|
обнаружили.
Я доложил о вероятном потоплении подводной лодки, и, поскольку в течение
следующих нескольких дней не поступало никаких донесений о действии лодок
противника в этом районе, я склоняюсь к мысли, что та лодка, за которой мы
охотились, была все-таки потоплена.
9 февраля я снова вышел к Давао, эскортируя транспорт "Киришима-Мару", и
доставляя туда раненых и убитых при штурме острова Амбон.
В Давао, ко всеобщей радости, нас ожидали несколько огромных мешков с письмами
и посылками от родных.
По прибытии на базу мне удалось первый раз за двадцать дней насладиться горячей
ванной. Многие из экипажа делали то же самое. Была открыта корабельная лавка,
где матросы могли купить ликер, сладости и много разных необходимых для себя
вещей. Ликер на борту продается с личного разрешения командира.
Моя маленькая каюта размером два на три метра была лучшим помещением на эсминце.
В эти шесть квадратных метров были втиснуты: койка, умывальник, шкаф для
обмундирования, стул и стол, на котором стояла фотография моей семьи.
Рассыльный принес мне пачку писем.
Последнее письмо от жены было датировано 4 января. Она писала, что дети здоровы,
все идет хорошо. Однако в конце письма была приписка, где как бы между прочим
сообщалось, что когда жена с детьми ездила к родственникам в Токио, наш дом в
Камакура обокрали, сломав замок.
Я расстроился. Моя жена была очень субтильной женщиной и просто терялась,
сталкиваясь с подобными сторонами, жизни. Чтобы успокоиться, мне пришлось
выпить несколько чашек саке.
Но следующее письмо, присланное братом, еще более меня расстроило. Брат сообщил
мне, что его старший сын, двадцатипятилетний Сигоеси Хасимото, офицер 4-й
армейской дивизии, умер в декабре от туберкулеза. Это был мой любимый племянник
и, закрыв глаза, я прошептал молитву за его душу.
Совершенно подавленный, я отложил еще невскрытые письма, выпил еще пару чашек
саке и вышел на мостик. Стоял прекрасный солнечный день. Зеленый берег и
сверкающее под тропическими лучами море, казалось, жадно манили к себе.
При моем появлении вахтенный офицер, смотрящий на берег жадными глазами,
вытянулся и приложил руку к козырьку фуражки.
- Объявите, - приказал я, - что завтра всему экипажу разрешено увольнение на
берег. Всех разделите на три группы, чтобы каждая могла побыть на берегу по три
часа.
Глаза лейтенанта зажглись восторгом, и рассыльные немедленно побежали разносить
эту новость по кораблю. Ни один из трехсот человек экипажа моего эсминца не был
на берегу пятьдесят дней, а потому новость вызвала всеобщее ликование.
Я вернулся в свою каюту и вскрыл следующее письмо. Оно было отправлено из Куре,
но имя отправителя мне не было известно. Письмо начиналось следующими словами:
"Меня зовут Хинагику. Я - одна из девушек-гейш, которые обслуживали банкет по
случаю вашего ухода на войну".
Сначала я подумал, что далее последует объяснение в любви, и решил, что мне,
уже взрослому человеку, обремененному женой и тремя детьми, совсем не пристало
впадать даже в заочный почтовый роман с молоденькой гейшей. Но все оказалось
гораздо проще и прозаичнее. "Хозяйка ресторана, - писала девушка, - напомнила,
что перед вашим внезапным уходом вы забыли оплатить счет. Мы будем счастливы,
если вы оплатите счет, который прилагается".
Я чуть не умер от стыда. Надо же в мои годы быть таким безответственным! У меня
появилось желание напиться до беспамятства, и я открыл новую бутылку саке.
На следующий день я съехал на берег с первой партией увольняющихся. Улицы Давао
были наполнены моряками с других кораблей, стоявших на якоре в порту. Везде
стояли японские торговцы, бесплатно обслуживающие своих земляков напитками и
сладостями. Было много и филиппинцев, которые спокойно и без страха ходили по
улицам. Ярко накрашенные девушки со сложными прическами и в ярких платьях
мелькали вокруг.
Меня только крайне удивило, что все они ходят босиком. В Японии босиком по
городским улицам не ходит никто. Если нет возможности купить настоящие туфли,
ходят в деревянных сабо.
В переполненных кинотеатрах демонстрировались Последние американские фильмы. Я
|
|