красным рисом, горячим супом из свинины и овощей и другими деликатесами. 
Заметив справа под собой острова Анамбас, они продолжали лететь на юг и прибыли 
в точку, в которой — если в течение три- дцати минут не будет никаких сообщений 
об обнаружении противника — их ресурс активности на сегодня исчерпан; в это 
время летевший впереди самолет-разведчик сообщил по радио эскадрилье 
бомбардировщиков: «Обнаружены крупные корабли противника. 4° северной широты, 
103°55' восточной долготы. 1145». 

Указанная точка находилась возле Куантана, у полуострова Малайзия; в 13.40 
самолеты прибыли на место. Как сообщал пилот первой группы торпедоносцев, два 
линкора, сопровождавшиеся тремя эсминцами, имели удивительно скучный, серый, 
грязный цвет, возможно из-за камуфляжа. Пролетая над «Рипалсом» при пуске 
торпеды, он успел разглядеть краснолицего англичанина в шлеме — тот бешено 
вращал пулемет, стоявший на палубе. 

Взметнулось несколько водяных столбов, обозначив места, где торпеды вошли в 
воду. Самолет вновь устремился вверх, а корабли уже стали уменьшаться в 
размерах, когда совершенно неожиданно «Рипалс» изверг столб черного дыма и тут 
же исчез под волнами. 

Штабные офицеры в оперативной комнате «Нагато» были вне себя от радости — 
получили сообщение о потоплении «Рипалса»; спустя тридцать—сорок минут по 
внутренней связи услышали голос лейтенанта Сингу, звеневший от волнения: 
«Второй линкор потоплен!» «Принц Уэльский», самый современный линкор и гордость 
британского флота, тоже нашел свою гибель. 

Если во время атаки на Пёрл-Харбор Ямамото, казалось, был в состоянии почти 
депрессивном, то на этот раз (вспоминают те, кто находился рядом с ним) 
радостно улыбался, его щеки пылали от возбуждения. И все же он испытывал 
противоречивые чувства: ведь если линкоры и правда устарели, как он утверждал, 
то нет особенной причины для ликования, если два потоплены; во всяком случае, в 
Пёрл-Харборе, где потоплены четыре, было больше поводов для радости. В любом 
случае Ямамото испытывал неловкость: застал врага врасплох на Гавайях, а сейчас 
наземные бомбардировщики — их развитие он сам продвигал — предприняли 
фронтальную атаку в открытом море, подтвердив тем самым его давно вынашиваемую 
теорию о превосходстве военно-воздушных сил. И все-таки даже он, несмотря на 
все свои теории о линкорах и авиации, не избавился полностью от ощущения, что 
линкоры каким-то образом символизируют мощь страны, которой принадлежат. 

— Надеюсь, вы не забыли о десяти дюжинах бутылок, сэр, — напомнил ему Мива. 

— Конечно, конечно, — если хотите, пятьдесят дюжин! Пошлите адъютанта, пусть 
проследит! 

— Не удивился бы, если за это вас произвели в бароны или адмиралы флота, — 
продолжал Мива. 

— Только не меня, благодарю вас. А уж захотели бы наградить — попросил бы 
купить для меня участок в Сингапуре или где-нибудь еще и дать мне заняться моим 
собственным казино. Заработал бы чертову кучу денег для Японии! 

Как упоминалось выше, Ямамото питал безмерную страсть к карточной игре. Это 
увлечение не всегда способствовало хорошей репутации; говорят, среди тем, 
которые морское министерство во время войны запрещало упоминать, — тот «факт, 
что главнокомандующий Объединенного флота весьма искусен в карточной игре». 
8
В полдень 21 декабря, вскоре после того, как японский флот дважды столь 
решительно продемонстрировал миру превосходство авиации над линкорами, впервые 
на якоре в Хасирадзиме появился линкор «Ямато», — против строительства его 
Ямамото энергично возражал. 

Детали держались тогда в секрете; «Ямато» был самым крупным линкором в мире: 
при полной загрузке водоизмещение 72 800 тонн; три башни, с тремя пушками 
каждая; максимальная скорость двадцать семь узлов. Поставить его рядом с 
«Нагато» и «Мутсу»— те выглядели бы как крейсеры. (И в самом деле: позднее 
американский патрульный самолет, обнаруживший плывшие рядом «Ямато» и «Мутсу», 
радировал: «Вижу вражеские линкор и крейсер!») 

Спустя два месяца командованию Объединенного флота пришлось переместить свой 
флаг на «Ямато»; а через два дня после того, как «Ямато» встал на якорь в 
Хасирадзиме, через канал Бунго прошел флот Нагумо, вернувшийся в Японию после 
месячного плавания. Уже было темно, когда флагман бросил якорь в 
Хасирадзима-Саунд, но Угаки и другие офицеры штаба Объединенного флота отплыли 
с «Акаги», чтобы выразить свою благодарность и передать поздравления. Ответный 
доклад, сделанный Нагумо, полон уверенности; а касаясь приказа зайти по пути в 
Мидуэй, он почти не скрывает своего презрения. Был бы признателен (так он, по 
существу, заявил), если бы люди, сидящие дома и незнакомые с ситуацией на месте,
 не вмешивались. Нагумо заявил, что этот приказ вызвал у него серьезное 
раздражение.