 
образовавшуюся гашенную известь сметанообразной консистенции и использовать для 
строительных нужд, а маленькое сначала отверстие в скале постепенно превратится 
в штольню. Используя эту технологию, можно строить целые подземные города 
сложной конфигурации.

…Мои боевые приемы, разработанные в Союзе на бумаге, в действительности 
оказались не очень эффективными: половину пришлось забраковать. А некоторые 
видоизменились. Осталось десятка-полтора приемов, но с ними тоже возникли 
проблемы. Когда руководство прознало, что я отрабатываю с афганцами тактику 
борьбы с бронетехникой и вертолетами, началась тихая паника:

– Пока в Афганистане будет находиться хоть один советский солдат, не смей учить 
курсантов своим штучкам-дрючкам. Сам посуди, откуда у «духов» может быть 
бронетехника?

Откуда руководству знать, что я пережил безоружный, в Хосте в 1983 году, ожидая 
танковой атаки моджахедов?




Наперегонки со смертью


Проводим занятия на тему: «Использование ручных осколочных гранат в качестве 
противопехотных мин». С курсантами сегодня работает афганский 
преподаватель-стажер. Я дал ему четыре гранаты РГД-5, а сам уехал на дальний 
полигон, чтобы уничтожить взрывоопасные предметы, которых скопилось несколько 
сот килограммов. На сопке ржавеет одинокий остов БТР-60. Метрах в тридцати 
впереди него глубокая воронка от авиабомбы. В эту яму мы укладываем 
подпорченные снаряды к «Шилке», сверху обкладываем противотанковыми минами, 
связываем все детонирующим шнуром. Поджигаю короткий огнепроводный шнур и 
прячемся в подбитый БТР. Черт возьми! Ржавые бронеплиты окон и люки не 
закрываются! Ведь достаточно одного паршивого снаряда внутрь и мы все 
превратимся в фарш! Даю команду покинуть машину и лезем под корму. Мощный 
взрыв! В воздухе сплошной треск взрывающихся снарядов, часть из них падает и 
рвется вокруг нас. Мы лежим под днищем бронетранспортера, обхватив головы 
руками.

Злые как черти возвращаемся обратно. Мои курсанты уже закончили занятия. Стажер 
бойко докладывает об этом. Я замечаю у него в карманах гранаты и свирепею:

– Что это?

– Мы провели занятия, так сказать, теоретически, – лепечет стажер.

Вбиваю два колышка в землю на расстоянии 5 метров друг от друга, прикручиваю к 
ним гранаты. К чеке одной из них привязываю прочный шпагат. На другом конце 
делаю петлю и накидываю на спусковой рычаг второй гранаты и выдергиваю ее 
кольцо. Объясняю курсантам, что если зацепить ногой шпагат – чека первой 
гранаты выскочит, одновременно освободится спусковой рычаг второй. Обе гранаты 
взорвутся. Если перерезать шпагат – освободится спусковой рычаг второй гранаты 
и она взорвется одна. Это своеобразная ловушка.

– Всем ясно?

– Ну, теперь посмотрим их в действии.

Курсанты отходят метров на 40–50. Я не спеша, начинаю движение в их сторону и 
цепляю ногой натянутый шпагат: щелчок, второй! Стартую с места и на 
максимальной скорости несусь вперед. Сзади взрыв, другой! Останавливаюсь возле 
строя курсантов. Они, сукины дети, аплодируют!

– Кто из вас умеет быстро бегать?

Двое поднимают руки. Одного длинноногого я отвожу к месту минирования.

– Подними ногу!

Выдергиваю кольцо гранаты, приказываю курсанту наступить на нее. Не спеша ухожу 
от него.

– Ко мне, бегом!

Курсант мчится к нам. Щелчок, через четыре секунды взрыв! Все довольны.

Вытаскиваю из толпы курсанта-раздолбая. Хилый, с водянистыми, равнодушными 
глазами, он часто демонстративно зевал на занятиях, обнажая щербатую пасть с 
гнилыми зубами.

Демонстративно выдергиваю перед строем кольцо последней гранаты и вывожу свою 
жертву. Метрах в сорока поворачиваю его лицом к курсантам, рывком сажаю на 
гранату! Тут же срываюсь с места! Опешивший было боец, непостижимым образом 
взвивается в воздух! Щелчок! Когда граната взорвалась, он опережал меня в беге 
на несколько метров! Народ укатывается. Я про себя сожалею, что ему кое-что не 
оторвало. Обоим героям я ставлю сразу по две пятерки, за минно-подрывную 
подготовку, и за рекорды по бегу. Раздолбай с тех пор перестал зевать, а потом 
признался, что недавно вернулся из Пакистана, где закончил шестимесячные курсы 
военной подготовки под руководством западных (как он сказал, английских) 
инструкторов! Наши занятия ему понравились больше.




Разведчик Мухаммед


Один из курсантов-узбеков передает мне привет от какого-то Мухаммеда и 
загадочно улыбается.

– Какого Мухаммеда? – морщу лоб.

– Того самого, которому вы помогли в 1984 году.

– Не помню.

– Написали рекомендательную записку.

Я схватил собеседника за плечо:

– Как он, жив-здоров?

Дело в том, что в 1984 году у молодого бойца разведгруппы умер отец. Родом 
Мухаммед был откуда-то из северных провинций. Воевал он уже более двух лет, и 
за это время ни разу не видел родственников. Он попросил меня походатайствовать 
перед командиром полка, чтобы дали десятидневный отпуск. Отпуск он получил, но 
опять стоит передо мной, мнется.

– В чем дело?

– Помогите пожалуйста улететь в Мазари-Шариф советским самолетом. Потому что 
афганские летчики дерут большие деньги, а у меня их нет.

Помогаю через Олега, получивший прозвище "полковник «Шарп» за то, что вгрохал 
все свои деньги в японскую стереосистему. Завтра в 8.00 Мухаммед улетит 
советским бортом.

– Что еще?

– Не могли бы написать записку, что я ваш разведчик? Моджахедов я не боюсь, там 
все свои. А вот если меня в национальной одежде поймают советские солдаты, 
будет худо.

Я пишу записку на дикой смеси старославянского и блатного, который понятен 
любому русскому, но который никогда не сможет подделать афганец. Указываю свои 
координаты и срок действия записки – один месяц.

Потом я уехал в Союз и след парнишки затерялся. Я даже позабыл об этом эпизоде. 
И вот теперь привет от него! Оказалось, что с моей запиской он прибыл в 
Управление ХАДа в Мазари-Шарифе, однако ни один афганский опер не смог толком 
ее перевести. Обратились к советникам, те долго ржали, а потом объяснили, что, 
дескать, товарищ Бек головой ручается за этого парнишку.

Не желая терять столь ценного бойца, его оставили на службе в Управлении. 
Теперь он дослужился до командира роты!

– Мы, узбеки, помним твое добро, – загадочно щурится курсант. Приятно, черт 
возьми! Однако я также не забыл, как группа узбеков-дезертиров чуть было не 
уволокла меня к «духам». Спасло то, что они были безоружны.




Взрыв склада боеприпасов


Снится сон, будто еду в поезде. Вагон грохочет и мерно покачивает на стыках 
рельсов, в купе мерцают всполохи фонарей, пролетающих за окном. Просыпаюсь. Что 
за черт? Комната действительно озаряется вспышками, раздается отдаленный грохот.
 Койка напротив пуста. Шарю пистолет, приподнимаюсь. Сосед Александр Иванович 
стоит у окна. Не оборачиваясь, поясняет:

– Ну, ты и спишь! Уже полчаса рвется крупный склад в расположении афганской 8-й 
пехотной дивизии.

Взору открылась страшное и удивительно красивое зрелище, сравнимое одновременно 
с извержением вулкана и праздничным московским фейерверком. Зарево на полнеба, 
высоко взлетают и взрываются цинки с трассирующими снарядами.

Склад горел и рвался до утра. На следующий день по ящику показали репортаж 
тележурналиста Михаила Лещинского. Правда, он принял этот фейерверк за ночной 
бой с душманами, хотя на самом деле в склад случайно угодила вражеская ракета 
«земля-земля».

Оперативный полк был брошен на оцепление и прочесывание местности. В радиусе 
нескольких километров от центра взрыва солдаты насобирали целую гору помятых 
цинков со снарядами от «Шилки». Мне прибавилось хлопот потом их уничтожать.




«Ураганы»


У меня на складе лежат четыре длиннющие ракеты. Я даже пошутил однажды:

– Давайте привяжем их к заднице какого-нибудь душмана и запустим в космос!

Эти ракеты системы «Ураган» с вакуумными боеголовками. Мы обнаружили их в 
душманском складе. Трофеи нужно уничтожить.

Солдаты нагрузили ГАЗ-66 вровень с бортами, рессоры прогнулись в обратную 
сторону. На первой скорости, потихоньку уезжаем до самого дальнего поста 
безопасности. Находим старую воронку от авиабомбы, и укладываем в штабеля 
ракеты системы «Ураган», сверху – «Град». Засыпаем их всякой мелочевкой. Со 
всех сторон обкладываем противотанковыми минами, связываем взрывную сеть из 
детонирующего шнура. Инициирование должно происходить сверху, чтобы не 
разбросало снаряды. Уничтожение ракет имеет свои особенности: надо добиться 
того, чтобы пороховая топливная начинка также сдетонировала. Иначе беда! Не дай 
бог, эта многометровая дура улетит в Кабул! Недельку назад, отрабатывая с 
курсантами стрельбу китайскими ракетами, нечаянно отправили одну из них в 
город: ракета без взрывателя ударила в склон горы, отрикошетировала и пролетела 
над головой часового советской сторожевой заставы. Солдатик лишь варежку 
разинул. Со мной на полигоне был коллега из КГБ. Проводив задумчивым взглядом 
ракету, он повернулся ко мне:

– Я никому об этом не расскажу!

Более заковыристый случай, связанный с ракетами, произошел с 
преподавателем-стажером КУОСа Анатолием Алексеевичем через год в Мазари Шарифе. 
На складе оперативного батальона ХАДа он обнаружил три ракеты «Ураган,» и 
запустил одну из них в сторону гор. Совершенно случайно она влетела в окно дома,
 где проходило какое-то крупное душманское совещание. На следующий день в 
координационной группе афганцы похвастались:

– Вчера ракетным ударом системы «Ураган» нами уничтожено столько-то полевых 
командиров.

Представители 40-й Армии переполошились:

– Откуда у партнеров «Ураганы»? Мы им эти системы не передавали!

В тот же день на территорию опербатальона, на глазах опешивших афганцев и 
советников, высадился вертолетный десант. Десантура, совровождаемая угрюмыми 
офицерами, вынесла из склада две оставшиеся ракеты со сверхсекретными 
боеголовками, погрузила в вертолеты и растворилась в воздухе…

Пока мы возимся со штабелем ракет и мин, подходят любопытные бойцы поста 
безопасности. Объясняем, что сейчас будет громкий «Ба-бах!» Они должны 
спрятаться поглубже и не высовываться еще целую минуту после взрыва, иначе на 
голову может упасть какая-нибудь железяка. Их лачуга находится от места подрыва 
метрах в трехстах. Общий вес снарядов и мин более двух тонн. Я сужу по 
грузоподъемности ГАЗ-66-го. Возились мы долго, солнце на закате. Наконец, все 
готово. Солдаты и курсанты – в машине с заведенным двигателем. Я поджигаю 
спаренный огнепроводный шнур, запрыгиваю в кузов. Мчимся до другого поста 
безопасности, расположенного в 800–900 метрах. Загоняю всех в ДОТ, через 
амбразуры которого наблюдаем за обстановкой. Услышав шум мотора нашей машины, 
из землянки вылезает заспанный офицер. Солдаты кричат ему, чтобы он спрятался, 
сейчас будет взрыв! Офицер спрашивает, насколько далеко? Получив ответ, лишь 
улыбается и, расстегнув ширинку, демонстративно мочится. Взрыв! Сперва бесшумно 
возник багровый огненный шар, затем образовался «атомный» гриб высотой более 
ста метров. Дрогнула земля. Хорошо видно, как в нашу сторону, вздымая пыль, 
стремительно приближается ударная волна: тяжелый грохот! Стены дота ходят 
ходуном. Из пыли и дыма под углом примерно 60 градусов в небо медленно стартует 
ракета! Ну прямо-таки «Восток» Юрия Лексеича! Видимо, топливная часть одного из 
«Ураганов». Описав пологую дугу, ракета падает на рисовое поле. Курсанты 
кинулись было на улицу, но я загородил им дорогу: нужно подождать минутку. И 
правильно сделал. Раздался тихий шелест. Перед офицером с расстегнутой ширинкой 
на землю шлепается здоровенный кусок железа!

Мчимся к центру взрыва. Чем ближе, тем больше осколков, усеявших землю. А 
вблизи воронки земля черна от железа. Спрыгиваем с кузова. Почва, обычно 
твердая как камень, взрыхлена до такой степени, что ноги проваливаются по 
щиколотку. Образовалась огромная яма, глубиной около семи метров. На дне 
воронки – странный белый налет. Растираю этот порошок в пальцах: боже мой, 
мрамор! Видимо, мы нечаянно разрушили какое-то древнее сооружение. К нам 
подходят обалдевшие солдаты поста безопасности. Взрыв был так силен, что их 
лачуга покосилась, оштукатуренные и побеленные стены дома иссечены осколками. 
Слава Аллаху, все живы! Пока закуриваем и делимся впечатлениями, раздается 
глухой удар, затем второй. Афганцы непроизвольно приседают. Через несколько 
секунд в горном ущелье Пагмана километрах в десяти поднимаются два чудовищных 
по размерам пыльных гриба. Опять двойной звуковой удар и еще два гриба! До нас 
доходят тяжелые раскаты взрывов. Это 40-я Армия бьет вакуумными ракетами 
«Ураган». Четыре такие ракеты мы только что уничтожили.

Солнце уже ушло за горы. Мы заезжаем в штаб полка. Навстречу растерянный 
дежурный офицер. В штабе выбиты все стекла, хотя дистанция до места ликвидации 
боеприпасов около полутора километров! Решив, что по штабу оперативного полка 
моджахедами был нанесен удар какой-то сверхмощной ракетой, дежурный сообщил об 
этом в Кабул. Доблестная «сороковая», не раздумывая, ответила по «духам» 
четырьмя вакуумными.




Ликвидация Карима


Помимо работы в Пагманской школе спецназа, я продолжаю встречаться со старыми 
друзьями-афганцами 5-го управления ХАДа. По-прежнему ко мне за советами 
обращается диверсионный командир Васэ.

Как-то особист 180-го аушевского полка Николай пожаловался:

– Вчера в районе Баграма бандглаварь Карим опять спалил нашу колонну.

– Какой Карим, случайно не из Карабага? – поинтересовался я.

Особист кивнул:

– Мы за ним давно охотимся, но никак не можем поймать, – сокрушался он.

– Карим мой старый кореш, – ошарашил я Николая – поставишь пузырь, и я его 
достану!

Дело в том, что разведгруппа Бадама, с которой я работал в 1983-84 годах, почти 
вся была родом из этого села. Карима даже приводили на переговоры в штаб 
оперативного батальона. Невысокий, тщедушный, густо обросший, он вошел в 
комнату синий от страха. Все время держался за живот. Оказалось, что прятал за 
поясом пистолет. На всякий случай, я сел на диван рядом с ним. Серега 
«Кровавый» с Дин Мамадом расположились напротив. Пили чай, ползали по топокарте 
и планшету с аэрофотосъемкой, долго говорили, но разошлись каждый при своем 
мнении. Карима поразили карты и аэрофотоснимки. Прощаясь, он сказал:

– Знаете, я все время терялся в догадках, каким образом шурави так хорошо 
осведомлены о нас. Постоянно выискивал в отряде вашу агентуру. Оказывается, все 
изображено на картах.

За два прошедших года он значительно окреп и начал сильно действовать на нервы 
Советской Армии.

Через недельку ХАДовцы привели агента, хорошо знающего Карима. С ним пару часов 
отрабатывали способ закладки управляемого по проводам фугаса. Старший советник 
оперативного полка Махарбек исподтишка фотографировал процесс обучения: на тот 
случай, если агент переметнется к противнику. А еще через несколько дней 
злосчастного Карима и еще десяток «духов» разнесло на мелкие атомы 
четырнадцатикилограммовым зарядом пластита. Ответственность за его ликвидацию 
взяли на себя несколько подразделений Советской Армии: оказывается, советская 
сторожевая застава накрыла его из миномета калибра 120 мм, проходящая войсковая 
колонна всадила в него снаряд из танка, вертолетчики уронили на него авиабомбу. 
На могиле Карима его брат Барьялай поклялся жестоко отомстить, и спалил еще 
пару армейских колонн, пока его самого не разбомбили вертолетчики.




Выпускные экзамены


Из-за того, что мы со старшим советником оперативного полка Махарбеком 
окончательно рассорились, он грозится лично присутствовать на экзаменах, чтобы 
доказать мою никчемность. С раннего утра, курсанты толпятся у дверей. За столом 
восседает солидная комиссия: советник полка Махарбек, командир и начальник 
штаба полка, начальник разведки. Никаких экзаменационных билетов я не составлял,
 потому что считаю, что спецназовцу нечего готовится, он должен отвечать на 
любой вопрос не задумываясь. Но самое главное в том, что половина курсантов 
неграмотны, не умеют ни читать, ни писать.

Заходит первый курсант. Щелкнув каблуками громко представляется.

Я задаю ему вопрос.

– Посмотри на разложенное оружие и ответь, из каких систем приходилось 
стрелять?

– Из всех!

– Что это такое? – показываю на автоматическую винтовку.

– М-16 американского производства!

– Разбери его!

Курсант мгновенно проводит неполную разборку.

– Покажи патроны к этому оружию.

Из множества патронов, разложенных на столе он выбирает один: все верно.

Члены комиссии начинают его гонять по другим системам. Ответы четкие. Вопросов 
больше не возникает.

Я вручаю ему учебную гранату Ф-1:

– Ты уходишь из помещения, заминируй дверь.

Курсант берет со стола газету, складывает ее в узкую полоску, оборачивает ей 
гранату, выдергивает чеку и выходит из класса, аккуратно прищемив обернутую 
газетой Ф-1 между створками двери.

Уважаемая комиссия переглядывается. Ставим ему пятерку. Входит другой курсант, 
предварительно «разминировав» дверь. Он собирает М-16 и разбирает 
западногерманский G-3. Отвечает на все вопросы и уходит, заминировав гранатой 
ящик стола. Третий курсант собирает G-3. Разминирует стол, разбирает немецкий 
пулемет МG-42 и, уходя, минирует кресло и т. д.

Комиссия ставит всем без исключения курсантам пятерки по огневой подготовке. На 
следующий день экзамены по минно-подрывной подготовке: опять одни пятерки! На 
третий день курсанты сдают специальную тактику. Командование полка потрясено 
результатами экзаменов. Начштаба шепчет мне, что за три дня он, опытный боевой 
офицер, узнал столько нового у простых солдат! Махарбек надувает щеки: командир 
полка жмет ему руку за отличную подготовку курсантов.

Закончились трехмесячные курсы.

Курсанты сложили деньги, оторвав от своих скромных денежных довольствий и 
покупают мне в подарок рубашку. Мы стали друзьями.




Гудеж с артистами


В Кабул приехали артисты из Киргизии. Я нахожу их в гостинице, знакомлюсь с 
директором, прошу выступить перед бойцами оперативного полка. Оказалось, 
артисты уже сидят на чемоданах. Однако хотя реквизит упакован, готовы дать 
небольшой концерт в актовом зале гостиницы. Привозим туда пятьдесят бойцов, 
отличившихся в боях. После двухчасового прекрасного концерта отпускаем бойцов, 
а с командованием оперативного полка перебираемся в номера.

Джигиты сдвигают столы. Размещаемся на койках вокруг. Комполка подмаргивает 
тыловику, и тот бочком выскальзывает из комнаты. Через 15 минут солдаты заносят 
шашлыки, зелень, фрукты и, естественно, гирлянды бутылок.

Артисты поют задушевные песни. Я ностальгирую, зажатый между двух симпатичных 
землячек в национальных платьях. Потом начинаются танцы под аккомпанимент 
аккордеона с комузом. Офицеры и советники полка становятся в круг на боевой 
танец «Атан». От грохота кованных ботинок сотрясаются стены. В наш потный круг 
белыми лебедями вплывают девчата. Подаю пример и приглашаю землячку на вальс. 
Советник Виталька в затруднении: на него положили глаз сразу двое русских 
девчат.

Начштаба Хошаль пускает слюни, впившись взором в роскошную блондинку. Заметив 
его состояние, блондинка втаскивает его за руку в круг. Я успеваю намекнуть ей, 
что Хошаль из знатного княжеского рода. Не приученный прилюдно обниматься с 
женщиной, афганец сперва держится скованно, но довольно скоро его длинный нос 
погружается в глубокое декольте а руки хищно мнут пышные ягодицы. Дама шлепает 
князя по рукам. Становится совсем весело.

Через некоторое время замечаю в комнате тщедушного афганца, в строгом, хотя и 
потертом костюме, скромно сидящего в уголке. Танцы вызывают у него приступы 
искреннего веселья. Голодный взгляд непроизвольно шарит по столу. Это парень не 
наш. Наверное из местной контрразведки. Приглашаю за стол. Он не заставляет 
себя долго упрашивать и после двух граненых стаканов мягко отключается.

Потом мы уходим. Возбужденный напитками и блондинкой, Хошаль бессильно рыдает 
на руках своих офицеров. Он хочет остаться. У него любовь. Но его уносят. 
Артисты провожают нас до машин, наяривая на музыкальных инструментах. Хорошо-то 
как, черт возьми! Какие-то западные корреспонденты с балконов таращатся на наш 
«интернационализм в действии».

На следующий день командование полка кто с головной, кто с сердечной болью 
вспоминает замечательный вечер. А солдаты лишились трехдневного мясного рациона,
 пропитого нами с артистами.

Через несколько лет в Бишкеке я случайно оказался в одной компании с директором 
театра. С каким удовольствием он рассказывал окружающим о той незабываемой 
встрече в Кабуле!




ЧАСТЬ 10. ТРЕТЬЯ КОМАНДИРОВКА


Муж чести всегда доброй дружбой радел

Тому, кто не зол и не чужд добрых дел…

…И если свершит он, влекомый добром,

Случайное зло, он казнится потом.

    Жусуп Баласагын


Из второй командировки я возвратился в ноябре 1986 года. Руководство 5-го 
отдела Представительства КГБ в Кабуле тепло проводило домой с пожеланием скорее 
вернуться обратно, теперь уже в «длинную» командировку. Об этом просили также 
афганские партнеры. Мне предлагали вплотную заняться подготовкой кадров для 
специальных подразделений.

«Длинные» командировки от «коротких» отличались существенно: разрешалось брать 
с собой семью, да и зарплата была повыше. Попасть в «длинную» командировку за 
границу, даже в захудалые страны как Афганистан или, скажем, Южный Йемен, 
означало, что ты приобщился к племени белых людей. Хотя мы все прекрасно 
понимаем, что и среди них существует неравенство: блатные ездят по америкам и 
европам, а остальные в развивающиеся страны или в горячие точки. Но как бы то 
ни было, я уже собирался за границу в третий раз. А многие мои друзья, с 
которыми начинал службу в Балашихе с 1982 года, еще нигде не были. И загранка 
им не светила. Это означало, что ни импортной аппаратуры, ни шмоток женам в 
ближайшие годы не видать. Мы, «выездные», уходили в резкий отрыв от них, 
«невыездных» не только в материальном плане, но и в карьере. Каково 
психологическое состояние человека день ото дня выслушивающего претензии 
жены-мегеры:

– Ивановы купили машину, Петровы отдыхают на Черном море, а Сидоров, – этот 
тупица и лизоблюд, стал твоим начальником! Значит ты хуже их всех!

По наивности, я предполагал, что в Союзе пробуду недолго: месяц отпуска и пару 
месяцев понадобится для оформления командировочных документов.




Глава 1. В Ясенево


На самом деле оказалось несколько иначе. По законам органов внешней разведки, 
перед «длинной» командировкой за границу сотруднику полагалось пройти минимум 
полугодовую специализацию по данной стране. То, что я уже был в Афганистане два 
раза, в расчет не принималось. Да и короткие командировки на матерых 
разведчиков впечатления не производили. Здесь свои правила. Многие наши ребята, 
успевшие повоевать в составе отрядов «Каскад» и «Омега», к тому времени уже 
работали за рубежом, и не только в горячих точках, но и в резидентурах КГБ в 
некоторых престижных странах. Им в свое время повезло. Теперь повезло и мне.

А посему пора бы остепениться. По крайней мере так считали невыездные друзья. 
Мои рассуждения относительно высокой степени риска предстоящей командировки 
завистливыми коллегами всерьез не воспринимались:

– А кто тебя заставляет рисковать? – искренне недоумевали они и вертели пальцем 
у виска.

У меня было еще одно, вполне серьезное основание опасаться предстоящей 
командировки: когда-то в отрочестве, начитавшись книг, я бредил приключениями. 
Будущее взрослое существование не оставляло никаких иллюзий на этот счет. И 
тогда, в состоянии сильной душевной тоски, я взмолился к Всевышнему с просьбой 
дать мне пусть короткую, но полную опасностей и приключений жизнь! 35 лет, 
пожалуй, достаточно. И вот в 1987 году мне исполнилось 35. А впереди очередная 
командировка на войну. Поневоле станешь суеверным, хотя в предыдущих я ничего 
не боялся. Если моя юношеская просьба была услышана, жить, наверное, оставалось 
максимум год. С другой стороны, лучше уж погибнуть в бою, чем встретиться с 
безносой после какого-нибудь гриппа.

Специализацию в разведцентре кроме меня проходили еще несколько офицеров из 
региональных Управлений КГБ. Сотрудники отдела, к которым нас прикрепили, были 
весьма рады, если их не отрывали от основной работы. Выделив свободную комнату, 
они сунули нам ключи от огромных железных шкафов:

– Здесь лежат литерные дела по Афганистану. Изучайте.

В томах мы нашли много интересного, здесь хранились и наши отчеты по предыдущим 
командировкам, и сообщения закордонных резидентур, и материалы радиоперехватов.

Мои коллеги стажеры собирались в Афган первый раз, поэтому я стал для них 
ценным источником информации.

Как-то удалось разыграть своеобразный спектакль. Один подполковник 
интеллигентной наружности поинтересовался, что делать с пленными душманами: 
отправлять в тюрьму или отпускать?

– Резать! – сурово оборвал его я.

– Как резать?! – взбледнул он.

– Показываю, как это делается.

Посадив «интеллигента» на стул, становлюсь сзади, завожу ему руки за спину. 
Затем втыкаю два пальца ему в ноздри и откинув голову, начинаю водить расческой 
по кадыку. Окружающие ребята, смекнув в чем дело, невозмутимо щупают шею 
«жертвы», задают вопросы,

Через полгода, уже будучи в Афганистане, мы случайно оказались с 
«интеллигентом» за одним столом. Раздобревший и вполне довольный жизнью коллега 
со смехом вспоминал, что после того памятного случая он всю ночь не спал, а 
наутро чуть было не накатал рапорт об увольнении из органов. К счастью, в 
гостинице ему встретился бывалый афганец, сумевший снять стресс.

С «интеллигентом» мы расстались друзьями.

Прилетев в Кабул, я вдруг узнаю, что по распределению направлен работать в 
провинцию Фарах! А как же моя школа спецназа в Пагмане?

Руководство 5-го отдела Представительства КГБ тут же связывается по телефону с 
начальником отдела кадров, и меня оставляют в Кабуле. Оказывается, один из 
полковников, с которым проходил стажировку в разведцентре, по блату решил меня 
взять с собой.

Он сулил мне через полгода досрочное звание подполковника, а еще через годик – 
третью звезду на погоны. Заманчиво, черт возьми! Но школа – дороже.

Несколько дней я осваиваюсь в новой должности старшего опера. Должностная вилка 
соответствует воинскому званию майор – подполковник (в провинции была бы 
подполковник – полковник). Дипломатический ранг – 2-й секретарь Посольства. А 
ведь летел я в Кабул с визами, в которых значилось, что я слесарь-теплотехник. 
Вот это карьера: за сутки из слесаря до 2-го секретаря Посольства!

По статусу мне полагалась 3-х комнатная квартира и служебная «Волга». Я выбираю 
«УАЗ-469». Получаю квартиру, а вскоре ко мне прилетает супруга.

Коллеги, с которыми мы служили в «Вымпеле» и приехали вместе в Афганистан, 
пытаются выведать, каким образом я вдруг оказался на ступень выше их по 
должности? Я совершенно искренне рассказываю о протекции некоей «волосатой 
руки».

Потом я извинился перед несостоявшимся шефом из Фараха и как мог отблагодарил 
за протекцию, угостив домашним бешбармаком. Дай Бог, свидимся еще.




Глава 2. Школа головорезов



До моего приезда школа уже функционировала. Преподаватели читали курсантам 
лекции, подготовленные в Союзе и переведенные на язык дари. Полевые занятия 
отличались от классных тем, что лекции читались на свежем воздухе. Когда 
предмет исчерпывался, переходили к анекдотам.

Преподавателей десять человек: шесть полковников и четыре подполковника. 
Знакомимся. Один из полковников – авиатор. Прекрасно, прикидываю я, он будет 
преподавать топографию. Однако, авиатор тушуется и сообщает, что служил в 
тыловых подразделениях ВВС. Полковник-артиллерист тоже тыловик, не имевший дела 
с пушками и минометами. Все подполковники тоже оказываются тыловиками, к тому 
же плохо понимающими по-русски! Вот это да!

Курсанты школы спецназа – военнослужащие оперативных батальонов, собранные с 
бору по сосенке из всех провинций, многие неграмотны. Как выпутаться из этого 
положения? У меня нет времени учить отдельно господ офицеров. Значит придется 
учить офицеров вместе с курсантами. Но как заставить аксакалов ходить на 
полевые, не уязвив при этом их гордость? Двое из них выпускники старой доброй 
английской школы: чопорные такие. Один заканчивал нашу Академию имени Куйбышева.


После представления преподавателям, я, скромно потупив взор, начинаю:

– Отцы, по сравнению с вами, я всего лишь майор, без достаточного 
педагогического стажа. Поэтому очень волнуюсь. Завтра первая установочная 
лекция у курсантов нового набора. Прошу присутствовать на лекции и фиксировать 
мои ошибки, чтобы потом вместе разобрать их на педсовете.

Аксакалы важно соглашаются.

На следующий день в классе собрались курсанты. Их еще не успели переодеть в 
военную форму. Разношерстная компания, кто в чалме, кто в тюбетейке. Все 
патлатые, бородатые, в резиновых галошах на босу ногу. Сто пятьдесят пар глаз с 
любопытством уставились на меня. Внимательно вглядываюсь в них. Выражения, в 
основном, враждебно-презрительное. Дело в том, что большинство курсантов 
пуштуны, а я – похожий на хазарейца «монголоид». Это примерно также, как если 
бы в американских южных штатах собрали белых курсантов и приставили к ним 
чернокожего преподавателя.

Аксакалы надувают щеки в первом ряду. Все как один с блокнотами и карандашами, 
готовые фиксировать мои ошибки.

Поднимаю курсанта с нахальными глазами:

– Сколько лет воюешь?

– Четыре года.

– Сколько боевых операций?

– Сто семьдесят две.

Спрашиваю другого. Ответ – шесть лет стажа, двести пятьдесят операций. Поднимаю 
молодого бойца: два года боевого стажа, сорок три операции.

Представляюсь:

– У меня один год боевого стажа и всего четыре операции.

Гробовая тишина. Курсанты переваривают услышанное. Затем один из них подает 
робкий голос:

– Но зато у Вас, наверное, были очень крутые операции?

– Нет, три операции безрезультатные, а на четвертой мы взяли трофеи: пять 
ишаков! Вон сидит сержант, он не даст соврать (К занятиям я привлек лейтенанта 
и сержанта, которых знал по предыдущей командировке как опытных 
бойцов-разведчиков).

Народ хохочет.

– Поэтому, ребята, скорее всего вы должны меня учить, а не я вас. Однако я знаю 
тактику специальных подразделений многих армий мира. Думаю, что будем полезны 
друг другу.

Курсанты соглашаются. Кажется, психологический контакт с ними установлен. Далее 
начинаю рассказывать об особенностях аналогичных подразделений США, Пакистана, 
Ирана.

Первые пятнадцать минут мои преподаватели усиленно корпят над своими блокнотами,
 затем перестают писать. Сидят и слушают, разинув рты.

В перерыве ко мне подходят курсанты-узбеки, покровительственно хлопают по плечу,
 дескать, не робей, парень! Мы тебя в обиду не дадим. Ты нам понравился.

– Ладно, мы еще посмотрим, как вы у меня запоете через пару-тройку дней, – 
думаю я про себя.

Захожу в комнату преподавателей. Мои полковники уже посовещались и встречают 
меня смехом:

– Товарищ Бек, ловко же ты нас провел! Но мы не в обиде. Иначе ты не собрал бы 
нас вместе. Лекция была прекрасной. За час мы узнали столько интересного! Будем 
посещать все занятия.

На другой день курсанты, уже подстриженные, помытые, побритые и переодетые в 
военную форму, таращат на меня удивленные глаза: офицеры оперативного полка 
успели вправить им мозги, просветив относительно наших «художеств» 1983-86 
годов.




Ночные стрельбы


Тема занятий – действия группы специального назначения в ночных условиях. На 
территории оперативного полка организуем засаду. На дороге ставим управляемые 
по проводам мины. За неимением других используем противотанковые. Они по пехоте 
работают тоже неплохо, особенно, если разместить через каждые 20 шагов. Десять 
мин – на двести метров. Аналогичную засаду курсанты уже отрабатывали в дневное 
время. Теперь в темноте они копошатся на дороге, наощупь вяжут взрывные сети, о 
чем-то спорят и переругиваются. Слева, справа и сзади их работу охраняют дозоры.
 Наконец все готово. Бойцы занимают позиции в 20–30 метрах от установленных мин.
 Я объясняю: сейчас по дороге пройдет колонна «духов». Мы должны пропустить их 
головной дозор и врезать по ядру минами, затем добить остальных сосредоточенным 
огнем. Мой автомат с ночным прицелом снаряжен трассирующими пулями, у курсантов 
– обычные патроны. Курсанты залегли в арыке и не высовываются, поскольку у 
противника тоже могут быть ночные бинокли. Сигнал к подрыву мин – три короткие 
очереди трассерами в небо. Почему в небо, а не в «духов»? Дело в том, что на 
предыдущем занятии, первая же наша пуля перебила провод управления: мины не 
взорвались. А если бы это произошло в боевой обстановке? Далее, я буду давать 
целеуказание, а их задача одновременно бить короткими очередями в то место, 
куда попадают мои трассеры.

Начали! Взрыв! Я даю короткую очередь в сторону «головного дозора» противника. 
Боже мой, что тут началось! Шквальный ливень из всех стволов! Никакой речи об 
управлении огнем! Противоположные склоны гор мерцают вспышками. Это стальные 
сердечники наших пуль высекают искры из камней. Очень напоминает ответный 
«духовский» огонь. Курсанты, войдя в раж, лупят по ним! С дальнего поста 
безопасности в нашу сторону потянулась светящаяся цепочка крупнокалиберных пуль 
из ДШК.

– Стоп, ребята!

Однако стрельба прекратилась не сразу. Мы умудрились выпустить весь 
боекомплект! Ближний пост безопасности материт нас по-русски, затем переходят 
на афганский. Сержант-инструктор отвечает им тем же и обещает добавить из 
АГС-17 и миномета, если они не прекратят стрельбу. Пусть лучше спрячутся 
поглубже, а мы еще немного постреляем. Просит передать по телефону наши 
пожелания дальнему посту.

Раздаю курсантам по одной пачке патронов: стрелять только одиночными! Я даю 
целеуказание, а они должны выпустить в ту сторону одну, повторяю, одну пулю!

Ночные стрельбы продолжаются, лишь меняются учебными местами группы. Курсантам 
это скоро надоедает. Они желают чего-нибудь поэффектнее. Хорошо, сейчас они 
получат то, о чем мечтают. Под занавес, выстраиваю в шеренгу всех курсантов и 
раздаю каждому по пачке трассирующих.

– Ур! – что по-афгански означает «огонь!» – и сто пятьдесят автоматов изрыгают 
море огня. Огненные струи отражаются от склонов гор и врываются в небо 
мириадами малиновых звезд. Светло словно днем! Представляю, что подумали 
Пагманские моджахеды, увидев такой фейерверк у себя под боком.




«Тропа смерти»


Два офицера исчезли из расположения части и появились только на следующее утро. 
От них разит перегаром. Руководство школы собирается примерно наказать их. 
Провинившиеся стоят перед нами, потупив взоры, а за дверями волнуются их 
подчиненные. Мне хорошо понятно состояние ребят. Принимаю решение: Пропущенное 
вчера занятие они должны отработать. Ничего страшного. Здесь не пансион 
благородных девиц, а школа головорезов.

Вызываю инструктора-сержанта:

– Какую тему отрабатывали вчера?

– Разминирование.

– Подготовь противопехотные и противотанковые мины, а также гранаты Ф-I. Все 
должны быть боевыми с настоящими боевыми запалами.

Пока я объясняю перед строем курсантов суть задачи, провинившиеся офицеры с 
плохо скрываемым страхом наблюдают, как сержант вставляет в мины запалы.

– Сейчас сержант уйдет по этой тропинке вглубь «зеленки» и установит мины. Вы 
должны пройти по тропе, обнаружить и обезвредить их. Все ясно?

«Штрафники» понимают, что либо выполнят задание, либо подорвутся.

Незаметно для других, вынув из мин боевые запалы и вставив в гранаты учебные, 
сержант уходит. Через пятнадцать минут он возвращается. Вокруг провинившихся 
столпились подчиненные, рассказывая о способах разминирования. Однако с 
похмелья ребята, похоже, соображают туго. Я покуриваю в сторонке.

Запускаю на «тропу смерти» первого. Он в полной боевой форме, при оружии, 
потому что в «зеленке» можно столкнуться с настоящими моджахедами. Я следую за 
ним на расстоянии вытянутой руки. Его подчиненные крадутся вслед, на расстоянии 
15–20 метров, охватывая нас полукольцом, готовые упасть на землю в случае 
взрыва. Ребята сильно переживают за командира.

«Штрафник» увидел взрыхленный участок и вопросительно смотрит на меня.

– Здесь мина?

Я пожимаю плечами:

– Не знаю.

Парнишка усиленно соображает. Капли пота градом льются со лба. «Суфлеры» из 
кустов шепотом что-то подсказывают. «Штрафник» вынимает автоматный шомпол и 
тычет в землю: что-то твердое и круглое. Разгребает руками землю. 
Действительно: противопехотная мина ПМН. Собирается вытащить ее. Из кустов 
раздается отчаянный вопль:

– Не смей! Под ней может быть граната!!!

В адрес «суфлера» я посылаю яростный трехэтажный мат, приказываю всем залечь.

«Штрафник» ножом роет ямку возле мины и лезет рукой под нее. Глаза округляются:

– Здесь граната! Что делать?!

– Не знаю.

Парнишка думает. Ему тяжело. Потом как-то обреченно и зло шипит на меня:

– Учитель, уйди…

– Ну уж, нет. Если ты подорвешься, меня ждет трибунал. Так что лучше вместе.

Выждав еще немного, начинаю подсказывать. Граната оказывается у него в руке. 
Она без кольца. Я отстегиваю из-под воротника большую булавку и вставляю вместо 
чеки. Забираю у него «Эфку» и, отвинчивая запал, хвалю его. Идем дальше. Теперь 
ему предстоит обнаружить и обезвредить противотанковую мину. С грехом пополам, 
он справляется и с этой задачей. Запускаю на тропу второго «штрафника». Все 
повторяется снова. Только ему попалась противотанковая мина, поставленная на 
неизвлекаемость, с которой так и не сумел справиться. Ничего страшного, мину 
обозначили и оставили в покое.

Занятия закончились благополучно. Выстраиваю курсантов и даю команду 
проштрафившимся выйти из строя. Оба трезвы как стеклышки! Объявляю им 
благодарность и ставлю по «пятерке». Затем демонстрирую мины, в которых 
отсутствуют запалы и гранаты с учебными! Немая сцена, а затем дикий хохот! Я 
приношу офицерам свои извинения за шутку. Кажется, они не обиделись и смеются 
вместе со всеми.




Штурм


На плотине Пагманского водохранилища – разграбленное и загаженное, но вполне 
целое двухэтажное административное здание. Над зданием, на двух сопках, 
расположилась советская сторожевая застава. Командир – старший лейтенант Сашок, 
мой друг и ангел-хранитель. Под прикрытием его гаубиц и танковых пушек я 
чувствую себя спокойно, когда провожу занятия. У Саши свои проблемы: ему нужно 
вырыть хранилище для артснарядов и построить баню. Сопки каменисты и солдаты 
сильно мучаются, махая кайлом. Я легко решаю его проблему кумулятивными 
зарядами: через два дня глубокая яма готова. Внизу, под сопками ржавеют останки 
нескольких единиц бронетехники. Удлиненными кумулятивными зарядами курсанты 
режут броню БМП на плиты. Саша использует их для бани.

Провожу с курсантами занятие по теме «штурм зданий и сооружений». В качестве 
объекта атаки выбираю здание на плотине. Показываю на него:

– Там – душманы. Сколько их и чем вооружены – неизвестно. Наша задача взять 
этот дом. Атаковать придется в лоб, поскольку все вокруг заминировано.

Задаю вопрос, кто из курсантов хорошо стреляет? Несколько человек поднимают 
руки. Ладно, сейчас проверим. Разбиваю их на пары. Задача простая: один курсант 
бежит к зданию, другой прикрывает его огнем, стреляя поверх головы по окнам. 
Поэтому, если кого-либо зацепит пуля, будет виноват близкий друг. Желающих 
пострелять не оказалось. Хорошо, тогда прикрывать их буду я сам, а пары пусть 
бегут к дому. После этого бросают в окно гранату, помогают друг другу забраться 
туда, поднимаются на второй этаж, спускаются и бегут обратно ко мне.

– Ясно?

Снимаю с СВД оптический прицел, снаряжаю магазин трассирующими патронами. 
Прислонившись плечом к перилам ограды, даю команду:

– Вперед!

Два курсанта, пригибаясь, бегут к дому. Трассеры пролетают примерно в метре от 
их голов. Они ежатся и втягивают головы в плечи. Позже, делясь впечатлениями, 
они говорили, что гораздо страшнее бежать навстречу пулям.

На следующий день, с другой группой отрабатываем ту же тему. Только на этот раз 
я использую БТР. Пулемет ПКТ наведен в окно, стопоры башни закреплены. Боковой 
люк открыт. По команде, двое курсантов бегут к дому. Пулемет короткими 
очередями бьет над их головами. Я кидаю вслед бегущим гранату РГД-5. Черт 
возьми! Курсанты бегут медленно, а граната катится все ближе и ближе к ним! 
Взрыв! Курсанты дружно падают на землю и оглядываются. Вперед, орлы!

Советские солдаты с горки с любопытством следят за тем, как советник 
расстреливает афганцев. Потом очень резво исчезают. Оказывается наши пули из 
ПКТ насквозь пробили три кирпичные стены здания и начали рикошетить от скалы в 
их сторону.

Закончили штурмовать здание. Теперь новая задача. Группа занимает оборону в 
этом же доме. С учетом предыдущего занятия, придумываем различные хитроумные 
сюрпризы для атакующей стороны: натягиваем веревки в темных коридорах, чтобы 
противник спотыкался об них, готовим гранаты на веревках и черпаки на длинной 
рукояти для забрасывания гранат в соседние окна. Выбираем стрелковые позиции. 
Под занавес ведем «огневой бой» с несуществующей атакующей стороной, кидаем 
гранаты в соседние комнаты, применяем дымовые шашки и сигнальные мины для 
психологического воздействия на противника, «прорвавшегося» в комнаты нижнего 
этажа.




Налет


Каждое тактическое занятие обязательно кончается стрельбами и взрывами. Одна и 
та же тема иногда отрабатывается несколько раз, в разных местах. Например, 
«налет». Перед нами – громадная крепость. В ней полторы сотни вооруженных до 
зубов моджахедов. Нас – 12 человек, получивших приказ взять эту крепость. 
Ребята долго ломают голову над задачей. Наконец, приходим к единодушному мнению 
– вызвать авиацию и атаковать крепость после бомбардировки. Все просто. Нужно 
только научиться наводить самолеты на цель. Теперь – та же задача, но в 
усложненном варианте: бомбить нельзя. В крепости под охраной моджахедов сам 
лидер моджахедов Гульбеддин Хекматияр! Мы должны взять его живым, чтобы судить 
народным судом.

Перебрав десятка полтора вариантов, курсанты выдыхаются. Спрашиваю:

– А вообще, существует ли решение?

Один из них поднимает руку:

– Раз Вы спрашиваете, значит существует. Подскажите нам.

– Ребята, сам не знаю, что делать в данной ситуации, – признаюсь им откровенно.

Секундное замешательство, затем хохот! Начинаем думать вместе. Наконец решение 
найдено. Теперь предстоит распределить роли, организовать взаимодействие. Затем 
опробовать боевые средства. На это уходит много времени. В конце концов – 
штурм!

Чтобы психологически сломить противника, решаем забросить во двор крепости 
через стену противотанковую мину, привязанную к длинному шесту. Подрыв мины 
будет осуществлен гранатным запалом с детонирующим шнуром. Со мной вызываются 
два добровольца. Остальные курсанты наблюдают со стороны. Я выдергиваю кольцо 
запала, мина на шесте летит через стену. Четыре секунды и страшный взрыв! Если 
бы во дворе находились люди, да еще ночью, в течение нескольких минут никто не 
смог бы прийти в себя. Теперь задача штурмовой группы быстро перелезть через 
стену и отыскать объект среди множества оглохших «духов». Для этого пригодится 
фонарик, привязанный к цевью автомата и примкнутый штык. Стрелять нельзя. 
Стрельба быстро приведет в чувство моджахедов. Осветив на мгновение «духа» и 
убедившись, что тот не представляет интереса, боец, выключив свет, прикалывает 
жертву штыком. Фонарик тоже может пригодиться, если все же начнется стрельба: 
пули на расстоянии 10–15 метров будут ложиться в пятно света.




Гонки по вертикали


Не так уж сложно лазить по стенам, для этого достаточно иметь минимум знаний и 
немного тренировки. Привожу группу курсантов к невысокой каменной стене, 
полутораметровой высоты. Разбившись на пары, они должны, помогая друг другу, 
перелезть через нее. Подтрунивая над собой и другими, они легко справляются с 
этим препятствием. Теперь их ждет трехметровая стена. Один из курсантов 
вздыхает:

– Слава богу, что не пятиметровая.

Успокаиваю его:

– Все худшее – впереди.

Трехметровую стену они берут, после объяснения как надо использовать подручные 
средства. Правда, здесь вдвоем уже не справиться. Работают втроем. Два бойца 
строят лесенку, используя автоматы. Один автомат они берут с двух концов и 
держат в опущенных руках, второй – на плечах. Третий боец взбирается на первую 
«ступеньку», затем на «вторую». Высвободившийся автомат ребята поднимают на 
вытянутых руках вверх. Образуется третья ступенька. С нее боец уже может 
дотянуться до гребня стены. Забравшись на стену он опускает вниз ремень, по 
которому забираются на стену остальные. Несколько тренировок делают 
трехметровую стену не слишком трудным препятствием. Подходим к пятиметровой 
стене. Здесь приходится попотеть. Впятером выстраиваем трехэтажную пирамиду. 
Через некоторое время эта задача также освоена. Организуем соревнования: гонки 
«пятерок» по вертикали. Под возбужденные крики болельщиков, две команды 
штурмуют стену. Главное здесь – закинуть побыстрее одного из бойцов на стену. 
Сцепив вместе ремнями два автомата, он опускает один из них вниз. Можно 
использовать и чалму.

На следующий день штурмуем глинобитную стену. Зацепиться не за что. Ребята в 
затруднении. Тогда беру СВД и всаживаю пули в стену строчкой снизу вверх. Затем 
втыкаю в отверстия штыри от маскировочной сети и лезу по ним. Курсанты 
разочарованы. Они хотели провернуть операцию бесшумно, а тут – стрельба. 
Объясняю, что для бесшумного лазанья по стенам нужно заранее готовиться, а во 
время боя сойдет и так.

Через пару лет, уже в Союзе, на полигоне дивизии ВВ имени Дзержинского, я 
показывал способы лазания по стенам слушателям спецкурсов КГБ. Ребята, на 
глазах изумленных солдат группы «Витязь», без всяких подручных средств 
забрались на третий этаж. Могли бы и выше, но тут уже я запаниковал. Правда, 
окна дома были без стекол. Чтобы лазить по застекленным окнам, нужно иметь 
несколько штопоров для открывания винных бутылок: они вкручиваются в деревянные 
рамы наподобие альпинистских ледовых буров. Единственный недостаток этого 
приема заключается в том, что наши здоровенные парни из группы захвата в полном 
боевом снаряжении весят более ста килограммов. Под их весом гнутся даже 
автоматы, а винные штопоры могут сломаться. Поэтому нужны специальные, прочные 
штопоры.




По методу дяди Феди


Преподаватель КУОСа Быстряков однажды на занятиях с серьезным видом спросил:

– Знаете, чью Золотую звезду носит Командующий ВДВ Маргелов?

– Неужели Вашу, Федор Степанович?

Федор Степанович скромно потупился:

– Под Одессой было дело. Заблудился Маргелов со всем своим войском. Ну тут я 
случайно подвернулся (а я немного разбирался в топографии) и вовремя вывел его 
часть в место назначения. Избежал он расстрела. Подписал на меня представление 
на Героя. А когда пришла награда, оставил себе. Правда, налил стакан, обнял за 
плечи:

– Федя, ты молодой, способный. Успеешь еще заработать свою Звезду. А мне она ох,
 как нужна!

Между прочим, в тех краях еще в Гражданскую заблудился матрос Железняк, который 
шел на Одессу, а вышел к Херсону. В результате чего там его и ухлопали. Так что,
 ребятишки, учите топографию!

Через несколько лет, работая преподавателем КУОСа, я тоже задал своим 
слушателям вопрос:

– Знаете чью Золотую звезду носит Командующий 40-й Армией Громов?

– Неужели Вашу, Эркебек Сагынбекович?

Я скромно потупился. А дело было так. В апреле 1988 года поехал в аушевский 
180-й полк клянчить излишки боеприпасов. 40-я Армия уходила в Союз, а нас, 
советников, ожидали трудные времена. Руслан Султанович лежал в те дни с 
очередным тяжелым ранением в госпитале. Исполнявший обязанности командира части 
подполковник встретил меня как родного и с ходу предложил забрать у них все 
трофеи, поскольку поступила команда все это добро уничтожить.

Целые горы душманских ракет, снарядов и мин мокли под дождем. На некоторых 
ящиках увидел желтые полосы и символы, означающие химические отравляющие 
вещества одной из стран НАТО. Когда я обратил внимание офицеров на это, 
комполка побледнел и вызвал начхима. Свистящим шепотом, не сулящим хорошего, он 
ткнул пальцем в ящики:

– Что это?

– Химия, товарищ полковник!

– Я сам вижу что химия. Как эти боеприпасы здесь оказались?

– Не могу знать. Трофеи находятся в ведении начальника службы РАВ. В моей 
службе все в порядке!

О-о! как красиво выражался комполка! Это был шедевр народного непечатного 
творчества!

Если бы не затяжные дожди, боеприпасы должны были взорвать неделю назад. Облако 
газов неминуемо накрыло бы весь штаб 40-й армии. Командующий Громов, если бы не 
траванулся, пошел бы под трибунал. Во всяком случае Золотой звезды ему бы не 
видать. К сожалению, он не знает, что я его спас. К великой радости 
подполковника я вывез оттуда четыре большегрузных КРАЗа боеприпасов, а он 
обещал еще ящик водки сверху за то, что избавил от этой напасти. Так что, 
мужики, изучайте маркировку иностранных боеприпасов!




Трофеи


Используя старые связи, потихоньку прибираю к рукам склады 5-го Управления 
МГБ[5 - ХАД к этому времени был преобразован в МГБ.] Генерал Сыдык отдает своим 
подчиненным распоряжение:

– Товарищу Беку открывать любой склад и выдавать любое оружие, когда ему 
понадобится!

Начальник отдела вооружений 5-го Управления ХАДа пытается возразить, что для 
этого требуется документ с двумя подписями: афганского Министра безопасности и 
Руководителя Представительства КГБ.

Сыдык повышает голос:

– А я тебе что, разве не начальник?

Афганец тушуется.

Узнав о том, что я влез в афганские склады, начальство нагружает на меня еще 
одну обязанность: я буду ответственным за них с советской стороны. Теперь буду 
принимать транспорты с оружием и контролировать расход стволов, боеприпасов и 
взрывчатых веществ. Ко мне тут же потянулись советники КГБ: каждый пытается 
выклянчить неучтенный пистолетик для дражайшей супруги, чтобы она не боялась 
гулять по дуканам. В кругу друзей теперь могу побахвалиться, что мог бы стать 
самым крупным торговцем оружием в Центральной Азии. Жаль, что приходится 
раздавать тысячи стволов бесплатно.

Стволы хранятся в подвалах 5-го Управления МГБ, взрывоопасные предметы на 
территории оперативного полка в Пагмане, в закопанных двадцатитонных 
контейнерах. Трофейные ракеты и мины предварительно в течение недели 
выдерживаем в окопах и лишь после этого переносим в контейнеры. Это нужно на 
всякий случай: вдруг моджахеды подсунут нам «адскую машину»?

В Кабул приехал два очкарика из научно-технической разведки ПГУ. По этому 
поводу собрали аппарат советников 5-го отдела Представительства КГБ. Гости 
читают лекцию об изделиях, интересующих военно-промышленный комплекс. Перечень 
огромен: здесь и противотанковые снаряды, и зенитные ракеты, и даже 
аккумуляторные батарейки. Я потихоньку выхожу из комнаты и возвращаюсь обратно 
с небольшой коробочкой. В ней дюжина «таблеток», аккумуляторных батареек 
американского производства. Дарю коробочку очкарикам.

После лекции получаю втык от начальника: он считает, что такие подарки следует 
оформлять документально. Теперь ребята будут поощрены, а мы останемся ни с чем. 
Я возражаю, что трофеи мне достаются бесплатно, а потому их не жалко. Этого 
добра у меня навалом. Между прочим, я припрятал трофейные мины к 82 мм миномету,
 снаряженные химическими отравляющими веществами. Если кто-то желает награды, 
могу подарить. Начальство долго думает. В конце концов чувство осторожности 
берет верх: никто не хочет связываться с химией.

Через несколько дней к нам в Представительство забрел еще один охотник за 
трофеями, на этот раз из «соседнего ведомства» – ГРУ. Знакомимся. Рекомендую 
ему сначала нашить потайные карманы в куртке и везу в Пагман. Открываем 
контейнеры. Пока отвлекаю внимание заведующего складом, коллега из ГРУ набивает 
карманы. Потяжелевший и очень довольный подполковник с трудом забирается в 
машину. По дороге в Кабул он задает вопрос, не попадались ли мне американские 
ПЗРК «Стингер»?

Я прикидываюсь «чайником»:

– «Стингер» – это с такими решетками сверху, что ли? У меня их было две штуки,
 – невинно разыгрываю его.

У военного разведчика перехватило дыхание:

– Где они?!

– Подарил ребятам из научно-технической разведки.

– Если еще попадется, отдашь мне? – начинает заискивать коллега.

– Естественно, – великодушно соглашаюсь я.

Дело в том, что Командование 40-й Армии за «Стингер» обещало «Золотую звезду» 
Героя. А тут подполковнику ГРУ удача сама лезет в руки – «лох» из КГБ налево и 
направо раздает бесценные трофеи!

Военному разведчику не повезло: вскоре два «Стингера» были взяты вертолетчиками 
и «Золотые звезды» достались им. Подполковник сразу позабыл к нам дорогу. Жаль, 
конечно, поскольку он наобещал мне и круглосуточный пропуск в женский модуль 
40-й Армии и дешевые шмотки в «чековых» магазинах.

А трофейные «Стингеры» попали с помощью Советской разведки в Иран. В средствах 
массовой информации промелькнуло сообщение о том, что американский вертолет в 
Персидском заливе был обстрелян иранским быстроходным катером. Янки вызвали 
подмогу, разметелили басурман и обнаружили в катере свой родной «Стингер». Вот 
было шуму!




Чрезвычайные происшествия и несчастные случаи


По мере возрастания нагрузок в Пагманской школе, росло и количество несчастных 
случаев. Впрочем, без смертельных исходов. Несколько раз доставалось и мне 
самому. Главная причина «ЧП» состояла в том, что мы пользовались исключительно 
трофейными боеприпасами, зачастую подпорченными в душманских сырых ямах (других 
мне просто не давали).

Так, каждая третья или четвертая мина к 82-мм миномету не стреляла. Представьте 
себе в какую нервотрепку превращалось извлечение мины из ствола? Неприятности 
доставляли и выстрелы к китайскому гранатомету РПГ-2. Их вышибные заряды 
снаряженные черным, дымным порохом, имели скверное свойство отсыревать. А 
потому дважды вместо выстрела происходило медленное горение пороха, и гранаты, 
вылетев их ствола, падали в нескольких метрах от стрелка. Одна, слава Богу, не 
взорвалась. А другая, рванув, посекла осколками троих, в том числе и меня 
самого. Этот случай произошел во время второй командировки. На вилле, 
намыливаясь под душем, я обнаружил на своем теле множество мелких прыщей, 
которые почему-то царапали ладони. Пригляделся повнимательнее – мелкие осколки. 
Пришлось выковыривать иголкой. Сосед по койке Александр Иванович, увидев мой 
обмазанный зеленкой живот, встревожился:

– Иди к врачу, может начаться сепсис!

– Ага, врач доложит начальству, мне устроят нахлобучку и запретят работать.

Крупный осколок я обнаружил в кожаном портмоне, находившемся в кармане брюк: он 
застрял, не пробив толстую пачку денег – «афгани». Если бы осколок попал на 
ширину ладони правее – дело кончилось бы печально. По этому поводу советник 
Виталий на следующий день травил свежий анекдот:

– Возвращается Бек из командировки, навстречу радостная супруга, спрашивает, 
какой подарок привез из Афганистана? А грустный Бек вынимает из кармана 
засушенное мужское естество на веревочке.

Другая причина несчастных случаев состояла в том, что в школе спецназа я все же 
готовил «расходный материал». Нужды фронта требовали большого количества 
квалифицированных бойцов. Они не должны бояться близких взрывов и свиста пуль. 
В качестве примера могу сравнить результативность работы двух преподавателей, 
присланных из Москвы: за полгода мой коллега, готовивший пиротехников для 
спецлаборатории, выпустил десять афганцев. У меня за тот же период обучилось 
более сотни спецназовцев. Но это не значит, что их подготовка была хуже. 
Наблюдательные афганцы сделали вывод: взрывов боятся либо абсолютно несведующие 
люди, либо профессионалы, знающие много. Мои ученики, получается, занимали 
промежуточную ступень ничего не боящихся полупрофессионалов.

Чего только не случалось во время занятий. Однажды выстрелили себе под ноги из 
АГС-17, другой раз тяжелая трофейная мина 82-мм миномета упала в двадцати 
метрах от стрелявших. Курсант по ошибке, вместо штатного вышибного патрона, 
снарядил мину патроном охотничьего ружья 12-го калибра.

Кошмарный эпизод произошел, когда в руках афганца сработала выпрыгивающая мина 
ОЗМ-72! Если бы она взорвалась, две тысячи шариков превратили бы нас в фарш! К 
счастью мина была без капсюля-детонатора, поэтому она просто взвилась в воздух 
метров на двадцать и, слегка задев по касательной афганца по лбу, отправила его 
в глубокий нокаут, а мы, все вокруг сидящие, на несколько секунд впали в 
оцепенение.

Курсанты довольно часто получали царапины, бросая стоя ручные гранаты РГД-5 и 
РКГ-3м. Было два подрыва, когда подбирали на полигоне неразорвавшиеся 
боеприпасы. Главное на полигоне – беречь глаза, нужно носить защитные очки.

Один неприятный случай запомнился особо. Я проводил занятия по ручным гранатам 
с группой сотрудников спецлаборатории 5-го УМГБ. У меня этих трофейных гранат 
уйма. Все гранаты условно делю на два класса по типу взрывателя: мгновенного 
действия и с замедлителем, срабатывающие через несколько секунд после броска. К 
первому типу относятся наша противотанковая РКГ-3, еще одна кумулятивная с 
парашютиком, с пластиковым корпусом в форме поллитровой бутылки, то ли 
китайского, то ли пакистанского производства, наши противопехотные РГО и РГН, а 
также оборонительная граната совершенно кошмарной конструкции, египетского 
производства. Она была цилиндрической формы, с эмалированным корпусом, 
обмотанная посередине тонкой эластичной металлической лентой. Проткнута 
насквозь штырем-чекой, кольцо чеки имеет свинцовую пломбу. Когда выдернув чеку, 
бросаешь гранату, в полете эластичная пружина разматывается и отлетает от 
корпуса. При касании гранаты о поверхность, происходит взрыв. Самое ужасное в 
том, что под ее корпусом таятся зубчатые металлические шестеренки, дробящиеся 
при взрыве на множество фрагментов, размером с ноготь мизинца.

Ко второму классу я причисляю наши родные Ф-1, РГД-5, РГ-42, с запалами УЗРГМ, 
аналогичные им английские, американские и бельгийские. Туда же отношу немецкие 
с длинной деревянной рукоятью и американские М-46 с терочными воспламенителями.

Так вот, рассказал афганским товарищам устройство гранат, правила обращения с 
ними и вывел на полигон. Объясняю, что с гранатами мгновенного действия следует 
обращаться осторожно, бросать высоко и далеко, и сразу же прятаться. С 
гранатами второго класса можно особенно не церемониться, например даже Ф-1 не 
кидать, а просто опускать за дувал. Один балбес все перепутал, и египетскую 
гранату мгновенного действия бросил недалеко. Она упала в жидкую грязь и не 
взорвалась, потому что пружина не успела размотаться до конца. Я предупредил 
дежурного офицера о несработавшей гранате и поручил сержанту уничтожить ее 
накладным зарядом. Он этого не сделал. После обеда афганский лейтенант пошел в 
те края по нужде и, увидев интересную игрушку, подобрал ее. Щелкнув, отскочила 
пружина. Он отбросил ее в сторону. Взрыв! Как бритвой, ему оттяпало одну ногу 
по колено.

С американской гранатой М-46 в 40-й Армии произошел более печальный случай. 
Один лейтенант-десантник решил, что раз у нее терочный воспламенитель как у 
ракетницы, то она дымовая. Увидев в курилке солдат, решил подшутить, дернул 
шнурок и бросил в середину. Солдаты не шелохнулись. В результате десяток трупов.
 Офицер застрелился.

У меня в среднем происходило один-два несчастных случая в месяц. В связи с этим,
 трудно описать свое психологическое состояние: скорее всего это можно назвать 
фатализмом. А что еще оставалось делать? Ведь никоим образом нельзя было 
показывать курсантам робость и страх. Инструктор должен быть абсолютно 
бесстрашным человеком. В конце концов, постепенно накапливается усталость, 
которую не снимает даже алкоголь. Начинаются нервные срывы, порою совершенно 
беспричинные.




Экстрасенсорика


Приехал в полк. Завтра занятия по специальной тактике, поэтому нужно 
подготовить учебное место. Мой УАЗик пылит вверх по склону горы. Ночью прошел 
дождь, но уже все подсохло. Сильный ветер замел дорогу. Мне это не нравится, 
потому что, когда едешь по накатанной колее, сразу заметишь взрыхленный участок 
или подозрительный бугорок. А тут ничего не видно. Помню, как на этой же дороге 
в 1984 году самосвал, возивший камень, поймал мину. Мы сидели на веранде штаба 
полка и пили чай, когда услышали взрыв. «Татра» наехала на мину левым передним 
колесом. Водителю-афганцу оторвало ногу.

По мере того, как УАЗик забирается все выше, беспокойство возрастает. Страх 
перерос в панику! Стой!!! Бью по тормозам и выхожу из машины. Иду вперед, 
разгребая ногой пыль. Противотанковая мина! У меня шок. Это уже из области 
мистики. Каким образом я мог почувствовать ее?

Позже, в начале 1990-х довелось учиться на курсах экстрасенсов под руководством 
бывшего начальника сверхсекретной лаборатории КГБ по аномальным явлениям и 
спланировать одну интереснейшую операцию. Но об этом пока рано писать. Можно 
лишь обмолвиться, что вся эта чертовщина и НЛО – отнюдь не досужие байки 
шизофреников, а имеют под собой реальную почву.




Глава 3. Жена


Моя зарплата составляла 22 тысячи афгани. За квартиру, которую снимал, платил 
24 тысячи. Но эти деньги давало нам Представительство КГБ.

Хозяин – скромный инженер-афганец, был вынужден сдавать свою квартиру, чтобы 
прокормить две большие семьи, свою и погибшего брата. Сам ютился где-то за 
городом вместе с домочадцами. Каждый месяц он аккуратно появлялся у нас. Моя 
супруга угощала его, а на прощание вручала сверток, в котором лежала пара банок 
сгущенки, полкило сливочного масла и немного конфет. Хозяин страшно стеснялся. 
Но мы ссылались на восточное гостеприимство и на свои обычаи не выпускать из 
дома гостя без подарков детишкам. Вообще, каждый день у нас было много гостей – 
коллег по работе, гражданских специалистов, афганских товарищей. Причем я часто 
вваливался домой на обед без предупреждения, прихватив несколько старых друзей. 
Чтобы не смущать афганцев, демонстративно не разувался и топал в пыльных 
ботинках по коврам. Супруга знала, что многие афганцы, по своей бедности, не 
носят носков. А после полигона сами понимаете какой бы аромат струился по 
комнате, если бы мы скинули кирзовые ботинки. В некоторых случаях, когда 
предполагалось долгое застолье, я разувался первым, снимая вместе с ботинками и 
носки, и шлепал в зал босиком. Через пару минут за мной следовали босые афганцы.


Жили мы в обычной «хрущебе» с картонными дверями. В первую очередь жена 
наладила дружеские отношения с соседками-афганками, делилась с ними рецептами 
приготовления национальных блюд, справляла религиозные праздники. Это здорово 
выручало, так как о готовящихся диверсиях нас всегда предупреждали. Тем не 
менее с первых же дней я проинструктировал жену по мерам безопасности и 
действиям в чрезвычайных ситуациях. На случай нападения террористов у Нади был 
автомат АКМ, а в каждой комнате хранилось по несколько ручных гранат. Мы 
провели с ней своеобразные учения и рассчитали, что даже если террористы 
внезапно вышибут дверь и ворвутся в квартиру, у нее всегда останется время 
дотянуться до автомата или ближайшей гранаты. Стрелять не обязательно 
прицельно: перегородки между комнатами и коридорами тонкие. Уперев АКМ в живот, 
следовало всадить первую очередь в стену с рассеиванием на уровне пояса, вторую 
очередь – на уровне колена. А потом рвать кольцо гранаты и выкатывать ее в 
коридор. Вторую оставить для себя.

Чтобы попрактиковаться в стрельбе, несколько раз вывозил ее с собой за город. 
Когда она, впервые взяв пистолет в руки, аккуратно всадила все восемь пуль из 
ПМ в ведро с дистанции 10 метров, у меня отвисла челюсть. Уважение афганцев она 
завоевала тем, что бросила стоя две гранаты РГД-5 и с явным удовольствием 
выпустила 6 магазинов из своего АКМ. Я сразу прикинул: пожалуй, она может 
помогать мне, когда придет черед готовить афганок-спецназовок.




Глава 4. Кандагарский «принц»



Обмывальщик трупов



Как-то вечером пришел хозяин нашей квартиры. Пьем чай. Он рассказывает:

– Мой сосед по профессии обмывальщик трупов. Недавно за ним приехал «мерседес». 
Сосед собрал свои принадлежности и сел в машину. Ему завязали глаза и долго 
петляя, возили по городу. Наконец привезли на богатую виллу. Хозяин виллы 
предложил подождать в холле и удалился. Вошла прекрасная, юная женщина в 
дорогих одеждах с золотыми украшениями. Поставила поднос с изысканными яствами 
и удалилась. Вскоре в доме раздались плач и причитания. Вернулся хозяин и 
пригласил следовать за ним. В соседней комнате сосед увидел мертвую женщину. Ту 
самую, которая только что угощала его. Дрожа от страха, сосед начал свою 
работу: снял с женщины одежды и украшения, обмыл еще теплое тело и обернул 
покойную в саван. Хозяину, безмолвно наблюдающему за его работой, он протянул 
узелок с платьем и драгоценностями, но тот, согласно афганским обычаям, отдал 
их обмывальщику. Соседа вновь посадили в машину, завязали глаза и привезли 
домой, наказав держать язык за зубами…

Жуткая история. Судя по почерку, этим изощренным женоубийцей мог быть только 
один человек в Афганистане: «кандагарский принц».




Кандагарский «принц»


После вывода советских войск из южных провинций, афганское правительство начало 
заигрывать с тамошним некоронованным королем. Его сыну присвоили звание 
генерал-майора, приняли в партию НДПА. Принц был большим любителем женщин и 
даже курировал женское общежитие кабульского университета. Как-то на одной из 
встреч бойкая студентка задала ему вопрос:

– У Пророка было всего четыре жены. У Вас, говорят, около тридцати. Разве это 
совместимо с мусульманской и партийной этикой?

Принц расхохотался:

– У меня всего две жены, а остальные – любовницы. Но ты, красавица, мне так 
понравилась, что хочу взять тебя в жены!

Понятно, что принцу отказать трудно, а симпатичному – вдвойне. Сваты с богатыми 
дарами двинулись к родителям девушки. Тут же сыграли свадьбу. На свадьбе принцу 
приглянулась подружка невесты. Недолго думая, он заодно женился и на ней.

Я видел одну из них: эффектная современная брюнетка в джинсах в сопровождении 
нескольких джигитов, вооруженных «Узи», покупала себе шмотки на базаре. Она 
тыкала в понравившиеся вещи пальчиком, и они тут же перекочевывали в 
безразмерный мешок. Пожилой мужичок из ее свиты не торгуясь рассчитывался с 
продавцом. Наши простые советские жены, глядя на нее, исходили желчью и черной 
завистью.




Лоя джирга


В Кабуле – важное политическое событие. Собрался первый съезд народов 
Афганистана – «Лоя Джирга». МГБ проделало большую работу по подбору делегатов 
съезда. Теперь делегаты должны избрать Президента Афганистана. Неугодных вождей 
племен заранее отстранили от участия в Джирге, минируя с воздуха пути 
следования и нанося массированные бомбо-штурмовые удары по позициям их 
вооруженных формирований. За угодными вождями специально высылали вертолеты.

Уже далеко за полночь. Я возвращаюсь с ночных стрельб. Нужно отвезти нескольких 
афганских офицеров в 5 управление МГБ. Окна кабинетов ярко освещены. 
Оперативный состав управления на рабочих местах. Глаза у ребят воспалены.

– Что здесь происходит?

Афганец устало зевает:

– Считаем бюллетени. За Наджибуллу проголосовало 36 % делегатов. Этого мало. 
Доводим цифру до 63 %. Утром счетная комиссия обнародует «официальные» данные.

На следующий день в актовом зале кабульского университета вновь собрались 
народные избранники. Вдруг к трибуне выходит пьяный генерал, срывает с себя 
мундир и начинает стаскивать штаны. Это наш принц, оскорбленный тем, что его не 
посадили в президиум возле Наджибуллы, решил выразить свой протест. К нему 
кидаются несколько офицеров, тащат за кулисы. Принц при все честном народе 
успевает съездить по физиономии моего друга Рашида. Материт командира 
оперативного полка. Комполка хватается за пистолет. На улице, с трудом подавив 
искушение, он всаживает всю обойму под ноги хулигана. Принц вопит дурным 
голосом. Зовет на помощь. Его личная охрана, не допущенная на территорию съезда,
 кидается на выручку. Происходит небольшая свалка с перестрелкой. Принца 
закидывают в «мерседес». Дежурный БРДМ слегка доворачивает башню и выплевывает 
короткую очередь из КПВТ вслед удирающим машинам. Задний «мерседес» разносит в 
клочья.

У принца в Кабуле несколько вилл и около трехсот боевиков. Взбешенный министр 
МВД отдает приказ хватать и расстреливать их на месте. Более благоразумный 
министр МГБ отправляет на переговоры с принцем заместителя командира полка 
Хошаля.




Разборка


Безоружный Хошаль подходит к воротам виллы, где укрылся наш герой. Тут на его 
беду подкатывает «джип». Хошалю почти в упор всаживают из ПМ пулю в шею. Увидев 
упавшего Хошаля, солдат оперативного полка бьет по «джипу» из РПГ-7. Вдоль 
стены крадутся еще два боевика. Раненый и вдобавок контуженный близким взрывом 
гранаты, Хошаль подбирает пистолет, из которого только что схлопотал пулю и 
подстреливает боевиков. Хошаля уносят. Машина горит. На вилле затаились. На 
сцене появляется друг Рашид. Он дает команду гранатометчику открыть огонь по 
окнам. Однако обе гранаты уходят чуть выше крыши и взрываются где-то в городе. 
Рашид отправляет водителя с ключами от своего кабинета. У него под диваном 
спрятано четыре одноразовых гранатомета М-72 американского производства (мой 
подарок). Вскоре водитель возвращается с гранатометами. Рашид аккуратно 
всаживает в каждое окно по выстрелу. Слышны вопли, валит дым. Протрезвевший и 
перепуганный принц из подвала звонит по телефону в МГБ, просит прекратить огонь.
 У него куча трупов. Он сдается.

Навещаем Хошаля в госпитале. У его койки и дверей палаты круглосуточно дежурят 
два автоматчика, – принц успел отдать приказ своим подчиненным ликвидировать 
все командование оперативного полка вместе с советниками. Он, конечно, 
погорячился. Мы здесь абсолютно ни при чем. Однако, наше руководство забило 
тревогу:

– Хрен с ними, с несколькими советниками, хуже будет, если потеряем Кандагар!

Принца нельзя убивать, нужно успокаивать. Его тут же с двумя верными женами 
спецрейсом отправляют в Сочи. С собой он взял два мешка денег: один с долларами,
 другой – с чеками «внешпосылторга».

Справедливости ради нужно отметить, что папаша-король публично осудил выходку 
своего неразумного отпрыска. По возвращении из Союза, принц вернулся в свою 
вотчину, в Кандагар. Однако родственники убитых боевиков наехали на принца. Тот 
удрал за кордон. Вскоре он прислал одному из советников КГБ слезливое письмо, 
приглашал к себе в… Пакистан.

Хошаль оклемался быстро. Удивительно, что 9 мм пуля Макарова прошла навылет 
между трахеей и сонной артерией, не зацепив жизненно важных нервов, сосудов и 
скелета.

Рашид оказался в дурацкой роли кровного врага своего вчерашнего друга и 
собутыльника. Нужно готовиться к разборке.




Подельники


Застаю в кабинете Рашида двоих незнакомых советских офицеров. Это новый 
командир Кабульской роты спецназа с заместителем. Дело в том, что ГРУ-шные 
офицеры довольно часто пользовались оперативной информацией, поставляемой 
Рашидом. Знакомимся. Я приглашаю их всех к себе в гости. Уже давно обещал 
угостить афганского друга пикантным блюдом: конской колбасой и бешбармаком. 
Гудим всю ночь. Наутро Рашид улетает на отдых в Союз. Через месяц, по 
возвращении в Кабул, прямо у трапа ему надевают наручники. Арестованы и 
советские офицеры. Оказывается, Рашид, чтобы отомстить своему кровнику, решил 
попользоваться услугами новых друзей. Ночью братва в масках с бесшумными 
пистолетами перелезла через забор виллы и кого-то там пристрелила. Армейцы 
сдуру прихватили магнитофон, который и стал основной уликой их деяния.

Рашид сидит в афганской тюрьме. Советские офицеры – на гауптвахте. Я навестил 
последних. Свидание организовал военный прокурор. Мы приехали к ребятам с их 
однокашником по Рязанскому десантному училищу, командиром Пагманской сторожевой 
заставы Сашком и подружкой ротного. Посидели у них в камере. Угостили. Потом, 
оставив ротного с девчонкой, вышли за ворота покурить. Я неудачно успокоил 
ребят:

– Прокурор сказал, что «вышку» вам заменят на срок от 4-х до 10 лет строгого 
режима.

У «зеков» вытянулись физиономии: они так долго сидеть не собирались.




Глава 5. Полигон в душманском районе



У меня появились новые проблемы: на территории полкового стрельбища афганцы 
затеяли строительство казарм. Пару раз я им выбивал нечаянно стекла взрывами. А 
стекла здесь очень дорогие. Тыловик 5-го Главного управления МГБ обливается 
горючими слезами. Делать нечего, придется подыскивать новое место для полигона. 
Вскоре нашел. Очень удобно: справа склон горы, слева крепость, спереди 
«зеленка», сзади русло реки. Единственный недостаток – этот район по-прежнему 
числится за моджахедами. Был забавный эпизод, когда мои курсанты возятся под 
скалой, а в сотне метров за нашими спинами бородатые «духи» рубят деревья на 
дрова. Их автоматы прислонены к стене крепости. Я посылаю к ним безоружного 
бойца предупредить, что сейчас будем взрывать и стрелять, пусть не беспокоятся. 
Да какие же это «духи»? Обыкновенные местные крестьяне. Меня они уже давно 
знают как облупленного. Не скажу, чтоб шибко любили, но вынуждены терпеть. Наша 
наглость их просто шокирует.

Тему «засада» отрабатывают одновременно три учебные группы, в трех разных 
местах: на склоне горы, в «зеленке» и в русле реки. Я пошел на такой шаг не от 
хорошей жизни, а для того, чтобы контролировать ход занятий. 
Преподаватели-полковники пока еще в роли статистов. Чтобы вытащить их на 
полигон, приходится хитрить. Например, утром сажаю их всех в свою машину, по 
дороге покупаю ящик «Кока-Колы», сигареты и везу к месту проведения занятий. 
Курсанты выдвигаются туда пешком через «зеленку». Пока они прибудут, обсуждаем 
с полковниками, что нам сегодня предстоит делать. Они мне помогают поддерживать 
дисциплину и учатся сами. После занятий у меня как всегда находятся неотложные 
дела, и бросив их, уезжаю один. Обратно в расположение школы они возвращаются 
вместе с курсантами, продираясь через кустарник, рискуя напороться на мину или 
схлопотать пулю. Это чтобы служба им медом не казалась.




Засада на склоне горы


Четыре противотанковые мины с интервалом 10 метров закапываются в 2–3 метрах 
выше тропы. Связывается взрывная сеть из 50-метрового отрезка детонирующего 
шнура. Свободный конец шнура в руках курсанта, который прячется за камнем. 
Подрыв мин производится с помощью гранатного запала. Остальная группа 
располагается ниже тропы. Когда появится противник, подрывник выдергивает 
кольцо: щелчок! Через четыре секунды взрыв! «Духов» ударной волной просто сдует 
с тропы прямо в объятия группы. На всякий случай пара снайперов прикроет группу 
с дистанции 200–300 метров.

Мы с преподавателями наблюдаем за действиями курсантов, прячась за деревьями. 
Страшный удар! Летят осколки камней. Хлопки выстрелов снайперов. Все кончено. Я 
высовываюсь из-за дерева. В трех метрах от себя на земле вижу гранату РГД-5. 
Мать вашу так! Оказалось, сержант-инструктор проявил инициативу, и возле 
противотанковой мины примотал к детонирующему шнуру ручную гранату. Мощным 
взрывом ее отбросило буквально нам под ноги. Слава богу, погнуло запал и боек 
ударника не наколол капсюль. Граната, пролетев около 150 метров, не взорвалась. 
Собираю группу и показываю на нее, объясняю что случилось. Это тоже урок. 
Курсанты спрашивают, что делать с гранатой:

– Может, расстрелять из автомата?

– Зачем? – я беру ее в руки и откручиваю запал.

– А она могла взорваться у Вас в руках?

– Нет. Даже если граната бы щелкнула у меня в руках, в запасе четыре секунды, 
чтобы забросить ее подальше.




Засада в «зеленке»


Узкая тропинка, рядом вьется арык с водой. Вокруг густые заросли. Дальше 
нескольких метров ничего не видно. Тропинка петляет и исчезает за поворотом. 
Засада в лоб! 50-метровый отрезок детонирующего шнура, к нему через каждые 5 
метров привязывается ручная граната, всего десять гранат. Все это укладывается 
в арык с водой и маскируется сверху травой. Подрыв будем осуществлять на этот 
раз с помощью электродетонатора. Кольца гранат выдергиваются. Их спусковые 
рычаги удерживаются с помощью шпагата, обмотанного через шнур. Подпустив 
поближе головной дозор противника, подрывник нажимает кнопку. Взрыв! Как 
поступит нормальный боец, если рванет в полуметре от его ноги? Естественно, 
упадет на тропинку. Если даже моджахеды быстро опомнятся и начнут вертеть 
головами по сторонам, будет поздно: вокруг валяются гранаты.

Треск разрывов гранат! Теперь нашему пулеметчику следует прижать к земле 
оставшихся «духов» длинными очередями по кустам, пока подрывник улепетывает со 
всех ног!

Поскольку в «зеленке» головной дозор движется на расстоянии видимости (5-10 
метров) от ядра колонны, мы своими минами-гранатами обязательно зацепим от пяти 
до семнадцати «духов». Трофеи нам ни к чему. Наша задача врезать им как следует,
 чтобы больше по нашей улице не гуляли. В учебных целях используем гранаты 
РГД-5. В боевой обстановке придется ставить Ф-1. Радиус сплошного поражения Ф-1 
составляет 3,7 метра. Для верности уменьшим до 2, 5 метра. Поэтому если через 
каждые пять метров в колонне противника, даже распластавшейся на земле, 
взорвется по гранате – мало не покажется.

Испытания на полигоне показали, что детонирующим шнуром можно забрасывать 
гранаты Ф-1 на расстояние от 0,5 до 15 метров.




Засада в русле реки


В условиях афганского бездорожья, автомашины обычно ездят по руслам пересохших 
рек. Поэтому мину устанавливаем между двух валунов на сужении дороги. 
Автотранспорт лучше бить противотанковыми минами или зарядами взрывчатки. Танки 
и БТР – кумулятивными зарядами под днище.

Сегодня мы будем отрабатывать способ засады на бронетехнику. Закапываем боевую 
часть ручной кумулятивной гранаты РКГ. Подрыв электрическим способом.

За камнями, где могут укрыться спешившиеся моджахеды, также закапываем 
несколько гранат на детонирующем шнуре. Идея проста: когда БТР наедет на 
кумулятивный заряд, подрываем его. Даем несколько очередей по противнику, чтобы 
загнать его за камни. Затем подрываем осколочные гранаты и удираем. Начали! 
Взрыв! Яркая молния бьет из земли в небо! Это раскаленный пест кумулятивной 
гранаты. На курсантов молния производит впечатление.

– А можно кумулятивным зарядом бить по грузовику или легковушке?

– Не рекомендую. Струя может прошить насквозь кузов, не причинив машине и живой 
силе противника серьезного вреда. При попадании в бронетехнику – другое дело.

На полигонных испытаниях еще в Помосковье я подрывал танк тремя способами. 
Первый взрыв под лобовой частью брони оказался безрезультатным, уж слишком 
толстая броня. Ведь кумулятивной струе приходится сначала пробить маскировочный 
10 мм слой грунта, затем преодолеть 450 мм клиренс – пространство под днищем 
танка, и воздействовать под углом 45 градусов на металл толщиной примерно 150 
мм.

Взрыв заряда под кормовой частью танка (толщина брони здесь 45 мм) привел к 
повреждению двигателя, вытекло масло.

Лучше всего, когда заряд срабатывает под центральной частью танка. Толщина 
металла днища всего 20 мм. Осколками поражается экипаж, может сдетонировать 
боекомплект.

«Духи» с крепостной стены мрачно наблюдают за нами. Вскоре они перешли на 
сторону Народного правительства и организовали оперативный отряд. Им оставили 
оружие и добавили патронов. Через пару месяцев довелось обучать уже их.




Семинар


За все предыдущие годы мы выпустили не одну тысячу курсантов, однако 
эффективных операций против моджахедов нет. Дело в том, что в провинициальных 
опербатальонах, куда они возвращаются по окончании курсов, толковых ребят 
назначают командирами отделений, взводов и рот. А с бестолковых какой спрос? 
Поэтому разведгруппы опербатальонов остаются неукомплектованными, отсюда и 
низкая результативность операций. Нужно в корне изменить положение, но как?

На базе оперативного полка МГБ проводим трехдневные семинарские занятия с 
командирами оперативных батальонов. Собралось более ста офицеров, многих я знаю 
по предыдущим командировкам. Цель занятий – выработать новый подход к обучению 
разведгрупп опербатальонов. Видимо, будет правильнее впредь готовить не 
отдельных бойцов, а сразу группы в полном составе, вместе с командирами. У меня 
не будет головной боли следить за их дисциплиной. Они отработают слаженность 
действий в составе расчетов и групп, получат навыки использования коллективного 
оружия. Сроки обучения можно смело сократить с трех месяцев до двух, что 
увеличит пропускную способность школы. Но это еще не все. Из своих личных 
запасов я объявляю призы трем лучшим группам. Группе, завоевавшей первое место, 
подарю автоматический гранатомет АГС-17. За второе место – снайперскую винтовку 
СВД с ночным прицелом, за третье место – ящик с комплектом минно-взрывных 
средств. Кроме того, в течение месяца буду отслеживать результативность боевых 
действий своих выпускников. Группа, показавшая наилучшие результаты, в полном 
составе отправится на отдых в Советский Союз!

Из всех командиров оперотрядов только два офицера против, остальные за.




Глава 6. Достум


Через месяц знакомимся с Абдул Рашидом Достумом, в ту пору еще полковником. 
«Достум» – псевдоним, что означет «друг». Так его прозвали в северных 
провинциях за справедливость. Он в числе первых шести выдающихся военнослужащих 
получил звание Героя Афганистана. Достум – Робин Гуд Востока. В ту пору мы с 
ним были внешне очень схожи.

Достум желает прислать на обучение в школу сразу три группы. Я пытаюсь 
возразить, что придется урезать квоты другим провинциям. Он отмахивается:

– Мы же братья. Помоги!

Он нисколько не сомневается, что путевку в Союз завоюют его разведчики-узбеки и 
хочет отправить их на отдых в Фергану.

– У нас в северных провинциях много пришлых узбеков из СССР, бывших басмачей. 
Старики тоскуют по родине, мечтают быть похоронены на земле своих предков. Их 
дети, воспитанные на рассказах отцов и дедов, спят и видят, как бы побывать там.
 В их сознании Фергана – рай земной! Если ты сумеешь отправить их туда, лучшей 
награды им быть не может.

– Ладно, я доложу об этом руководству.

Беседуем с Достумом на смеси узбекского и киргизского языков. Окружающие 
афганские оперработники, не понимая нас, заметно нервничают. Достум, не меняя 
тона и выражения лица, замечает:

– Смотри, как они бесятся, собачьи дети! – и хохочет.

Через некоторое время афганское руководство подсунуло мне в школу нового 
преподавателя, как потом выяснилось, прекрасно владеющего русским и узбекским.

Прошло два с половиной месяца после памятного разговора, как сразу две 
разведгруппы Достума отличились в боях. Одна группа под Кандагаром, откуда уже 
были выведены советские войска, ночью вклинилась между двух группировок 
моджахедов, нанесла удар и сбежала. Моджахеды до утра молотили друг друга, 
положив много народу. Другая группа на севере страны захватила крупный караван 
с оружием. Таким образом, обе группы отправились в полном составе в вожделенную 
Фергану. Последний раз я связывался с Достумом через посредника в 1993, когда 
он увяз в кровопролитных боях под Кабулом. Но об этом в другой раз.

В 5 Главном управлении МГБ мы завели подробную картотеку на всех выпускников 
школы. В анкетах не только установочные данные и фотографии. Фотографировал и 
печатал снимки я сам. Такие дела никому доверять нельзя. Там были данные о 
росте, цвете глаз, знании языков, наличии родственников за рубежом и т. д.

Мы готовились к выводу Советских войск из Афганистана, из числа обученных 
бойцов нужно было комплектовать группы для длительного оседания, закладывать 
для них тайники с оружием.




Глава 7. Сшибка с замполитом оперативного полка


У меня очередное ЧП: курсант-мундель подобрал на полигоне неразорвавшийся 
боеприпас, затем, испугавшись, отбросил в сторону. Взрыв! Его сильно посекло. 
Перепало и окружающим. Пострадавшего эвакуировали. Я пошел в штаб пообедать.

Командир полка с тяжелым ранением лежит в госпитале, начштаба – на боевых. 
Поэтому во главе стола восседает замполит. Мне наливают суп, ставят тарелку с 
пловом, дают ложку и вилку. На тыльной стороне своей левой кисти замечаю 
торчащий осколок. Выковыриваю вилкой. Ранка начинает кровить. Зализываю языком. 
Образуется чистое пятно светлой кожи, остальная часть остается грязной. Ничего. 
Это – «техническая грязь» – смесь оружейной смазки с пылью и пороховой копотью. 
Руки в полку я уже давно перестал мыть, поскольку арычная вода кишит микробами. 
Принимаюсь за суп. Афганцы доедают свой плов и продолжают неспешную беседу. 
Косятся на мои слегка дрожащие руки. Стресс еще не совсем прошел, на душе 
муторно.

Замполит закончил трапезу, отламывает полбуханки и начинает вытирать хлебом 
руки. Затем вытирает стол. Меня начинает колотить:

– Слушай, Явор, а ты задницу тоже хлебом подтираешь?

Наступает гробовая тишина. Явор медленно поворачивается ко мне:

– Я Вас не понял.

Я повторяю вопрос. Лицо замполита заливает мертвенная бледность:

– У Вас своя культура, у нас, афганцев, своя…

Я взрываюсь:

– Какая к черту культура? Мы все, здесь сидящие, – мусульмане. Хлеб для нас 
святое дело! Если бы мой дед Абдулла увидел такое – прибил бы на месте!

Явор ловит ртом воздух, остальные офицеры съежились и рады бы провалиться 
сквозь землю.

Явора знаю с 1983 года. Тогда он был еще робким юношей с красивыми глазами 
теленка. В 1985 году подключился к кампании против разведроты полка, что 
привело к дезертирству ее командира, прекрасного офицера, моего ученика 
«Инженера». Это лишь усугубило мое неприязненное отношение ко всем замполитам, 
как афганским, так и советским.

– Кажется, ты собираешься поступать в военно-политическую академию имени 
Ленина? А когда ты был последний раз на боевых? – продолжаю я.

На следующий день Явор возглавил батальон, отправляющийся на плановую операцию.

Через три дня, вечером сижу на крыше КПП свесив ноги. Курсанты полковой школы 
играют в альпинистов-парашютистов: карабкаются на стену, бегут по ее гребню и 
спрыгивают вниз на песок с высоты примерно трех метров. Батальон возвращается с 
боевых. Запыленные машины останавливаются у ворот. Пехота спешивается.

Солдат загоняют в глубокий карьер неподалеку от нас. Явор сверху произносит 
пламенную речь! Этот спектакль устроен явно для меня.

– Академии тебе все равно не видать, – думаю про себя.




Глава 8. Террористы Афганского Президента



Тыловые страсти



В 1988 году в 5-м главном Управлении МГБ было создано самостоятельное 59-е 
(военное) управление, которое возглавил мой старый друг генерал Сыдык. Старшим 
советником к нему назначен полковник Иванов. Я перешел к нему в подчинение. 
59-е управление курирует все территориальные оперативные батальоны МГБ 
Республики Афганистан. Работы – непочатый край. Нужно заниматься не только 
обучением батальонов, но и материально-техническим обеспечением и боевым 
задействованием. Видимо? нужно немного остановиться на тыловых проблемах. 
Афганские силовые министерства подпитывались оружием и боеприпасами по каналам 
аналогичных советских министерств и ведомств. Не знаю? по чьей вине, но за все 
девять лет войны мы так и не сумели толком наладить нормальное снабжение 5-го 
УМГБ. Мы с завистью наблюдали, как выкатывает на боевые полк Царандоя: колонна 
новеньких автомашин ЗИЛ-131 с добротно экипированными солдатами в стальных 
касках, в арьергарде-грузовики с полевыми кухнями, сухим пайком и дровами. 
Оглядываемся на свое войско и видим невообразимую картину: впереди единственный 
уцелевший БТР-60ПБ, за ним – трофейный автобус «Мерседес», громадный КРАЗ, 
несколько ГАЗ-66. С техники гроздьями свисают бойцы в самой живописной одежде. 
Но зато на крыше автобуса под развевающимся знаменем гордо восседают разведчики,
 а на всю округу из магнитофона «Шарп-777» гремит воинственная афганская песня! 
Впрочем, воевали наши подопечные неплохо, о чем свидетельствует большое 
количество трофеев.

Нехватка патронов уже давно приняло хроническую форму. Вот опять нечем воевать 
и придется идти на поклон к советникам МВД. Прихватив литр жидкой валюты, 
заезжаем в их резиденцию:

– Братаны, одолжите до следующей получки два миллиона патронов!

– Ты же в прошлом месяце одалживал и до сих пор не рассчитался?

– Это было давно и неправда…

– Ладно, наливай. Поможем родному КГБ.

С аналогичными просьбами приходилось обращаться и к армейским советникам.




Идея министра безопасности


Однажды Сыдык как бы между прочим поведал о том, что получил устное 
распоряжение министра МГБ сформировать подразделение по борьбе с терроризмом. 
Меня это несколько озадачило. Почему министр отдал устное распоряжение? Уж чему,
 а бюрократизму афганских партнеров мы научили. Ни одно даже маломальское 
решение без бумажки сверху не обходилось. И потом уже девять лет МГБ и МВД 
Афганистана борются с бандитизмом и терроризмом. Чего им еще надобно? Поделился 
мыслями с Ивановым:

– Видимо? партнеры, в связи с предстоящим выводом Советской армии хотят иметь в 
своем распоряжении универсальное специальное подразделение, способное 
заниматься как контртеррором, так и… террором! Может случиться так, что завтра 
в Кабуле власть перейдет к коалиционному правительству, сформированному из 
представителей минимум восьми политических партий, в том числе семи 
оппозиционных. Все они захотят разместить в городе собственные вооруженные 
отряды. Если между ними вдруг вспыхнет крупная драка – Кабулу конец. Поэтому 
лучше заранее договориться об ограничении военного присутствия в городе 
численностью до батальона. Политические разборки между партиями тогда в 
основном приобретут характер тайной войны.

Иванов соглашается и дает мне санкцию заняться этой проблемой. Но не все так 
просто. Восток – дело тонкое. Сперва договариваюсь с генералом Сыдыком о двух 
лекциях для руководящего состава управления. Тема и содержание занятий секретны,
 записывать ничего нельзя. Первая лекция посвящена тактике диверсий и террора, 
вторая – контртеррору. Сыдык доволен, теперь он знает? что делать? и 
отправляется на доклад к министру.

Через некоторое время министр МГБ обращается к руководителю Представительства 
КГБ с просьбой подключить товарища Бека к этой работе.

Наш главный начальник спускает указание шефу. Шеф отдает мне официальное 
распоряжение. Теперь все нормально, тылы прикрыты. Можно приступить к работе.

Представляю Сыдыку оргштатную структуру спецбатальона, для конспирации 
названного учебным. Генерал считает, что батальон следует включить в состав 
формируемой Президентской гвардии: и к верхам поближе и зарплата в пять раз 
выше. О'кей! Теперь главное определиться с кандидатурой на должность комбата. 
После долгих дебатов останавливаем свой выбор на заместителе командира 
оперативного полка Хошале. Сыдык просит предусмотреть в Гвардии генеральскую 
должность для него самого. Согласен. В структуру Президентской гвардии 
врезается еще один кружочек: место для генерала, заместителя командующего по 
«общим вопросам», который будет курировать один-единственный «учебный» 
батальон! Иванов утверждает это решение как вполне разумное.




Президентская гвардия


Президентская гвардия Наджибуллы в первоначальном проекте должна была 
насчитывать 17,5 тысяч бойцов. По сути это был полнокровный армейский корпус, 
состоящий из 5 бригад: трех боевых, одной охранной и одной обеспечения.

Как известно, в КГБ командиров и советников корпусов не готовят. Это 
прерогатива военного министерства. Поэтому в Представительство КГБ пригласили 
военного специалиста из аппарата Главного военного советника по фамилии, 
кажется, Филатов. Ознакомившись со структурой гвардии, генерал-майор Филатов 
возмутился. Он не мог взять в толк, зачем нужен какой-то учебный батальон с 
генералом-куратором, когда штатами и так предусмотрен целый учебный полк?

На что полковник Иванов спокойно пыхнул сигаретой:

– А Вам, товарищ генерал, и не надо этого понимать. Занимайтесь, пожалуйста, 
своим делом.




Хошаль


Поздно ночью в дверь моей квартиры постучали. Пришел Хошаль. Пока жена собирала 
на стол, мой друг обиженно молчал. Наконец не выдержал:

– Товарищ Бек, что я тебе плохого сделал, почему ты сослал меня в учебный 
батальон?

Выясняется, что ему предлагают генеральскую должность командира корпуса Гвардии,
 а тут такое унижение. Как же князь Хошаль посмотрит в глаза своим 
соплеменникам?

Разворачиваю перед ним структуру батальона, и начистоту рассказываю о его 
истинном предназначении. Числиться в Гвардии он будет исключительно из-за 
высокой зарплаты. Во всем остальном – совершенно самостоятельное подразделение. 
Может случиться так, что в день «Х» будет подчиняться лично Президенту, минуя 
Сыдыка и даже командующего.

Подразделение будет состоять из управления батальона и трех рот: спецназначения,
 транспортно-технической и учебной. Численность – 350 бойцов. В роте спецназ – 
9 групп по 16 человек. Группа разбита на 4 экипажа по 4 бойца. Каждый экипаж 
получит по автомашине «Джип», на которые будем ставить тяжелые виды вооружений. 
В группе – ДШК, АГС-17, безоткатное орудие, 82-мм миномет. Кроме того имеется: 
ПКС, СВД, бесшумные автоматы, РПГ-7, огнеметы «Шмель», минно-взрывные средства, 
радиостанции, АКМ, пистолеты и т. д. Короче говоря, на каждого бойца приходится 
по несколько разнообразных стволов, предназначенных для выполнения конкретных 
задач. Одних «Джипов» в батальоне 36 штук.

Хошаль сопит, но еще не сломлен:

– А как же со званием? Ведь я уже давно хожу в полковниках.

– Извини и пойми, генерала дать не могу. Для командира батальона даже 
полковник– слишком жирно. Поработай полгода, подготовь себе замену. А там, 
глядишь, перейдешь в бригадиры и получишь большую звезду.

Накидываю сверху белую «Волгу». Их в гвардии всего две, на одной будет ездить 
командующий, на другой он. Окончательно кладу его на лопатки, поведав, что 
будем потихоньку набирать женский взвод!

Хошаль закатывает глаза, о чем-то думает, потом заявляет:

– У меня есть кандидатки.

– Побойся Аллаха, давай сначала сформируем основные структуры!

– Нет, женский взвод важнее. Доступ туда будем иметь только мы с тобой.

Ударили по рукам.




Битва с тыловиками


Наезжаю на советника управления тыла МГБ:

– Сколько «Джипов» предусмотрено для гвардии?

– 54 машины.

– Забираю все в учебный батальон!

Советник отчаянно защищается. Жалуется моему начальству. Разразился скандал. 
Сообща они уламывают меня оставить гвардейцам хотя бы 18 автомашин. Я 
соглашаюсь получить вместо них 12 БРДМ и белую «Волгу». Разумеется, не все так 
было гладко, как описывается. Между советниками 59-го управления по этому 
поводу тоже происходили бурные дебаты. Мне навязывали бронетранспортеры или БМП,
 аргументируя тем, что экипажи УАЗиков уязвимы для стрелкового огня. Я 
возражал:

– А где вы в Афгане видели пехоту, которая ездит в броне? Почему-то все 
предпочитают гуртом восседать сверху, поскольку больше опасаются мин.

Приводил и другие доводы:

– Для переброски по воздуху одного броника требуется отдельный АН-12, которых у 
партнеров нет. В то время как в АН-32 (в гвардии предусматривалось три таких 
самолета) можно загрузить два «джипа» с экипажами. В узких городских улочках 
БТР неповоротлив. БМП на зимних дорогах как корова на льду. Кроме того они жрут 
много горючего, да и по ценам БТР и УАЗ несопоставимы, значит сэкономим деньги 
советских налогоплательщиков. А что касается огневой мощи, то четыре моих УАЗа 
в этом отношении превосходят танк!

Афганских тыловиков я купил тем, что пообещал, как только получу автомобили, 
сниму с них все лишнее: тент, передние двери, задние кресла, подфарники, 
стоп-сигналы и отдам им. Мне в машине достаточно иметь лишь шасси с двигателем, 
баранкой и тормозами. В принципе, ничего нового я не изобрел, просто перенял 
бесценный опыт батьки Махно. Жаль, в Афганистане нет тачанок. А если и есть 
телеги, то их тягают хазарейцы. Между прочим, ДШК или АГС-17 на хазарейской 
тяге тоже не плохи, особенно когда в Кабуле кончится горючее.




Международные переговоры


Иванов берет меня на переговоры с командующим Президентской гвардией. 
Представляет афганцам:

– Это товарищ Бек. Тот самый, который позавчера выкрал в 40-й Армии для вас 
3000 противотанковых мин (на самом деле аушевский 180-й полк подарил мне все 
свои трофеи, я об этом уже упоминал выше).

Во главе стола – высокий, симпатичный генерал-лейтенант Луддин. По правую руку 
от него офицеры его штаба, слева – мы, советники: Иванов, тыловик, финансист и 
ваш покорный слуга. На стене висит громадная, красивая схема со структурой 
гвардии. Оказывается, когда нужно, партнеры умеют неплохо рисовать.

Начинаются переговоры, более напоминающие торги. Афганцы просят вместо 36 
танков 54. Иванов вопросительно смотрит на тыловика и финансиста. Те кивают. 
Согласны значит. Партнеры продолжают в таком же духе, накручивая гораздо больше 
вертолетов, артиллерии и боеприпасов, чем было предусмотрено заявками. У 
советников особых возражений по этому поводу не возникает. Оружием и 
бронетехникой, при желании, мы их можем завалить. После вывода наших войск все 
равно их некуда будет девать. Лишь финансист изредка заглядывает в свой блокнот,
 и что-то подсчитывает на калькуляторе. Видимо, сверяется с отпущенными 
лимитами. Я даже как-то предлагал Иванову вооружить всю гвардию автоматами 
калибра 5,45 мм:

– 20 тысяч лишних автоматов в 40-й Армии найдутся. К ним впридачу оставим все 
патроны, потому что вывозить их в Союз обойдется себе дороже. Все равно армейцы 
получили команду уничтожить все лишнее. Этих патронов гвардейцам хватит на 
несколько лет. Но рано или поздно и они кончатся. А оружие останется. Значит 
наступит время, когда афганцы, кто бы в тот момент ни находился у власти, 
придут к нам с просьбой подкинуть патронов. А это уже политика.

К сожалению, эту идею армейцы встретили в штыки.

Через пару часов торги кончаются. До сих пор я не вмешивался в разговор, 
поскольку общегвардейские дела волновали мало. Теперь беру слово:

– Товарищи офицеры, поскольку я кровно заинтересован в оснащении своего 
батальона всем необходимым, буду биться за интересы афганских партнеров.

Дальше начинаю требовать у советников бесшумное оружие, огнеметы, и 
прочее-прочее, вплоть до туристических примусов и рюкзаков. Финансист молчит. 
Тыловик отбивается. Бедняга весь взмок. Наконец, не выдержав, в сердцах 
бросает:

– Ты бы еще попросил себе пожарные машины!

– Хорошо, что напомнил: мне нужно две пожарные машины и два двадцатитонных 
топливозаправщика!

Тыловик бледнеет.

Командующий гвардией, с любопытством наблюдавший за нашей перепалкой, мирит 
нас:

– Товарищ Бек, успокойтесь. В гвардии четыре пожарные машины, будете брать, 
когда будет нужно.

Выходим покурить. Иванов интересуется, на хрена мне они понадобились? Отвечаю:

– Вам хорошо, вы уходите в Союз, а я остаюсь. В Кабуле ожидаются уличные бои. 
Как прикажете воевать с бронетехникой оппозиции? Бегать за танками с 
гранатометами? Лучше полить улочку керосином и сразу поджарить целую танковую 
колонну.

– Логично, – кивает шеф.




Глава 9. Возвращение домой


Советский Союз готовится к эвакуации из Афганистана. Командование 40-й Армии 
определяет график и порядок вывода войск, КГБ проводит закулисные переговоры с 
лидерами оппозиции, чтобы наших на марше не трогали. Ахмад Шах согласен. Зачем 
ему терять своих людей под нашими бомбами и ракетами, когда впереди решающая 
схватка за власть? Гульбеддин наоборот грозится устроить нам кровавую баню. 
Партнеры нервничают: что с ними будет после нашего ухода? Только генерал Сыдык 
спокоен:

– За нас не волнуйтесь. Нам бы только продержаться полгода, потом все будет 
нормально.

Периметр Советского Посольства напоследок в спешном порядке укрепляют в 
инженерном отношении. На территории Представительства КГБ закопали огромную 
цистерну с неприкосновенным запасом горючего. У ворот выстроили будочку с 
бронестеклами, обшили изнутри листами стали. В нем будет сидеть дежурный 
прапорщик. Ему не позавидуешь. Гранатометов у оппозиции много.

Архивы тщательно просматриваются, наиболее ценные документы фильмокопируются 
приехавшей специально для этих целей бригадой их Центра. Лишние бумаги 
сжигаются. Работа организована четко, идет без суеты. В коридоре возле 
бронированной двери архива поставили баллон с кислородом на случай экстренного 
уничтожения секретных материалов.

Составлены списки сотрудников Посольства и КГБ, которые останутся в Афганистане 
после вывода войск. Их полторы сотни. Начинают отправлять домой жен сотрудников.
 С ними беда! Они не торопятся домой, всеми правдами и неправдами оттягивая 
отъезд, потому что каждый лишний день пребывания в Афганистане стоит хороших 
денег. И улетать транспортными самолетами не желают, подавай комфортный ТУ-134!

Меня вызывает начальство, просит уступить «слухачам» УАЗ (брезентовый тент УАЗа 
пропускает радиоволны), взамен предлагают месяц поездить на «Ниве».

На следующее утро, побывав в полку, возвращаюсь обратно в Кабул. На маршруте 
имеется два опасных участка, которые всегда проскакиваем на максимальной 
скорости. На обочине замечаю мальчонку. Внезапно он начинает перебегать дорогу. 
Выворачиваю руль влево и бью по тормозам, однако попадаю по педали газа. У 
«Нивы» педали расположены несколько иначе, чем у УАЗа, а я еще не адаптировался 
к новой машине. Машина делает рывок и подминает ребенка… Проскользив юзом 
метров десять, машина останавливается. Подбегаю к распластавшемуся на асфальте 
мальчонке, пытаюсь оказать помощь. Однако он угасает на руках. Набегают местные 
жители. Пожилой крестьянин, отец мальчика, в бессильной ярости трясет меня за 
грудки.

Подъезжает машина оперативного полка, шедшая следом. Выскакивают несколько 
офицеров. Хошаль, выхватив пистолет, оттесняет толпу, заталкивает меня в машину,
 садится за руль «Нивы». Приезжаем на совместный пост ГАИ. Меня на 
бронетранспортере военной комендатуры 40-й Армии привозят на место происшествия,
 составляется протокол.

Ко мне на квартиру нескончаемым потоком идут афганские товарищи, сопереживают, 
успокаивают как могут. Приехал в парадной форме при всех наградах генерал 
Насимголь. Он спокоен, пожалуй даже весел, подтрунивает надо мной:

– Ты же нечаянно. Никакой кровной мести не будет. За эти годы я тоже нечаянно 
успел задавить троих бачат. И, как принято на Востоке, откупился.

Командир оперативного полка Иса успел съездить к родителям погибшего мальчика 
выразить соболезнование и передать пару мешков муки, сахара и 40 тысяч афгани 
на организацию похорон. Для афганцев это довольно приличная сумма. Хошаль 
грозится в случае чего стереть кишлак вместе с жителями…

Наши советники тоже не сидят сложа руки. Некоторые развернули слишком бурную 
деятельность: успели доложить начальству, что отец погибшего собирает банду, 
чтобы отомстить советникам. Руководство Представительства рекомендует мне 
несколько дней не выходить на работу. Двое ребят до поздней ночи сидят у меня в 
квартире – то ли охраняя, то ли наоборот, карауля, чтобы не сбежал в Пакистан. 
Посылаю их к черту.

На следующее утро и в течение последующей недели каждый день на злополучной 
«Ниве» продолжаю поездки в полк: нужно завершить работу по формированию 
учебного батальона Хошаля.

Тем временем дело передается в военную прокуратуру. Военный прокурор – пожилой 
майор, страстный фотограф. В Афганистане в линейном подразделении служит его 
сын, лейтенант. Над кроватью в его комнате висят замечательные фотографии, 
сделанные на боевых. Прокурору хочется заснять живых «духов». Привожу в 
оперативный батальон, размещающийся в древней Пагманской крепости. Фотокамера 
щелкает непрерывно. Затем поднимаемся на сопку на советскую сторожевую заставу. 
Завидев лазурь водохранилища и Сашкины удочки, майор загорелся порыбачить. 
Сашок ежится, просит отложить рыбалку назавтра.

– Почему?

– Нужно стенку выложить.

– Зачем?

– Душманские снайпера балуются.

Я подарил прокурору две кривые сабли и полсотни патронов 45-го калибра к его 
трофейному «Кольту».

Ребята из Консульского отдела Посольства отнеслись к моей беде спокойно. 
Дорожно-транспортные происшествия, совершаемые нашими сотрудниками, для них 
вполне заурядное дело. Пригласили отца погибшего мальчика и сотрудника 
афганского ГАИ, составили протокол на двух языках, в котором оговорили сумма 
компенсации, и что ко мне пострадавшая сторона претензий не имеет. Мы 
подписываем документ, исполненный в четырех экземплярах, отец мальчика 
прикладывает большой палец, смазанный краской.

Тем временем, руководство Представительства, не желая брать на себя 
ответственность, посылает в Центр шифро-телеграмму. Оттуда приходит ответ 
откомандировать меня в Союз. Прознав об этом, министр МГБ лично просит 
Руководителя Представительства КГБ оставить меня, гарантируя безопасность, шлет 
телеграмму в Москву, но безрезультатно. Что ж, нас Родиной не запугать. Жаль, 
конечно, что не успел завершить начатую работу.

За последние дни я страшно вымотался, нервы ни к черту. Вечером, организовав 
отходную, заваливаюсь спать. Надюша всю ночь драит квартиру, жарит и варит, 
набивает холодильник продуктами для ребят, которые будут жить после нас.

В семь часов утра улетаем домой. В восемь в наш двор влетела шальная душманская 
ракета. Взрывом выбило стекла и двери, разбило посуду, сведя на нет ночной труд 
супруги.




Глава 10. Зачем нам был нужен Афганистан?



Центрально-Азиатский узел


Уже в 1988 году, когда встал вопрос о выводе советских воинских формирований, 
наши специалисты не сомневались в неизбежности падения режима Наджибуллы. Вот 
тогда-то и стали думать: а как быть с теми людьми, которых мы готовили, 
обучали? Это активисты НДПА, сотрудники органов безопасности, внутренних дел, 
члены их семей. По подсчетам, таких набралось 175 тысяч человек.

Было несколько вариантов. Можно было их эвакуировать и расселить, скажем, в 
приграничной зоне Таджикистана, Узбекистана, Туркмении.

Существовал и другой вариант – создание своеобразного буферного государства на 
севере Афганистана, лояльного Советскому Союзу.

У афганских деятелей были свои планы. Некоторые считали вполне возможным 
объединить с Узбекистаном северные провинции Афганистана, создав таким образом 
новое независимое исламское государство. Подобная мысль была высказана и насчет 
создания исламского Таджикистана.

Зачем мы вошли в Афганистан?

Может быть Афганистан был для нас генеральной репетицией, а главная цель была 
иной – пройти через Иран к Персидскому заливу, к нефти. Поводом для вторжения 
могла послужить «просьба» одной из прокоммунистических партий Ирана. Возможно, 
в планы этой операции были посвящены Хафизулла Амин и…Саддам Хусейн.

Как бы там ни было, судя по сообщениям западной прессы, через горные перевалы 
Северного Ирана были намечены пути движения частей Закавказского военного 
округа. Второй ударный кулак составили бы соединения 40-й Армии в Афганистане. 
Наготове были и суда Каспийской военной флотилии, подразделения специального 
назначения.

Американцы вовремя узнали об этих планах от перебежчика, офицера КГБ Кузичкина. 
Между прочим, один знакомый сотрудник внешней разведки недавно рассказал, что 
Кузичкин, в отличие от Гордиевского и других предателей, не выдал ни одного 
агента, находившегося у него на связи.

Пентагон вроде бы всерьез планировал закрыть нашей армии перевалы Эльбруса в 
Северном Иране восемнадцатью превентивными атомными ударами «грязных бомб». 
Армии пришлось бы пройти через зараженные зоны, потерять дивизии, ни разу не 
вступив в бой. Кошмар!

Планы эти не были осуществлены. Аятолла Хомейни, если помните, именно в это 
время развернул массовые репрессии против партии «ТУДЕ». Американские авианосцы 
подтянулись к Персидскому заливу, а группа «Дельта» даже неудачно высаживалась 
вблизи Тегерана, якобы для освобождения американских заложников.

Известно другое: на территории Азербайджана накапливалась масса вооружения, 
было развернуто тактическое ядерное оружие. Подготовлен подземный командный 
пункт для Л.И. Брежнева, откуда можно было управлять вооруженными силами всего 
Союза и одновременно руководить действиями войск в ближней войне. Таких мощных 
бункеров в СССР существовало всего два, один под Москвой, другой под Баку.

Сегодня в двусмысленном положении оказались Российские пограничники, охраняющие 
границы других государств. Через эти границы сейчас возрастает поток оружия и 
наркотиков. В этом отношении особенно опасен Афганистан. Мы привыкли его 
считать нищей страной. А он, между прочим, богат наличными валютными ресурсами, 
так как продажа оружия и наркотиков там – вещь обычная. Именно отсюда советское 
оружие попадает и в Иран, и в Пакистан. Услугами иранских и пакистанских 
посредников пользовались различные террористические организации из Европы, 
Южной Америки. Кстати, мы тоже в свое время купили на этом «рынке» несколько 
американских ракет «Стингер» по 8 миллионов афгани за каждую. И использовали их 
в активных мероприятиях против США.

Особого разговора требует проблема пленных. Прояснить его могла бы публикация 
без купюр розыскных альбомов КГБ, в которых имеются фотографии и описаны 
обстоятельства исчезновения наших граждан. Ведь среди пленных, кроме военных 
были и гражданские специалисты, в том числе даже один Герой Советского Союза, 
известный геолог. Его судьба трагична. Советское руководство не стало вызволять 
этого пожилого человека из плена только потому, что он подписал письмо на имя 
Брежнева с осуждением афганской войны. После этого он стал никому не нужен и 
погиб в Пакистане.

Оказались у моджахедов не только захваченные в плен. Были и те, кто ушел от 
дедовщины. Были и просто несчастные, оступившиеся люди. Были и предатели, чьи 
руки обагрены кровью советских солдат. Эти вряд ли захотят вернуться.




ЧАСТЬ 11. СЛУЖБА ПРОДОЛЖАЕТСЯ


В любой науке, в любом искусстве лучший учитель – опыт.

    Сервантес

Ни в чем я не нахожу такого счастья, как в душе, хранящей память о моих добрых 
друзьях.

    Уильям Шекспир




Глава 1. Оперативная подготовка


После возвращения в Союз, сходил в отпуск. Затем потянулись будни. Наш отдел 
готовился к учениям «Кавказ-88». После утренней двухчасовой пробежки и 
физподготовки отдел собрался в классе. Сегодня по плану на весь оставшийся день 
значится оперативная подготовка. Руководитель занятий подполковник Валера 
ставит задачу:

– Значит так, мужики. Каждый из вас в течение дня должен снять в Балашихе по 
две квартиры: основную и запасную. Утром доложите о результатах. Вопросы есть?

– У матросов нет вопросов, – отвечает один их «старичков».

Оно и понятно. Ветераны «Вымпела» уже давно имеют в городе по нескольку явочных 
квартир. Волнуются лишь молодые лейтенанты, недавно прибывшие в часть. Я 
несколько подрастратил оперативные навыки, поскольку целый год был в 
Афганистане. Посему, решив восполнить пробел, весь день добросовестно мотался 
по городу.

На следующий день подводим итоги. Все «старички», как и ожидалось, с заданием 
справились, а молодежь – нет. Лейтенант-десантник сумел снять одну квартиру, а 
лейтенант-пограничник ни одной. Я докладываю, что снял пять квартир. Валера 
изучает листок с адресами, затем прикрепляет ко мне пограничника:

– Поднатаскай молодого.

Мы с Алексеем пошли в город. Я начинаю урок.

– Снять хорошую квартиру – половина успеха операции. Идеальная квартира – с 
молодой красивой хозяйкой, которая накормит, напоит и спать уложит. С собой. 
Согласен?

Леха кивает.

– Поэтому начнем с поиска молодой, красивой хозяйки. Вон, видишь, навстречу 
движется приятная особа. Нравится?

– Ага.

– Ты сейчас должен остановить ее под каким-нибудь предлогом и поболтать пять 
минут.

Алексей мгновенно покрывается холодным потом. Не успел он даже сообразить, как 
мы уже поравнялись с «объектом». Заикаясь, с вымученной улыбкой, Леха 
обращается к ней:

– Девушка, скажите пожалуйста, который час?

– У меня нет часов! – красавица, даже не удостоив нас вниманием, гордо проходит 
мимо.

– Уф-ф!

– Первый блин комом. Ладно, видишь вон ту на остановке? Будем ее брать. Смотри 
как это делается.

Подхожу к ней с кроткой улыбкой.

– Девушка, скажите пожалуйста, как пройти в мебельный магазин? Понимаете, я 
приехал в ваш город в командировку на автокрановый завод, жена заказала купить 
детскую стенку «Рыжик».

Она начинает подробно объяснять, как пройти в магазин. Я задаю вопросы о ценах 
на мебель, существует ли очередь и предварительная запись, как поступить в 
таком случае иногородним и т. д. В разговор подключаются женщины, ожидающие 
автобус. Оживленная беседа длится минут десять. Психологический контакт с 
«объектом» установлен. Перехожу к следующему этапу.

– Девушка, не подскажете, где можно снять квартиру на недельку? Понимаете, в 
гостинице автокранового бардак и сплошная пьянь. Если, не дай бог, вытащат 
деньги, жена убьет меня.

Очередь улыбается. «Объект» на мгновение задумывается:

– К себе пригласить не могу, у меня муж ревнивый. Запишите адрес подруги. 
Скажете, что вас прислала Таня.

Раскланиваемся. Итак, один адресок в кармане. Идем дальше.

– Леха, посмотри на ту группу женщин и ответь, кто это такие?

– Не знаю.

– Их средний возраст около тридцати лет. Одеты по-провинциальному нарядно. 
Держатся стайкой. Кидают заинтересованные взгляды на мужчин. Вывод: скорее 
всего студентки-заочницы, приехавшие на сессию во ВСХИЗО. Закадрить их – не 
проблема. К тому же они при деньгах, и тратиться сильно не придется. Однако, 
чтобы не лазить к ним через окно, следует проверить пропускной режим в 
общежитии института.

В общагу нас не пустили. Суровый комендант категорически отказал нам в постое, 
но рекомендовал обратиться в соседнее общежитие:

– Там комендант Мария Ивановна, добрая женщина. У нее есть свободные места.

– Ну, Леха, покупай торт.

В кабинете сидели две женщины. С широкой улыбкой я обратился к ним:

– Здравствуйте, тетеньки! Скажите пожалуйста, как найти Марию Ивановну?

– Здравствуй, дяденька. Мария Ивановна это я. Чем могу быть полезной? – в тон 
ответила одна из них.

– Ставьте чай. Будем есть торт.

– Пока не ответите, кто вы такие, торт есть не будем.

– Пока не поставите чай, не ответим, кто мы такие.

Я рассказал, что работаю колхозным экономистом, приехал в Балашиху в 
командировку и что бывшие выпускники ВСХИЗО рекомендовали обратиться к ней, 
доброй и приятной во всех отношениях Марии Ивановне, если возникнут проблемы с 
жильем.

Мы заплатили за три дня проживания, она выписала нам квитанции. Попили чайку. 
Вторая женщина, оказавшаяся уборщицей общежития, продолжила прерванный нашим 
визитом разговор. Она сетовала, что наняла шабашников отремонтировать домик в 
деревне неподалеку, а те деньги пропили и работу не выполнили.

Я встрял в беседу:

– У Алексея здесь в стройбате служит друг-прапорщик. В принципе, можно с ним 
переговорить.

Леха чуть не подавился тортом. Я продолжил:

– Ремонт обойдется недорого. Сами понимаете, бесплатные стройматериалы и 
рабочая сила у прапорщика имеются. Приведем десяток солдат в гражданской одежде.
 Поживут они у вас несколько дней. Их надо только покормить домашней пищей. А 
прапору достаточно заплатить рублей триста. Только надо, чтобы никто об этом не 
знал.

Бабулька согласилась, дала нам адрес. Вышли на улицу. Алексей не мог взять в 
толк, зачем нам это нужно.

– Не забывай, что ты не один. У бабульки мы можем пристроить целую группу. 
Конечно, дом придется отремонтировать. Зато какая легенда!

Затем побывали в гостинице автокранового завода. Следующий визит нанесли в 
местный гастроном. В ту пору разгоралась борьба с «зеленым змием». Подошли к 
грузчикам:

– Мужики, у нас проблемы.

– Никаких проблем. Сколько нужно?

– Две бутылки.

В мгновение ока товар перекочевал в наши карманы. Я попросил стакан. Нас завели 
в сторожку. Разлили на всех. После того, как опустела вторая бутылка, я выразил 
пожелание устроиться с другом на квартире с доброй хозяйкой. Грузчики понимающе 
кивнули, несколько минут обсуждали кандидатуры, перебирая имена, адреса и 
достоинства хозяек. Затем один из них нахлобучил кепку и повел нас в семейное 
общежитие. Так мы с Алексеем приобрели еще два адреса.

Стемнело. Подошли к бабулькам, сидевшим на крылечке возле пятиэтажной «хрущобы».
 Раскланялись, представились офицерами войсковой части и довели легенду, что к 
нам приехали жены, и нельзя ли на недельку снять квартиру?

Добросердечные старушки не только предоставили полную информацию обо всех 
жильцах, сдающих квартиры, но и переговорили с одним из них, взяли у него ключи.
 Всей компанией привели нас в пустое помещение. Придирчиво осмотрев голые стены,
 тут же согласовали между собой вопрос о предоставлении пары раскладушек с 
постельными принадлежностями и кое-какой посуды.

На следующее утро Алексей с гордостью доложил руководителю занятий, что снял 
семь квартир!

Следует признаться, что в Москве и других крупных городах страны каждый 
«Вымпеловец» приобрел по нескольку заветных адресов. У меня лично только в 
районе платформы «Новогиреево» имелось пять квартир, где можно было 
переночевать со всеми удобствами. А районе станции метро «Молодежная» даже 
прописался по фальшивому паспорту.




Глава 2. Переключаемся на контртеррор



В первый раз нас подняли по тревоге в январе 1985 года, когда на Пленуме ЦК 
КПСС решалась судьба Генерального Секретаря Михаила Горбачева. У «Вымпела» в ту 
пору в Балашихе было 40 единиц бронетехники и батарея автоматических минометов 
«Василек». Когда мы прибыли в расположение части, бэтээры, простуженно кашляя 
сизыми клубами дыма, уже выстраивались в колонну у КПП. На них загрузили полный 
боекомплект! Нам тоже выдали боевые патроны. Ни фига себе! Ребята шутили:

– Объясните, будем штурмовать или оборонять Кремль?

Слава Богу, обошлось!

Вскоре поступила команда дополнить план боевой подготовки новыми пунктами, 
предусматривающими борьбу с терроризмом внутри страны. Я в ту пору отвечал за 
боевую подготовку своего отдела и, разумеется, эти нововведения касались меня 
лично. Поскольку в Афганистане уже приходилось заниматься «контртеррором», 
начал соображать. Покумекали с замбоями других отделов.

В ту пору я сошелся с Сергеем Лысюком, командиром УРСН (учебной роты 
специального назначния) дивизии имени Дзержинского Внутренних войск МВД СССР, и 
пользовался его полигоном. Серега два раза в неделю выезжал на отработку 
учебных задач на стрельбище в Новую деревню и включал в свои планы и наше 
подразделение. Таким образом, каждый месяц отдел имел возможность восемь раз 
поработать на их полигоне и один раз на своем стрельбище в Ногинском районе.

Как-то с сотрудником нашего отдела Василием Ивановичем и с десятью прапорщиками 
приехали к Лысюку и попросили научить пользоваться щитами и резиновыми 
дубинками. Он выделил своего инструктора по рукопашному бою и трех солдат. 
Инструктор Олег сперва нас построил в шеренгу, заставил махать дубинками и 
передвигаться, выдерживая строй. Затем за нас принялись солдаты, вооруженные 
дрючками с набитыми гвоздями. Ну и потеха началась! Отметелили они нас, как 
хотели. После двух часов драки, насквозь взмокшие от пота, мы скинули 
бронежилеты и каски, закурили:

– Не, ребята, драться с толпой не наша стихия!

Раздеваясь, обнаружили жуткие синяки на руках и ногах, хотя солдаты били нас не 
сильно. Доложили о своих впечатлениях руководству.

Сергей Лысюк пригласил меня в дивизию на испытания изделия «Ключ-2», который 
представляет собой обычную эластичную взрывчатку, нарезанную узкими лентами, 
толщиной в мизинец. На специально отведенной площадке собралось несколько 
милицейских генералов, сотрудники НИИ спецтехники МВД. Солдаты прикрепили 
заряды к дверным петлям, прижались к стене на расстоянии… трех метров. Взрыв!

Вернувшись к себе, решил поработать со взрывчаткой по методике Лысюка. 
Начальство запаниковало. Мало ли что может случиться! С другой стороны опыт 
задействования «Вымпела» в операциях внутри Союза выявил ряд существенных 
пробелов и недоработок в боевой подготовке. Получилась классическая тупиковая 
ситуация вроде «Казнить нельзя помиловать», вернее «Разрешить нельзя запретить».


Посоветовавшись с начальником отдела Кимом Виктором Николаевичем, составил 
сразу три плана-конспекта на одно полигонное занятие:

– по отработке штурма здания,

– по минно-подрывной подготовке,

– по проведению учебных стрельб с использованием боевых патронов.

Начштаба подписывает эти планы, украсив строжайшей резолюцией соблюдать меры 
безопасности. Офицер штаба спрашивает:

– Какова безопасная дистанция для подрыва небольших безоболочечных зарядов?

Нехотя отвечаю:

– Пятьдесят метров.

Он хитро прищуривается:

– Я же знаю, что ты будешь подрывать на расстоянии пятнадцать метров!

Ха! Если бы он знал, что собираюсь взрывать на расстоянии трех метров.

На полигоне дивизии в Новой деревне стоит панельный пятиэтажный дом, усиленный 
изнутри стальными балками и специально выстроенный для отработки штурмовых 
действий.

Вместо двери ставлю лист фанеры. Сперва нужно испытать на своих ушах, какое 
количество ВВ следует использовать для отработки учебных занятий. По периметру 
двери прикрепляю детонирующий шнур, длиной шесть метров. Каждый сантиметр ДШ 
содержит один грамм тэна. Тэн мощнее тротила примерно на 35 процентов. В 
тротиловом эквиваленте получается почти килограмм. И ощутить его действие 
придется в помещении 4х4 метра!

Взрыв оказался слишком мощным, уменьшаю заряд до двух метров ДШ.

Каждая учебная группа минирует дверь, подрывает ее, прячась за пластиковыми 
полицейскими щитами, затем с криком и матом устремляется в соседнюю комнату, 
где располагается «террорист» с «заложником». В роли террориста выступаю я сам, 
а в заложники по очереди беру командиров групп. Им полезно посмотреть процесс 
изнутри, испытать весь букет ощущений противника. Вообще-то самым первым 
«заложником» оказался случайно подвернувшийся тыловик. Прикрывшись пластиковыми 
щитами, по радио контролирую отсчет времени. Взрыв! Здоровенный кусок фанеры 
врезается в щит возле уха «заложника». Тут же в проеме двери в пыли и дыму 
вырастают фигуры штурмовиков, через секунду нам на головы садятся ребята, 
влетевшие в окно, от души дубасят нас ногами. Бедный тыловик потом долго тряс 
головой и стал за километр обходить полигон.

Учебные группы, меняясь местами, вламываются в помещение через дверь, влетают в 
окна сверху с использованием системы «Ролглисс», карабкаются снизу по 
приставным лестницам. Командиры групп по очереди выступают и в роли 
руководителя операции, отрабатывая взаимодействие всех штурмовых групп и 
снайперов. Мы научились брать «террористов», засевших с заложниками на третьем 
этаже, за 5,5 секунд. У «Альфы» примерно такой же результат. «Краповые береты» 
справлялись с задачей немного быстрее. Но там солдаты срочной службы, они 
помоложе, порезвее и поотчаяннее.

По такой же методике отрабатывали освобождение самолета, автобуса, 
железнодорожного вагона и судна.

Несколько слов следует сказать о принципах организации операции по освобождению 
заложников. Как правило, команда на выезд поступает внезапно: в таком-то месте 
кто-то захватил заложников, вперед! Командир группы пытается уточнить 
подробности, но это редко удается. Ведь он должен принять решение какой 
комплект брать с собой: No 1, или No 2? Одновременно объявляется сбор по 
тревоге всех бойцов, находящихся вне пределов части. Не все соберутся в 
обусловленное время, поэтому комплектовать боевые расчеты и группы придется из 
имеющегося в наличии личного состава. Такие коллективы иногда страдают 
отсутствием слаженности действий. Ладно, приехали на место, начинается вникание 
в суть дела. Если к тому же там окажется уйма большого начальства, мешающего 
работе? Командир группы должен, несмотря на все трудности, организовать 
собственную разведку, выставить наблюдателей, проверить оцепление. Составить 
план местности и объекта, в котором засели террористы. Наладить закрытый канал 
связи с Руководством. Короче говоря, провести предварительную организационную и 
штабную работу. Ему нужен специально оборудованный штабной автобус. В штабном 
автобусе должен быть десяток радиостанций с аппаратурой записи всех разговоров 
(это нужно для последующего разбора полетов и особенно для прокурора, если, не 
дай бог, кого-нибудь нечаянно подстрелишь). Хорошо, если бы все наблюдатели 
вели видеосъемку и картинки автоматически поступали бы на мониторы и 
записывались на пленку. Каждого наблюдателя-оператора должны сопровождать два 
снайпера. Один держит на мушке цель, другой прикрывает тыл. Через пятнадцать 
минут снайперы меняются ролями. Дольше пятнадцати минут человек физически 
просто не в состоянии концентрировать внимание на цели. Через несколько часов 
группа наблюдателей выдохнется и ее надо менять. Идеальный вариант, когда 
миниатюрные видеокамеры пристегнуты не только к стволам снайперов, но и к 
автоматам бойцов штурмовой группы. Постепенно прибывают остальные бойцы. Их 
тоже нужно где-то разместить, накормить, обогреть (это особенно актуально в 
зимних условиях), ввести в обстановку. Для этого тоже нужны спецмашины, 
оснащенные компьютерами, классными досками и цветными фломастерами для 
рисования, оборудованные спальными местами, кухней и туалетом, потому что 
операция может продолжаться несколько суток. Мужики, не забудьте еще про 
отдельный автобус для генералитета! Где они будут пить водку и надувать щеки 
друг перед другом. Дешевле обойдется!

Пожалуй, штабная работа по организации этого процесса гораздо сложнее 
проведения непосредственно самого штурма. К сожалению, до сих пор нельзя 
похвастать четкой организацией штабной работы. Буденовск и Кизляр тому 
доказательство. Этому есть несколько причин.

Во-первых, начальство никогда не любило учиться. Так, за год нашей работы на 
полигоне, большие руководители появлялись там всего два-три раза. Образовался 
разрыв в системе боевой подготовки. Мы штурмовать умеем, а начальство не может 
нами толково распорядиться. Поэтому нужно учить все руководство, вплоть до 
Президента. У его помощника по вопросам безопасности должны быть несколько 
пакетов с подсказками, готовыми сценариями действий в различных нештатных 
ситуациях.

Во-вторых, личный состав боевых групп постоянно перемешивался. Начальству нужно 
отслеживать процессы, происходящие в коллективах, внедряя туда своих «штыков». 
А в слаженных и сплоченных коллективах никто друг друга не выдаст. Иногда 
руководить боевыми группами назначали «блатных» офицеров со стороны. Через 
полгода такие ребята уходили выше, уже имея в своей анкете соответствующую 
запись и репутацию крутого боевика. Карьера ему обеспечена! Хочу сразу 
оговориться, что большинство «блатных» были неплохими ребятами, прошли Афган и 
Анголу и горячие точки Союза. Служба в боевом подразделении оказала на них 
колоссальную положительную роль. С некоторыми потом доводилось встречаться в 
экстремальных условиях в самых невероятных местах.

В-третьих, отсутствие должного финансирования и слабое знание нужд и 
потребностей контртеррористических подразделений. Например, закупили нам партию 
защитных шлемов с пуленепробиваемыми стеклами. Решили мы их опробовать, а нам 
не дают. Говорят, выдадим непосредственно перед боевой операцией! Сумели 
все-таки настоять на своем, и оказалось, что они для наших условий не подходят. 
Каска из спецпластика легкая, а стекло тяжелое. Стекло постоянно запотевает, а 
каска плохо сидит на голове, съезжает на глаза при закрытом забрале или на 
затылок при открытом. Мы просили титановые шлемы фирмы ТИГ, как у «Альфы», по 
цене 1000 долларов за штуку, а нам купили пластиковые по 900. Оказывается, 
тыловики решили сэкономить. Кончилось тем, что все равно пришлось приобретать 
ТИГи. А пластиковые шлемы так и остались лежать на складе.

Впрочем, через такую болезнь роста прошла до нас и «Альфа», а после нас 
«Витязь». Обидно, что каждое подразделение доходило до всего своим умом, 
наступая на одни и те же грабли.

По отдельной программе начали отрабатывать способы вскрывания дверей. Типов 
дверей на свете существует великое множество: одностворчатых, двухстворчатых, 
раздвижных, двойных, усиленных, бронированных и т. д. На полигоне мы 
переколотили и раскурочили уйму дверей и оконных решеток с помощью взрывчатки, 
кувалды и гидравлических домкратов. Оказалось, что легче всего вскрывать 
двойные бронированные!

Таким образом получается, что рвать двери я научился у Лысюка. «Альфа» 
некоторые приемы переняла у нас. Лысюк признался, что кое-что подсмотрел у них. 
Все нормально, так и должно быть. Мы учились друг у друга.




Стрельба раком


Штаб распорядился составить заявку на боеприпасы на следующий учебный год. У 
меня получилось около 3500 патронов на человека. Через несколько дней собрали 
замбоев других отделов. У них оказались примерно такие же цифры. Тыловики, 
подсчитав количество боевых патронов, приходящихся на душу населения, впали в 
отчаяние.

– Получается, что ежедневно каждый «Вымпеловец» должен расстреливать по десять 
патронов! Включая отпуска, праздничные дни и командировки! Так не бывает!

Но мы дружно уперлись рогами и отстояли свои заявки.

Тир у нас небольшой. На каждый отдел отводится два часа времени. Если поставить 
стрелков из пистолета в классическую стойку, одновременно умещается всего 
четыре человека. Но мы стреляли не по классике:

– из-за укрытия с правой и левой руки;

– в движении,

– качая маятник;

– с кувырком через преграду;

– перекатываясь по полу;

– «флэш» по нескольким мишеням со сменой магазинов;

– из двух пистолетов одновременно;

– в кромешной темноте, на мгновение подсвечивая фонариком;

– на шум, с завязанными глазами и т. д.

Меры безопасности требуют, чтобы в тире работал один стрелок с инструктором, 
который может дать неожиданную вводную.

Разумеется, хорошим стрелкам достаточно отстреляться один раз. Показав 
нормальный результат, они отправляются восвояси. Если у кого-то прием не 
получается, заставляю в спортзале отрабатывать всухую до посинения, затем снова 
на огневой рубеж. У меня за поясным ремнем десяток снаряженных пистолетных 
магазинов. Прапорщик в соседней комнате только и занят тем, что набивает 
опустошенные. Таким образом, слабый стрелок за одно занятие может выпустить 
сотню пуль, пока не усвоит урок прочно.

Списание патронов тоже проводится не по наставлениям. Чтобы сократить процедуру 
получения боеприпасов, перед занятием каждый боец расписывается в пустой 
ведомости. В конце занятий, подсчитав расход патронов, равномерно делю их на 
всех и вписываю в ведомость. Начальство на это закрывает глаза.

Приемы стрельбы придумываю сам. Как-то один молодой лейтенант заявил, что 
выкрутасы в стрельбе не нужны.

Я ответил:

– Если понадобится, заставлю стрелять в позе раком!

– Не заставишь! Поскольку в боевой практике такого случая никогда не будет.

– Поспорим на ящик пива?

В предвкушении события, подтянулись ребята. Ударили по рукам.

– Завтра же составлю план занятий по штурму здания. Представь картину: боец 
группы захвата на подвесной системе спускается с крыши вниз головой, 
заглядывает в окно и видит, что террорист начинает резать заложника. Решает 
применить оружие. Ему придется стрелять в положении вниз головой. В тире 
прикрепить подвесную систему некуда. Поэтому придется отрабатывать приемы 
стрельбы раком!

Народ развеселился и погнал лейтенанта за пивом.




Прием «Трапеция»


Отрабатываем приемы стрельбы из длинных стволов. Раскладываю на огневом рубеже 
пять стволов: СВД, АКС-74, М-16, G-3, и FAL. Каждому бойцу в шапку высыпаю 
пригоршню патронов, по пять штук на каждый ствол. По команде он должен набить 
пять магазинов, зарядить оружие, произвести по одному выстрелу по пяти грудным 
мишеням, установленным на дистанции 100 метров. Щелкает секундомер. Проверяем 
попадания. Производим несложный подсчет, выводим коэффициент. У меня на это 
упражнение уходит минута 47 секунд. В силуэт мишени попадает примерно 50 
процентов пуль.

Затем следующее упражнение. На стрельбище очерчен четырехугольник в форме 
трапеции. У каждого бойца четыре магазина, снаряженные десятью патронами. По 
команде он начинает движение под углом 45 градусов к мишеням, выпуская каждый 
шаг по одной пуле из штатного АКСУ. Через десять шагов меняет магазин и уже 
движется под углом 90 градусов к мишеням, продолжая стрельбу. Израсходовав 
второй магазин, пристегивает третий, поворачивается на 135 градусов. Теперь ему 
приходится стрелять, постоянно оборачиваясь. Затем под углом 270 градусов 
выпускает четвертый магазин, стреляя с неудобного положения с левого плеча. 
Подводится итог.

В этот момент на стрельбище оказался Командующий ВДВ Ачалов. Он интересуется 
результатами. Начальник отдела докладывает:

– Все в порядке, в среднем 50 процентов попаданий.

Командующий изумляется:

– Что-о?! Хваленный комитетовский спецназ каждую вторую пулю отправляет в 
«молоко»?! Да у меня солдат-первогодок выбивает десятки!

Еще больше он удивляется неожиданной реакции сопровождавшего его Руководства 
КГБ:

– Ну, допустим, лежа выбивать десятки дело нехитрое. Попробуйте в движении и на 
время. Если бы каждая вторая пуля поражала цель, войны на Земле давно бы 
закончились. А по статистике, в мире сейчас на каждого убитого расходуется по 
50 тысяч патронов.




ЧАСТЬ 12. ГОРЯЧИЕ ТОЧКИ


И встал Моше в воротах стана, и крикнул: «Кто за бога – ко мне!» И собрались 
вокруг него все левиты. /27/ И он обратился к ним: «Так сказал Бог, всесильный 
Израиля: пусть каждый из вас опояшется своим мечом, пройдет весь стан туда и 
обратно, от ворот и до ворот – и пусть каждый убьет брата своего, и друга 
своего»! /28/.

    Тора. Шмот 32 Тиса




Глава 1. Баку. Осень 1988


Когда мы впервые оказались в столице Азербайджана, там уже вовсю действовали 
активисты Народного фронта. Ему удавалось выводить на центральную площадь до 
500 тысяч митингующих. Перед домом правительства были разбиты палатки, где 
находились объявившие голодовку. Цель голодовки – вынудить руководителей 
компартии подать в отставку.

Азербайджанское правительство оказалось неспособным к решительным действиям. 
Тогда-то и были направлены в Баку спецподразделения КГБ «Альфа» и «Вымпел».

Правда, у нашего руководства не было четкого плана действий. В конце концов 
решили осуществить захват зачинщиков, которые находились на площади среди людей.


Тем временем, пока велась оперативная работа с участием всех сил КГБ, мы 
обеспечивали внутреннюю охрану правительственных учреждений – доверять это 
местным службам было нельзя.

Надели на нас милицейские погоны. Все офицеры в одночасье стали рядовыми. Жили 
мы в помещении клуба республиканского КГБ, питались в тамошней столовой, и 
очень скоро нас разоблачили Азербайджанские коллеги, с которыми приходилось 
встречаться в Афганистане. Они сразу поняли, что приехали мы в Баку неспроста.

Итак, план, взять зачинщиков руководство одобрило. Конечно, спецгруппы КГБ не 
могли успешно действовать при таком скоплении народа. Предполагалось провести 
военную операцию с участием внутренних войск и морской пехоты. В час «X» 
морские пехотинцы должны были высадиться с кораблей прямо на набережную и 
расчленить толпу вдоль на несколько рядов. Солдатам внутренних войск ставилась 
задача с двух сторон площади осуществить расчленение толпы поперек. То есть 
люди на площади оказались в многочисленных квадратах, «нарезанных» военными. По 
установленным коридорам должны были пройти спецгруппы КГБ, с помощью наводчиков 
выйти на лидеров Народного фронта и осуществить их захват. Настроение, надо 
признаться, было не ахти. Все же «Вымпел» не приспособлен для полицейских 
функций. Но ребята из «Альфы» уверяли, что все будет в порядке:

– Вы только прикройте нас сзади.

И подначивали:

– Будет хорошая драка – готовьтесь!

Как будут развиваться события – никто бы не рискнул предполагать. Могли 
закидать нас бутылками с кислотой и с зажигательной смесью. Поэтому на всякий 
случай в группе имелись портативные огнетушители, фляжки с содовым раствором.

Разбились на десятки, построились клином как тевтонские рыцари: на острие три 
«Альфовца» в своих титановых шлемах с пуленепробиваемыми стеклами, сзади семеро 
«Вымпеловцев» в обычных армейских касках и легких бронежилетах. Начали 
отрабатывать взаимодействие в группе «пеший по-летному». Движение вперед, назад,
 атака, захват и отход, повороты. Бойцам, прикрывающим левый фланг, легче, у 
них пластиковые щиты. А как держать щит тем, кто находится справа? Куда девать 
автоматы, нужно ли их заряжать боевыми патронами или холостыми? В каком случае 
применять оружие на поражение? Я предложил:

– Стрелять из автомата в толпе опасно. В свалке можем нечаянно покрошить и 
чужих и своих. В крайнем случае лучше использовать пистолеты. Их нужно спрятать 
под бронежилеты, чтобы не потерять. Стрелять исключительно в упор, приставив 
ствол к телу противника. Командир группы должен располагаться в середине строя 
с радиостанцией и с автоматом с трассирующими патронами.

Не дай Бог, начнут стрелять из толпы. А по имеющимся сведениям, оружие у людей 
с площади имелось. Но пустят ли они его в ход? Ведь тогда начнется такая 
мясорубка! Но, к счастью, разум все же в тот раз возобладал и операцию отменили.


А одного из лидеров Народного фронта Азербайджана нам все же пришлось взять. 
Ночью подняли по тревоге, погрузились в машины. Правда, не обошлось без казусов.
 В то время все перекрестки уже контролировались военными. И вот останавливают 
наши машины. А мы пароль не знаем. Пришлось под дулами их бэтээров связываться 
по рации с руководством. Только проехали один перекресток, на следующем снова 
пост. И точно такая же процедура. Хохма! Словом, на час мы опоздали, да и 
«наводчики» где-то напутали, два квартала, гремя железом, бежали мы по каким-то 
подворотням и дворам, пугая жильцов близлежащих домов.

Наконец окружили общежитие, где, по сведениям, находился тот, кто был нам нужен,
 вскрыли дверь. «Альфа» устремилась вперед, а через несколько секунд вынесли 
что-то завернутое в одеяло, погрузили в машину.

Между прочим, фамилия задержанного – была Панахов. Этот молодой рабочий, не 
помню слесарь или токарь, завоевал популярность своими страстными выступлениями 
на митингах, но в списке лидеров Народного фронта числился в самом конце. Иными 
словами, из нескольких десятков своих признанных авторитетов они отдали на 
съедение последнего. Нам бы задуматься: кого берем? Надо ли? Какой смысл был во 
всей этой внешне эффектной операции? Панахову определили меру административного 
задержания на 30 суток, затем он был отпущен. Зато благодаря ночной операции 
КГБ этот человек сразу стал национальным героем. Потом он, кажется, возглавил 
подготовку боевиков где-то на территории Ирана.

Помню, по телевидению выступал первый секретарь ЦК компартии Азербайджана 
Везиров. Его охрану, кстати говоря, осуществляли наши ребята. Маленький и, как 
мне показалось, безвольный человек пытался изображать из себя сильную личность, 
чуть ли не диктатора. То и дело срываясь на фальцет, он говорил о том, что обо 
всем договорился с Михаилом Сергеевичем, что возьмется за строительство бань на 
селе и за широкую компьютеризацию. Можно было подумать, что других проблем у 
республики нет!




Глава 2. Тбилиси. Весна 1989



Об апрельских событиях в столице Грузии написано очень много, сняты даже 
документальные фильмы. Имеются, наконец, заключение парламентской комиссии 
Верховного Совета СССР, которую возглавлял Анатолий Собчак.

Наши спецгруппы «Альфа» и «Вымпел» расположились на территории Тбилисских 
высших курсов КГБ. Участия в событиях мы не принимали, ограничиваясь охраной 
правительственных зданий.

Я потом смотрел выступления Собчака по Центральному телевидению и был поражен, 
что он не сказал главного. Видимо, политические интересы взяли вверх. Обвинили 
десантников, что они зарубили безоружных людей саперными лопатками, травили 
газами. Но это не так. Конечно, в гибели демонстрантов – а там была сидячая 
забастовка – руководители военной операции виноваты. Уж если планируется 
операция по очистке площади, надо создать коридоры, по которым люди могли бы 
уйти. Внутренние войска обучены таким действиям. А тут, напротив, заблокировали 
все выходы, и семнадцать человек в поднявшейся панике были задавлены толпой.

Следует напомнить, что многие демонстранты пустили в ход камни, палки с 
набитыми гвоздями. Началась жестокая драка, и десантники взялись за лопатки. 
Кстати, солдаты внутренних войск в своем снаряжении таких лопаток не имеют, у 
них дубинки. В итоге несколько демонстрантов получили травмы. Об этом было 
составлено официальное медицинское заключение, о котором Собчак в телевизионном 
выступлении умолчал. Если бы Горбачев взял на себя ответственность, не 
сомневаюсь, что завоевал бы уважение всего офицерского корпуса. Мы бы пошли за 
ним до конца и свернули шею любому. Однако он струсил и предал нас, выставив 
генерала Родионова в роли козла отпущения.




Махинджаури


Летом 1989 года я впервые в жизни получил семейную путевку в санаторий 
«Махинджаури». Перед отъездом в Батуми, бывалые оперативники просили передать 
привет какому-то дуканщику Ахмету и загадочно улыбались. Ахметом оказался 
симпатичный аджарец лет пятидесяти, торгующий фруктовыми соками на территории 
санатория. Ежедневно чекисты в сопровождении бдительных жен по дороге на пляж и 
обратно в заглядывали в киоск. Ахмет смотрел умными глазами и спрашивал:

– Минеральной воды или гранатовый сок?

Жены никак не могли понять, когда и где мужики успевают надраться? Пока одна 
сообразительная особа не обратила внимание на то, что минеральная вода, 
наливаемая Ахметом ее мужу не шипит и не пузырится! Последовал мгновенный 
перехват руки со стаканом, уже поднесенным ко рту страждущего супруга. Водка! 
Вместо гранатового сока, мужикам, естественно, наливался коньяк. Дура-баба 
затеяла скандал. Дукан прикрыли. Провал этой явки остро переживала чекистская 
братва всего Союза, а ведь она успешно функционировала еще со времен НКВД!

Там, в Батуми довелось подискутировать с одним представителем местного 
народного фронта. Он с жаром и гневом рассказывал мне о Тбилисских событиях:

– Понимаешь, нас травили газом, состав которого до сих пор не могут определить!

– Слушай дорогой, ты служил в армии? Значит знаешь, что с помощью ВПХР даже 
сраный пехотный ефрейтор за три минуты способен определить любое отравляющее 
вещество. А у вас академики не могут? Чепуха!

– Понимаешь, там был какой-то секретный газ!

– Хорошо, начнем по-порядку: был применен газ или не был?

– Был.

– Какой тип отравляющих веществ был применен: известный или неизвестный 
войсковых химикам?

– Неизвестный.

– Кто мог применить против мирных демонстрантов неизвестный отравляющий газ?

– Армия!

– Почему только армия? Существует еще КГБ и МВД.

Собеседник призадумался и поправился:

– Я хотел сказать, что в общем, русские применили газ против грузин, а какое 
ведомство это сделало не принципиально.

– Ну, допустим, не русские, а Центр, вернее Политбюро. А в Политбюро, между 
прочим сидит товарищ Шеварднадзе. Неужели он мог допустить такое против 
собственного народа?

– Нет, не мог. Наверное его не поставили в известность.

– Хорошо, допустим, Горбачев принял решение самолично, не поставив в 
известность остальных членов Политбюро. Но об этом обязательно должны знать 
Министр обороны, Председатель КГБ и Министр Внутренних дел. Как без ведома 
высшего военного руководства страны взять из склада отравляющие вещества?

– Слушай, при чем тут Горбачев? Это сделал генерал Родионов!

– В армии существует строгий порядок. Ни один батальон, танк, ни один боевой 
самолет или корабль не может самостоятельно покинуть расположение, не то что 
начать боевые действия. Решение на применение силы принимается первым лицом 
государства не в одиночку а коллегиально. И потом, в арсеналах армии содержатся 
в основном боевые отравляющие вещества. Одной капли достаточно, чтобы угробить 
все население Тбилиси. А у вас три с половиной тысячи пострадавших с синдромом, 
напоминающим алкогольное отравление, и никто не умер.

– Тогда значит это сделали менты.

– У МВД нет боевых отравляющих веществ. У них на вооружении слезоточивый газ 
для разгона демострантов, сертифицированных не только Минздравом СССР, но и 
разрешенный во всех странах мира.

– Остается КГБ.

– Ну, почему же? А ты не подумал, что какой-нибудь токсин могли принести 
демонстранты, скажем, студенты химфака для борьбы с силами правопорядка или с 
провокационными целями?

– Нет! Ни один грузин никогда на провокацию не пойдет!

– Согласен. А что если провокацию устроила «третья сила», которая могла 
пытаться столкнуть лбами Москву и Тбилиси. А вы, не разобравшись, подняли хай 
на весь мир, обвиняя Центр.

Представитель народного фронта скрипнул зубами:

– Слушай, все киргизы такие же жополизы русских как ты?

Не вставая с места, через стол я ткнул кулаком ему между глаз. Он отлетел 
вместе со стулом. Хозяева дома зачем-то повисли у меня на руках, вывели на 
улицу. Покурили. Немного успокоившись, они пришли к выводу, что мой собеседник 
был не прав, оскорбляя не персонально меня, а мою нацию. Вернулись в комнату. 
Пострадавший, прикладывая к ушибленному месту непочатую холодную бутылку, в это 
время как раз клялся мамой, что меня зарежет. Я сел за стол напротив него, враз 
замолкшего, и сказал:

– Если не хочешь получить еще раз в пятак, разливай.

Он повиновался.




Глава 3. Охота за атомным призраком



В начале января 1990 года нашей группе внезапно объявили учения. Очертили на 
карте район действий и дали команду на поиск мобильных ракетно-ядерных 
комплексов на железнодорожных платформах. Сроки на подготовку и проведение 
операции определили жесткие. О комплексах мы имели самое смутное представление, 
поскольку в ту пору любая информация о них шла с двумя слонами («два слона» на 
оперативном жаргоне означает гриф «Совершенно секретно»). Удалось лишь 
установить, что в НАТО они называются СС-24. Группа собралась в классе и начала 
мозговой штурм.

– Несомненно одно: они ездят по рельсам – задумчиво начал первым бывший 
пограничник.

– Потрясающая осведомленность! – хохочет командир группы.

– В эшелоне имеются ракеты с ядерными боеголовками – ничуть не смутившись 
продолжает развивать тему пограничник.

– Тоже понятно. Только мы не знаем, в каком виде возят ракеты: то ли готовыми к 
немедленному запуску, то ли с отстыкованными ядерными боеголовками. Если в 
разобранном – должны быть специальные базы-отстойники, где их собирают и ставят 
на стартовые столы.

– Логично.

– Кстати, кто знает, каковы размеры межконтинентальных ракет?

– За основу, видимо, следует брать баллистические ракеты атомных подлодок. Они 
вполне могут уместиться в пассажирском вагоне.

– Сколько ракет в одном поезде? Никак не менее двух.

В разговор подключается оперативник, в прошлом обслуживавший железную дорогу:

– Видимо, эшелон тянет электровоз, однако в сцепке должен быть резервный 
тепловоз на случай отключения электричества. Обслуживают атомный поезд в 
основном офицеры, им нужно создать комфортные условия для проживания; что-то 
вроде купейных пассажирских вагонов. Плюс платформы со стартовыми сооружениями, 
подьемными кранами, ремонтно-восстановительной техникой и пожарным 
оборудованием. Все это хозяйство требуется прикрыть бронезащитой и упаковать в 
соответствующий камуфляж. Скорее всего, наш эшелон состоит из пятивагонных 
секций, внешне похожих на рефрижераторы.

– Почему именно пять?

– С одной стороны – для конспирации. Потому что в рефрижераторной секции 5 
вагонов. С другой стороны, 5 – это оптимально. Посудите сами: один вагон с 
ракетой, второй – командный пункт управления, третий – спальный, четвертый – 
бытовой, пятый – технический.

– По-видимому, атомные эшелоны раскатывают по ночам, а днем прячутся. Они 
должны где-то заправляться водой, получать продовольствие и почту. О 
прохождении литерных эшелонов наверняка осведомлены диспетчеры и персонал АСУ 
узловых станций. Возможно, их иногда встречали машинисты ночных поездов.

– Охранять эшелон должен бронепоезд, – подает реплику один из молодых офицеров.

– Ты бы еще тачанки с пулеметами «Максим» по бокам поставил и аэропланы 
сверху! – ржут ребята.

– Интересно: возможно ли запустить стотонную межконтинентальную ракету с 
железнодорожной платформы и сколько времени понадобится для ее приведения с 
транспортного положения в боевое? Дело в том, что срок жизни БЖРК с началом 
войны, если ее первыми начнем не мы, исчисляется от 7–8 минут (подлетное время 
«Першингов» и «Трайдентов») до 50 минут, когда на наши головы обрушатся тяжелые 
ракеты из шахтных установок, что в Скалистых горах.

– Возможно, часть ракет в постоянной боеготовности находится на стационарных 
базах, часть – гуляет между ними в эшелонах.

– А в чем суть поставленной задачи? – спрашивает офицер-десантник – допустим, 
что нам удастся добыть всю необходимую информацию по БЖРК. Дальше что? Пустить 
эшелон под откос? При крушении поезда ракеты выйдут из строя. Их можно в конце 
концов расстрелять из гранатометов или подорвать кумулятивными зарядами. Но 
ядерные боеголовки могут при этом не сдетонировать.

– Может, нам следует захватить ядерную боеголовку? Это было бы здорово!

– Исключено, начальство не позволит. И охрана БЖРК не допустит, рискованно.

…Через несколько часов командир группы подводит итог:

– Мы в общих чертах определили возможные разведывательные признаки атомного 
поезда. Главное для нас – добыть график прохождения БЖРК через узловые станции. 
Затем подготовить крушение поезда без применения боевых диверсионных средств. 
Вспомним Чернобыль: если к трагедии мирного атома добавится катастрофа с 
ядерным оружием в густо населенном регионе, это приведет к бурной болезненной 
реакции общественности против ядерных вооружений. Политические последствия 
могут оказаться гораздо серьезнее нанесенного военного, экономического или 
экологического ущерба. Такую акцию могут провести не только террористы, но и 
пацифисты или спецназ потенциального противника. Материалы учений позволят 
органам безопасности усовершенствовать систему мер защиты ядерного оружия.




Легенда


Каждый разведчик готовит индивидуальную легенду пребывания в районе поиска. Я 
решил сыграть роль экспедитора Райсельхозтехники из Киргизии. Командировочные 
документы с соответствующими печатями одолжил у земляка экономиста. Нашел в 
своем гардеробе потрепанный доперестроечный пиджак с большими лацканами. Одел 
пеструю рубашку и галстук с огромным узлом. На голове – тюбетейка. Буду 
предлагать местным коммерсантам на бартер помидоры, лук и редиску взамен 
автозапчастей. Поскольку свежую зелень из Средней Азии везти долго, нужны 
вагоны-рефрижераторы. Это позволит зацепиться за железную дорогу. А там война 
план покажет.




Командировка


Внезапных двухсторонних учений крупного масштаба у нас прежде не бывало. 
Контрразведка обычно готовились к ним долго и скрупулезно. Потому что по 
результатам учений высокое московское Руководство выносило заключение о 
состоянии дел на местах. Разумеется, головомойку контрразведчикам устраивали 
чаще. Поэтому иногда они пускали в ход и запрещенные приемы. Например, был 
случай, когда у ворот нашей части несколько вечеров дежурила бригада наружного 
наблюдения и фотографировала всех выходящих. Это позволило «противнику» 
впоследствии опознать на учениях двух бойцов. Наше начальство за потерю 
бдительности влепило им по выговору.

Предыстория атомных учений нам не известна. Возможно, поспорили два генерала, 
разведчик и контрразведчик, чьи ребята круче. Как бы там ни было, нужно быть 
готовым к тому, что нас будут ждать там с распростертыми объятиями не только 
чекисты, но и вся милиция.

За пару дней до начала учений в район действий выехал посредник.

…Ранним январским утром я вышел из вагона в городе N-ске, сел в троллейбус и 
отправился в центр, который предварительно изучил по карте. Для подкрепления 
легенды побывал на заводе, выпускающем запчасти к сельхозмашинам и отметил 
командировочное удостоверение. Потом весь день мотался по городу. Поздно 
вечером снял квартиру в частном секторе. Хозяин квартиры, одинокий мужичок на 
костылях, принял меня как родного. На следующее утро я выяснил поразительную 
вещь: оказывается, поселился неподалеку от областных управлений КГБ и МВД (они 
размещаются в одном здании). Напротив – прокуратура. Совсем рядом – горком. А 
через стенку в этой же бревенчатой избе, оказывается, проживает участковый 
милиционер! Позвонил посреднику и сообщил свой адрес. Он присвистнул от 
удивления:

– Нас с тобой разделяют какие-то сто метров! Я нахожусь сейчас в управлении КГБ.





Разведка


Весь день прошел в хлопотах. Нужно было изучить подходы к железной дороге. 
Следовало подготовить операцию связи с командиром группы, отработать 
проверочные маршруты и места отрыва от наружного наблюдения. Не забыть о работе 
по подтверждению легенды, а также на всякий случай подготовить запасную 
квартиру.

Вечером с гудящими от усталости ногами возвращаюсь на квартиру. В прихожей 
какой-то старший лейтенант внутренней службы беседует с несколькими бородачами. 
На моей койке спит пьяная женщина. А на кухне хозяин допивает бутылку с мужиком 
неопределенного возраста. Они молча ставят на стол третий стакан и отливают из 
своих бокалов. Опрокидываю стопку и занюхиваю горбушкой. Они проникаются ко мне 
доверием. Оказывается, мой благодетель успел похвастать друзьям, что у него 
поселился богатый бизнесмен. Делать нечего, нужно угощать. Жертвую 25 рублей. 
Хозяин хватает костыли:

– Сколько брать?

– На все.

Меня беспокоит наличие старлея в соседней комнате. Однако выясняется, что 
опасности для меня он не представляет. Просто бывшие соседи довольно часто 
собираются в этом доме оприходовать бутылочку-другую, иногда приводят и 
зазнобушек.

Возвращается с добычей хозяин, и застолье разгорается с новой силой. Вскоре мы 
уже обнимается и распеваем лихие казацкие песни. Один из собутыльников шепотом 
предлагает мне резину для легковых автомобилей. Я отказываюсь, дескать приехал 
я не за этим, а за шинами для тракторов, грузовиков и прочих сеялок-веялок. Он 
задумчиво чешет небритый подбородок. Интересуется, сколько резины мне нужно? 
Отвечаю:

– Один вагон. Мне важно не количество, а объем груза. Денег у нас в районе все 
равно нет. Поэтому придется рассчитываться ранними овощами.

Мужичок уводит меня в сени для конфиденциального разговора:

– Прости, браток, я сперва принял тебя за лоха. Таких к нам ездят много, у тебя 
размах шире. Давай будем работать вместе.

Выясняется, что он имеет надежный канал поставки резины. Может предложить по 
дешевке сотни две дефицитных колес для «Жигулей» и «Волг».

Спинным мозгом чую криминал. Отказаться невозможно. Меня просто не поймут. 
Азиаты от такого предложения не отказываются. Одно слабое утешение, что имею 
дело с настоящими жуликами, а не с подставой местной контрразведки.

Старший лейтенант внутренней службы оказался для меня сущей находкой, поскольку 
работал фельдъегерем и развозил секретную почту. Он пил дармовую водку и 
хвастал высокими связями. Остальные заискивали и льстиво заглядывали в глаза. Я 
в свою очередь жаловался на собачью жизнь экспедитора, с которого каждая 
сволочь-чинуша норовит содрать взятку. Не дашь – наведут рэкет. Потому и 
приходится мыкаться по углам, часто меняя квартиры, а не жить как белый человек 
в гостинице.

Собутыльники как люди порядочные, тут же предложили свои квартиры. Старлей 
утирал мои пьяные сопли, и покровительственно хлопал по плечу, а я соображал, 
стоит ли закрепить такую удачу, пожертвовав еще четвертаком и прикидывал по 
какой статье расходов потом буду списывать казенные деньги.

На следующее утро он познакомил меня со своей подругой, секретаршей управления 
железных дорог! Она отвела меня к первому заместителю начальника управления. 
Внимательно выслушав, он передал меня на попечение отделу рефрижераторных 
установок. Там предложили сцепку из пяти вагонов, меньше не могут. Я хотел 
всего один. Проявляя ангельское терпение, они целый час объясняли туповатому 
азиату прописные истины. Откровенно говоря, я был бы весьма рад, если бы они 
затеяли бюрократическую волокиту. Это позволило бы регулярно появляться в 
управлении и решать свои разведывательные задачи. Но, к сожалению, попались 
деловые и обязательные люди. В конце концов, злоупотреблять их терпением 
становилось неприлично. Поэтому придумываю новую уловку: прошу два стандартных 
железнодорожных контейнера. Рефрижераторщики, обрадованные тем, что наконец от 
меня избавились, чуть ли за руку отводят в отдел контейнерных перевозок. Там 
спектакль повторяется, они готовы помочь, хотя удивляются: с какой стати 
помидоры возить в контейнерах? Приходится объяснять: мол ради экономии. Отсюда 
повезу в свой район автозапчасти и резину, а обратно отправлю свежие овощи. 
Железнодорожники недоумевают, почему я затеял такую сложную комбинацию, когда 
проблема решается гораздо проще. Начинают подробно объяснять. Я плохо понимаю 
по-русски. Они терпеливы. В конце концов я выдыхаюсь и беру тайм-аут. 
Догадываюсь, что они столь любезны из-за моего протеже – секретарши начальника 
управления.

Улучив момент, когда остаюсь в коридоре один, с Доски почета списываю фамилии 
нескольких симпатичных девчонок – ударниц коммунистического труда и 
рационализаторов по автоматическим системам управления и средствам связи. Как 
раз то, что нужно! На них нужно будет навести других бойцов группы, 
специалистов по амурным делам.

Кстати, о «птичках». Как-то на учениях в Туле контрразведчики подставили нашему 
бойцу девицу, засняли все их гостиничные выкрутасы на видео и попытались было 
шантажировать его. «Вымпеловец» расхохотался:

– В соответствии с Приказом начальника ПГУ, номер такой-то, общение с 
«птичками» для нас не является компроматом. Спасибо, ребята, за чудесный 
подарок!




Группа в действии


Хотя все наши разведчики работали в автономном режиме, командир группы и 
посредник имели возможность контролировать наши действия. Связь между собой 
поддерживали через тайники. Лишь пару раз выходили на общий сбор.

На одной из встреч командир группы похвастал, что познакомился с начальником 
железнодорожной станции. Считай, БЖРК у него в кармане! Однако впоследствии 
выяснилось, что он попался на элементарную уловку местной контрразведки.

Реальная удача сопутствовала двум нашим бойцам: Анатолию, молодому симпатичному 
лейтенанту, служившему в «Вымпеле» недавно, и бывалому подполковнику Курбану, 
уроженцу солнечной Туркмении.

Лейтенант на первый взгляд подготовил себе довольно сложную легенду, играя роль 
учителя истории ленинградской железнодорожной школы, приехавшего во время 
зимних каникул в «N-ск» по просьбе красных следопытов своего класса. Толик 
копался в архивах, обивал пороги официальных учреждений и потихоньку подбирался 
к цели. Вскоре он вышел на нужный источник информации по БЖРК. Как и на кого 
вышел – не принципиально. Можно лишь сказать, что в этом деле не обошлось без 
женщины. Тут возникли новые сложности. Пару дней он мучился, гадая, как 
перевести разговор в нужное для него русло. Наконец, придумал. Новой знакомой 
поведал душещипательную историю о том, что его сестренку соблазнил 
прощелыга-офицер, служащий в каком-то секретном эшелоне в этом городе. Толяну 
хотелось бы этому донжуану просто взглянуть в глаза и поздравить с тем что он 
стал папой. Тем более, что сестренка-дура до сих пор его любит.

Вскоре график прохождения БЖРК через узловую станцию лежал у него в кармане. 
Ночью с моста он зачарованно смотрел на состав, медленно выползавший из-за 
товарняков. Под тяжестью атомного монстра стонала земля.

Контрразведка чуть не свихнулась, получив от Анатолия этот совершенно секретный 
график.

Курбан поступил проще, сняв дачу с видом на железную дорогу. Днем отсыпался, а 
по ночам в окошко считал поезда. Через несколько ночей увидел нужный эшелон. 
Утром на электричке двинул в ту сторону, куда укатил поезд. Ему удалось 
обнаружить не только БЖРК, но и кое-что другое, не менее интересное.




Тайниковая операция


Меня не покидает ощущение, что нахожусь под колпаком контрразведки. Возможно, 
просто шалят нервишки? На всякий случай часто меняю квартиры, заплатив хозяевам 
за проживание на неделю вперед и оставляя какие-нибудь личные вещи. Возможно, 
это в какой-то мере распыляет силы «противника», вынуждая отвлекать часть 
сотрудников для наблюдения за всеми моими пристанищами.

Сегодня у меня по плану тайниковая операция. Проверочный маршрут и место отрыва 
он наружного наблюдения подготовлены. Из пластилина изготовлен камуфляж для 
контейнера с запиской.

Почти три часа слоняюсь по городу. Обнаруживаю хвост. Отрываюсь от слежки очень 
грубо. Один сотрудник местного УКГБ чуть не попал под поезд, другому едва не 
откусило ногу автоматической стрелкой. Разъяренные чекисты через посредника 
пообещали обломать мне ноги. (Извините ребята, я ведь не дипломат-разведчик, а 
диверсант. Нашему брату в ваши руки лучше не попадаться. Лучше уж сразу пулю в 
висок). Как бы там ни было, благополучно добираюсь к месту закладки тайника. 
Заворачиваю в укромный уголок за пивнушкой и обнаруживаю там двух подпитых баб.

– Мужчина, дайте, пожалуйста, закурить, – игриво обращается одна из них. Ее 
левый глаз украшает роскошный фингал. Я затравленно озираюсь, затем с поникшей 
головой и с обреченным видом, молча спускаю брюки и присаживаюсь на корточки 
под забором. Не ожидавшие подобного, дамы хохочут и стыдливо удаляются. Достаю 
из кармана пакет с пластилиновым изделием, не отличимым (пардон) от фекалии.

…Через несколько минут после моего ухода, посредник приводит на место закладки 
тайника контрразведку. Народ, брезгливо зажимая носы, со стороны наблюдал, как, 
осторожно перешагивая через зловонные кучи, он пробирается к забору. Однако 
даже бывалые опера опешили, когда посредник уверенно взял в руки мое 
произведение и вытащил оттуда контейнер с шифровкой.

Посредник закладывал нас!

По возвращении в Москву состоялся разбор полетов с участием представителей 
территориального УКГБ. Тут мы узнали неожиданную новость: оказывается, 
посредник постоянно закладывал нас! Этот нехороший человек не только опознавал 
нас по предъявленным фотографиям, но и передавал контрразведке адреса квартир и 
схемы тайниковых операций. Так вот почему командир нашей группы был схвачен с 
поличным! Нам показали видеозапись как ему, бедолаге, заламывают за спину руки.

Руководство едва успокоило возмущение ребят:

– Так было заранее задумано. Нам было интересно понаблюдать, как поведете себя 
в стрессовой ситуации.

Представитель территориального УКГБ выразил благодарность за то, что, гоняясь 
за нами, им удалось разоблачить шайку крупных расхитителей социалистической 
собственности, действовавших на заводе:

– Мы отслеживали их около года и никак не могли подступиться, а ваши ребята за 
одну неделю сумели внедриться в самое их осиное гнездо!




Неожиданный конец учений


Я шел по проверочному маршруту на место операции, строго выдерживая график. И 
вдруг на промежуточной контрольной точке вижу группу в полном составе:

– Что стряслось?

– Кончай свои игры, в части объявили тревогу. Немедленно выезжаем в Москву. 
Личные вещи заберем позже.

На следующий день, 15-го января, в полном боевом снаряжении мы погрузились на 
борт ИЛ-76 и взяли курс на Баку.

Нашу незавершенную работу через некоторое время закончила другая группа из 
«Вымпела», обнаружив и условно уничтожив атомный поезд. Материалы учений о 
возможных последствиях диверсии легли на стол Кремлевского Руководства. С 
учетом наших рекомендаций, конструкторы-разработчики БЖРК усовершенствовали 
некоторые системы защиты, и даже не пожалели для натурных испытаний настоящий 
эшелон. Он был пущен под откос. Разумеется, без ракет и ядерных боеголовок.

Между прочим, вскоре один БЖРК в стране был реально захвачен демонстрантами. 
Слава богу, что это был учебный комплекс. Боевые системы защиты БЖРК в срочном 
порядке пришлось дополнить полицейскими. Летом 1993 года мне довелось 
участвовать в разработке и испытаниях некоторых из них. Но об этом писать пока 
рановато.




Глава 4. Баку. 1990 год


15 января 1990 года спецгруппы КГБ СССР прибыли в Баку. Мы разместились в 
гостинице «Апшерон» на правительственной площади, ходили в штатском. Что 
запомнилось? Многотысячной толпы не было, но чувствовалась скрытая 
напряженность. Очень четко действовали силы Народного фронта. К примеру, я 
видел колонну военной техники, заблокированную мощными КамАЗами, груженными 
камнем, и мотострелковая рота не могла двинуться ни назад, ни вперед несколько 
суток.

По оперативным данным, руководство Народного фронта планировало 
широкомасштабную операцию в Нагорном Карабахе. 20 тысяч азербайджанских 
боевиков находились на подступах к Степанакерту, который защищали кадрированный 
полк Советской Армии и один полк внутренних войск. Сил явно не хватало. В 
Карабах 18 января срочно перебросили основную часть людей из «Альфы» и 
«Вымпела», взвод «краповых беретов», роту спецназа Советской Армии. Я был в 
этом сводном отряде. В Степанакерте нам дали список 17-ти активистов, из 
которых сумели задержать 13 человек и отправить вертолетами в Ростов. Через 30 
суток они были отпущены.

Как оказалось, основные события разворачивались все же в Баку. Еще неизвестно, 
что произошло бы, если 20 тысяч вооруженных боевиков оставались в столице. 
Радиоразведка перехватила срочную команду: «Всем возвращаться в Баку». Но 
дороги были уже заблокированы войсками.

Много разговоров ходило вокруг того, кто взорвал Бакинский телецентр. Вот что 
происходило на самом деле. В ночь на 19 января состоялось экстренное заседание 
азербайджанского правительства, на котором ввод частей Советской Армии был 
расценен как агрессия. Азербайджанское правительство подготовило воззвание к 
народу с призывом организовать сопротивление. Это могло обернуться 
многочисленными жертвами среди населения, допускать подобный поворот событий 
было нельзя.

По оперативным данным КГБ, некоторые деятели собирались выступить по 
телевидению с текстом воззвания. Конечно, телецентр охранялся войсками, но 
члены правительства и депутаты имели право на беспрепятственный проход. 
Следовательно, надо было на какое-то время просто выключить телевидение.

Спецгруппа КГБ выехала к телецентру. Быстро нашли дежурного электрика и, 
получив сведения о схеме коммуникаций, профессионально перерубили в одном месте 
силовой кабель небольшим зарядом взрывчатки.

Конечно, это вызвало ярость руководителей Азербайджана. Но если бы они 
подогрели народ, город полыхнул бы таким кровавым пожаром!..

Телецентр не действовал всего несколько суток. Ребята понимали, что к народному 
добру надо относиться бережно. А повреждение исправили быстро.

По возвращении из Баку начали сдавать оружие и боеприпасы. Один молодой офицер 
возвращает три сильно помятых ВОГ-25 и объясняет, что уронил их с высоты 6 
метров на цементный пол. Я запсиховал:

– Всем известно, что к таким боеприпасам даже прикасаться не положенно, а 
следует уничтожать на месте! В конце концов, можно было выбросить в море. А ты 
таскался с ними несколько дней и даже летел в самолете!

Парнишка хлопает глазами:

– А как бы я их потом списал?

Начальство успокаивает и рекомендует их уничтожить во время очередных занятий 
на полигоне. Я уперся:

– Известно ли вам, что в Московской области всего 16 маркированных площадок для 
уничтожения взрывоопасных предметов, и что этим положено заниматься специальным 
инженерным подразделениям? Ни у кого в нашей части таких прав нет. Положено 
вызывать саперов, уложить эти злосчастные ВОГи на прицеп с песком и вывозить на 
БТРе в сопровождении ГАИ с мигалками, очистив от машин на всем протяжении 
трассу.

Немного покуражившись и отведя душу, зашвыриваю изувеченные боеприпасы в сейф.

Принимая ручные гранаты, недосчитываюсь двух РГД-5. Что делать? Обращаюсь к 
ребятам:

– Скажите честно, где гранаты?

Один офицер признается, что подарил гранату кому-то из знакомых азербайджанских 
чекистов. Следы второй так и не отыскались. В таких случаях положено проводить 
служебное расследование. Ладно, черт с ними. Срочно провожу занятия по 
гранатометанию и списываю их. Через месяц из Баку возвращается прапорщик и 
приносит вторую гранату! Забираю ее, наказав держать язык за зубами. Вручаю 
гранату командиру группы, уходящему на трехсуточные учения:

– Кинешь в речку, заодно рыбки отведаешь.




Глава 5. Москва



«Бей жидов и кагебистов!» Февраль 1990.

Мы вернулись из Карабаха в двадцатых числах февраля. А 24-го февраля опять 
подняли по тревоге: в центре Москвы на Лубянской площади «Мемориал» намеревался 
устроить грандиозный митинг с привлечением чуть ли трехсот тысяч человек. Не 
исключались провокации, могли попытаться штурмовать или поджечь центральные 
здания. Глупо. Потому что архивы КГБ – основной объект их устремлений – уже 
давно оттуда вывезены. Тем временем по городу поползли слухи, что составлены 
адресные списки сотрудников органов КГБ, с которыми будут расправляться. Заодно 
с чекистами будут мочить и евреев. Подружка моей жены Майя Львовна запаниковала 
и несколько дней жила у нас. Надежда успокоила ее, показав по секрету ручную 
гранату. Наша группа в то время еще не успела сдать на склад гранаты и 
бесшумное оружие ПСС. Три дня, пока мы находились на казарменном положении, они 
хранились у наших жен. На всякий случай.

«Альфе» и «Вымпелу» пришлось трое суток ночевать на Лубянке. На этот раз, в 
дополнение к штатному оружию, мы были вооружены пожарными брандспойтами, 
огнетушителями, слезоточивым газом и резиновыми дубинками. По ночам несколько 
групп подземными ходами уходили сторожить Кремль и здание ЦК на Старой площади.




Демонтаж Союза


Еще в 1985 году в кругу друзей у нас состоялся интересный разговор:

– Антагонизм социализма и капитализма в настоящий момент достиг апогея. СССР и 
США напоминают двух козлов из детской сказки, упершихся рогами на узком мостике.
 Давайте определимся, в чем суть наших противоречий?

– Согласно теориям классиков, мы более прогрессивный строй. В идеале они должны 
нам уступить. О жизнеспособности социалистического строя говорит хотя бы то, 
что две трети государств Мира придерживается социалистической ориентации.

– Это мы так считаем, а господа империалисты думают по-другому. И 
производительность труда у них повыше, и живут получше нас. Запад, разумеется, 
гниет и разлагается, но зато как пахнет!

Тут в разговор вмешивается наивный лейтенант:

– Мы их все равно уроем. Для того и существует «Вымпел».

Старички морщатся. Я продолжаю тему:

– Представим себе идеальный вариант, что вдруг все господа империалисты в 
торжественной обстановке в ООН подписывают капитуляцию, бросают свои знамена 
нам под ноги и сдаются на милость победителя. Как мы их прокормим?

– Другой вариант: они не хотят добровольно сдаваться. Однако нам удается их 
победить «малой кровью» (погубив всего лишь десяток-другой миллионов жизней с 
той и другой стороны). И на их костях строим светлое будущее всего человечества.


– Третий вариант: никто не хочет уступать. Затеваем большую войну с 
катастрофическими последствиями для всего человечества. На Земле наступает 
«ядерная зима».

– Четвертый вариант: допустим, что неправы мы. Отдаем империалистам свои 
атомные боезаряды, распиливаем подводные лодки, бомбардировщики и танки. В 
страну вводятся международные силы ООН.

Разумеется, кое-где сохранятся очаги сопротивления. Вражеская контрразведка 
вылавливает бывших чекистов. А нами, «Вымпеловцами», украшают фонарные столбы в 
центре Москвы. Ты, Василий Иванович, как настоящий коммунист и руководитель 
одной из ячеек сопротивления, с эшафота толкаешь пламенную речь о том, что заря 
свободы не за горами и запеваешь «Интернационал», пока из-под ног не выбивают 
табуретку.

– Тьфу, типун тебе на язык! Знаешь, рафико (Василий Иванович величает меня так 
еще с Афгана), нутром я понимаю возможность такого варианта. Однако будь моя 
воля – нажал бы на ядерную кнопку!

– Хорошо, четвертый вариант для нас неприемлем. Тогда нужен пятый, Андроповский.
 Резко усиливаем гонку вооружений, наращивая численность оперативно-тактических 
ракет, поскольку за их СОИ нам не угнаться (пупок развяжется). Обезопасив себя 
таким образом от угрозы большой войны, закручиваем гайки внутри страны, для 
чего понадобится усиление Внутренних войск путем передачи в их структуру 
некоторых воздушно-десантных соединений и подразделений специального назначения.
 Укрепив дисциплину, наводим порядок в экономике. А дальше что? Постоянно жить 
за «железным занавесом»? В то время как весь мир интегрируется. Пройдет еще 
несколько десятков лет и мы опять отстанем в развитии, потому что 
марксистско-ленинская идеология в том виде, котором существует ныне, очень 
консервативна и неповоротлива. А ведь не за горами новая научно-техническая 
революция, которая может в корне изменить ситуацию в мире. Может, пора менять 
идеологию классового антагонизма на более гуманную?

– Я думаю, что в преддверии ХХI века деление людей на классы или по уровню их 
благосостояния – величайшая глупость. В конце концов важнее то, что мы сперва 
люди-человеки, представители уникальной земной цивилизации, и уж во вторую 
очередь коммунисты или капиталисты, богатые или бедные. Даже современные 
технологии позволяют прокормить на Земле 20 миллиардов населения, так зачем 
тратить драгоценные ресурсы на производство средств взаимного истребления и 
призывать бедных не к ударному труду во благо человечества, а к грабежу 
богатых?

– Ты это замполиту скажи.

Мы не знаем, какие планы были у Юрия Владимировича Андропова, возможно он 
постепенно и поэтапно интегрировал бы коммунистическую систему в мировую 
экономику, сохранив преимущества нашего строя. Этот процесс растянулся бы по 
времени на 20–30 лет и прошел бы безболезненно как для нас, так и для них, 
буржуинов. Но Горбачев пошел по другому, капитулянтскому «четвертому» пути. Что 
нынче происходит в стране, сами видите.




ЧАСТЬ 13. ПРЕПОДАВАТЕЛЬ КУОС


Тому, кто свет искал и знания постиг,

Достойный ученик нужнее всяких книг.

Я многое постиг, но нищ учениками,

Быть может потому, что сам я ученик.

    Бабур

Весной 1990 года я перевелся на КУОС преподавателем тактико-специальной 
подготовки, и вскоре получил очередное воинское звание. Организовал скромный 
банкет. Как и положено, вытащил зубами звездочки со дна стакана.

Начальник курсов Сергей Александрович Голов торжественно вручил новенькие 
погоны, пошутил:

– Майор – это еще так себе, ни рыба ни мясо. Теперь ты подполковник, настоящий 
старший офицер и можешь обращаться на «ты».

Но у меня никогда не поворачивался язык «тыкать» своим учителям.

Работа преподавателя специальных курсов оказалась не менее интересной, чем 
служба в боевом подразделении. Например, доводилось заниматься с будущими 
разведчиками, курсантами Краснознаменного института имени Ю.В. Андропова и 
выезжать в командировки для обучения спецрезервистов. Участвовал в составлении 
толкового словаря для подразделений специального назначения. В КГБ имелось два 
совершенно секретных словаря: контрразведывательный и разведывательный. Однако 
они не подходили для спецназа. Например, что такое «диверсия»? В Уголовном 
кодексе РСФСР и в контрразведывательном словаре это деяние враждебных нам сил, 
за которое им следует откручивать головы. В спецназе «диверсия» толкуется всего 
лишь как способ выполнения поставленной задачи без вступления в боевое 
столкновение с противником. А что такое «террор», «засада», «налет», 
«наведение», «маяк» и т. д.? Это с какой стороны посмотреть.

На одном из занятий слушатели поинтересовались, каким образом я, колхозный 
экономист, попал в категорию профессиональных диверсантов?

– Ребята, на этот счет имеется два ответа. Шутливый и серьезный. Начну с 
первого.

Первый серьезный бомбический опыт я приобрел в детстве, когда пас баранов в 
горах. Рядом с нашей кошарой в соседнем ущелье обитал сурок. Каждое утро, когда 
я выгонял отару, пытался догнать его. Но сурок оказывался проворнее и успевал 
юркнуть в нору. Однажды я сел на коня и оказался возле его жилища раньше него. 
Бедный зверек был вынужден нырнуть в соседнюю норку, глубиной около двух метров.
 Решил выкурить его дымом. Но кизяк для этих целей не подходил. Тогда принес 
пачку черного пороха, завернул в газету, обвязал шпагатом, смоченным в керосине.
 Затолкал «бомбу» шестом и поджег шнур. Чтобы дым не вырвался наружу, прикрыл 
вход фуфайкой, а для надежности еще сел сверху. Я как-то не сообразил, что 
смастрячил своеобразную пушку, в которой сам оказался в роли снаряда. Короче 
говоря, получив мощный толчок под зад, пролетел несколько метров. Сурок так и 
издох в норе. К тому же дома получил нагоняй за прожженную фуфайку.

А если серьезно, то в «Вымпеле» я не мог конкурировать с ребятами, имеющими 
практический опыт зарубежной работы, владеющими несколькими языками и 
обладающими высокими покровителями. Поэтому, чтобы сделать нормальную карьеру я 
выбрал специальность минера. Работа рисковая, не каждый пойдет.

У заместителя начальника курсов, назовем его условно «Профессор», были 
влиятельные связи. Однажды, придя на работу, он важно протянул руку:

– Эту ладонь вчера жал сам Президент Горбачев! Можете подержаться, я ее второй 
день не мою.

«Профессор» рассказал, что обратился к Горбачеву с письменным предложением 
разработать концепцию Национальной безопасности СССР и получил поддержку. После 
15-минутной беседы Горбачев поставил на письме резолюцию для Премьер-министра 
Павлова выделить необходимые средства. Вся хитрость «Профессора» заключалась в 
том, что он обратился по партийной линии. Зашел к Генеральному Секретарю, а 
вышел от Президента. Если бы он, будучи всего лишь полковником КГБ, обратился в 
установленном порядке и подал рапорт по команде, первый же генерал наверняка 
зарубил бы идею, либо напросился в соавторы.

– Послушай, Эркебек. Почему бы тебе не обратиться к Президенту Киргизии Акаеву 
с аналогичным предложением? Будем вместе работать над концепциями суверенных 
государств, – предложил он.

В ту пору сотрудниками КГБ было разработано целых пять вариантов Союзной 
концепции, но ни один не был принят.




ЧАСТЬ 14. КЫРГЫЗСТАН


Не все то, чего желает человек,

осуществляется:

ветры дуют не так,

как того хотелось бы кораблям.

    Абу-т-Тайиб




Глава 1. Тайна озера Иссык-Куль


С «Профессором» в январе 1991 года мы выехали на рекогносцировку на Иссык-Куль, 
подбирая место для горной подготовки спецназа. Если помните, в ту пору в 
распоряжение КГБ были переданы две воздушно-десантные дивизии, одна бригада 
специального назначения и формировалась отдельная мотострелковая дивизия. 
Костяком этого объединения должен был стать «Вымпел».

В столице Киргизии нас принял Председатель КГБ генерал-лейтенант Асанкулов. 
«Профессор» передал ему привет от Владимира Александровича Крючкова, вкратце 
проинформировал о цели нашей командировки. На следующее утро приехали в город 
Пржевальск.

Во дворе Управления КГБ толпился народ в камуфляже, с ружьями и собаками на 
поводках. «Профессор» перепугался:

– Что это значит?

– Королевская охота. Председатель распорядился встретить нас по высшему разряду.


Была охота и рыбалка. Подстрелили двух фазанов, а в сети попались две 
здоровенные рыбины, серебристый сиг и толстолобик килограммов по пять каждый. 
Вечером в кабинете начальника погранотряда провели служебное совещание с 
участием заместителя начальника местного Управления КГБ, начальника разведки 
УКГБ, особистов торпедного завода и полигона. Мы рассказали, что готовим учения 
с участием трех групп «Вымпела». Задача местных органов и пограничников – 
организовать противодействие. По отдельным программам будем отрабатывать 
передвижение по горной местности с использованием вьючных животных, способы 
выживания, эвакуацию групп вертолетами, боевые стрельбы из всех видов оружия, в 
том числе специального и тяжелого. Если учения пройдут успешно, в дальнейшем 
возможно строительство на Иссык-Куле постоянно действующей базы для подготовки 
спецназа (Председатель Асанкулов показал на карте участок побережья, еще с 1938 
года закрепленный за органами НКВД).

Местные товарищи восприняли наши планы с энтузиазмом и потирали руки. Тут же 
согласовали все вопросы, связанные с материально-техническим и режимным 
обеспечением учений. Особист полигона обещал похлопотать о выделении 
необходимого количества снарядов для стрельбы из «Шилки», танков, гаубиц и 
реактивных установок «Град». Особист торпедного завода доложил о готовности 
предоставить в наше распоряжение инструкторов, водолазные боты с барокамерами, 
акваланги, подводные лодки, взрывчатку и боеприпасы к спецоружию для отработки 
учебных задач под водой. Кроме того в его распоряжении имелись два транспортных 
самолета для выброски парашютистов.

Матерый пограничный начальник, до того молча слушавший нас, задал вопрос в лоб:

– Какова основная цель учений?

Пришлось сознаться:

– Отработка способов поиска и уничтожения бандгрупп в горных условиях.

– Это очень серьезно. Мне, между прочим, предлагают должность командира 103-й 
воздушно-десантной дивизии. Поэтому я заинтересован в успехе этого мероприятия.

Он согласился выделить в качестве проводников нескольких прапорщиков, 
стрелковое оружие, вьючных животных, автобус и горючее. Взял на себя размещение,
 питание и легенду прикрытия.

Предложил вывести в горы наши снайперские группы попрактиковаться в стрельбе по 
козерогам, заодно и денег заработать на заготовке мяса дичи.

Мы планировали провести учения в мае, однако начальник погранотряда посоветовал 
перенести их на август. К этому времени и вода в озере прогреется, и 
фрукты-ягоды созреют, и барашки нагуляют жир, и на охоту можно будет сходить. 
Если захотят приехать генералы, будет чем их угощать и развлекать. Предложение 
был разумным. Так и порешили. Потом парились в бане и угощались замечательной 
ухой из пойманных рыб.

Однако учения не состоялись по известным причинам.




Глава 2. ГКЧП


В июне 1991 года я находился в командировке в Алма-Ате, где занимался 
подготовкой группы спецрезервистов. В августе получил отпуск и приехал в 
Киргизию. Встретился с Председателем КГБ Асанкуловым, Министром внутренних дел 
Куловым и Вице-президентом Кузнецовым. 17-го августа справил в Таласе свадьбу 
дочери. О ГКЧП услышал по радио в 12 часов дня 19-го августа. Радиосообщение не 
вызвало доверия. Из Таласского горотдела КГБ связаться с Москвой не удалось. Ни 
«ВЧ» ни «ОС» не отвечали. Наконец чужой раздраженный мужской голос просто 
послал на три буквы. Понял, что в Москве случилось что-то серьезное. Только вот 
на чьей стороне органы КГБ? Фамилия В.А. Крючкова фигурировала в числе 
участников ГКЧП. Когда начали показывать по телевизору пресс-конференцию ГКЧП, 
Крючкова среди них не было видно. Это сбивало с толку. Значит нужно быть 
готовым ко всему, вплоть до ухода на нелегальное положение. Без документов 
прикрытия, которые остались в Москве (у меня было три паспорта и два военных 
билета на разные фамилии), без денег, без отработанных каналов связи и запасных 
квартир, без заложенных тайников с необходимыми средствами и оружием. Ладно, 
как-нибудь выкрутимся.

У начальника Таласского горотдела КГБ своя головная боль. Председатель 
Асанкулов и партийные органы на стороне ГКЧП, а Президент Акаев – против. Кому 
подчиняться? Органы затихли, выжидая дальнейшего развития событий.

Я обсудил сложившуюся ситуацию с женой, обговорил способы конспиративной связи, 
заставил выучить наизусть несколько адресов верных людей в разных городах Союза,
 через которых будем поддерживать связь. Она должна была оставаться в Киргизии 
до тех пор, пока не разрешу возвращаться в Москву. Ее вряд ли тронут. Но могут 
попытаться использовать качестве наживки, чтобы поймать меня. На тот случай, 
если ее заставят работать под контролем, согласовали пароли.

Утром 20-го августа я прибыл в КГБ Киргизии. Асанкулова сняли с должности 
Председателя КГБ и вместо него назначили Вице-президента Кузнецова. Киргизские 
чекисты соблюдали нейтралитет. МВД поддерживало Акаева. Через два дня ГКЧП 
выдохся и иссяк. Кто ж так осуществляет государственный переворот? Уж кто-кто, 
а Владимир Александрович Крючков в таких делах разбирается прекрасно. Ничего не 
понимаю!

ГКЧП здорово подпортил мои жизненные планы. Я планировал построить на 
Иссык-Куле и возглавить учебную базу спецназа КГБ СССР. Спроектировал целый 
микрорайон с уютными коттеджами, спортивным городком и вертолетной площадкой, 
подземными тирами на разных уровнях и взрывными камерами, 40-метровой 
водолазной башней, наполненной теплой водой. Предусматривал экологически чистую,
 замкнутую систему переработки отходов жизнедеятельности, плантации и теплицы 
для выращивания сельхозпродуктов, фермы для содержания скота. Выстроить за 
полгода микрорайон согласились «зеки», я с ними предварительно договорился, 
побывав в одном из исправительно-трудовых учреждений. Средства на строительство 
базы выделялись КГБ СССР.

24-го августа я вернулся в Москву, а через неделю на стол начальника ПГУ легла 
шифротелеграмма за подписью Кузнецова с просьбой командировать меня на месяц в 
Киргизию для оказания помощи киргизским органам безопасности.

Идея концепции Национальной безопасности отодвинулась на второй план. В 
Киргизии с полковником авиации Орузбаевым, ныне генерал-майором, приступили к 
подготовке Положения о Национальной гвардии. В гвардию я заложил апробированную 
в Афганистане идею и структуру «учебного» батальона специального назначения.




Глава 3. Национальная гвардия


Материалы я набивал на компьютере старого друга и однокашника по Минской школе 
Жени Маслова, работавшего в отделе кадров республиканского КГБ. По ночам в 
номере гостиницы рубились с Орузбаевым по каждому пункту. Например, как 
закостенелый военный он предусмотрел Знамя части со всеми полагающимися в 
Советской Армии ритуалами отдания чести и выставлением поста No 1. Я уперся. 
Знамя, конечно, будет, но никаких часовых возле него ставить не нужно. Пусть 
висит на стене за спиной командира части в кабинете. Торжественный вынос 
Знамени во время парадов – это другое дело.

Орузбаев захотел роту Почетного караула:

– Недавно мы с Аскаром Акаевичем побывали в Белоруссии. Шушкевич встречал его с 
Почетным Караулом. Акаеву это понравилось.

– Вы бы еще придумали ансамбль военных комузистов!

– Хорошо, что напомнил, мы забыли про оркестр.

– Мама миа! Где мы возьмем столько бойцов! И зачем миролюбивому и нейтральному 
государству Кыргызстан демонстрировать воинственность. Впрочем, есть вариант 
перенять опыт Папской Ватиканской гвардии. Оденем бойцам калпаки и вооружим 
алебардами? А может, лучше сформируем конную гвардию аскеров?

– Давай без шуток. У нас в резерве имеется 75 бойцов роты спецназа.

– Хорошо. Тогда я их всех вооружу снайперскими винтовками Драгунова. Каждый 
день они будут бегать по 20 километров и стрелять по 20 боевых патронов. 
Остальное время пусть ходят строем. Назовем их горными мергенами.

– Нет, лучше карабины СКС.

– Если бы у нас была миллионная армия, согласился бы вооружить их хоть 
«карамультуками».

Кроме того множество проблем возникли с шагистикой, отдачей команд на 
киргизском языке. Один мой родственник-писатель подсказал, что в 1942 году, 
между прочим, прорабатывали идею создания национальных частей. И где-то в 
архивах имеются заготовки того времени.

По пункту о том, кто призывается в гвардию, Орузбаев предложил формулировку: 
«Юноши, достигшие 18 лет, и т. д.»

– Почему бы не призывать девушек?

– Тогда «Граждане Киргизской республики».

– А если в гвардии захочет служить киргиз, проживающий на территории 
Казахстана? Или Турции? Или ценный специалист из американских «Зеленых 
беретов»?

При обсуждении Устава внутренней службы я заявил:

– Гвардейцы должны заниматься исключительно боевой подготовкой. Никаких 
хозяйственных работ, нарядов на кухню и мытья полов. Для этого существуют 
вольнонаемные рабочие. Да и солдат срочной службы в гвардии предусмотрено 
немного, большинство личного состава – сержанты и офицеры. Питание – по 
американскому варианту, как в кафе самообслуживания. Выбор блюд – не менее 
двадцати наименований. Ешь что хочешь и сколько хочешь. Не исключаю спиртное, 
как в Канадской морской пехоте. Правила ношения военной формы – как в 
Израильской армии.

Полковник Орузбаев схватился за голову.

По вопросам, связанным с вооружением, произошла любопытная история.

Рано утром раздался настойчивый стук в дверь гостиницы. Спросонья открываю 
дверь. В комнату ворвался подполковник с петлицами десантника. Стою в семейных 
трусах до колен, переминаясь босыми ногами на холодном полу. Окинув меня 
взглядом, десантник прорычал:

– Где этот комитетчик Абдулаев?

– Абдулаев это я. Чего надобно?

Подполковник несколько смутился. Уже миролюбивым тоном начал:

– Я ознакомился с вооружением гвардии и у меня возникли вопросы.

– Садись, рассказывай.

– В армии на каждого военнослужащего положено по автомату. А у тебя на 350 
бойцов всего 250 автоматов! – не скрывая торжества, воскликнул он.

– А ты посмотрел, сколько снайперских винтовок? А пулеметов, гранатометов, 
пистолетов-пулеметов, бесшумного оружия?

Развернул перед ним структуру.

Подполковник произвел несложные подсчеты и озадаченно почесал затылок:

– Все равно неправильно, получается, что оружия в несколько раз больше, чем 
бойцов. Как они будут все это носить?

– Почему ты решил, что все оружие они должны постоянно носить на себе? Они 
будут брать конкретное оружие для выполнения конкретного задания.

– Такого у нас в армии нет.

– У вас в армии нет, зато есть у нас в КГБ!

Через час подполковник сдался по всем позициям. Перешли к разговору на бытовые 
темы. Насторожили его байки об участии в штурме дворца Амина. Позже стало 
известно, что никогда он не служил в десанте и в Афгане не был, а проработал 
всю жизнь в военкомате в Ашхабаде. Однако этот шустрый парень вскоре был 
назначен заместителем командующего гвардией и вместе с Орузбаевым приезжал в 
Москву для согласования ряда военных вопросов с Российским Генштабом. Побывали 
у меня в гостях.

– Знаешь, в Генштабе так и не сумели разобраться в твоей структуре и предложили 
нам сформировать и полностью вооружить бригаду спецназа на БМД. Бесплатно!

– На хрена тебе БМД? Когда не будет запчастей, боеприпасов и горючего? Ты 
должен ездить на ишаках!

Почему-то он обиделся. Он не знал, что в Положение о Гвардии заложено четыре 
уровня секретности, полностью в которые посвящены лишь Председатель КНБ и 
Президент Республики. А командующим Гвардией был назначен боевой офицер-афганец.
 Он потом хлебнул лиха со своим заместителем.

С Положением о Гвардии произошел забавный случай. Аналогичной работой 
занимались и в соседних республиках. Узбеки, например, первоначально 
предусмотрели численность в 20 тысяч человек. Таджики принесли на подпись 
своему Президенту документ, согласно которому предполагалось семь генеральских 
должностей. Однако Президент Рахмонов устроил разгон и рекомендовал обратиться 
к киргизам, поскольку в средствах массовой информации уже прошло известие о том,
 что Акаев утвердил Положение. Таджикские чекисты позвонили Председателю КНБ 
Бакаеву. Тот распорядился передать нашу разработку. Таджики скопировали 
Положение, заменив лишь фамилии исполнителей.




Глава 4. Концепция национальной безопасности Кыргызстана


Полторы страницы текста письма Президенту Акаеву я писал три месяца.

В начале июня 1991 года я был принят Акаевым. Меня приятно поразила его 
дотошность, умение мгновенно вникнуть в суть проблемы. Наша беседа с глазу на 
глаз длилась более трех часов. В конце концов он согласился по всем пунктам 
моих предложений, обсудили и способы их реализации.

Многие полагают, что проблемами безопасности должны заниматься только 
специально созданные для этого органы. Но сегодня круг проблем значительно 
расширился.

Начну с вопросов экономической безопасности. Известно, что суверенные 
республики, заявившие о своей независимости, имеют разные стартовые возможности.
 Возникнут проблемы раздела Союзного имущества. Необходимо учитывать, что ряд 
зарубежных транснациональных корпораций и фирм, воспользовавшись отсутствием у 
нас опыта, может попросту выкачивать финансы из республики, мафиозные структуры 
попытаются отмывать грязные деньги. Надо заранее подготовить меры 
противодействия.

Вопросы здравоохранения. Открываем границы, приглашаем иностранцев. Открываются 
новые офисы, туристские компании, а с ними – проституция, СПИД.

Через Киргизию проходит один из основных каналов контрабанды наркотиков из 
Афганистана. В Чуйской долине несколько миллионов гектаров дикой конопли. 
Следовательно, сырье на месте. Наркодельцам достаточно организовать фабрики по 
переработке, наладить транспортировку и реализацию. Нам одним с этой проблемой 
не справиться, нужны скоординированные усилия в международном плане, тесные 
контакты с ИНТЕРПОЛом.

Добавлю к этим проблемам и действия по ликвидации последствий возможных 
землетрясений, потому что на территории Киргизии много сейсмически опасных зон.

Программа военного строительства – один из основных моментов концепции 
национальной безопасности.

Раз Кыргызстан является суверенным государством, он должен иметь Вооруженные 
силы. Но для этого сначала необходимо определиться с генеральной линией: кто 
является потенциальным противником Кыргызстана? В принципе, в качестве 
потенциального противника следует рассматривать любое государство, которое 
может развязать против нас войну. Это могут быть и соседи, и некоторые страны 
дальнего зарубежья. Давайте, чисто гипотетически, представим себе военный 
конфликт с кем-либо из них. Допустим, боевые действия развернутся в Ферганской 
или Чуйской долинах. Сможем ли мы противостоять Узбекистану или Казахстану (да 
простят они меня за такое гнусное предположение)? Не будем даже касаться 
вопроса возможного обострения отношений с Китаем, с Россией или Америкой. Так 
вот, в любом случае, мы можем рассчитывать на успех, если только сумеем 
организовать тотальное сопротивление всего народа.

Нужно было, взяв за основу прежние мобилизационные планы, в которых 
расписывались действия медицинских, транспортных, промышленных, 
сельскохозяйственных и прочих предприятий, составить новые мобпланы. Четко 
очертить круг задач силовых министерств и ведомств, коммерческих и частных 
структур. В мирное время основная тяжесть ложится на плечи органов МВД: борьба 
в оргпреступностью и терроризмом, пресечение массовых беспорядков. О 
финансировании силовых структур: в разных государствах для этих целей 
выделяется от 3 до 10 процентов валового дохода. Исходя из общей выделяемой 
суммы, предусмотреть долю каждого силового министерства и ведомства. Например, 
50 % получает МВД, 20 % – военное министерство, 10 % – органы безопасности, 
10 % – МинЧС, 10 % – ВПК.

Задача подразделений спецназначения органов безопасности в военное время – 
организация диверсий на территории противника. К этому они должны готовиться в 
мирное время.

Национальная Гвардия должна была стать кузницей кадров партизанских отрядов. 
Каждый чабан для нас являлся стратегической единицей, способной в течение 
месяца прокормить целый батальон. При необходимости он был в состоянии 
организовать партизанскую базу, заложить тайники с оружием или даже дать бой в 
своем ущелье превосходящим силам противника.

Нечто подобное создавалось в начале 90-х годов в Чечне. Только Дудаев пошел 
дальше: он сразу же раздал населению легкое стрелковое оружие. В Кыргызстане мы 
не могли пойти по такому пути, это привело бы к резкому обострению 
межэтнической напряженности с непредсказуемыми последствиями. Предполагалось 
крупные склады боеприпасов оборудовать в штольнях и шахтах в разных концах 
республики, расходные склады максимально приблизить к населению: в районные и 
городские военкоматы, отделы МВД и КГБ. Чтобы в случае тревоги через пару часов 
основная часть населения уже могла вооружиться. Правда, территориальные органы 
милиции, когда им было предложено в дополнение к имеющемуся штатному оружию 
принять по паре снайперских винтовок, пулеметов и гранатометов, впали в панику. 
Некоторые начмилы пожелали избавиться вовсе даже от штатных автоматов АКСУ, от 
которых больше хлопот, чем пользы.




Глава 5. Закон об оружии


Встреча с министром Внутренних дел Феликсом Куловым.

– Феликс Шаршенбаевич, представьте себе, что я завтра совершенно бесплатно 
добуду тысячу пистолетов «Вальтер» калибра 7,65 мм.

Кулов кивает:

– Что дальше?

– Киргизия принимает закон о праве ношения гражданами республики огнестрельного 
оружия.

– Допустим. Что это даст?

– В настоящее время каждый уважающий себя бизнесмен содержит минимум по три 
человека охраны, выплачивая каждому по три тысячи в месяц. Эти 
каратисты-костоломы занимаются не только охраной, но и участвуют в разборках с 
конкурентами, являются потенциальными киллерами. Наличие таких охранников уже 
само по себе является криминогенно опасной средой. МВД сдает пистолеты в аренду 
бизнесменам за тысячу рублей в месяц. Плюс организует курсы обучения стрельбе, 
в итоге ежемесячно зарабатывает на этом более миллиона рублей.

Бизнесмену выгоднее арендовать у МВД пистолет, чем содержать 
бездельников-охранников. Каждый патрон, сдаваемый в аренду, маркируется 
специальным магнитным кодом, где будет значится фамилия арендатора. Неучтенные 
патроны калибра 7,65 мм достать практически трудно, они выпускаются только в 
Германии и Чехословакии. Однако на всякий случай каждый ствол предварительно 
отстреливается, а в МВД формируется пуле-гильзотека. Таким образом, мы убиваем 
сразу трех зайцев:

– МВД получает дополнительный источник денег;

– выбивается почва из под ног организованной преступности;

– бизнесмены чувствуют себя более уверенно. Это в свою очередь увеличит приток 
денежных средств в республику. Разумеется, на первых порах возрастет число 
несчастных случаев, связанных с обращением с оружием. Но это процесс неизбежный,
 его не следует бояться.

Вскоре в Киргизии был принят закон о праве ношения огнестрельного оружия, 
который произвел фурор во всем Союзе. Однако Кулов для этих целей приобрел в 
Москве крупную партию пистолетов ТТ, что было совершенно недопустимо. ТТ 
является одним из самых мощных пистолетов в мире, его пули свободно пробивают 
легкие бронежилеты. Этими стволами в первую очередь обзавелись крупные 
чиновники. Тут же на черном рынке резко возросли цены на патроны к ним. А через 
некоторое время закон об оружии отменили. Как поступили с розданными 
пистолетами – не знаю.




Глава 6. Перевод в органы безопасности Киргизии


В начале 1992 года на имя начальника ПГУ пришла телеграмма за подписью 
Председателя КНБ Киргизии Анарбека Бакаева с просьбой откомандировать меня в 
республику. Вопрос перевода был заранее согласован. Тепло попрощавшись с 
коллективом КУОСа, первого февраля я прибыл на новое место службы. В республике 
произошли кадровые изменения. Министр Внутренних дел Феликс Кулов стал 
Вице-президентом. В органах безопасности сменились все зампреды. Мне следовало 
завершить начатую еще осенью работу по Национальной гвардии, по батальону 
спецназначения МВД «Беркут» и группы спецназ комитета национальной безопасности.
 Поэтому договорились с Председателем КНБ, что пару месяцев я буду находиться в 
резерве кадров. Выделили отдельную комнату с компьютером. Кроме этого помещения 
у меня было еще два рабочих места: в «Белом доме» и в МВД. Некоторые 
ребята-комитетчики, видя мои высокие связи и независимость поведения, пророчили 
должность зампреда. Однако идеальной была бы должность помощника 
Вице-президента по вопросам безопасности. В этом случае я мог бы курировать 
Национальную гвардию и подразделения специального назначения КНБ и МВД, 
заниматься их обучением, вооружением, разработкой оперативных планов боевого 
задействования.

Два месяца пролетели быстро. Зампред КНБ пригласил на беседу и предложил 
должность командира группы спецназначения. Я отказался:

– Староват я для этого. Командиром лучше назначить молодого, энергичного 
капитана. Я бы его поднатаскал в течение года, а там можно и на покой.

Зампред обиделся. Я тоже. Работа в других оперативных подразделениях мне была 
не интересна. Написал короткий рапорт с просьбой отправить на пенсию, поскольку 
со льготными исчислениями у меня уже набежало 20 лет и 9 месяцев выслуги. К 
рапорту приложил две страницы с объяснительной запиской с мотивами такого 
решения. Отметил, что в течение года привозил из Москвы в республику шесть 
ведущих специалистов Союза по линии спецназа и новейших систем вооружений, 
организовал три учебных сбора, подготовил несколько методических пособий и 
учебных видеофильмов. Однако у меня сложилось впечатление, что это никому не 
нужно.

Мой рапорт был удовлетворен.

Старый кадровик Токон Туйбаевич, оформлявший меня когда-то в органы, 
сокрушался:

– Эх, сынок, молод ты еще, горяч. Жизни не знаешь! На твоем месте бухнулся бы в 
ножки Председателю, попросился бы начальником райотделения в родную Кировку. 
Тамошняя обстановка тебе знакома, Полковника тебе не нужно, выслуга есть, 
получил бы хорошую квартиру, приватизировал. Служебная машина имеется, уважение 
районного начальства обеспечено, работа непыльная. Завел бы стадо овец, 
подкармливал бы детей и внуков, проживающих в Москве. Получал бы сверх зарплаты 
половину пенсии. Чего еще надобно?

– А кто будет Родину спасать?

– Ее уже никто не спасет.

Бывший начальник разведки Эрик Чинетович, направлявший меня на учебу в Балашиху,
 был несколько иного мнения:

– Вообще-то ты прав. Пока молод и есть порох в пороховницах, нужно дерзать. 
Молодец, так держать, спецназ! Еще успеешь насидеться на пенсии. Не бери с нас 
пример.

Начислили мне пенсию 870 рублей, в то время как в Москве я получал бы 2000.

И тогда я попросил кадровиков переслать мои документы обратно в Москву. Лучше я 
выйду на пенсию там.

С тем и вернулся домой. Пенсионные документы гуляли где-то целый год.




Глава 7. Отставка


После ухода из органов безопасности все лето я ковырялся на огороде. Осенью 
настала пора устраиваться на работу. Чуть было не оказался в роли советника в 
одной из горячих точек. Сделка сорвалась не по моей вине. Возможно, 
когда-нибудь я напишу об этой сногсшибательной авантюре. Осень и зиму 1992-93 
годов провел в Киргизии, занимаясь миротворческой операцией. Летом 1993 года 
старые друзья пригласили на работу в НИИ спецтехники МВД РФ. Уволился я оттуда 
после известных событий октября 1993 года. Потом работал в службе безопасности 
одного крупного морского пароходства. Затем начальником службы безопасности 
коммерческого банка. Отразил два крупных наезда, сэкономив банкиру около 350 
тысяч долларов. Почти месяц пришлось разбираться с чеченской «братвой». 
Подставлять лоб под бандитские пули, охраняя чужие кошельки, не понравилось. 
Передав свою должность ребятам из «Альфы», я поступил в журнал «Солдат удачи» 
военным консультантом и понял, что журналистика – мое призвание. Поэтому стал 
одним из основателей и главным редактором альманаха «Вымпел».




ЧАСТЬ 15. МИРОТВОРЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ "КАНЫКЕЙ


Блаженны миротворцы

ибо они будут наречены сынами Божиими.

    Евангелие от Матфея. Гл.5. 9




Глава 1. Спецрейс «Москва-Бишкек»


Осенью 1992 года я случайно заглянул в Штаб Объединенных Вооруженных Сил СНГ в 
Москве к старому другу-афганцу, военному представителю Киргизии генерал-майору 
Рашиду Уразматову. Он и предложил слетать в Киргизию вместе с военной 
делегацией маршала Шапошникова. Кто же откажется от такой возможности? На ночь 
я остался в гостинице штаба.

Вечером в коридоре повстречал двух земляков: военного министра Уметалиева и 
Председателя ГКНБ Бакаева, возвращавшихся из Брюсселя с сессии НАТО и 
вылетавших домой этим же бортом. Бакаев не питал к моей персоне особых нежных 
чувств, поэтому раскланялись с ним довольно прохладно. Уметалиев, наоборот, 
пригласил в свои апартаменты на чай.

На другое утро старенький ИЛ-18, половина внутреннего объема которого занимала 
аппаратура ЗАС, битком набитый генералами и полковниками, стартовал с аэродрома 
«Чкаловское» и после обеда приземлился в Канте близ Бишкека. Было много 
встречающих. Кроме военных, стояли и несколько парней в шляпах, ожидавших 
своего шефа безопасности. Мое явление на трапе в гражданском их несколько 
озадачило, а когда разместился вместе с российскими военными в гостинице 
«Полет», у киргизских чекистов, похоже, взыграли профессиональные инстинкты.




Глава 2. Миротворческий батальон


Вечером местное военное министерство дало большой банкет в честь высоких гостей.
 И я там был. А ближе к полуночи Рашид пригласил на проводы офицеров 
киргизского миротворческого батальона, уходивших на днях в Таджикистан. Со 
многими офицерами я уже был знаком по прежней работе в Кыргызстане в 1992 году, 
поэтому разговор был откровенным. Оказалось, что сводный батальон был 
укомплектован из числа военнослужащих армейских частей, ОМОНа, спецназа и 
Национальной гвардии. Вооружение штатное, то есть автоматы. На триста пятьдесят 
бойцов около пятидесяти противопульных бронежилетов и сотня милицейских 
«кольчужек», способных защитить от колюще-режущих предметов. Радиостанции 
разнокалиберные: армейские и милицейские, между собой не стыкующиеся. 
Инженерного обеспечения нет. Гранатометов и огнеметов «Шмель» нет. С питанием – 
проблемы. Наличных денег «на всякий случай» у комбата тоже нет. Экипажи БТР-70 
не имеют навыков эксплуатации БТР-80. (В Таджикистане обещали выделить 
«восьмидесятки» из 201-й дивизии). Слаженность действий экипажей и 
подразделений не отрабатывалась. Нет даже топографических карт района 
предстоящих действий. На вопросы относительно тактики действий в Таджикистане 
ребята не смогли дать вразумительных ответов. Получается, батальон не готов к 
действиям в экстремальных условиях! А это считай, кровь и смерть! Нельзя было 
пускать ребят на войну. Либо постараться хотя бы оттянуть начало операции, 
чтобы можно было устранить недостатки и хоть немного их поднатаскать.

– Кто может отменить или изменить план операции?

– Вице-президент Феликс Кулов.

Прекрасно. С ним у меня с были неплохие отношения. Однако дозвониться до него в 
этот вечер не удалось. Кто-то из офицеров сказал, что Кулов утром вылетает в 
Душанбе…




Глава 3. Феликс Кулов


Рано утром дежурная машина военного министерства подбросила меня в аэропорт. В 
депутатском зале уже кипела жизнь. Вице-президент Феликс Кулов, как всегда 
стремительный, в окружении военных, дипломатов и журналистов, решал какие-то 
оперативные вопросы. Увидев меня, удивленно вскинул брови:

– Ты чего здесь?

– Да вот, прилетел Вам помочь, – промямлил я, не зная, с чего начать.

– А кто тебя пригласил?

– Да я сам, по зову души, по велению сердца…

Однако Кулов, похоже, не был расположен к шутке:

– Чего ты хочешь?

– Хочу лететь с Вами.

Он на мгновение задумался и, ничего не ответив, круто развернулся и исчез в 
толпе.

Поговорить с Куловым не удалось и вряд ли удастся в течение нескольких дней, 
пока он будет в командировке. А потом уже будет поздно. Какого-либо четкого 
плана действий у меня не было, поэтому самое разумное в данной ситуации – 
полететь вместе с ним и, выбрав подходящий момент, попытаться отговорить от 
этой авантюры.

Настала пора загружаться в самолет. Народ зашевелился. Набравшись смелости, я 
подошел к Кулову:

– Ну так как, возьмете меня с собой?

– Полетели, – пожал плечами он.




Глава 4. Спецрейс Бишкек-Душанбе


В воздухе ко мне обратился один из сопровождающих:

– Сообщите, пожалуйста, Вашу фамилию, нужно внести в полетный лист.

Я назвал.

– Какую делегацию представляете?

– Да я так, сам по себе, бизнесмен.

В ответ хмыкнули как неудачной шутке. Оказалось, что я попал в 
правительственный спецрейс! И летели на переговоры в Таджикистан под общим 
руководством киргизского вице-президента личные представители глав государств 
СНГ!

– Напишите, что я из военного министерства Кыргызстана, – сориентировался я.

В Душанбе встречала толпа корреспондентов и, пока глава миссии давал интервью, 
удалось бочком проскользнуть мимо телекамер…

В правительственной резиденции, где нас всех разместили, Кулов наконец обратил 
на меня внимание:

– Будешь в качестве эксперта по военным вопросам. И помоги ребятам написать 
справки.

«Ребят» было четверо. Двое гражданских и двое военных. Я разместился с военными.
 Следует отметить, что один из них долгое время провел в Карабахе, другой успел 
повоевать во Вьетнаме и Афганистане. Между прочим, он через несколько месяцев 
совершил подвиг, достойный «Золотой звезды» Героя: в одиночку сходил вглубь 
территории Афганистана и вывел оттуда четверых военнослужащих Кыргызстана, 
попавших в плен к моджахедам.

Но и у меня за плечами три «афгана» и три операции в Закавказье.




Глава 5. Официальные переговоры


По территории резиденции, где не было никакой охраны, разгуливали бородатые 
лидеры оппозиции в тюбетейках и полосатых халатах в сопровождении автоматчиков. 
Среди их телохранителей – вот так встреча – даже подполковник КГБ, мой 
однокашник по Минской школе контрразведки!

На официальных переговорах за «круглым столом» молодой МИДовец из Киргизии 
сразу же озадачил всех двумя весьма толковыми вопросами:

– Следует ли признавать легитимность нынешней власти в Таджикистане? (В ту пору 
у руля стояли полудемократы, полуисламисты).

– Имеется ли какой-нибудь официальный документ, подтверждающий просьбу 
таджикского правительства о вводе миротворческих сил?

Делегация почесала затылки, затем С. Станкевич, личный представитель Б. Ельцина,
 предложил признать «зеленых». Таджики удалились писать официальное прошение, а 
мы объявили перекур. Ничего себе, начало работы! Интересно, а что если завтра 
власть в Таджикистане возьмут «красные», признают они легитимность наших 
решений или нет?

Феликс Кулов с честью вышел из затруднительного положения, собрав под 
документом подписи представителей всех противоборствующих группировок.

Кормили и поили нас хорошо. А в это время, совсем рядом, в трехстах километрах 
от нас, голодали и гибли люди.

К концу второго дня подвели итоги. Все уполномоченные глав государств СНГ 
единодушно высказались за ввод киргизского батальона. Через день в Бишкеке 
соберутся уже Президенты государств СНГ и наверняка утвердят это решение. Я еще 
как-то пытался выторговать месячный срок на подготовку к операции, однако Кулов,
 не ожидавший такого «удара в спину» от члена своей делегации, сверкнул очами:

– Батальон должен быть здесь завтра! – сказал, как отрезал.

Ничего не понимаю, что здесь вообще происходит? Куда так спешит-торопится 
Кулов?

Моя позиция вроде бы понятна: избежать втягивания Кыргызстана в войну. Может 
кому-то как раз это не нравится? Кому в Кыргызстане нужна война? Феликсу Кулову 
– вряд ли. А может кто-то подталкивает Феликса к участию в Таджикской операции 
с целью его дискредитации? Ведь достаточно двух-трех трупов среди личного 
состава наших войск… и все! Феликс Кулов тоже «политический труп». Если 
вдобавок натравить на него родственников погибших – вот будет концерт! Кому 
выгодно устранение Кулова с политической сцены?

Аскару Акаеву? Совсем не обязательно. Политический рейтинг Кулова в республике 
достаточно высок. Строптивость Феликса всем известна. И если вдруг в обозримом 
будущем он станет главой государства, кому это не выгодно? В первую очередь, 
наверное, тем, кто хотел бы обладать возможностью манипулировать поведением 
Президента! Кажется, это ближе всего к истине. Но сначала им нужно было 
попытаться подкупить Феликса. Видимо, следует поискать признаки неудачных 
вербовочных подходов к Кулову со стороны «сильных мира сего».




Глава 6. Закулисная игра


К тому времени я уже знал, что накануне Кыргызстан продал Таджикскому МВД около 
трехсот автоматов. В чьи руки попали наши стволы?

Были и другие интересные головоломки. Например, кто выпустил из 
Курган-Тюбинской тюрьмы около трехсот особо опасных «зеков»? Куда они все потом 
подевались? Каким образом власть в Таджикистане фактически захватил «пахан» 
уголовного мира, рецидивист с 23-х летним стажем Сангак Сафаров? Откуда у него 
бойцы и оружие? Кто и каким образом вообще смог спровоцировать богобоязненных 
таджиков к массовому взаимному истреблению? Еще как-то можно понять 
армяно-азербайджанскую, грузино-абхазскую, молдавско-приднестровскую войны. А 
тут таджики между собой схлестнулись! Такое впечатление, как будто на всех 
накатила волна массового безумия.

В принципе, чтобы организовать такую резню, по-моему, сначала необходимо было 
вывести из Курган-Тюбе всю милицию и КГБ, нейтрализовать дислоцированный там 
полк 201-й российской дивизии, а затем только запустить туда крупный 
вооруженный отряд головорезов-чужаков:

– Впереди вино и бабы, все ваше! Неделю гуляете на полную катушку, затем 
сматываетесь! Только не оставлять свидетелей!

Это же мечта любого наемника! Или «зека» с многолетним вынужденным воздержанием 
от радостей жизни.

Может, киргизские автоматы как раз и попали в такие руки? В таком случае, кто 
инициатор, организатор и исполнитель этой невиданной прежде по масштабам и 
жестокости специальной операции? И кому это было выгодно? Хотя и схематично, 
просматриваются четыре потенциальных соучастника:

– нынешнее таджикское правительство: выводит из зоны операции МВД и КГБ и 
выпускает из тюрьмы «зеков»;

– россияне: отдают приказ 201-й дивизии не вмешиваться во «внутренние дела» 
таджиков;

– киргизское правительство: поставляет оружие;

– Узбекистан: вводит подразделение специального назначения.

Между прочим, через два года довелось познакомиться с командиром узбекской роты 
спецназа и получить дополнительные сведения о тех событиях. Он признался, что 
пролил море крови, но не был инициатором этой бойни, так как вошел в 
Таджикистан уже после начала войны для защиты тамошних этнических узбеков. 
Война началась с того, что неизвестные боевики захватили нескольких 
высокопоставленных членов таджикского правительства, грязно надругались над 
ними и в голом виде заставили подносить чай. Все это было заснято на видео. 
Кассеты растиражированы и разосланы по адресам. Родственники обесчещенных 
взялись за оружие. Месть их была ужасна. Было вырезано население почти целой 
области. Но я несколько забежал вперед.

А пока российские средства массовой информации обвиняют исламистов, Афганистан 
и Иран. Те в свою очередь намекают о "руке Москвы и Ташкента. Нет, ребята, 
здесь что-то не так! Нужно будет серьезно разбираться. И видимо пора собираться 
на войну. Я уже договорился с командиром миротворческого батальона, что пойду с 
ним в Таджикистан в качестве советника. Военный министр не возражал. На душе 
муторно. Еще не совсем понятно, с какой стороны подступиться к этой проблеме?




Глава 7. Спецрейс Душанбе-Бишкек


Всю ночь до утра мы писали отчетные документы о результатах нашей миссии, 
взбадривая себя кофе и нещадно дымя сигаретами.

Утром вручили документы начальству, позавтракали и отправились в аэропорт. 
Долго не могли вылететь из Душанбе из-за отсутствия горючего. Наконец, после 
нудных телефонных разговоров и клятвенных заверений о возмещении убытков, 
безбожно спекулируя именем российского Посла, удалось залить в баки ЯК-40 
последние капли керосина из неприкосновенного запаса, и мы взяли курс на Бишкек.
 Главы делегаций обособились возле пилотской кабины, а мы, технический персонал,
 в хвосте салона. Я всю дорогу веселил народ, безуспешно пытаясь доказать 
корреспонденту газеты «Республика», что в спейцрейс и вообще в состав миссии 
попал совершенно случайно, с «будуна».

В аэропорту «Манас» нас встречали флагами расцвечивания, военным оркестром и 
ротой почетного караула. Общественность размахивала цветами, толпилось 
телевидение. По красной ковровой дорожке навстречу спешил сам Президент Акар 
Акаев. Ого! Но как только Акаев увел Кулова, нас всех турнули с ковровой 
дорожки, а багровый от ярости распорядитель погнал подальше от 
правительственной стоянки наш маленький ЯК-40. Оказалось, что с минуты на 
минуту ожидали посадки авиалайнера с российским Президентом. Так что весь этот 
парад предназначался не для нас, а для Бориса Николаевича.




Глава 8. Провал официальной миротворческой миссии


На следующий день главы государств СНГ, собравшиеся в Бишкеке согласовали 
вопрос об отправке в Таджикистан киргизского миротворческого батальона. А еще 
через день Верховный Совет Киргизии большинством голосов аннулировал это 
решение. Родители солдат миротворцев утерли слезы и сняли свои пикеты возле 
Белого дома и воинских частей. Офицеры батальона вздохнули с облегчением, и 
вскоре собрались за столом, чтобы отметить «успех нашего безнадежного дела». Но 
я им несколько испортил настроение:

– Проблема Таджикистана не решена. Все худшее еще впереди, ребята. Все только 
еще начинается!




Глава 9. Информация к размышлению


Командир 201-й Российской дивизии в Таджикистане генерал-майор Ашуров:

– Прежде чем затевать такое дохлое дело, могли бы сначала посоветоваться со 
мной. Пожалуй, я лучше других владею ситуацией в Таджикистане. Ну ладно, коли 
решение о вводе ваших подразделений принято, приходите. Помогу чем могу. (На 
прощание он подарил нам две склейки бесценных топографических карт предстоящих 
районов действий).

Посол Турции в Кыргызстане:

– Как только я узнал о решении Кыргызстана о вводе своих войск в Таджикистан, я 
сильно переживал, всю ночь провел без сна. Поверьте моему опыту, все-таки я 
старше вас по возрасту, это очень опасно!

Бывший Посол США в Киргизии: (с ним в Душанбе встречался один из «гражданских» 
членов нашей миссии):

– Парни, вы действуете правильно! Только не берите всю ответственность на себя, 
заручитесь сначала гарантиями стран СНГ. Если это не получится, идите в 
Таджикистан под флагом ООН, я помогу вам.

Представитель Штаба Объединенных Вооруженных сил СНГ в Москве:

– В горном Бадахшане нарывает еще одна кризисная точка, которая может стать 
детонатором вооруженного конфликта в Ферганской долине и, возможно, в Синьцзяне.
 Поэтому ваше военное присутствие в Таджикистане необходимо в первую очередь 
для обеспечения безопасности южных рубежей Кыргызстана. В крайнем случае хотя 
бы приобретете опыт локализации вооруженных конфликтов.

Представитель киргизского МИДа:

– На днях мы получили странную шифротелеграмму российского МИДа, в которой 
содержится просьба обеспечить безопасность проводки транспортов с оружием в 
Таджикистан через территорию Киргизии. Почему они не могут для этих целей 
использовать возможности 201-й дивизии?

Представитель исламского движения в Москве:

– Я располагаю достоверной информацией о том, кто начал войну в Таджикистане: 
это демократы. Они начали действовать, заручившись поддержкой Горбачева. 
Пытались использовать в своих интересах религиозный фактор. Все это ради того, 
чтобы свалить коммунистов. Видимо, демократы сами не предполагали, что это 
приведет к гражданской войне.

Представитель органов безопасности Киргизии:

– Председатель ГКНБ Анарбек Бакаев пытается выяснить, с какой целью 
вице-президент Феликс Кулов вызвал тебя спецрейсом из Москвы и взял с собой в 
Таджикистан. (Ей-богу, Кулов здесь не при чем. Я сам к нему навязался).

Представитель российских погранвойск в Киргизии:

– Кази-Колон Таджикистана получил недавно от Иранского правительства крупную 
сумму денег в американских долларах. Афганцы перебросили на границу с 
Таджикистаном звено вертолетов на случай возможной эвакуации Кази-Колона. 
Вертолеты оснащены ракетами «Стингер». (Интересно, каким образом афганцы 
умудрились поставить «Стингеры» на вертолеты? И для чего, для воздушных боев с 
истребителями что ли? Не серьезно).




Глава 10. Неформалы


Как раз в эти дни в Бишкеке состоялась презентация новой общественной 
ассоциации «Национальное достоинство». Меня пригласили на совет учредителей и 
предложили должность вице-президента ассоциации. Поблагодарив за высокое 
доверие, я предложил ассоциации реализовать два мероприятия, имеющие для 
Кыргызстана жизненно важное значение: миротворческую операцию в Таджикистане и 
проведение в Оше международной конференции по безопасности в 
центрально-азиатском регионе.

Оба предложения были приняты единодушно. Имея столь солидную моральную, а 
главное, финансовую поддержку, я встретился с военным министром Уметалиевым. 
Внимательно выслушав, он попросил подготовить соответствующий документ для 
доклада Президенту Акаеву.

На следующий день я вручил ему несколько страниц рукописного текста с планом 
миротворческой операции под кодовым названием «Каныкей».




Глава 11. Миротворческая операция «Каныкей»


Тысячу лет назад юная таджикская принцесса с нежным именем Санни (Санирабийга) 
стала женой Великого киргизского хана Манаса. И было ей дано имя Каныкей, что 
означает «выданная за хана». Так что таджики приходятся нам, киргизам, 
родственниками по пра-прабабушкиной линии. Поэтому мы киргизы, в принципе имеем 
моральное право мирить их. Это право не дано ни казахам, ни узбекам. Тем более, 
что казахи, похоже, не очень-то и горят желанием ввязываться в эту разборку, а 
узбеков видеть не желают таджики. План операции «Каныкей» не был секретным, и 
его можно было даже опубликовать в прессе. О чем шла речь в этом документе? Как 
и в обычных стандартных планах были обозначены цели и задачи, силы и средства, 
тактика действий, ответственные лица и сроки исполнения.

Принципиальное различие между моим планом и подходом Феликса Кулова к 
миротворческой операции в Таджикистане заключалось в следующем:

1. Основная роль в операции отводилась не вооруженным силам, а миротворцам из 
«Красного креста» и других медицинских учреждений, МЧС, различным гуманитарным 
фондам, общественным организациям, духовным авторитетам и т. д.

2. Вооруженный отряд добровольцев должен был главным образом заниматься охраной 
миротворческой миссии и сопровождением гуманитарных грузов.

Численность вооруженных добровольцев на начальном этапе должна была составлять 
40 человек на 8 бронетранспортерах, вместо 350 военнослужащих, как 
планировалось Куловым. Тем более, никто не мог толком ответить, сколько всего 
войск необходимо для миротворческой операции. Опыт Афганистана показал, что для 
полного контроля ситуации в воюющей стране недостаточно даже 100-тысячного 
контингента, оснащенного авиацией и оперативно-тактическими ракетами.

Организовав регулярную смену бойцов по скользящему графику например, через 
каждый месяц, с последующим отдыхом и психо-физиологической реабилитацией в 
санаторных условиях, можно было поддерживать высокий моральный дух отряда. 
Постоянно действующий штаб миротворческой операции в городе Оше и сеть опорных 
баз и пунктов управления в Таджикистане, например в расположении нейтральных 
подразделений российской 201 дивизии, позволял бы гибко реагировать на 
изменения оперативной ситуации с высоким коэффициентом полезного действия.

3. Сроки задействования миротворческих сил также никем серьезно не 
прорабатывались. Если же вернуться к афганскому опыту, война там для нас 
затянулась на 9 лет, и ей до сих пор не видно конца. Было бы наивно 
рассчитывать умиротворить таджиков в ближайшие месяцы и даже годы. Тем более, 
что десятки тысяч жаждущих мести беженцев оказались на сопредельной территории, 
убежденных в том, что имеют законное право вернуться обратно домой с оружием в 
руках. На той стороне оказались бывшие офицеры Советской Армии, органов КГБ и 
МВД, со многими из которых мы связаны узами боевого братства по Афгану, в чьих 
профессиональных качествах сомневаться не приходится. К тому же не следует 
забывать, что в Афганистане проживает от 3 до 5 миллионов таджиков, а это уже 
неисчерпаемый источник пополнения вооруженных отрядов оппозиции. Решение 
закрыть таджико-афганскую границу войсками СНГ может привести к 
противоположному результату. Это может быть расценено таджиками как ущемление 
их национального достоинства и стать мощным мобилизующим фактором для 
объявления «джихада» против «неверных и отступников».

Граница может превратиться в классическую линию фронта со всеми вытекающими 
последствиями. Хотя для боевиков таджикской оппозиции не составляет большого 
труда просочиться в Ферганскую долину через «прозрачные» границы других стран 
СНГ. Война будет приобретать все более изощренные формы и вконец разорит и без 
того скудные ресурсы молодых средне-азиатских государств. Не исключено, что 
рано или поздно, таджики объединятся в одно государство, и тогда какие 
отношения сложатся между нами?

4. Правовой основой для работы миротворческой миссии могут стать как 
нормативные акты ООН, так и законы «Шариата».

5. Для прекращения военных действий, возможно понадобится выкупать у населения 
оружие с немедленным и публичным его уничтожением. Придется выплачивать «Кун» 
за каждого убитого таджика, чтобы предотвратить кровную месть. А это потребует 
громадных финансовых средств. Не говоря уж о затратах на восстановление 
разрушенной инфраструктуры. За правильным расходованием средств и 
распределением гуманитарной помощи должны будут следить представители 
гуманитарных фондов и независимые наблюдатели из сопредельных государств, в том 
числе из Афганистана, Ирана, Пакистана, Китая. Для обеспечения безопасности 
властных структур на местах понадобится либо придавать им небольшие полицейские 
силы из состава миротворческого отряда, либо формировать дружины из местных 
жителей.

6. Привлечение к миротворческой миссии представителей всех сопредельных 
государств укрепило бы меры доверия между ними, и даже возможно в будущем 
создало несколько иной расклад политических сил в регионе, ослабив влияние 
некоторых сверхдержав.

7. Приток крупных финансовых средств и материальных ресурсов в регион позволил 
бы создать новые рабочие места. Подтолкнул бы к реконструкции и постоянной 
эксплуатации стратегической автомобильной дороги между Ферганской долиной и 
долиной реки Инд и таким образом, вывел бы Среднюю Азию к Индийскому океану.

8. Международная конференция по безопасности Центрально-Азиатского региона, 
которую предполагалось провести в Оше силами киргизских неформальных лидеров, 
должна была выработать стратегию и тактику этой миротворческой миссии, 
определить состав участников и порядок финансирования операции.

Планировалось построить работу конференции в трех секциях:

– в первой: политики, видные общественные деятели, и духовенство;

– во второй: военные и представители спецслужб;

– в третьей: бизнесмены (ну и естественно «братва», куда ж без нее? Тем более в 
Оше, в центре наркоторговли?).

Таким образом, в случае успеха, Кыргызстан руками общественных организаций 
сумел бы приобрести позиции и авторитет среди противоборствующих таджикских 
группировок. Официальная власть при этом формально сохраняла бы нейтралитет и 
невмешательство во внутренние дела Таджикистана.




Глава 12. Беседа с военным министром


На очередной встрече с военным министром я высказал идею, что должен лично 
возглавить вооруженный отряд добровольцев для действий в Таджикистане.

Уметалиев интересуется правовой основой задействования иррегулярных 
военизированных формирований за рубежом. Увы, таких законов не существует.

Объясняю, что наши миротворческие инициативы в Таджикистане уникальны и не 
имеют мировых аналогов. Это не тайная операция, скорее наоборот. Когда горит 
дом соседа и пожар грозит перекинуться на твою крышу, хватай ведро и беги на 
помощь. В конце концов, ссылаюсь на практику российских и украинских казаков: 
они действуют во всех горячих точках и ни одно правительство не несет за них 
ответственности. Почему бы и нам не перенять их опыт?

Министр замечает, что не может доверить оружие и боевую технику гражданскому 
лицу, и предлагает официально поступить на службу в Вооруженные Силы 
Кыргызстана.

– Но ведь в таком случае, если, не дай бог, произойдет какой-нибудь инцидент с 
применением оружия, мы можем нечаянно втянуть Киргизию в военный конфликт! 
Разумеется, если Родина прикажет, я готов одеть погоны. Но стоит ли?

Обстоятельно разбираем и другие проблемы, связанные с принципами комплектования 
отряда, материально-технического обеспечения, выплаты денежного довольствия и 
даже ритуальных услуг и страховки в случае гибели бойцов. 
(Контрразведывательное обеспечение отряда – отдельная тема).

– Чтобы противоборствующие группировки случайно не атаковали нас, нужно под 
роспись раздать им всем фотографии с нашими отличительными знаками и бортовыми 
номерами. Раскрасить всю технику в четко различимую полосатую черно-белую 
«зебру». Ночью ездить с проблесковыми фонарями. Всем бойцам носить белые 
калпаки. Одеть бронежилеты «Корунд». Наш принцип: "Мы – миротворцы. Нас не 
трогать! Если кто тронет – тот, значит, бандит. Сразу врежем из «Шмелей»!

– Мы уже думали о калпаках. Но они оказались по цене слишком дорогими. Да и 
пачкаются быстро. Поэтому решили пошить береты серого цвета.

Тут настала пора удивиться мне:

– А Вам-то какая забота беспокоиться о ценах? Все расходы должны оплачиваться 
из специального фонда СНГ и ООН. Наоборот, за счет международного сообщества 
сумели бы подкормить местную калпачную промышленность.

Другая вводная: Допустим, приезжаем в один кишлак и узнаем, что там содержатся 
заложники. Пытаемся выкупить их за деньги или продукты. Не отдают, потому что в 
руках их противников находятся заложники из этого кишлака. Тогда снимаем 
бедолаг на видео, протоколируем их физическое состояние и едем в другой кишлак, 
отдаем кассету. Там происходит аналогичная процедура видеосъемок. Возвращаемся 
обратно. Горе тем, кто в порыве слепой ярости изувечил заложника. С его 
родственником сделают то же самое! Затем осуществляем их обмен. Может случиться,
 что в плену окажутся люди, нуждающиеся в срочной квалифицированной медицинской 
помощи. Значит, нужно быть готовым к тому, что вместо них придется на время 
оставлять в заложниках кого-нибудь из членов миротворческой миссии.

Идеальный вариант – оборудовать какой-нибудь санаторий под специальную «зону» 
для содержания в нормальных условиях заложников с обеих сторон. Там по крайней 
мере над ними никто не будет измываться. А осуществлять из обмен под строгим 
контролем представителей противоборствующих сторон (впоследствии некоторые 
сказали: «Бек совсем рехнулся: собирается строить для таджиков концлагерь»).

Откровенно говоря, министра больше занимала проблема укрепления южных рубежей 
республики, примыкающих к Таджикистану. С этой целью киргизское Министерство 
обороны в то время прорабатывало несколько идей: от вариантов развертывания 
вдоль границы дополнительных армейских подразделений, до передачи ошской 
мотострелковой бригады в подчинение Штабу Объединенных Вооруженных сил СНГ. 
Город Ош, располагающий аэродромом стратегического назначения, железной дорогой 
и другими развитыми коммуникационными системами, идеально соответствовал 
требованиям, предъявляемым для основной базы международных миротворческих сил. 
Здесь можно было не только разместить подразделения миротворцев и складировать 
тысячи тонн гуманитарных грузов, но и принимать поток беженцев из зоны боевых 
действий, а также открыть специальные банковские счета для поступления денежных 
средств из-за рубежа.

Передо мной стояли более узкие задачи: нужно было определиться с принципом 
подбора кадров для добровольческого отряда. Нужны опытные водители БТР, 
связисты, саперы, снайпера, а все сведения такого рода хранятся в военкоматах. 
Кроме того нужно провести рекогносцировку будущих баз и учебных полигонов на 
юге Киргизии. Оценить потенциальные возможности ошских бизнесменов из 
ассоциации «Национальное достоинство».

С министром договорились о том, что мне необходимо побывать в Оше, а по 
возвращении из командировки полечу на рекогносцировку в Душанбе. Вице-президент 
Феликс Кулов одобрил наше решение.




Глава 13. Ошские встречи



Я провел в Оше несколько дней, насыщенных интересными встречами. Прослышав о 
наборе добровольцев, приходили не только частные лица, но и представители 
различных неформальных группировок со своими проблемами и заботами, которые не 
имели прямого отношения к событиям в Таджикистане. Впоследствии я долго и 
безуспешно пытался проанализировать и систематизировать огромный массив 
информации, добытый официальным, а иногда и не совсем официальным путем. Но 
вскоре понял, что это бесплодная затея. Поэтому решил просто изложить некоторые 
факты на суд читателя. Народ у нас грамотный, разберется сам.

Лидеры Алайской группировки:

– По имеющимся у нас сведениям, узбеки вооружаются, чтобы отомстить нам за 
ошские события 1990-го. У нас мало оружия, поскольку милиция в свое время 
изъяла все нарезные стволы. Допустим, что оружие мы найдем. Но нужно еще 
обучить наших ребят. Могли бы Вы, Бек-Аба, взяться за это дело?

– Вообще-то о безопасности своих граждан должны думать лидеры государства. 
Именно для этого в их распоряжении армия, органы безопасности и МВД.

– Мы не можем полностью надеяться на них. Потому что в случае войны, даже если 
будут задействованы силовые структуры, они могут опоздать на несколько часов. 
За это время узбеки успеют вырезать многих наших.

– Ну, что ж, обучить группу боевиков можно за довольно короткий срок. Однако, 
давайте попробуем подойти к этой проблеме несколько иначе. Представьте себе, 
что киргизы начали интенсивно готовиться к войне. Узбекам об этом станет 
известно довольно быстро. Они тоже будут вооружаться. Через некоторое время 
насыщенность оружием достигнет критической массы и стволы неизбежно «заговорят»,
 ибо дураков хватает с обеих сторон. Начнется война. Кому это будет выгодно? 
Поэтому возникает противоречивая ситуация: вроде бы и нужно вооружать киргизов, 
однако желательно, чтобы на руках оружия было бы поменьше и, чтобы оно не 
попадало к бандитам и безответственным лицам. В таком случае, какое соотношение 
стволов можно считать оптимальным для паритета сил: 1:1, 1:10, или 1:100?

Ребята задумались.

– Однако, думаю, есть иное решение. Что вы скажете, если я выдвину идею, что 
киргизам автоматы в принципе не очень нужны?

– Кажется, мы догадываемся о чем речь: например, в случае войны, взорвать 
плотины водохранилищ. Мы об этом уже думали в 1990 году. Только тюбетейки и 
всплывут!

– Ни хрена вы, ребята, не догадываетесь. Потому что в таком случае вместе с 
тюбетейками узбеков поплывут и калпаки почти двухсот тысяч киргизов Ферганской 
долины. О них вы подумали? Это во-первых. А во-вторых, мировое сообщество 
никогда не простит нам такого варварского поступка. Столб воды Токтогульского 
водохранилища, высотой почти 150 метров, оставит на месте Ферганской долины 
глубокий каньон. Выплеснет Арал в Каспийское море. Киргизы на века станут 
изгоями в планетарном масштабе. Нас проклянут наши потомки. Так что с 
политической точки зрения целесообразнее потерять в бою часть населения и 
оказаться в роли пострадавшей стороны, чем победить с такими печальными 
последствиями. В конце концов, «экологическое оружие» тоже можно использовать с 
умом. Зачем разрушать плотину Токтогульского водохранилища, когда можно 
грамотно регулировать поток воды? Например, можно вызвать засуху в 
весенне-летний вегетационный период и организовать управляемые наводнения и 
селевые потоки зимой? Но это все не то. Скажите, джигиты, сколько всадников вы 
можете выставить в день «Икс»?

– Мы, алайцы, в состоянии выставить три тысячи всадников за полдня. Только 
оружия у нас маловато.

– Оружия пока не нужно. Допустим, киргизы всей Ошской области способны 
мобилизовать пять тысяч конных. Это тысяча групп по пять человек. Если каждой 
группе дать по миномету (без плиты и треноги) с боекомплектом 90 мин? 
Представьте себе хотя бы одну тысячу кочующих минометов: они же в состоянии 
спалить все кишлаки Ферганской долины!

– А где мы возьмем минометы?

– Можно нарезать из водопроводных труб. А боеприпасов у нас хватит на сто лет. 
Готовясь к войне с Китаем, Советская Армия этим добром запаслась с лихвой. 
Лучше давайте сразу договоримся с узбеками о мирном сосуществовании. Ведь в 
случае войны победителей не будет. Это должно быть всем ясно, а потому особых 
секретов ни от кого делать не следует.

– Интересно, а сколько минометов нам понадобится, случись война с Китаем?

– Примерно десять тысяч.

– ?!

– Каждому чабану заранее надо дать по две трубы, потому что один миномет он 
обязательно где-нибудь потеряет. Перед началом войны достаточно будет забросить 
ему грузовик боеприпасов. Тогда ему сам черт не брат! Так что каждый чабан для 
нас является стратегической единицей. В конце-концов он в состоянии прокормить 
в течение месяца блуждающий батальон!

– Это конечно интересно. Но что делать сейчас, когда нет угрозы Китайского 
военного вторжения? Ведь после ошских событий у них отобрали даже ружья 16-го 
калибра!

– Говорят казахи разрешили своим чабанам иметь в хозяйстве нарезные стволы. 
Почему бы и вам самим не пролоббировать этот вопрос в Правительстве?

Азиатский беспроволочный телеграф «узун кулак» разнес по городу слух о том, что 
приехал какой-то Бек из Москвы, с которым киргизы шепчутся о военных делах. 
Вскоре ко мне в гостиницу пришли узбекские неформалы.




Узбекские неформалы


– Бек-Ака, мы слышали, что Вы, якобы, готовите войну против нас, хотели бы 
разобраться в чем дело.

– Нет, братья, войну мы не готовим. Поскольку кроме вреда от такой войны ни нам,
 киргизам, ни вам, узбекам, не будет. Я приехал, чтобы подготовить 
миротворческую операцию в Таджикистане под кодовым названием «Каныкей». Если бы 
мы планировали военную операцию, то скорее всего приняли другое название. 
Например «Манас-Ата». Вообще-то мы стараемся без нужды лишний раз не упоминать 
священное имя Великого предка. А «Каныкей» – имя нашей Великой праматери, это 
символ мудрости, милосердия и чистоты помыслов. Разве достойно с именем своей 
матери на устах затевать какие-то грязные дела? И, скорее всего, пойдем мы в 
Таджикистан не под боевыми красными знаменами, а под стягами другого цвета. 
Разумеется непременно будут и зеленые, священные для всех мусульман. Хорошо бы 
к международному празднованию тысячелетнего юбилея хана Манаса завершить эту 
миротворческую операцию. И справили бы мы тогда великую тризну – «Аш» по душам 
всех невинно убиенных в последних войнах, и, возможно, заставили бы наших 
неразумных политиков поклясться на Коране никогда не поднимать меча на братьев 
своих.

– Тогда почему в свой отряд Вы набираете исключительно киргизов? Мы, узбеки, 
тоже хотим принять участие в миротворческой операции, и готовы предоставить 
своих людей и вложить сколько нужно денег.

– Спасибо, джигиты, мы принимаем ваши предложения. Однако, в первом отряде, 
численностью 40 человек, будут только киргизы. Через месяц с начала операции во 
второй отряд мы готовы принять десять узбеков (два экипажа БТР) со своими 
отличительными символами и знаменами. Готовы принять в отряд кроме вас казахов, 
туркмен, русских. Возможно, афганцев, иранцев, пакистанцев, китайцев. Лишь бы 
была добрая воля и искреннее стремление к миру.

– Хоп, Бек-Ака, мы согласны. Джигиты у нас что надо! Это все сволочи-политики 
нас натравливают друг на друга.

– А для начала давайте договоримся о регулярных встречах, чтобы в корне 
исключить возможные недоразумея на национальной почве.

Пожали друг другу руки. Тут взял слово до сих пор молчавший ошский неформал 
Араппай-ака. Его уважают не только киргизы, но и узбеки за активное участие в 
замирении киргизов и узбеков в 1990-м. Араппай-ака выразил готовность в 
ближайшие дни организовать торжественную встречу киргизских и узбекских 
неформалов в одном из ошских ресторанов. Узбеки тут же пригласили в следующем 
месяце нанести ответный визит в Андижан. И процесс пошел! Между прочим, до сих 
пор стороны честно соблюдают свои обязательства. «Народная дипломатия» 
оказалась эффективной. Серьезных инцидентов на межэтнической почве слава Аллаху,
 пока не возникало. Однако ситуация вышла из под контроля спецслужб. Власти 
забили тревогу.




Ошские неформалы


– Бек-Аба, распространяются слухи, что Вы работаете на русских, на Российскую 
разведку.

– Это для меня не новость. Между прочим, в Москве меня считают киргизским 
шпионом. Я прежде служил в советской разведке. В феврале 1992 года перевелся в 
ГКНБ Киргизии именно потому, что не захотел оставаться в российской после 
распада СССР. Через два месяца уволился вчистую, потому что не сошлись 
характерами с нынешними руководителями ГКНБ. А что касается темы о моей 
«шпионской» деятельности, эта провокация, рассчитанная для дураков. Потому что 
у киргизских чекистов нет и не может быть никаких секретов от российских и 
американских спецслужб. Половина сотрудников ГКНБ – русские. Секретная 
телефонная связь КГБ, существовавшая на всей территории СССР, до сих пор 
контролируется российскими спецслужбами.

С американцами получился сплошной анекдот: здание их Посольства, вы сами знаете,
 разместилось в ста метрах от ГКНБ, к тому же, как раз над кабельным колодцем 
правительственной связи. Компьютерная сеть ГКНБ не защищена. Так что ЦРУ уже 
давным-давно переписала интересующие их сведения и прослушивает все секретные 
телефонные разговоры между «Белым домом», ГКНБ и МВД. Единственная в республике 
защищенная компьютерная система имеется в МВД, и то благодаря Феликсу Кулову. 
Его, между прочим, в свое время обвинили за трату средств на это.

– Знаете ли Вы, что по ошскому делу 1990 года уже расстреляны несколько 
киргизов. Смертная казнь ожидает еще двоих. Между прочим, узбеки никого не 
казнили из числа тех, кто был повинен в ферганской резне турков. Почему наше 
правительство поступает неразумно? Ведь это не заурядное уголовное преступление.
 Мы организовали сбор денег и немного поддержали их семьи.

– Согласен, никого расстреливать не следовало. Однако, будь моя воля, я бы 
отправил за решетку раз в десять больше джигитов, чем сидят в «зоне» в 
настоящее время.

Лица моих собеседников вытянулись в недоумении. Я объяснил в чем суть идеи: 
любой ущерб пострадавшим, в том числе и семьям погибших, желательно оценивать в 
денежном выражении, пусть не покажется это кощунственным. Например, если 
грохнется авиалайнер, за погибших пассажиров положена крупная страховка. 
Применяя этот же принцип, если кто-то убил человека – корми его семью. Спалил 
дом – построй новое жилище. Как это реализовать на практике? Соответствующие 
органы могли бы скрупулезно подсчитав нанесенный ущерб, сразу же выплатить 
пострадавшим положенную сумму из государственной казны (а это может составлять 
многие миллионы рублей). Компенсация государственных затрат с виновного – уже 
вторая часть проблемы. Можно, скажем, посадить преступника на цепь, и пусть он 
долбит кайлом мрамор. При этом оговаривать не сроки заключения, а устанавливать 
объем предстоящей работы. Может оказаться так, что для выполнения работы ему 
понадобится 100 лет. Родственники, разумеется, могут собрать деньги и выкупить 
каторжанина, либо скостить ему срок. И тогда в «зоне» останется одна беднота и 
безродные…

– Но это же не справедливо! – возмутились ошане.

– Именно это я и хотел услышать от вас, – расхохотался я, – раз вы считаете их 
не преступниками, а героями, как бы вы поступили?

– Мы могли бы начать сбор пожертвований. Даже организвали добровольный труд 
рядом с ними.

– Согласен. Таким образом, общественность за короткий промежуток времени могла 
бы выкупить этих бедолаг. И этим мы сразу решили бы три проблемы:

Первое. Потерпевшие семьи получают крупную компенсацию (Иначе какая им польза 
от того, что виновный сидит в тюрьме?).

Второе. Государственная казна не несет убытков.

Третье. Общественные организации получают мощный мобилизующий фактор, столь 
необходимый для сплочения нации в смутное время. Впрочем, не обязательно 
«зекам» долбить камень. Можно, например, направлять их для выращивания 
сельхозпродуктов, или посадки лесов. Конкретно это должно зависеть от состояния 
их здоровья и физических возможностей.

Между прочим, еще в 1991 году на эту тему я беседовал в одной из «зон» Киргизии 
с осужденными за хозяйственные преступления. Они обещали поставить золотой 
памятник тому, кто сумеет протолкнуть эту идею в правительстве.

– А Вы, Бек-Аба, однако голова!

– Ну, что вы, идея принадлежит не мне. Такая практика существовала во многих 
государствах на протяжении тысячелетий.




Джалал-Абадские неформалы


– В горном Бадахшане сложилась тяжелая обстановка. Боевики таджикской оппозиции 
начали грабить мирное население. Бадахшанские киргизы обратились за помощью в 
ошский областной совет и в правительство Кыргызстана. С помощью местных 
бизнесменов нам удалось отправить к ним колонну с гуманитарной помощью. Однако 
этого оказалось недостаточно. Руководство Горного Бадахшана объявило 
суверенитет. Сейчас они просят оказать помощь оружием. Как нам поступить?

– Похоже, сложилась тупиковая ситуация. Признать их суверенитет, или тем более, 
включить в состав Киргизии часть Горного Бадахшана, практически означает 
объявление войны Таджикистану. Официальная помощь оружием тоже приведет к 
тяжелым последствиям. Неоказание помощи – еще хуже. И все же решение может и 
должно быть найдено. Думаю, что следует наладить с Бадахшаном 
торгово-экономические отношения. Нужно посылать не гуманитарную, безвозмездную 
помощь, а начать торговать с ними (пусть даже себе в убыток). Представьте себе 
такую картину: привозите в Бадахшан грузовик с мукой, договариваетесь там с 
надежным человеком и открываете дукан. За муку он должен рассчитаться с вами 
вяленой бараниной или дичью (тамошнее экологически чистое вяленое мясо ценится 
среди гурманов очень дорого). Чтобы охранять дукан ему можно официально вручить 
ствол. Разумеется не дробовик и не автомат Калашникова, а мосинскую трехлинейку 
(можно и с оптикой). Ну а если дуканщик без вашего ведома начнет вдруг менять 
муку на автоматы у тех же боевиков, кто ж его осудит? И вы тут при чем?




Другие…


На юге встречались и крайние радикалы, которых не устраивал нынешний киргизский 
Президент. Эти ребята не исключали вариант насильственного свержения нынешней 
власти. Я охладил их воинственный пыл:

– Допустим, что кресло Президента завтра займет угодный вам человек. Допустим, 
что он окажется лучше нынешнего. Но мы подадим плохой пример для других 
претендентов на власть. В отношении вашего ставленника они тоже получат 
моральное право применить силу. Поскольку за каждым из них стоят определенные 
партии или родоплеменные объединения, начнется гражданская война. Неужели нас 
ничему не учит печальный опыт Азербайджана, Грузии и соседнего Таджикистана? 
Между прочим, по некоторым сведениям, в следующем 1993 году Кыргызстан может 
постигнуть участь Таджикистана. Ну уж нет, ребята, этого допустить никак нельзя.
 А потому давайте уважать себя и свое молодое государство киргизов. Может 
кому-то не нравится нынешнее Руководство. Но оно было законно избрано. Так что 
будем работать не на Акаева, а на Президента!




Глава 14. Небольшое отступление от темы…


По возвращении из командировки я обстоятельно доложил о результатах поездки 
военному министру. О тревожных процессах, происходящих среди южан и в 
сопредельном Бадахшане был проинформирован Вице-президент.

Дело принимало нешуточные обороты: я собирался гасить очаг пожара в 
Таджикистане, а оказалось, назревают не менее опасные события в Киргизии. В 
последующие несколько месяцев пришлось изрядно помотаться по маршруту 
Бишкек-Ош-Алма-Ата-Москва. В результате встреч и бесед с различными слоями и 
категориями людей разных национальностей удалось получить объективную картину 
происходящего в Средней Азии, и в какой-то степени осуществить профилактику 
негативных тенденций. Практически везде я находил понимание и поддержку. Везде, 
но только не в родных органах безопасности! Впрочем, ребят тоже можно понять. В 
их представлении не может одиночка закручивать столь сложные комбинации. 
Пытаясь вычислить на какую разведку я работаю, они проделали колоссальную 
работу и собрали уйму взаимоисключающей информации, в которой в конце концов 
окончательно запутались. Хочу раскрыть один тактический секрет: просто я ни от 
кого не скрывал своих планов и намерений и работал на опережение. Этот прием 
очень похож на виндсерфинг. Есть такой вид спорта, когда человек скользит на 
доске по гребню волны. Чем выше волна, тем стремительней полет. Каюсь, позволял 
себе иногда похохмить.




Глава 15. Информация к размышлению


Представитель русской общины в Бишкеке, сотрудник силового министерства:

– Бек, прошу тебя, уйми своих киргизов. Они совсем обнаглели. Мы загнаны в угол,
 поскольку в России нас не ждут. Поэтому мы готовы драться. Оружие у нас есть. 
В конце концов я родился в Киргизии, здесь могилы моих предков. С какой стати я 
должен куда-то уезжать? Если притеснения русских не прекратятся, все может 
кончится печально. Неужели у нас не хватит ума, скажем, спровоцировать войну 
между киргизами и узбеками?

«Русскоязычная» жительница Бишкека:

– В городе распространяются слухи о том, что киргизы готовят новую волну 
выступлений против русских. Многие спешно продают свои квартиры и уезжают в 
Россию. Куда мне бежать? Я боюсь за детей…

Я встретился по этому вопросу с руководством ассоциации «Национальное 
достоинство». Ребята удивились:

– В 1991-м году был грех, многие из нас выступали с националистическими 
лозунгами. Тогда это было оправдано. Ныне это исключено. Никто без нашего 
ведома не в состоянии организовать какие-либо крупные общественно-политические 
акции.

Мы разобрались с этой странной, второй по счету волной массового оттока русских 
из республики. И выяснилась удивительная картина:

Некая фирма, напугав русских грядущими притеснениями, начала по дешевке скупать 
квартиры желающих уехать.

– Ага, все понятно! За этим стоит коммерческий интерес! – подумали мы сперва, и 
решили проверить кому и за сколько они проданы. Оказалось, что квартиры 
покупают… русские (!), приезжающие из России. Причем за те же цены, а иногда 
даже дешевле их стоимости! Что за чертовщина? Все стало ясно, когда увидели 
характерные профили некоторых приезжих «Ивановых», «Петровых» и «Сидоровых». 
Впрочем, киргизские бизнесмены быстро перехватили инициативу и начали 
перепродавать квартиры китайцам. С китайцами потом был крупный скандал.

Сергей, майор милиции. Русский. Сотрудник одного из Московских ОВД:

– Я продал квартиру в Бишкеке и купил в Подмосковье. В Москве работаю уже два 
года. Самое поразительное – на работе меня обзывают… киргизом! Видимо потому, 
что кто-то из местных метит на мою должность. Обстановка сложилась невыносимая. 
Собираюсь уехать обратно в Киргизию.

Бишкекский рэкетир:

– На днях в Бишкеке состоялась региональная сходка воров в «законе». «Паханом» 
Бишкека они выдвинули русского. Мы решили: во-первых, хозяином Бишкека никогда 
вор не будет, поскольку в национальном лексиконе вором называют самого 
недостойного. Во-вторых это должен быть киргиз, из наших, «спортсменов».

Начальник военной контрразведки ГКНБ:

– Эркебек, помоги выйти на каналы торговцев оружием. Об этом просят узбекские 
коллеги. Дело в том, что в Фергане обнаружилась крупная недостача оружия на 
фронтовых (!) складах.

– На юге мне предлагали купить одну боевую машину пехоты, четыре ПТУРСа и 
грузовик гранатометов «Муха». Правда «Мухами» вроде торговали кавказцы. Про 
автоматы не говорю, их можно приобрести в любом количестве. Я переговорю с 
ребятами. Думаю, что они пойдут на контакт с Вами, если поможете вытащить из 
тюрьмы одного их человека.

Я свел их.

Алайский бизнесмен:

– У меня проблемы: месяц назад на меня было совершено покушение. Киллер трижды 
выстрелил из пистолета и промахнулся. Стрелял киргиз, бывший «афганец», за 10 
штук баксов. Он сирота, дома осталась старушка-мать. Сейчас киллер-неудачник 
скрывается на Украине. За ним охотятся люди заказчика с требованием вернуть 
деньги. Заказчик – узбек. Я по натуре своей миролюбивый человек и не хочу его 
смерти, но если не отомщу, меня не поймут. Что делать – не знаю.

– Думаю, что надо переговорить с узбекскими «братками». Видимо будет 
справедливо, если и ты выстрелишь в заказчика три раза. Пригласим на всякий 
случай муллу и «Скорую помощь». В присутствии всех заинтересованных сторон 
поставим виновного к стенке и по команде он, значит, начнет скакать зайцем, а 
ты – шмалять в него из «Макарова».

– Я никогда не держал в руках пистолета.

– Тем более, обязательно попадешь.

– Я согласен выстрелить всего один раз, и то в воздух. Зато честь моя будет 
сохранена, и еще… очень хочется, чтобы он побывал в моей шкуре…

– Скажи честно, видимо, неспроста он заплатил такую крупную сумму?

– Разумеется. Но зачем сразу подсылать киллера?

Лидер турецкой общины в Алма-Ате:

– Идея проведения в Оше международной конференции по безопасности 
Центрально-Азиатского региона для нас имеет особый смысл. Поэтому мы обязаны 
принять в ней участие. Если нужно, вложим свои средства. Я лично приеду на 
конференцию, где бы ни находился в этот момент. (В настоящее время он проживает 
в Турции).

Были также интересные встречи с представителями семиреченского казачества в 
Алма-Ате и с лидерами казахской оппозиционной группировки «Желтоксан». Они 
почему-то во всех бедах склонны были узревать козни международных массонских 
лож. Оставим их высказывания без комментариев.




Глава 16. Представитель ГКНБ:


– Узбекские спецслужбы приняли решение о твоей физической ликвидации. Поэтому 
больше не следует появляться в Таджикистане, да и в Ошской области не безопасно.
 (Ого! Что я им плохого сделал? Хотя, возможно, узбеки тут совершенно ни при 
чем. Кому-то не хочется, чтобы я участвовал в этой игре, пугают.).

Интересно, что думают о нас за пределами Азии?




Глава 17. Информация к размышлению



Владимир Жириновский


Я был приглашен Владимиром Жириновским в качестве почетного гостя V съезда ЛДПР.
 Жириновский по-человечески мне понравился. К его резким высказываниям в адрес 
нас, азиатов, видимо нужно относиться с пониманием: По крайней мере он первым 
из российских лидеров открыто заступился за русских, проживающих в странах СНГ. 
Интересно, как бы мы сами поступили, если бы в России обижали наших земляков?

Нет, дорогие мои земляки, пора кончать эти никчемные игры. Они до добра не 
доведут. Если хочешь, чтобы тебя уважали, научись сначала уважать национальное 
достоинство других. Жириновский не так прост, как кажется. В его партии 500 
человек получают оклады и среди них есть даже татары. На него работает десяток 
академиков. Его советник по геополитике – генерал-лейтенант военной разведки, 
бывший резидент ГРУ в Германии. Так что дураков не держит. Карьеристы и 
засланные в партию агенты, правда, имеются. Но от них он избавляется беспощадно.
 Он сказал нам:

– Мужики, если поможете мне стать Президентом, всех отставных офицеров наделю 
имениями.

Президент одной из крупнейшийх Российских финансово-промышленных групп:

– Наша основная политическая цель – реорганизация российской экономики в 
интересах России. Нас не устраивает нынешнее российское правительство, 
проводящее прозападную политику. Поэтому мы намерены, используя финансовые 
рычаги, привести к власти в государстве настоящих патриотов. Мы могли бы 
вложить крупные финансовые средства и в экономику Киргизии, однако Ваше 
правительство в этом почему-то не заинтересовано. И потом у нас нет никаких 
гарантий, что сумеем вернуть деньги обратно. (Мне было предложено возглавить 
службу безопасности этой корпорации).

Юрист-международник, адвокат нескольких арабских фирм в Москве:

– Мягко говоря, неразумные действия киргизского правительства, ориентирующееся 
на еврейский капитал, подрывают престиж республики в арабском мире. А ведь 
арабы готовы были вложить громадные средства в экономику Кыргызстана. Что могут 
дать евреи? Вернее, что они захотят дать?

Юрист был удручен, когда Президент Акаев, посетив с официальным визитом Израиль,
 признал Иерусалим его столицей. Выяснилось, что эту мысль ему всю дорогу 
нашептывали советники Левитин и Карабаев, суливших несметные блага.

Бизнесмен из Западной Европы, киргиз, выходец из Афганистана:

– Я хотел бы вложить средства для оказания помощи своим соплеменникам из 
Афганского Бадахшана, однако все мои усилия натыкаются либо на стену 
непонимания, либо на прямое откровенное вымогательство со стороны киргизских 
чиновников.




Глава 18. Представитель киргизского «Белого дома»


– Почему-то твоей персоной весьма активно интересуется Эднан Карабаев, 
руководитель аппарата Президента (в настоящее время – посол в США). Он ведет 
сбор и подробный анализ информации о всех твоих действиях и контактах.

– Странно. Если бы мои действия представляли угрозу безопасности Кыргызстана – 
должен подключиться ГКНБ. Если считают, что опасность грозит самому Президенту 
– на то и существует подразделение его личной охраны, которое наделено 
полномочиями вести оперативную разработку подозреваемых лиц в полном объеме. 
Получается, что им не доверяют? Тогда на кого работает Карабаев?

Интересно, чем же я так переполошил родное киргизское Правительство? К 
сожалению я всегда оставался наивным идеалистом, считая, что высшие 
государственные посты в обязательном порядке должны занимать патриоты. Однако 
оказалось, что «большая политика» живет по своим законам.

– На закрытом совещании Аскар Акаев заявил о том, что располагает достоверной 
информацией о формировании на юге республики вооруженных отрядов.

Теперь понятно. Похоже, я вляпался. Видимо военный министр не поставил 
Президента в известность об операции «Каныкей». Кто-то из услужливых чиновников 
успел даже подсчитать общее количество мобилизованных киргизских боевиков: 25 
тысяч человек.

Одного не пойму, почему бы Президенту просто не пригласить меня «на ковер» и не 
поставить вопрос в лоб: «Чем ты, сынок, занимаешься?»

Тем более, как уже говорилось, я уже дважды беседовал с Акаевым с глазу на глаз 
по серьезным военным проблемам. Вместо этого мне на хвост упала «наружка». 
Конечно, пару дней я сильно нервничал: попробуй разберись, кто дышит тебе в 
затылок и взламывает дверь гостиницы: узбеки, таджики, или наркомафия? Слава 
Аллаху, оказались свои, из органов. Между прочим, ребята здорово рисковали, так 
как могли напороться на «сюрприз».




Глава 19. Беседа с Председателем ГКНБ


Я попросился на прием к Председателю ГКНБ и объяснил Анарбеку Бакаеву, что 
действую под флагом военного министра. Чтобы избежать возможных недоразумений в 
дальнейшем, выразил готовность работать под тройным контролем и попросил 
прикрепить ко мне по одному офицеру из ГКНБ, МВД и военного министерства. 
Проинформировал его о предстоящих встречах киргизских и узбекских неформалов и 
от имени ассоциации «Национальное достоинство» (этот вопрос был предварительно 
согласован с руководством ассоциации), официально пригласил на эти мероприятия 
оперативных сотрудников. Бакаев, в свою очередь, откровенно поделился 
проблемами обеспечения безопасности юга Киргизии. Для профилактики возможных 
конфликтов на межэтнической почве я предложил провести оригинальную 
психологическую операцию с участием группы экстрасенсов и ясновидящих, 
занимавшихся в ту пору лечебной практикой в бишкекском центре народной медицины 
под руководством доктора Нарбекова. С санкции Председателя ГКНБ из Москвы я 
срочно вызвал специалиста, много лет проработавшего в одной из самых 
засекреченных спецлабораторий КГБ СССР (я имею свидетельство об окончании 
курсов экстрасенсов, выданный этим человеком). Но Бакаев вдруг передумал:

– Я сам ученый, и в чертовщину не верю, – сказал он.

Зато сделал стойку руководитель аппарата Президента Эднан Карабаев:

– Это очень грозное оружие!

Впоследствии он принял в свой штат экстрасенса.




Глава 20. Постскриптум


Следует отметить, что не прошло и двух месяцев после описываемых событий, как 
«ушли» с должности военного министра Уметалиева. Перекрыли кислород некоторым 
членам ассоциации «Национальное достоинство». И раньше, чем в Российской 
Федерации, ликвидировали должность вице-президента Киргизской республики! А я, 
разумеется, попал под плотный колпак спецслужб.

Через два года я побывал на пресс-конференции, устроенной таджикской оппозицией 
в Москве, и рассказал о несостоявшейся миротворческой операции «Каныкей».

– А Вы не могли бы повторить свою попытку? – заинтересовалась оппозиция.

– Увы!




ЧАСТЬ 16. ВЕЛИКИЙ ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ


…Аллах разрешил торговлю и запретил рост.

    Коран. Сура 2.276




Глава 1. Наркотики





Контрабандисты


В начале мая 1995 года я побывал в Киргизии в качестве специального 
корреспондента журнала «Солдат удачи» и решил подготовить материал о 
контрабандном опиуме. Друзья познакомили с группой местных парней, имеющих 
выходы на соответствующие структуры. На следующий день в обусловленном месте 
меня уже ждали другие. Выслушав мою просьбу, старший заявил:

– Каждый грузовик, следующий по трассе Ош-Бишкек, везет опиум.

Я не поверил. В доказательство он остановил первый же «Камаз» с высокими 
бортами, доверху груженный какими-то тюками. Высунувшемуся из кабины водителю 
показал на меня пальцем:

– Этот человек – специальный корреспондент американского журнала, хочет 
посмотреть «черное зелье».

Водила оценивающе оглядел меня:

– Он хочет купить?

– Нет просто посмотреть.

Водитель сразу потерял интерес и заартачился:

– Не, я не буду разгружать весь кузов. Если купит-другое дело.

Старший махнул рукой:

– Ладно, проезжай! – затем повернулся ко мне– Ну что, убедился?

Потом несколько призадумался, шепнул что-то двум молодым парням. Те мгновенно 
испарились. Меня повезли на какую-то квартиру. Вскоре туда приехали ребята с 
полиэтиленовым пакетом. В нем оказался другой пакет. Развернули. В нос ударил 
давно забытый терпкий запах. Вкус, цвет, липучесть – все правильно: это опиум 
высокого качества. Килограмма полтора.

– Откуда зелье?

– Из Афганистана.

Они посетовали, что если бы их предпупредили заранее, подготовили бы улов 
повесомее.




Опиумная лихорадка


В 1970-м году под давлением международного сообщества Советский Союз прекратил 
производство опиума, потеряв на этом громадные суммы денег. Существовала 
договоренность выплачивать слабо развитым странам, отказавшимся от производства 
наркотиков, соответствующую денежную компенсацию. Советский Союз как передовое, 
развитое государство, от денег гордо отказался. В 1991 году суверенный 
Кыргызстан в поисках источников валюты принял решение возродить посадки 
опийного мака, чем вызвал переполох в мире. В Австралии были закуплены семена, 
в одном из хозяйств Чуйской области засеяно небольшое, строго охраняемое 
милицией поле для получения кондиционных семян. Наркомафиози всех стран 
ринулись в Иссык-Кульскую область скупать дома местных жителей. Было даже 
зафиксировано появление в республике представителей Колумбийской наркокартели.

В ту пору я интересовался исследованиями, связанными с поиском и обнаружением 
драгметаллов, взрывчатых веществ и наркотиков с использованием специально 
выдрессированных собак, электронных приборов типа «искусственный нос», 
тепловизоров и даже экстрасенсорных способностей человека. Как бы то ни было, 
международная общественность надавила на Киргизию, обещая всяческие блага, если 
только она подпишет обязательства не производить «черное зелье». Правда, 
никаких выгод Киргизия так и не увидела.

Несколько лет назад в Средней Азии прокатился бум возрождения «великого 
шелкового пути». «Великий шелковый путь» правильнее было бы назвать «великим 
опиумным». В древности шелк был безумно дорогим удовольствием, доступным лишь 
для царственных особ. А опиум был вполне доступен и для бедного крестьянина, и 
для воина. Им можно было склонить на свою сторону и государя, и военачальника, 
завербовать шпиона. Подозреваю, что и Марко Поло грешил контрабандой опиума. На 
«Великом пути» во все времена действовали разбойники, которым купцы платили 
дань. Иногда разбойнички совсем теряли совесть, и тогда торговцы, объединив 
свой капитал, обращались к услугам «авторитетов». Как знать, не они ли возвели 
на престол Чингиз-Хана и Тамерлана? Впоследствии «авторитеты» отблагодарили 
купцов, создав почтовую службу, построив караван-сараи выделяя им вооруженную 
охрану на опасных участках.

Сейчас постсоветские Среднеазиатские государства оказались отброшенными в 
средние века вследствие уничтожения союзной инфраструктуры. Но народ живуч, и в 
его памяти всплыли древние навыки: кто-то подался в купцы, а кто-то в 
разбойники. Как знать, а вдруг новоявленные гильдии купцов вырастят своего 
«Чингиз-Хана»?

…А пока я сидел в квартире новоявленных контрабандистов, пил с ними чай и 
нервно косился на дверь, ожидая, когда нагрянет группа захвата КНБ или МВД. 
Однако ребята оставались спокойны и рассказывали о том, что контролируют 
прохождение опиума через свою территорию и получают определенный процент с 
дохода. А потому мирно уживаются с соседними звеньями цепочки. Стоимость одного 
грамма опиума сегодня составляет в Оше один доллар, в Кара-Балте два, в Москве 
пять. Через час они ушли, забрав свой пакет. Один из них обернулся на прощание:

– Если в Москве тебе понадобится опиум – не стесняйся, привезем прямо на 
квартиру.

– Спасибо, ребята, этого как раз не нужно!




Министр Внутренних дел


На следующий день приехал в Бишкек и позвонил министру Внутренних дел 
генерал-майору Молдашеву, попросился на прием. С ним мы старые друзья-коллеги. 
Он когда-то преподавал на Ташкентских Высших курсах КГБ, готовил афганцев. 
Министр предупредил, что может уделить только пять минут.

В ответ на мои поздравления с новой должностью и генеральским званием, Мадалбек 
Молдашевич поморщился:

– Не поздравлять нужно, а соболезновать. Завидую тебе, ходишь, сам себе хозяин. 
Ладно, давай по существу: чего надо?

– Наркоту хочу.

– Вся наркота в Оше. Езжай туда, я предупрежу начальника УВД. Кстати, может 
найдешь покупателя на опиум? У меня его скопилось почти полторы тонны. Что с 
ним делать, ума не приложу.

– Бенедиктинский монастырь в Австрии ежегодно приобретает пятьдесят килограммов 
опиума для лекарственных целей.

– Этого мало.

– А почему бы самим в Киргизии не наладить производство лекарственных 
препаратов, например морфина? Давайте переговорю с доктором Нарбековым из 
республиканского Центра народной медицины?

Министр кивает:

– Контрабанда наркотиков из Афганистана возрастает. Причем не только опиума и 
гашиша, но и героина. Изымаем в лучшем случае десятую часть. Скажу откровенно, 
мы не в состоянии полностью перекрыть этот поток. Существует международная 
программа ООН по борьбе с наркобизнесом. Без их финансовой и технической 
поддержки мы ничего сделать не сможем. Кстати, вскоре в Бишкек приедут 
ООНовские специалисты. Если хочешь, похлопочу, чтобы и тебя включили в состав 
республиканской комиссии?

Я согласился. Выйдя из МВД, направил стопы в Центр народной медицины.




Доктор Нарбеков


С доктором Нарбековым я знаком еще с 1991-го года. Довелось даже некоторое 
время совместно поработать по оборонной тематике, к которой, к сожалению, кроме 
МВД никто не проявил интереса.

Доктор Нарбеков изложил свою точку зрения на проблему наркотиков.

– Опиум издревле применяется в лекарственных целях. Например является отличным 
средством при желудочно-кишечных расстройствах. Кроме того на Востоке его 
добавляют с состав многих мазей и кремов для лечения кожных болезней. Морфин и 
героин – прекрасные обезболивающие средства. Насчет гашиша затрудняюсь ответить.
 Однако их тоже можно использовать в хосписах, в заведениях для неизлечимых 
больных. Следует отметить, что в природе не существует абсолютно вредных, так 
же как и абсолютно полезных растений, продуктов жизнедеятельности животных и 
минералов. В малых дозах даже змеиный яд – лекарство.

Я сейчас занимаюсь производством лекарственных препаратов из мумие. Центр 
располагает техническими возможностями и кадрами квалифицированных специалистов 
по вытяжке некоторых компонентов из лекарственных растений. Остановлюсь на 
распространенном в Средней Азии сорняке – солодке. Я уже несколько лет в 
весенне-осенний период окуриваю помещения Центра дымом корня солодки. В 
результате никто из наших сотрудников не болеет гриппом. Механизм этого 
процесса еще не совсем ясен. Вряд ли дым солодки способен убивать вирус гриппа. 
Скорее всего он усиливает иммунную систему человека. Если небольшую дозу 
солодки добавлять в сигаретный табак, курение можно превратить из вредной 
привычки в полезную. Особенно в странах с влажным жарким климатом как Филиппины,
 родина гриппа.

Поработать с опиумом было бы интересно. Между прочим, еще в 1991-м году, когда 
было принято решение о выращивании лекарственного мака, я обращался в 
Правительство с предложением своих услуг.

На собственной шкуре…

Через неделю я возвратился в Москву. Статья о наркоте никак не получалась, ей 
не хватало концовки. Вставить статистические данные? Читать мораль, что 
употреблять наркоту нехорошо? Описать внешний вид и ломку наркоманов? Все это 
не то. Будет звучать фальшиво. Впрочем, о ломке. Вечером заглянули ко мне 
соседи, молодые супруги, стрельнуть сигарет. Курева у меня не было, однако я 
сказал, что у меня есть травка. Глаза их жадно блеснули. Я вытащил пакет с 
банным набором, состоящим из смеси лекарственных трав, приобретенный в Центре 
Нарбекова. Набил трубку. Прикурил и протянул им. Они жадно затянулись и… 
поплыли!

– Отличная травка! – с блаженной улыбкой протянул муж.

Я перепугался. Показал товарную этикетку и объяснил, что это никакая не наркота.
 Муж в истерике схватил меня за грудки:

– Зачем ты это сказал! Испортил весь кайф!

Сотрудники милиции рассказали, что в пищу собак, специализирующиеся на поиске 
наркотиков, добавляют зелье и превращают в наркоманов. Выводят на работу, когда 
у них начинается ломка. Бедные животные ведут себя совершенно как люди.

Не прошло и месяца, как возле своего дома меня порезала ножами в драке 
обкуренная молодежь, сделав пять дырок в теле и одну в руке. Спасибо хирургу 
Сергею Борисовичу, в лапы которого я вовремя попал. Медсестра всадила в бедро 
двойную дозу промедола, доктор штопал мне бока и спину, втыкал между ребер 
какие-то трубки. Я то ли под воздействием кайфа, то ли от острой потери крови 
уже узрел возле своего изголовья темный силуэт невообразимо доброй и 
всепрощающей матушки Смерти. Закуксившись, потянулся было к ней, но Серега 
бесцеремонно растормошил меня:

– Э, мужик, чего притих-то?

Я начал лепетать что-то о нежных объятиях Смерти. Он хмыкнул:

– Подержись лучше за прекрасные ножки медсестры!

И когда я разлепил глаза и полез окровавленной пятерней под ее белоснежный 
подол, и схлопотал по руке звучный шлепок, Серега довольно загоготал:

– Жить будешь!

А я подумал, что очередная командировка завершилась довольно эффектно: на 
собственной шкуре я испытал результаты воздействия наркоты-убийцы и 
наркотика-лекарства.




Глава 2. Золотой бешбармак 





Вызов в Бишкек


В августе 1995 года мне позвонил старый друг из Киргизии и попросил срочно 
прилететь в Бишкек. Я заартачился:

– У меня нет денег на дорогу.

– О, Аллах! Какие могут быть разговоры о деньгах, когда с тобой желает 
познакомиться самый главный золотодобытчик. Так что одолжи у кого-нибудь на 
дорогу и дуй сюда! Командировочные расходы тебе оплатят.

Я продолжал набивать себе цену:

– Знаю я их. Между прочим, за последние три года я успел поработать со всеми 
силовыми министрами Республики, а также со многими ведущими бизнесменами и 
пришел к выводу, что все они жмоты. И потом, почему именно я? Неужели в 
Киргизии не найдется более достойной кандидатуры?

– Причем тут кандидаты-мандидаты? «Золотой министр» хочет именно тебя! Видимо, 
будет предлагать интересную работу.

В Бишкек прилетел поздно вечером. Меня встречают. Тут же связываются с 
золотодобытчиком по мобильному телефону, передают трубку. Договариваемся о 
встрече.




«Хозяин»


На следующее утро знакомимся с «Хозяином» в старом аэропорту. Тут же грузимся в 
вертолет вместе с группой парней в камуфляже, с немецкой овчаркой. МИ-8 берет 
направление на горы. По дороге «Хозяин» вводит меня в курс дела: золото на 
комбинате не ворует только ленивый. Поэтому пришлось убрать милицейскую охрану 
и нанять спецназ. Работают они вахтовым методом. Нужен крутой начальник охраны, 
который смог бы взять их в руки. В органах безопасности рекомендовали 
проконсультироваться со мной. Мы разговариваем, стараясь перекричать грохот 
двигателей вертолета. Внизу проплывают дивной красоты горы. Лихие пилоты иногда 
чуть не царапают лопастями винтов скалы. Вскоре высаживаем десант. На борту 
остаемся только мы с «Хозяином». Он объясняет, что нужно посмотреть строящийся 
высоко в горах рудник. Из-за разреженности воздуха, вертушка не тянет, поэтому 
лишние люди на борту ни к чему.

Посмотрев стройку, а заодно поев бешбармак у чабана на высокогорном пастбище – 
«джайлоо» собираемся обратно. Вертушка отчаянно машет лопастями и бежит вниз по 
пологому склону, цепляясь тележками шасси за камни. Интересно: взлетим или 
разобьемся? Наконец, через несколько сот метров отрываемся от земли. «Хозяин» 
сквозь зубы цедит ругательства: сегодня прислали хреновый вертолет. В прошлый 
раз летал на МИ-8МТВ, классная была машина, не задыхалась как эта.

Подбираем десант и вскоре прилетаем на золоторудный комбинат.




Золоторудный комбинат


«Хозяин» хочет, чтобы я облазил весь комбинат и выявил уязвимые места. Я не 
шибко горю желанием, но из вежливости захожу в комнату охраны. Там оформляют 
документы на дневную добычу: не так уж много золотишка. Запаивают его в 
полиэтилен, ставят печати. На экране допотопного телевизора, используемого в 
качестве монитора, мелькают фиолетовые пятна. Похоже, что объектив телекамеры, 
следящей за конвейером золотого шлиха, ворюги смазали солидолом – ничего не 
разобрать. Охранники проверяют всех выходящих из цеха ручными металлоискателями.
 Скучно и тоскливо. Допустим, что металлоискателем еще как-то можно обнаружить 
золото, припрятанное в карманах. Но если у вора полон рот металлических зубов, 
а он тащит контрабанду в пищеводе, как разобраться, по ком звенит детектор?[6 - 
Золото кладут в презерватив, который шелковой ниткой привязывается к зубу. 
Затем все проглатывается.]

Пару лет назад, поработав в специализированном НИИ и имея представление о 
технических средствах обнаружения золота, понимаю, что оборудовать комбинат 
уникальной аппаратурой несложно, были бы деньги. Однако обойти можно любую 
систему охраны. Вообще-то, чтобы воровать золото, не обязательно рисковать, 
вынося его на себе: проще выстреливать с помощью рогатки пакетики через забор. 
Можно использовать почтовых голубей.

Улетаем обратно. На борт грузится другая смена спецназа, отработавшая свою 
вахту. Вертушка опять машет лопастями, подскакивает и опять плюхается на землю. 
Жарко. Ветер постепенно сносит нас к фонарным столбам. Бортмеханик высаживает 
трех человек. С трудом отрываемся от земли и несемся, набирая скорость, колеса 
чиркают по густой пшенице. Впереди лесополоса: врежемся или нет? Слава богу, 
перепрыгиваем.

Возвращаемся в Бишкек поздно ночью.




Киргизское золото


Прежде чем иметь «дело» с кем-нибудь, нужно знать, с кем имеешь дело. Перед 
повторной встречей начал сбор информации о золотой проблеме. Полистал подшивки 
местных газет: в прессе перемывают косточки республиканским лидерам. С отцов 
народа пытаются получить ответ, куда пропали полторы тонны золота! Президент 
Акаев с трибуны Верховного Совета размахивал автоматом «Узи», пытаясь наглядно 
показать депутатам, что золото ушло на закупку вот этих самых стволов. Я помню, 
что пару лет назад эти автоматы были подарены израильтянами личной охране 
Президента.

В подшивках имеются статьи о том, что золото переправлялось в швейцарские банки 
личным самолетом г-на Бирштейна, главы фирмы «Сеабеко». Этот господин успел 
сильно наследить в Кремле. Теперь, похоже, понял, что гораздо прибыльнее и 
безопаснее дурить бешбармачников-киргизов. Возможно, именно он помог 
Премьер-министру суверенного Кыргызстана устроиться по совместительству… 
руководителем одного из швейцарских банков! Ну дают, ребята!

Старый друг, еще работающий в органах безопасности Кыргызстана, подтвердил, что 
цепочка расхитителей начинается с самого верха. С этим чекистом мы как-то 
провернули операцию, в результате чего сразу шесть сановников потеряли кресла, 
хотя их следовало отправить в «места не столь отдаленные».

Высокопоставленный чиновник киргизского «Белого дома» потешался над моей 
наивностью:

– Пока какая-нибудь уборщица золоторудного комбината выносит в своей заднице 
десять граммов золота, наши правители вполне легально воруют золото сотнями 
килограммов. Довольны при этом все. Если ты прикроешь им калитку, за твою жизнь 
я не дам и сома.[7 - Сом – национальная денежная единица Кыргызстана.] И знаешь 
кто грохнет тебя? Обиженная уборщица!

В народе ходят байки: после проливных дождей в Ныранской области случился 
оползень, обнаживший золотую жилу. Селяне тазиками и ведрами намыли уйму песка, 
попадались и самородки. Один нарынский дед, якобы, вез поездом в Москву 9 кило. 
Однако где-то в Казахстане местные ребята честно выкупили у него товар, 
расплатившись долларами. Теперь дед женился на молодухе и раскатывает на 
иномарке. Турок из дальнего зарубежья хвастал, что сумел вывезти из Киргизии 
45 кг золота. Скоро он объявится в Москве. Ну, что ж, там всегда рады «дорогим» 
гостям.

Полученной информации вполне достаточно. Теперь я готов ко второй встрече с 
«золотым министром».

На следующий день пьем чай у него в кабинете. Он предлагает мне возглавить 
службу безопасности. Я отказываюсь. Однако готов помочь в оснащении комбината 
современной системой защиты и заняться специальной подготовкой сотрудников 
службы безопасности и охраны комбината, естественно при условии достаточного 
финансирования с его стороны.

«Хозяин» рассказал, что по запасам золота Киргизия занимает одно из ведущих 
мест в мире. Однако, к сожалению, геологические карты Киргизии бесследно 
исчезли с развалом Союза. Сотрудники управленческого аппарата безбожно торгуют 
конфиденциальной информацией. Сейчас совместно с канадцами строятся предприятия 
по добыче и обогащению золотоносной руды. Без их помощи не обойтись, поскольку 
основные запасы драгметалла относятся к так называемому «невидимому» золоту. 
Имеются и россыпные месторождения. Главная проблема здесь заключается в том, 
чтобы старатели не воровали, а сдавали продукцию государству.

Я рассказал ему об организации системы безопасности Особо важных объектов. 
Проинформировал министра о том, что некоторые международные транснациональные 
корпорации пытаются прибрать к рукам месторождения драгоценных металлов в 
бывшем СССР. Причем не для увеличения, а наоборот, для сокращения добычи 
золота! Потому что сейчас на мировом рынке существует относительная 
стабильность цен. И если молодые постсоветские государства по наивности 
попытаются выбросить на рынок большое количество золота, им просто не позволят 
этого сделать. В ход пойдут любые методы: от взяток, до физической ликвидации 
строптивых руководителей.

Три года назад, при разработке концепции Национальной безопасности Кыргызстана, 
мы коснулись и золотой темы. Я считаю, что на случай войны часть золота должна 
храниться в государственных хранилищах, часть в банках нейтральных стран, часть 
– на руках населения в виде ювелирных изделий. Они в лихую годину могут 
сослужить добрую службу. Да и в условиях нынешней финансовой нестабильности 
многие предпочитают вкладывать средства в золото.

Почему бы не разрешить в республике свободную торговлю золотом? Кто и когда 
серьезно изучал эту проблему, особенно с позиции национальной безопасности 
Киргизии? Сегодня республике нужен «золотой закон».




Криминал


Но оказалось, что проблема безопасности была не основной причиной моего 
приглашения в Бишкек. «Золотой министр» поведал, что некая фирма не возвращает 
комбинату 700 тысяч долларов вот уже в течение года. С учетом процентов сумма 
долгов на сегодняшний день достигла двух с половиной миллионов долларов! На 
справедливое требование вернуть долги, руководитель фирмы якобы ответил, что 
дешевле нанять киллера за 10 тысяч баксов и решить проблему кардинально. При 
этом фирмач сослался на то, что водит дружбу с известным бишкекским 
криминальным авторитетом.[8 - В бишкекского бандита вскоре кто-то саданул из 
противотанкового гранатомета.] «Хозяин» через знакомых связался с алма-атинским 
паханом и с его помощью вышел на бишкекского бандита. Сегодня в двенадцать 
ноль-ноль назначена встреча, на которой меня просят присутствовать. Это было 
мило! Интересно только, какую он отвел мне роль в этой постановке?

Ровно в 12:00 в кабинет вошли трое – алма-атинский и бишкекский бандиты с 
телохранителем. Завершилась она в уютном номере ресторана. Алма-атинец мне 
понравился: хладнокровный, умный, хотя и простоватый на вид, парень. Бишкекский 
бандит, увешанный толстыми золотыми цепями психологически оказался несколько 
слабоват. Какую-либо связь с московским фирмачом он отрицал.

«Золотой министр» предложил следующий вариант: в случае возвращения долга 
бишкекскому бандиту он выплачивает 125 тысяч долларов, если тот ни во что не 
вмешивается, а мне 185 тысяч, если я сумею выбить эти деньги. Потом он 
рассказал мне, что был готов пойти на выплату 50 % некоей чеченской группировке.


Получив копии нужных документов, а также адрес, телефон и установочные данные 
фирмача, я улетел в Москву.




Выбивание долгов


За время службы в «Вымпеле» получил хороший оперативный опыт по части 
проведения установки и изучения объекта с последующей условной ликвидацией либо 
похищением.

На этот раз мне предстояло сработать по-боевому. Задача осложнялась тем, что я 
не мог использовать весь арсенал средств и методов (я все же не бандит и должен 
действовать в рамках закона). В то же время, если объект прознает о повышенном 
интересе к своей персоне с моей стороны, может принять жесткие меры 
противодействия. Тогда жди беды: схлопочешь либо кирпич на голову, либо пулю в 
спину. Поэтому работа началась с изучения личных, деловых и 
морально-психологических способностей объекта и его окружения. Наряду с этим 
проводилось исследование финансового состояния дел его фирмы, поиск банков и 
контор, с которыми она имеет деловые контакты и, наооборот, враждует. На всякий 
случай подстраховался и заручился поддержкой влиятельных друзей. В течение 
месяца я накопал достаточно информации о фирмаче, вплоть до его бандитской 
крыше.

Теперь предстояло выбрать правильную тактику действий. Предпочтительнее было 
взять его на испуг, и я начал обкладывать его, как загнанного волка красными 
флажками. Например, как бы случайно попадал в одну компанию с кем-либо из его 
близких друзей или знакомых и начинал наводить справки о нем. Друзья и приятели 
начинали выведывать причины повышенного интереса к объекту. Я открыто 
рассказывал о возникшей проблеме, а далее пробалтывался о своих планах и 
намерениях на ближайшие несколько дней. Фирмач, перепроверив полученные 
сведения, убеждался в том, что я действительно начинаю затягивать петлю вокруг 
его шеи. Это была лихая напряженная психологическая игра.

В конце концов нервы у фирмача не выдержали и он начал выплачивать долги. 
«Золотой министр» был весьма рад этому и просил пока в контакт с ним не 
вступать. К концу сентября 1994 года было возвращено 500 тысяч долларов. Через 
неделю-другую должны были вернуть оставшиеся 200 тысяч. И тут «Хозяин» начал 
избегать встреч и разговоров. Когда я его поймал-таки в депутатском зале 
аэропорта Домодедово, он заявил, что никакой моей заслуги в возврате долга нет 
и о выплате гонорара речи быть не может.




Выхожу из игры


Такой поворот событий я в принципе предвидел. Поэтому высказал ему свои 
соображения по поводу:

– Гонорар был слишком велик, чтобы Вы действительно собирались его выплатить. 
Хотя, думаю, что я сумел бы распорядиться народными деньгами во благо 
республики. Поэтому прошу выплатить мне 2 тысячи долларов, на которые я 
поставлю помогавшим мне ребятам несколько ящиков выпивки. На этом и разойдемся. 
«Хозяин» согласился, но слова не сдержал.

Тогда я позвонил ему в Бишкек и предупредил, что выхожу из игры. Он наверное не 
понял, что это значит, и похоже, даже обрадовался.

На следующий день я позвонил «фирмачу», представился и попросил аудиенции по 
вопросу, представляющему взаимный интерес. Даже по телефону чувствовалось как 
он напрягся. Через полчаса я вошел в роскошный кабинет. Не тратя времени, 
объяснил суть проблемы, извинился за причиненное беспокойство:

– «Золотой министр» обманул меня и я выхожу из игры. От Вас мне ничего не надо. 
Те 200 тысяч долларов, которые Вам осталось вернуть, меня больше не волнуют. 
Хотите возвращайте, хотите – нет.

Откланявшись, я направился к выходу. Тут «фирмач» вцепился мне в рукав. Видимо, 
он ожидал чего угодно, только не этого. В соседней комнате накрыл стол.

– Конечно, чтобы наказать обманщика мне хотелось бы, чтобы Вы оставшиеся 200 
тысяч долларов не отдавали сразу, а еще немного попридержали, – говорю я.

В этот момент в кабинет входит бандитская «крыша», между прочим, опоздав на 
разборку минут на сорок. Знакомимся, представив друг другу удостоверения: я – 
ветерана ассоциации «Вымпел», он – лицензию охранника на право ношения 
огнестрельного оружия. Фирмач объясняет проблему:

– Эркебек предлагает попридержать возвращение денег.

«Крыша» от смеха съезжает со стула. Через полчаса я ухожу. Мы расстались 
довольные друг другом. За воротами особняка среди редких прохожих заметно 
нервничают «бройлеры». До дверей своего офиса топаю с бандитской наружкой на 
хвосте. Но это уже было не опасно.

В январе 1995 последний раз говорил по телефону с «фирмачом». Он спрашивает, 
возвращать или нет 200 тысяч?

«Золотой министр», уцепившись за 2 тысячи долларов, потерял гораздо больше.




Политические последствия


Осенью 1996 года я опубликовал статью «Золотой бешбармак» на страницах 
киргизской оппозиционной газеты «Республика». Эффект был сродни атомному взрыву.
 «Хозяин» рвал и метал. Срочно выехал в Москву. Друзья предупредили меня:

– Возможно, он захочет с тобой расквитаться.

– Вряд ли. Скорее всего, он поехал на встречу с «фирмачом» подчистить хвосты.

Оппозиция, долго и безуспешно искавшая на «золотого министра» компромат, 
подняла вопрос на Верховном Совете. Скандал с трудом удалось замять. Однако 
героя статьи прокатили с должностью первого вице-премьера республики. Он 
предпринял ответные действия через прессу. Одна республиканская бульварная 
газетенка заклеймила меня позором. Начали муссироваться слухи о том, что за 
свою «заказную» статью я получил 50 тысяч долларов! Я подумал, что пожалуй, 
было бы здорово получить сумму, хотя бы в десять раз меньшую. Почему бы 
«Хозяину» не подать на меня в суд за клевету? Или республиканской прокуратуре 
не возбудить уголовное дело по факту публикации? Вместо этого за дело взялись 
парни из госбезопасности, наехали на моего брата Джакыпа. Джакып мною был 
страшно недоволен. Он является убежденным сторонником Аскара Акаева, и считал, 
что своими статьями я подрываю престиж акаевской команды в преддверии новых 
президентских выборов. Да и «золотой министр» приходится нам дальним 
родственником. Зачем выносить сор из избы? Я пообещал брату, что до завершения 
президентских выборов больше не буду публиковать ничего такого.




Глава 3. Талибы


Мой старый друг, генерал-майор МГБ Афганистана, с которым имел удовольствие 
повстречаться недавно, рассказал, что один из моих учеников даже командует 
батальоном талибов! По словам генерала, затянувшаяся война между моджахедами 
надоела не только афганцам. Идея сменить вывеску для объединения афганских 
племен и прекращения войны с использованием движения послушников медресе 
(по-русски, что-то вроде воинствующих монахов) принадлежит ЦРУ, финансируют 
движение шейхи, а оружие дает Пакистан. Упертый Гульбеддин Хекматиар, 
возомнивший о себе слишком много и забывший об истинных хозяевах, был вытеснен 
пакистанской армией на территорию Афганистана и с полусотней верных 
сподвижников ныне влачит жалкое существование в одной из отдаленных провинций. 
Его моджахеды, неплохо воевавшие с Советской Армией, либо уничтожены, либо 
рассеяны. В таком же положении оказался другой лидер моджахедов Саяф. Это 
удивительно, но факты налицо: талибы за короткий срок захватили (а может 
освободили от моджахедов) треть Афганистана. Генерал объясняет сей 
поразительный феномен тем, что талибам удалось в первую очередь выиграть 
идеологическую войну, внушив противнику, что убийство послушников Аллаха – 
самый тяжкий грех. Правоверные, якобы, разбегались, не принимая боя, при одном 
их появлении. Жители Кабула восприняли их приход с радостью и надеждой на 
завершение братоубийственной войны. Потому что моджахеды, в основной своей 
массе состоящие из диких горцев, никогда не знавших электричества и водопровода,
 устроили в городе жуткий бардак и беспредел. А талибы – ребята грамотные. В 
Кабуле сейчас восстановлены электро– и водоснабжение. Сейчас они прорабатывают 
вариант национального примирения и всеобщей амнистии, возвращения на родину 
всех вынужденных переселенцев, в том числе и тех, кто проживает в странах СНГ. 
По словам генерала, убийство Президента Наджибуллы и его брата – не их рук дело 
(хотя именно они взяли на себя ответственность, о чем нынче сильно сожалеют). 
На следующий день после убийства в Кабул приехали близкие родственники и увезли 
тела казненных. Похоронили их с почестями в родном селе. Во многих столицах 
мира, в том числе и в Москве, прошли траурные митинги, посвященные памяти 
первого Афганского Президента. Это свидетельствует о том, что Наджибуллу 
уважали. По сравнению с ним, смерть Бабрака Кармаля в мировых средствах 
массовой информации освещалась скупо. Похоронили Бабрака Кармаля в Хайратоне на 
узбекско-афганской границе.

Впрочем, вернемся к проблемам талибов. После вмешательства в конфликт Абдул 
Рашида Достума баланс сил восстановился. Запаниковавшие было среднеазиатские 
лидеры перевели дух. Но успокаиваться рано. Уж поверьте, слишком соблазнительна 
идея перенесения опыта талибов и на нашу территорию. Фанатичные приверженцы 
талибам найдутся и в Средней Азии, и на Северном Кавказе, и в нечерноземной 
полосе. У братьев-славян может появиться встречная мысль, а не устроить ли 
крестовый поход? Чай не хуже басурман умеют драться казаки и «Черная сотня»? 
Боюсь, в таком случае получим большую межрелигиозную войну похуже югославской.

Мне кажется, что движение талибов – умная геополитическая комбинация, 
направленная одновременно против Индии, Ирана, Среднеазиатских государств и 
России. Заокеанские стратеги видимо рассчитывают, что смогут чужими руками 
подорвать экономическую и военную мощь государств Евразии, оставаясь сами в 
стороне и обогащаясь за счет поставок туда вооружений? Молодцы, конечно, ничего 
не скажешь.

Как же нам быть? Как поступить с талибами: воевать с ними или дружить? А при 
чем тут талибы? Мы, кажется, путаемся в причинно-следственных явлениях. Просто 
зарубежные спецслужбы грамотно сумели их использовать в своих интересах. Это, 
так сказать, высший пилотаж. Пока на примере с талибами фигуры высшего 
политического пилотажа демонстрирует не Российская разведка а ЦРУ.




Глава 4. Наезд на иранские спецслужбы


Не обижайте, и вы не будете обижены!

    Коран. Сура 2.279




Арест Джакыпа


Я ненавижу телефон. Видимо, за годы службы в «Вымпеле» у меня сложился на него 
устойчивый отрицательный рефлекс. Так и в этот раз, в конце июля 1994-го, я 
вздрогнул от ночного междугороднего звонка. Из бессвязных рыданий сестренки я 
наконец понял, что в Иране арестован и уже несколько дней находится в 
Тегеранской тюрьме старший брат Джакып, руководитель бригады киргизских врачей. 
Мотивы ареста не совсем ясны. Вроде бы одну из его сотрудниц месяцем ранее 
обвиняли в хищении ювелирных украшений у хозяина квартиры – местного армянина. 
Но вскоре этот господин нашел свои побрякушки и принес свои извинения. Дело 
было замято. Однако неделю назад в комнату брата, представившись полицейскими, 
ворвались вооруженные люди, перевернули все вверх дном, после чего забрали 
Джакыпа с собой. Иранские медики успели шепнуть своим киргизским коллегам, что 
парни с автоматами – из спецслужб.

Вот это да! Чем это мой брат не угодил Иранской контрразведке?

Между прочим, уголовные дела во всех странах мира находятся в ведении полиции. 
А спецслужбы занимаются теми, кто подрывает устои государственной безопасности.

Может, Джакып зарезал какого-нибудь шейха? Все-таки он хирург, а пациенты 
иногда имеют свойство отдавать богу душу прямо на столе. Впрочем, в исламских 
странах найдется достаточно других поводов, чтобы упечь за решетку чужестранца, 
скажем за прелюбодеяние и пристрастие к спиртному. Джакып мог в конце-концов, 
брякнуть что-нибудь в адрес «иранской революции». Но скорее всего в деле брата 
присутствует лишь повод, а не причина для ареста.

Сестренка вновь зарыдала: «Джакыпу, нашему бедному, кроткому, братику могут по 
местным законам отрубить руку!»

Может, Джакыпа взяли из-за меня?

Тут, видимо, следует сделать некоторое отступление от темы и объяснить, почему 
Джакып мог пострадать из-за меня.

В стародавние времена, когда я еще работал в Советских органах контрразведки, 
мы всегда выискивали лиц, имеющих даже косвенные cвязи с зарубежными 
спецслужбами, чтобы через них отслеживать некоторые происходящие там процессы. 
Так в сейфе у меня лежало несколько оперативных подборок: на греческого 
подданного агента ЦРУ «Христо»; бывшего офицера министерства общественной 
безопасности Китая «Анвара»; пожилого курда «Хусейна», родом из Ахалкалаки, 
ходивуюся в тридцатые – сороковые годы с подметными письмами в Турцию к 
английскому резиденту и т. д. Как видите, интересы контрразведки простирались 
широко и глубоко.

Зарубежные спецслужбы, естественно, отслеживали аналогичные связи у нас. А 
когда я перешел на службу в группу специального назначения «Вымпел», 
находившегося в подчинении Советской нелегальной разведки, их интерес к моей 
персоне должен был еще более возрасти.

Может, арест Джакыпа – своеобразное приглашение к сотрудничеству со стороны 
Иранских спецслужб? Чепуха. Вряд ли они будут действовать так топорно и себе во 
вред.

Может быть, арест Джакыпа – акт мести со стороны моих политических оппонентов? 
Ведь достаточно пустить слух о причастности Джакыпа к шпионскому ведомству, или 
скажем, к контрабанде наркотиков. Иранская контрразведка, как и любая иная, не 
пройдет мимо такого сигнала.

Зачем такой грязный трюк мог понадобиться моим недругам? Вероятно, они 
рассчитывают, что спасая брата, буду размазывать сопли об пороги их кабинетов?! 
И стану шелковым и послушным? Ну, что ж, господа, теперь мой ход. Жаль, что не 
знаете на что способен «Вымпел»….




Тропа войны


Хочу сразу оговориться, что в тот момент я не знал истинных причин ареста брата,
 все сказанное выше – всего лишь предположения, так сказать, оперативные версии.
 Времени на раздумья не было, нужно было действовать быстро. Джакып находился в 
зиндане уже целую неделю. А неподготовленного человека в тюрьме можно сломать 
психологически за три дня, даже не прибегая к методам физического воздействия. 
И он сознается во всех смертных грехах, которых не совершал. Поэтому никаких 
обвинений в его адрес даже с собственноручными признаниями Джакыпа я не 
собирался признавать. Я был настроен драться!

Первым делом я подготовил письмо в адрес Президента Ирана аятоллы Рафсанджани, 
в которой расписал свои самые теплые чувства к их революции, коснулся 
собственной позиции в международной миротворческой миссии в Таджикистане и 
выразил основание полагать, что арест брата расцениваю как провокацию, 
спланированную внешними, враждебными Ирану сторонами. Высказал готовность лично 
прибыть в Тегеран и встретиться с сотрудниками их спецслужб для объективного 
расследования дела.

Письмо передал через одного знакомого в Иранское Посольство в Москве с просьбой 
вручить лично офицеру безопасности. Знакомый отнесся к моей затее довольно 
скептически:

– Офицер безопасности выбросит твое послание в урну.

– Не выбросит. Потому что существуют и другие каналы доставки письма до 
адресата: конверт можно передать прямо в приемную Президента в Тегеране через 
наших «челноков» и можно опубликовать обращение к главе Иранского правительства 
в средствах массовой информации. Тогда этому офицеру безопасности не 
поздоровится от его начальства. А чтобы он среагировал с полной 
ответственностью, передай устно, что даю ему неделю сроку: в следующую субботу 
на территории Иранского посольства взорвется бомба!

– Ты в своем уме?

– Представляешь, рано утром подкрадывается к Посольству какой-нибудь шкет и 
кидает через забор коробку. Его тут же вяжет сидевшая в засаде группа захвата, 
прилетает с воем бригада разминирования, все кругом оцепляется, набегают 
корреспонденты. Народ волнуется. Коробку просвечивают со всех сторон и 
вскрывают. А там шоколадные конфеты! Перепуганный и полупьяный прохожий 
клянется и божится, что хотел таким образом выразить свои самые нежные чувства 
к иранской революции. Состава преступления нет и его в худшем случае посадят на 
30 суток. Корреспонденты разнесут этот анекдот по всему миру. Вскоре история 
повторится. Разумеется, бригада разминирования будет всегда заранее 
предупреждаться о полезной для здоровья и вкусной начинке псевдобомбы с 
пожеланиями приятного аппетита. Для разнообразия можно и коньячок с закуской 
положить, чтобы ребята приезжали с еще большим рвением, сиренами и мигалками. 
Иран станет посмещищем в глазах мирового сообщества.

Но основные мероприятия я запланировал провести в Бишкеке.




Кое-что из методики спецопераций


Позвонил высокопоставленному родственнику. Сначала несколько минут высказывал 
по телефону все что думаю о руководителях Киргизстана, употребляя запрещенные 
слова типа «террор», «бомба», «долой такого-то» и т. д. На такие фразы обычно 
клюет компьютер КГБ и начинает автоматически записывать содержание разговора с 
указанием номеров телефонов абонентов.

Затем изложил свои намерения:

1. Через несколько дней приеду в Киргизию и организую в Бишкеке пикетирование 
Иранского Посольства и «Белого дома» силами многочисленной родни, студентов и 
бывших пациентов Джакыпа.

2. Ровно неделю пикеты будут носить мирный характер. Затем начнутся осложнения. 
Местные стражи правопорядка поколотят дубинками наиболее ретивых. И тогда 
гордые сыны гор, обиженные таким невниманием, могут пойти на крайние меры. 
Например выкрасть Иранского Посла. Он будет сидеть в холодной яме ровно столько,
 сколько и Джакып. А там обменяемся заложниками. Если с головы брата упадет 
хоть один волос, то же самое сделаем с Послом на радость туркам.

Ирану международный скандал с потерей престижа ни к чему, потому что он 
конкурирует с Турцией за распространение своего влияния на Среднюю Азию. В 
конце концов им дешевле обойдется отпустить Джакыпа. Чем быстрее, тем лучше. 
Потому что за каждый день заключения брата будем требовать моральную и 
материальную компенсацию в размере тысячи долларов. Счетчик включен.

Официальному Бишкеку в преддверии президентских выборов такой спектакль тоже не 
нужен. Там найдется немало представителей оппозиции, готовых использовать этот 
инцидент в своих целях: зачем нужна власть, которая не защищает интересы своих 
граждан?

3. Мои требования к властям: по линии МИДа передать Иранской стороне ноту 
протеста. Переговоры вести в жестком тоне. Немедленно отозвать из Ирана всех 
представителей Киргизии, чтобы они не превратились в заложников, если начнутся 
осложнения. Направить в Тегеран официальных лиц для медицинского 
освидетельствования и юридической защиты Джакыпа.




Развязка


Через два дня в Москву по делу Джакыпа специально прибыли два сотрудника МИДа 
Киргизии. В Посольстве Киргизской республики они рассказали мне, что им 
рекомендовано в переговорах с иранской стороной придерживаться жесткой позиции, 
вплоть до немедленного отзыва на Родину всего персонала киргизских специалистов,
 а далее почти слово в слово начали излагать текст моих продиктованных по 
телефону требований (спасибо слухачам, сработали!!!), что получили указание 
подготовить в адрес Российского МИДа документ с просьбой оказать содействие по 
делу Джакыпа, поскольку Киргизия не имеет своего представительства в Иране. 
Немедленно подключилась и находившаяся в это время в Москве министр иностранных 
дел Киргизии Роза Отунбаева. Она встретилась с главой Российского МИДа Андреем 
Козыревым. Козырев отдал соответствующие распоряжения и в тот же день два 
российских дипломата посетили Джакыпа в Тегеранской тюрьме.

Наконец-то мы получили долгожданную весточку, что брат жив-здоров и в здравом 
уме! Впоследствии он рассказывал, что отчаявшись в помощи извне, объявил 
голодовку. Как вдруг к нему к камеру заходят российские дипломаты и сообщают, 
что по просьбе киргизского правительства им поручено вести переговоры о его 
освобождении. Представляете его состояние в этот миг? Какой заряд надежды и 
бодрости он получил? Как он зауважал после этого Аскара Акаева и родное 
правительство? Я не стал его ни в чем переубеждать. Все правильно, его 
действительно вытащили из тюрьмы не без участия киргизского правительства.

А в Бишкеке в это время наш родственник во время личной беседы с Иранским 
Послом дал понять о серьезности наших намерений. Господин Посол с перепугу 
рванул в отпуск!

…Отсидев 18 суток в зиндане, Джакып вышел на свободу и перебрался под 
гостеприимную крышу Российского Посольства. А еще через некоторое время, 
вчистую оправданный, вернулся домой. На радостях я простил иранской стороне их 
грех и не стал требовать положенной по Шариату компенсации.




ЧАСТЬ 17. ЧЕЧНЯ


Нет, наши руки не устали,

Им никогда не знать оков

И наши кованые сабли

Еще смертельны для врагов!

Над нами только власть Джохара,

А выше – лишь один Аллах!

А он всегда, мы знаем, с нами,

Нам потому неведом страх!

    Из песни чеченского спецназа




Глава 1. Опять война


Чечней я «заболел» 26 ноября 1994 года, когда узнал о неудачном штурме Грозного 
силами оппозиции. Нет, вы можете представить себе картину, чтобы какая-то 
неведомая группировка, вооруженная танками, пыталась бы свергнуть владимирское 
или рязанское областное руководство? А Москве об этом ничего не известно, и 
вообще в Кремле считают, что это внутреннее дело самих владимирцев или 
рязанцев? Дебильный военный министр на весь мир заявляет о том, что в нашем 
воздушном пространстве летают боевые самолеты неизвестной национальной 
принадлежности и бомбят российские города. Любой нормальный офицер на его месте 
сразу бы пустил себе пулю в висок.

Потом, оказывается, что штурмовали Грозный наемники, завербованные и 
вооруженные «неведомой» спецслужбой в российских воинских частях. И опять после 
этого не застрелился ни один военный контрразведчик.

Стало понятно, что операцию спланировали либо круглые идиоты, либо наоборот, 
профессионалы высочайшего класса! Версия об идиотах не проходит по многим 
причинам. Остается второй вариант. Тогда можно просчитать дальнейший ход 
действий: начнется открытое вторжение войск в Чечню с последующей длительной 
вялотекущей войнушкой с целью истощения и без того скудных государственных 
ресурсов, списание боевой техники и материальных средств на сумму в десятки раз 
большую реальных потерь. Большое количество убитых и искалеченных с обеих 
сторон приведет взаимной ненависти между «белыми» и «черными», между 
христианами и мусульманами. Кому это выгодно, нетрудно догадаться.

В первую очередь я обратился к знакомым ребятам из органов. Они доложили 
кому-то из своих начальников и ответили:

– Мы поможем тебе добраться до Чечни, если ты поможешь нам согнать их с гор.

Ну ничего себе! Похоже, в органах безопасности плохо представляет положение в 
Чечне.

Друзья в МВД сразу, без обиняков, дали отлуп. Военные отнеслись с пониманием:

– 28 декабря из аэродрома «Чкаловское» на Моздок отправляется борт с 
боеприпасами. Можем посадить.

Получив в редакции командировочные, вечером 27 января, собирая сумку, рычал на 
домашних в поисках куда-то запропастившихся шерстяных носков. Заглянувшие 
поболтать соседки спрашивают у супруги:

– Куда это твой, на ночь глядя?

– Да на войну собрался.

Тут меня свалил внезапный прострел. Никогда прежде такого не было. Попросил 
жену потоптать спину, обмотал поясницу колючим шерстяным шарфом, и уехал 
ночевать в город. Рано утром был на аэродроме. Свирепствовала пурга, и все 
полеты в тот день отменили. Таким образом, Новый год довелось встречать в семье.
 1-го января по телевизору узнав о штурме Грозного, настроил радиоприемник на 
«голоса» и услышал страшные подробности.

Подумал, опять бог хранит меня: то прострел, то непогода. Если бы 28-го декабря 
попал в Моздок, 31-го на головном танке непременно двинул бы на Грозный. И, 
скорее всего, сгорел бы.

Военные были удручены колоссальными потерями и журналистов близко к себе не 
подпускали. Пришлось искать другие каналы. Вышел на чеченцев. Объяснил им, что 
я бывший «Вымпеловец», подполковник, и чего хочу. Чеченцы долго думали и 
сказали:

– Ты же понимаешь, что мы многим рискуем?

Я протянул свой паспорт:

– Ребята, вот мой домашний адрес. Думаю, что я рискую не меньше вас.

В общем, 15-го января 1995 года они перебросили меня во Владикавказ.




Глава 2. Грозный. 18 января



После трех дней проверок меня повезли в Чечню. На каждом перекрестке водитель 
обращался к местным жителям, сидящим у блок-постов, и они давали свежую 
информацию о передвижениях российских войск и показывали безопасный маршрут. 
Через несколько взвинченных нервных часов, ночью с потушенными фарами, мы 
въезжали, наконец, в город Грозный через «Южный коридор». Мой ангел-хранитель и 
водитель Асланбек напряженно всматривался в темноту. Видимость и так была почти 
нулевая, а тут еще и туман. Однако, по-моему, это было нам только на руку. По 
дороге часто встречались одинокие прохожие. В основном это были вооруженные 
люди, либо «мирняк», тащивший на санках канистры с водой. Протопал строем 
небольшой отряд в белых маскировочных костюмах. Тишина почему-то действовала 
угнетающе.

– Двум смертям не бывать, – пробормотал Асланбек и решительно нажал на педаль 
газа.

Въехали на плотину и запрыгали по ухабам, петляя между воронками. Вокруг 
валялись искореженные останки «легковушек». Некоторые еще дымились…

Две женщины с ребенком, которых мы взяли на борт в ближайшем селе, рассказывают,
 что вчера днем был минометный обстрел. Российские военные били по роднику, где 
набирают воду местные жители. Побило много народу и за водой теперь ходят, в 
основном, ночью…

Плотину проскочили благополучно и стали подниматься в гору. Впереди через туман 
начали проступать отблески крупного пожара. Женщины объяснили, что это горят 
нефтехранилища, месяц назад подожженные российской артиллерией…

Долго петляли по улочкам. Высадили пассажиров. Наконец остановились у ворот. 
Заходим в дом. Асланбек поясняет, что здесь живет его дядя. Хозяин, крепкий, 
шустрый старик, сидел за вечерней трапезой при свечах. Ему прислуживал юноша. 
Дед пригласил к столу. Дома тепло. Раздеваемся. Помыв руки, подсаживаемся к 
нему. Представляемся.




Дядя Джунид


Пока старик заводит речь о политике, я нажимаю на вяленую баранину с лапшой. Он,
 эмоционально жестикулируя, рассказывает о том, что творится в городе, порой 
срываясь почти на крик. Подросток, подмигнув нам, шепчет, что дед почти оглох 
от непрерывных бомбежек, потому что спускаться в подвал отказался из принципа.

Некоторые их соседи, в основном русские, не имеющие близких родственников, уже 
голодают. Чеченцы делятся с ними продуктами. Но самое страшное – отсутствие 
питьевой воды. По дороге к роднику и обратно уже погибло много народу, опять же 
в основном малоимущие русские. Вчера выпал снег, слава Аллаху! Снег тщательно 
сгребают под навесы или укрывают пленкой как самую большую ценность. Поговорка 
«у соседа даже снега зимой не выпросишь» – приобретает зловещий смысл. Вода – 
это жизнь. Или смерть. Хорошо еще, что в этом квартале пока не разрушены 
газовые магистрали, в домах тепло. А в других кварталах города люди замерзают…

Лапша застряла у меня в горле… Оставив хозяевам одну из дюжины керосиновых ламп,
 купленных нами на «большой земле», прощаемся.

Заехали в дом, где сидят несколько вооруженных бородачей. Нас встречают радушно,
 угощают мясом. Буквально засыпают вопросами о том, как реагирует мир на 
события в Чечне. Асланбек о чем-то с ними шепчется. Опять тронулись в путь. 
Наконец размещаемся на ночлег. Мне выделили отдельную комнату с роскошной 
двухспальной кроватью. Перед сном мы с Асланбеком, незаметно для других, 
тяпнули по сто грамм, хотя еще вчера договаривались, что не будем брать в рот 
ни капли: «С благополучным прибытием в Ад!»




Глава 3. 19 января





Ополченцы


Утром вместо петухов нас разбудила артподготовка. Установки «Град» лупили с 
соседней горы. Ракеты с воем и шелестом пролетали низко над нами и рвались 
где-то неподалеку в городе. Через несколько минут обстрел кончился, а в городе 
застрекотали пулеметные очереди, часто забухали взрывы. Кто-то кого-то атаковал.
 Чеченцы не обращали на это никакого внимания. По из словам, гораздо хуже, 
когда бомбят самолеты. А поскольку стоит плотная облачность и густой туман, 
авиация не летает, ну и слава Богу!

Кто с кем воюет? По мнению официальной Москвы «федеральные» войска уничтожают 
«незаконные вооруженные» формирования. По-видимому, к ним следует относить тех, 
которых не поддерживает Москва. Вроде бы понятно.

Я обращаюсь за разъяснением к чеченцам:

– Как мне вас называть: «боевиками», «ополченцами», «дудаевцами» или может быть 
«сепаратистами»?

Чеченцы морщатся:

– Нам плевать, как нас там называют. На нас напали – мы воюем. Мы защищаем свои 
дома. Скоро ты сам все увидишь. Сведем тебя и с ополченцами и с дудаевским 
спецназом. А называть нас правильнее будет «моджахедами», поскольку мы боремся 
за осовобождение своей Родины. Никакой религиозной окраски в этом выражении нет.
 Дудаевцами мы не являемся, поскольку многие из нас его не поддерживают. Но 
сейчас он наш единственный лидер и мы ему беспрекословно подчиняемся. 
Сепаратисты – это как раз те, которые пытались свергнуть законного Президента 
Чечни и привели сюда российские войска.

– Можно ли считать, что «русские» воюют с «чеченцами»?

– Нет, нельзя. Правильнее «российские» с «чеченскими», потому что на той 
стороне в боевых действиях участвуют не только русские, но и украинцы, татары, 
башкиры и т. д. Мусульман, воюющих на стороне россиян, в плен не берем, 
расстреливаем на месте. На нашей стороне сражаются тоже не только чеченцы.

Мы считаем себя не «субъектом федерации», а независимым государством. И если уж 
на то пошло, все мы на планете: и чеченцы, и русские и другие народы являемся 
«субъектами Всевышнего».

– Использует ли чеченская сторона наемников? Хозяева дом обиделись. Их 
бородатый командир начал меня просвещать:

– Во-первых, кто такой наемник? Это человек «без царя в голове», воюющий ради 
денег и возможность помародерствовать в богатом городе. Поэтому наемники 
предпочитают сражаться на стороне более сильного и участвовать в наступательных 
операциях. Только безумец может решиться воевать, даже за большие деньги, на 
стороне нашей «полностью окруженной и заведомо обреченной горстки бандитов»

Бойцы расхохотались.

– Во вторых, почти миллионное население Чечни не нуждается в услугах каких-то 
там наемников. Людских резервов у нас предостаточно.

– В третьих, не в характере гордых горцев защищать свою Родину с помощью 
наемников. Лучше мы все погибнем в бою, чем унизимся до такой степени. Никаких 
афганцев или прибалтийских бабенок в белых колготках (придумают же такое!) 
никто из нас в глаза не видел, хотя воюем уже больше месяца.

– Есть добровольцы. Например, тридцать человек приехали из Иордании, но они 
этнические чеченцы! Они пришли по зову сердца, постоять за землю своих предков. 
Многие из них очень состоятельные люди, некоторые продали свои дома и машины и 
купили оружие. Какого черта им нужно было рисковать жизнью ради сомнительных 
денег? Сидели бы лучше в своих роскошных особняках на берегу моря. Есть и 
религиозные фанатики – «Вахоббисты», которые сражаются за веру. Трое иорданцев 
добровольно вошли в отряд «смертников», засевших в Президентском дворце, 
обложившись ящиками тротила. Вот уже вторую неделю они продолжают удерживать 
дворец, откуда были эвакуированы все остальные бойцы и пленные. «Смертники» 
пошли на такой бессмысленный, с военной точки зрения, шаг из принципа. Дворец 
плотно окружен российскими войсками. Попытки наших мелких групп и одиночек 
прорваться туда оканчиваются безрезультатно. На дворец была сброшена мощная 
авиабомба. Она пробила шесть этажей и взрывом сильно повредила здание. Верхние 
этажи сметены артиллерией, стены изрешечены снарядами. Однако дворец держится. 
Перед отходом мы натаскали «смертникам» побольше воды и пищи. Они поклялись на 
Коране лучше взорвать дворец вместе с собой, чем уступить его российским 
войскам.

– В-четвертых, говорят, что Дудаев якобы платит каждому «наемнику» по тысяче 
долларов в день. У нас таких денег просто нет. За тысячу долларов я бы лучше 
купил пару автоматов у тех же россиян и вооружил бы своих братьев. Вон они 
стоят, балбесы. Одному 13, другому 15 лет. Ходят за мной по пятам, просятся на 
передовую. Они считают, что не смеют показаться на глаза друзьям, прежде чем не 
побывают в бою.

– Мы встречали добровольцев – русских, украинцев, даже одного киргиза, 
откуда-то из Ошской области. Русские, жители Грозного, взялись за оружие после 
гибели своих близких под российскими бомбами.

– Многие чеченцы помогают нам деньгами. Все то оружие, которое ты видишь у нас, 
было закуплено на черном рынке. Один бизнесмен продал свою иномарку и приобрел 
два крупнокалиберных пулемета ДШК, двенадцать автоматов и два подствольных 
гранатомета ГП-25 с боеприпасами. Остальное оружие, миномет и противотанковые 
гранатометы, мы добыли уже сами в бою. Пулеметы, правда, оказались хреновые: 
прогнулись штыри крепления стволов, и теперь невозможно их менять при перегреве.
 И вытащить их с передовой для ремонта невозможно. Так и стреляем, охлаждая 
стволы водой и снегом.

– Все мы, здесь сидящие, не профессиональные военные, и взялись за оружие всего 
лишь месяц назад. Мы связаны родственными узами, хорошо знаем друг друга. 
Пополнение идет постоянно из сел. Лишних и безоружных отправляем обратно: зачем 
рисковать? Нас здесь вполне хватает. Потери есть, но минимальные, Убитых 
обязательно вытаскиваем, иногда даже ценой других жизней, и отправляем в аулы.

Наше село каждый день забивает одну корову. Вареное мясо и лепешки ежедневно 
доставляют сюда, в этот дом, а отсюда – на передовую. Лишние продукты раздаем 
мирным жителям, сидящим в подвалах города. Там в основном остались одни русские,
 которым некуда больше податься.

…В нашу резиденцию потянулись люди. Приезд корреспондента не остался не 
замеченным. Похоже, что «беспроволочный телеграф» под названием «узун кулак» 
действует исправно. И вообще секретов друг от друга чеченцы не держат. Наш дом 
является чем-то вроде небольшого штаба.

Из центра города вернулся пожилой разведчик. Ополченцы уединились с ним и 
внимательно выслушали. Затем представили его мне:

– Микрорайон окружен российскими войсками. Процветает мародерство. Российские 
офицеры раскатывают на «трофейных» иномарках. Окна богатых домов расстреливают 
из крупнокалиберных пулеметов «на всякий случай». «Подозрительных» чеченцев 
боеспособного возраста хватают на месте и часто тут же расстреливают. А с 
наступлением темноты стреляют по всему, что движется.

Забежали два возбужденных бойца. Они поведали, что только что их отряд совершил 
лихой налет на позиции россиян. Здорово помогли две чеченские установки «Град». 
Правда, операция была назначена на 5 утра, а реактивные установки опоздали и 
начали обстрел в 8 часов. (Так вот кто нас разбудил!). Уничтожено 18 танков, 12 
единиц бронетехники захвачено, в том числе танк Т-80. Убитых российских солдат 
никто не считал, их много. Свои потери – пятеро убитых, семь раненых.

Как бы в подтверждение их слов загрохотала российская артиллерия. Похоже на 
залпы батареи самоходок типа «Гвоздика». Они бьют из города по горе, откуда 
недавно работали чеченские «Грады». Снаряды пролетают над нашим домом и 
взрываются резкими хлопками. Выходим на улицу. Однако, из-за тумана по-прежнему 
ничего не видно.

…Асланбек чем-то озабочен. Он говорит, что мне следовало бы получить 
официальную аккредитацию у дудаевского министра информации. В городе под видом 
мирных жителей и корреспондентов действуют российские корректировщики. Чеченцы 
таких расстреливают на месте.

Едем в город. Через несколько кварталов нас останавливает чеченский пост. 
Дальше ехать нельзя. Впереди действуют российские снайперы. Уже убиты трое 
мирных жителей, среди них одна женщина. Вытащить их до наступления темноты вряд 
ли удастся. Чеченцев сильно раздражают бесшумные снайперские винтовки россиян:

– Никак не можем засечь, откуда они бьют, – сплевывает в сердцах ополченец.

Возвращаемся обратно. Ополченцы спрашивают у меня о бесшумных винтовках. Я 
разворачиваю номер журнала «Солдат удачи» со статьей о «Винторезе». Они 
внимательно читают. Один из них, увидев изображение «Винтореза», восклицает:

– Я уже видел такое оружие у чеченского спецназа! По-видимому, это трофеи, 
захваченные у российских «коллег». Приходят четверо бойцов в белых 
маскировочных костюмах. Вооружены солидно: кроме автоматов на каждого, у них 
один РПГ-7 и три одноразовых гранатомета РПГ-26. Знакомимся. Это спецназовцы. 
На улице остался водитель сильно помятого УАЗика. Он ковыряется в моторе. 
Бойцов угощают. Здесь принято кормить всех, кто наведывается.

…Заходят двое ополченцев. Их группа только что вернулась из центра города. 
Потеряли убитыми пятерых. Троих сумели вытащить, а двое остались на улице. Не 
подпускают российские снайперы.

Бойцы пьют чай и едят со сковородки жареное мясо. Советуются, что можно было бы 
предпринять в такой ситуации? Один из спецназовцев отвечает, что следовало бы 
поставить дымовую завесу.

– А если нет дымовых шашек?

– Можно использовать автомобильные покрышки: поджечь и катнуть с десяток 
автошин на улицу…

Бойцы переглядываются и, не доев, торопливо уходят.

…Приходит высокий парень с автоматом, в вязанной шлем-маске. Самодельный 
разгрузочный жилет топорщится рожками с патронами. Здороваемся. Он задает мне 
стереотипные вопросы, на которые я уже устал отвечать. Медленно стягивает маску.
 Лицо серое, изможденное, громадный синяк на левой скуле. Взгляд мутный, ничего 
не выражающий. Вяло доедает мясо и долго пьет чай. Ополченцы шепчут мне, что 
этот парень три дня назад вышел из боя. Их отряд, начиная с 31 января, 
удерживал в центре города какой-то дом, по которому все время били танки и 
огнеметы. Похоже, что этот многократно контуженный боец до сих пор еще не 
пришел в себя. Поев, он как в замедленном кино, поднимает свой автомат, и 
сутулясь, уходит…

Вваливается шумная толпа. Раздеваются, складывают в углу оружие. Пьют чай. 
Большой чайник с кипятком постоянно греется на слабом огне на газовой конфорке.

Бойцы рассказывают о том, что только что гоняли по улице танк Т-72 и БМП, сдуру 
заехавшие в их район. Увидев ополченцев, бронетехника крутнулась на месте и 
паля со всех стволов, драпанула обратно. Ватага бежала за ними, однако, пешком 
их было не догнать.

– Если бы в этот момент подвернулся хоть какой-нибудь «Жигуленок», сетовали 
бойцы.

Один из них повернулся ко мне:

– Хотите услышать анекдот? Едет по улице Грозного танк. Навстречу из-за угла 
выскакивает чеченец с гранатометом и целится. А на танке сидит другой чеченец и 
кричит: «Не стреляй, я просто жду, когда у него солярка кончится!»

Посмеялись. Бойцы начали вспоминать другие забавные эпизоды из своей практики.

Сняли с подбитого БТР крупнокалиберный пулемет КПВТ, приделали самодельную 
треногу и приспособили какую-то гашетку. Решили испытать. Дали очередь. Пулемет 
опрокинуло и придавило стрелка, зажав вместе с гашеткой. Боец вопит от боли, а 
КПВТ грохочет в небо, пока не кончились патроны. Пару ребер ему поломало и 
помяло внутренности. Пришлось горе-испытателя уложить в госпиталь. Его преемник 
теперь перед стрельбой навешивает в качестве противовеса тракторный двигатель. 
Так и воюет до сих пор с мотором на конце.

Другой боец вспомнил про свою дуэль со штурмовиком СУ-25. В кассете зенитки у 
него оставался последний снаряд и нужно было срочно вставить следующую обойму, 
чтобы не прекращать стрельбы. А расчет весь разбежался, поскольку штурмовик, 
совершив противозенитный маневр, пикировал прямо на позицию. Бесконечно долгие 
секунды они держали друг друга на мушке. Пришлось выпустить последний снаряд и 
самолет, не выдержав, отвалил в сторону. Видимо, и у него кончились боеприпасы. 
Затем пилот на низкой высоте медленно облетел вокруг зенитки, внимательно 
всматриваясь в лицо своего противника, покачал головой и улетел восвояси.

Завязалась оживленная беседа о борьбе с авиацией. Чеченцы сетовали, что ПЗРК 
типа «Игла» и «Стрела» по российским самолетам не стреляют, поскольку на них 
установлены электронные блоки системы опознавания «Свой-чужой». Поэтому были 
даже задумки закупить за рубежом американские ракеты «Стингер».

Один из ополченцев повернулся ко мне:

– Вы не знаете, о чем это там недавно говорили с глазу на глаз Андрей Козырев с 
американским Госсекретарем? А вдруг американцы передали россиянам системы 
опознавания «Свой-чужой» «Стингера?» В таком случае, миллионы долларов, 
затраченные нами на закупку ракет пойдут псу под хвост?

Бородатый спецназовец успокоил их:

– Свет не сошелся клином на американцах. Прекрасные ракеты можно закупить у 
англичан, французов и шведов.

Однако ополченцев это не вполне устраивало.

– Когда еще там прибудут ракеты? А нельзя ли каким-то образом отключить системы 
опознавания у «Стрел» и «Игл»? Видимо, нужно будет найти опытного электронщика, 
задумались они.

Я съехидничал:

– А зачем вы спалили «Тунгуски»? В Моздокской бригаде, штурмовавшей Грозный в 
ночь на 31 декабря, кроме танков и броневиков, между прочим, было еще шесть 
самоходок: ракетно-артиллерийских комплексов «Тунгуска». Они посерьезнее 
четырехствольных «Шилок». Все они были вами уничтожены.

Ополченцы опять развели руками:

– Кто же знал, что так все повернется. Откровенно говоря, мы даже не 
рассчитывали продержаться так долго. Ну от силы неделю или две. У нас н