Накануне прошел ливень, и мы думали, что прыжки не состоятся, однако утром 
дождя не было, через просветы в облаках проглядывало солнце. Скорость ветра у 
земли снизилась с 15-16 до 10 м/сек, что вполне позволяло прыгать с 
парашютом{12}. Нам было известно, что на полигоне должны были присутствовать 
представители высшего командования во главе с начальником морского генерального 
штаба. 

Когда все было готово, средние бомбардировщики образца 96, на борту которых 
находились мы, испытатели, поднялись в воздух с аэродрома Йокосукского 
авиаотряда и взяли курс на Касима. 

Мы в полете. Перед глазами проносятся с огромной скоростью клочья дождевых, 
облаков. Самолет сильно болтает. Мы чувствуем себя неважно, мешает парашют за 
спиной, который весит 10 кг, пошевелиться совершенно невозможно. 

Когда в самолете на человека действует большая перегрузка, он становится 
беспомощным. В момент раскрытия парашюта перегрузка достигает примерно 6, а 
иногда и 10-кратной величины. Человек выдерживает такую перегрузку только 
благодаря тому, что она действует кратковременно. Иногда человеку, летящему в 
самолете, который попал в сильную болтанку, очень трудно подготовиться к прыжку.
 Его то с силой прижимает к сиденью, то отрывает от него. В такие минуты очень 
трудно выбраться через люк из самолета и отделиться от него для прыжка с 
парашютом. Мы сидели в кабине, пристегнувшись ремнями в целях безопасности. 

К счастью, над Касима мы попали в зону затишья, постепенно самолет перестал 
проваливаться, болтанка прекратилась. 

Самолет делает большой круг над полигоном Касима; наблюдаем за землей. 

Высланный вперед отряд аэродромного обслуживания зажигает дымовые шашки. По 
отклонению дыма можно судить о скорости и направлении ветра. Дым плавно 
стелется над землей. Я громко кричу ребятам: 

- Скорость ветра вполне нормальная! 

- Хорошо, начнем! - отвечают они. 

Испытатели приободрились и по одному направились к люку, готовясь к прыжку. 

Мне в этот день предстояло прыгнуть с высоты 1000 м, проверить раскрытие 
запасного парашюта, а до этого руководить групповым прыжком. 

Прыгают по 10 человек. Натренированные испытатели парашютов по сигналу зуммера 
отталкиваются от края люка и устремляются вниз. Один, два, три... Уходящая под 
крылом земля как бы притягивает к себе черные фигурки парашютистов. На миг над 
такой фигуркой сверкнет белая шелковая лента и тут же превратится в огромный 
купол парашюта, и он, медленно покачиваясь, плывет среди облаков. 

Смело оттолкнулся от самолета самый молодой из нас матрос 3 класса Цутитама. Он 
прыгал самым последним. 

Я, высунувшись из люка, наблюдаю за его падением, про себя отсчитывая секунды: 
одна, две, три... Показывается белое полотнище парашюта, вот оно отклоняется в 
сторону, купола нет, и Цутитама продолжает падать. Я невольно весь как-то 
съеживаюсь от волнения и кричу: 

- Раскрывай! Цутитама! 

Вот до земли остается 50, 30, 20 метров... О ужас! Я зажмуриваюсь, но через 
секунду открываю глаза и вижу, как по земле стелется белое полотнище парашюта, 
прикрывая, словно саваном, матроса Цутитама. 

"Неужели разбился?" - с ужасом думаю я. Но с самолета точно это определить 
невозможно. Тяжелое, удручающее чувство сжимает сердце. 

Остался мой последний и самый ответственный прыжок. Самолет делает разворот, 
набирает высоту 1000 м. Перед глазами стремительно проносятся рваные облака, 
трудно различать наземные ориентиры. Сегодня у меня два парашюта: один-на спине,
 другой-на груди. Нагрудный считается запасным. Если не раскроется основной, то 
необходимо прибегнуть к запасному. 

Мне необходимо было проверить, откроется ли запасной парашют на спуске при 
раскрытом уже основном парашюте. 

Вот самолет ложится на курс и приближается к расчетной точке сбрасывания; 
летнаб подходит к люку и кричит: 

- Лейтенант Ямабэ, прыгать будете?