делам и попробовал уговорить руководство принять Мизуно на работу в качестве 
советника, но везде встречал скептические усмешки. 

— Слушай, не думаешь же ты в самом деле, что морской флот... — шептали вокруг, 
— я хочу сказать — физиогномика... 

Кувабара приписывал свою неудачу узкому «рационализму » соответствующих лиц в 
двух морских бюро. Для бюро по морским делам все это выглядело как 
доказательство, что авиация окончательно потеряла рассудок. Когда стало 
очевидно, что ничего не получается, Кувабара спросил Ониси, а говорил ли он с 
Ямамото. Нет, не говорил: вместе отправились к Ямамото на прием. Вначале, 
попросив его не смеяться, стали в деталях рассказывать историю с Мизуно и 
обратились к Ямамото за помощью в устройстве этого человека советником. Ямамото 
улыбался, слушая их, а когда закончили, сказал: 

— Понятно. Я сам с ним поговорю, но пусть он придет один. 

Договорились привезти сюда Мизуно; потом по телефону, пока Ямамото со своей 
стороны разговаривал с разными отделами бюро по персоналу и бюро по морским 
делам и с департаментом аэронавтики, собрали в офисе около двадцати различных 
лиц. Когда прибыл Мизуно, первое, о чем его спросил Ямамото, — что такое, в его 
глазах, хиромантия и физиогномика. Тот отвечал — как уже объяснял Кувабара в 
авиакорпусе Касумигаура, — что это отрасли прикладной статистики. Популярные 
народные верования — такие, например, как вера японцев, что люди с длинными, 
как у кролика, ушами внимательны и мягки по натуре или что квадратный 
подбородок означает то-то и то-то, основаны, по сути, на эмпирических 
статистических наблюдениях. Эти верования не обязательно верны для каждого 
случая, но тут и не пятьдесят на пятьдесят. Еще и интуиция придает 
индивидуальным наблюдениям точность. 

— Ну что ж, хорошо, — кивнул Ямамото. — Здесь собрались двадцать человек. 
Можете сказать, кто из них — летчики? 

Мизуно внимательно вгляделся по очереди в лицо каждого. Наконец указал на 
одного: 

— Это вы, не так ли? — а потом другому: — И вы тоже. Этих двоих звали Хоси 
Казуо и Мива Йоситаке, оба из числа лучших летчиков-истребителей, какими в то 
время могла похвастаться морская авиация. Хоси и Мива скромно улыбнулись под 
удивленными взглядами остальных. 

— Все, больше нет? — поторопил Ямамото. 

— Это все, — ответил Мизуно. 

Тут еще один из присутствующих, капитан второго ранга Тагучи из морского 
генерального штаба, произнес: — Я тоже пилот! 

Мизуно взял его руку и внимательно изучил ее. 

— Может быть, вы и пилот, но не очень хороший. 

Все снова стали переглядываться, затем раздался смех. У Тагучи, выпускника 
колледжа морского генерального штаба, морского летчика, отличные мозги, но для 
летчика слишком замедленная реакция. Ему случалось повредить самолет при 
посадке; недавно его перевели в морской генеральный штаб с предупреждением: не 
соберет все внимание — в конце концов разобьется вдребезги. 

Последовало еще несколько демонстраций таинственных способностей Мизуно. 
Подверглись исследованию ладони капитана 1-го ранга Киды Тацухико. 

— Вы себе взяли чье-то имя? — спросил Мизуно. 

Кида не хотел отвечать, но под давлением признался с печальным восторгом, что 
он и вправду приемный сын. 

Наконец Ямамото счел, что настало время, и ассамблея постановила без дальнейшей 
шумихи принять Мизуно на работу. Вскоре после этого его официально назначили 
советником при департаменте аэронавтики. Его обязанность в этом качестве — 
присутствовать на всех проверках курсантов и кадет резерва в авиакорпусе 
Касумигаура и изучать их ладони и лица. 

Флот стал применять методы Мизуно в сочетании с обычными письменными и 
физическими проверками; наиболее обещающим из всех кандидатов считался тот, кто 
получал хорошие оценки на этих двух экзаменах и «добро» от Мизуно. Поэтому не 
совсем правильно утверждать (как кое-где во время войны), что морским 
авиакорпусом управляли предрассудки. 

В результате занятость Мизуно превысила всякие пределы. Во время войны он 
пользовался помощью двух ассистентов и ему столько приходилось ездить по