большая скорость спуска. И вот я почти касаюсь земли. Еще мгновение-и я падаю 
на песок, забыв от радости о правилах приземления. Все обошлось благополучно, 
без травм. 

Вы не можете себе представить, в каком возбужденном состоянии я был. 

На автомашине меня срочно доставляют на командный пункт для доклада. 

Взгляды всех испытателей парашютов устремлены на меня. Слышу голоса: 

- Молодец, командир! Вот это прыжок! 

- Хорошо держался в воздухе! Замечательно! 

Я в душе благодарю товарищей. 

Что можно сказать об ощущении, которое испытываешь при спуске. Какое-то 
необыкновенно радостное чувство охватывает все твое существо. Кажется, что не 
ты летишь к земле, а, наоборот, земля летит тебе навстречу, 

При динамическом ударе в момент раскрытия парашюта перегрузка достигает 
примерно 7 g. Такая перегрузка для моего натренированного тела не представляла 
особой опасности. 

Правда, до наших прыжков выдвигалось предположение, что человек не теряет 
сознания и при перегрузке 10g. 

Мы рады тому, что такое высказывание появилось до нашего первого прыжка. Однако 
надо заметить, что всякое, не подтвержденное практикой предположение для нас 
опасно. Особенно вредны для нас, практиков, пустые разговоры и дискуссии. Если 
бы мы, уподобившись зазнавшимся интеллигентам из среды ученых и студентов, 
захотели быстро устранить недостатки, не обращаясь к практике, то что бы из 
этого вышло? 

Было решено, что вслед за мной прыгнут все 25 испытателей. (В случае 
нераскрытия моего парашюта испытания прекращались.) 

Прыгали в следующем порядке: мичман Кавасима, старшины 1 статьи Такахаси, 
Уэхара, Ода и др. 

Я каждый раз, держа в руках сигнальный флажок, садился в кабину вместе с 
очередным парашютистом. По взмаху флажка он оставлял самолет. Мне приходилось 
сильно высовываться из люка, чтобы наблюдать за спуском. Было хорошо видно, как 
фигура парашютиста с огромной скоростью несется к земле. Когда прыгаешь сам, то 
этого не замечаешь, а прыжок других кажется чем-то героическим. Иногда он даже 
приводит в умиление, вызывает чувство восхищения. 

Каждый раз, когда парашютист отделялся от самолета, я в душе молил бога о 
благополучном раскрытии парашюта. И парашюты раскрывались хорошо. 

Но вот самолет покинул матрос 1 класса Араи. Он стремительно летит вниз, 
кувыркается в воздухе и скоро уже кажется черным комочком. Вот он пролетает 100,
 150 м, а парашют не раскрывается. Я отсчитываю секунды. Парашютист продолжает 
камнем лететь вниз. Невольно закрываю глаза. Неужели катастрофа? Когда до земли 
остается метров 50, вырывается белый купол парашюта, а через секунду Араи уже 
на земле. Но мне пока еще не ясно, что произошло. Тревожно ноет сердце. 

Сразу же после приземления самолета стрелой лечу к группе испытателей. Вижу 
сияющее лицо Араи. У меня становится легче на душе. Почти 250 м Араи камнем 
летел вниз с нераскрывшимся парашютом. Парашют раскрылся только у самой земли. 
Испытатель едва избежал трагического конца. 

Только тогда я понял, что прыжки с такими парашютами, какие имели тогда у нас 
на флоте летнабы,-чрезвычайно опасное и рискованное дело. В соответствии с 
результатами нашей экспериментальной работы немедленно приступили к 
совершенствованию парашютов. 

Итак, первый испытательный прыжок нашей группы в 26 человек окончился 
благополучно. Радости нашей не было границ, но успокаиваться на достигнутом мы 
не имели права. 

Второй этап испытаний 

За первым успешным прыжком последовал второй. На этот раз парашютисты прыгали с 
парашютами образца 97, которыми тогда пользовались наши летчики. 

Самочувствие во время второго прыжка с другим парашютом было значительно лучше, 
чем при первом прыжке. У этого парашюта стропы разделялись на два плеча, и тело 
парашютиста имело как бы две опоры, поэтому мы его называли "двухопорным". У 
парашюта образца 89 все стропы сходились к одному свободному концу подвесной