всех, кого еще можно было спасти. Прием экипажа "Рюдзе" прошел быстро и 
эффективно. Мы приняли на борт более 300 спасенных. Внезапно крен авианосца 
сильно увеличился. 

- Закончилась ли эвакуация? - прокричал я в рупор с мостика. 

Офицер, отвечающий за прием спасенных, ответил утвердительно. 

Взревели мощные трубы "Амацукадзе", и эсминец стал быстро отходить от 
погибающего авианосца. 

Мы успели пройти едва ли метров 500, как "Рюдзе" опрокинулся и исчез в 
океанской пучине. Образовавшийся на месте гибели авианосца огромный водоворот 
подхватил "Амацукадзе" и стал кидать эсминец из стороны в сторону. Я страшно 
испугался, что может произойти что-нибудь очень серьезное и еле-еле справился с 
управлением, выведя корабль из опасной зоны. 

Я еще не успел отдышаться от пережитой опасности, как услышал тихий голос за 
своей спиной: 

- Капитан 2-го ранга Хара... Вы не представляете, насколько я вам благодарен... 


Я обернулся и увидел капитана 1-го ранга Тадао Като, командира "Рюдзе", того 
самого человека, которого я так ругал в течение прошедшего дня. Он выглядел 
измученным и больным, но снова поклонился мне и прохрипел: 

- Пожалуйста, примите мою глубочайшую благодарность от имени всего моего 
экипажа. 

Внезапно мне стало его жаль, а злость снова обратилась на адмирала Ямамото, 
который выбрал такого неподготовленного офицера - Като был строевиком, а не 
специалистом - для выполнения столь важной задачи, как "приманка". 

- Вам нет нужды благодарить меня, Като, - раздраженно ответил я. - Вы выглядите 
совсем больным. Вы не ранены? 

- Нет, Хара, я здоров. Но я вспоминаю, сколько погибло моих моряков... И мой 
корабль... 

Он закрыл лицо руками и, не в силах больше контролировать себя, разрыдался. 
Когда он побрел к трапу, я только спросил: 

- Господин Като, скажите: мой друг Киши, ваш старпом, он спасся? 

Като обернулся. Он не сказал ни слова, но по печали на его измученном лице я 
понял все и кивнул. Като, опустив голову, стал спускаться по трапу. 

Я тяжело вздохнул. Капитан 2-го ранга Киши, мой хороший друг, с которым мы 
когда-то учились в одной группе Эта-Дзимы, погиб. К чему нельзя никогда 
привыкнуть на войне - это к гибели друзей... 

"Амацукадзе" присоединился к крейсеру "Тоне" и эсминцу "Токицукадзе", и я с 
облегчением убедился, что ни не получили никаких повреждений. Оба корабля 
спустили шлюпки, поднимая из воды моряков с "Рюдзе", которым пришлось броситься 
за борт. 

Между тем появились еще четырнадцать самолетов, вернувшихся после удара по 
Гуадалканалу, и стали крутиться над нами. Видимо приказ совершить посадку на 
аэродроме Бука до них не дошел. В результате семь самолетов, включая и 
единственный, имеющий радиоаппаратуру, пропали без вести, а семь совершили 
посадку на воду вблизи наших кораблей и были подняты на борт. Но все самолеты, 
разумеется, утонули. 

Солнце уже садилось, когда "Тоне", "Токицукадзе" и мой "Амацукадзе" получили 
приказ Нагумо присоединиться к его главным силам и повернули в восточном 
направлении. Этот день, 24 августа, вошедший в историю как день сражения у 
Восточных Соломоновых островов, показался мне бесконечно долгим и изнурительным.
 

Пройдя примерно 50 миль на рандеву с главными силами, мы обнаружили отряд наших 
эсминцев, который шел на юг, светя прожекторами. Они вели поиск пилотов, 
вынужденных совершить посадку на воду. 

Стояла непроглядно темная ночь и соответствующая тишина. Я почувствовал 
страшную усталость после бессонной ночи и столь напряженного дня и стал 
подумывать о том, чтобы спуститься в каюту и пару часов поспать. Но в этот 
момент мне доложили, что с флагманского авианосца "Секаку" прожектором передали 
позывной "Амацукадзе", а вслед за ним приказ: