электромотором, работа которого не мешала слышать любой звук, исходящий от 
подводных пловцов, и, в частности, возможные призывы тех, кто почувствовал себя 
плохо. Это было неизбежно и случалось часто: нужно помнить, в каких условиях 
вынужден работать человек, погруженный надолго в воду, когда нарушается дыхание 
в результате повышенного давления или из-за неисправности маски, или из-за 
отравления чистым кислородом при длительном пользовании кислородным прибором. 

Имели место повреждения и материальной части, к сожалению, также неизбежные. 
Следовательно, неожиданное недомогание водителя торпеды, вызванное случайными 
причинами или холодом, против которого шерстяная одежда и специальные жиры были 
только паллиативом, требовало немедленного моего вмешательства или помощи врача,
 всегда сопровождавшего нас. 

По окончании учения, около четырех часов утра, мы все собирались на "Сан-Марко",
 где нас ожидал плотный горячий завтрак, всегда начинавшийся с вкусных макарон. 
В моей памяти сохранилась много раз повторявшаяся картина этих завтраков в 
скромной кают-компании с единственным столом, за которым занимали места бок о 
бок офицеры, унтер-офицеры и матросы, только что испытавшие длительное 
напряжение сил, на лицах которых еще не исчезли следы от маски, славные парни с 
благородными сердцами, стальными кулаками, крепкими легкими; руки у них были 
красные и распухшие от задержки кровообращения, вызванной манжетами резинового 
костюма. Среди них - врач, незабвенный Фалькомата, который следил за каждым из 
них во всякой обстановке, чтобы вовремя заметить малейшие признаки 
переутомления или возможного недомогания. 

"Ну как прошло ученье сегодня, командир?" - спрашивал с легким лигурийским 
акцентом де ла Пенне. Тосканец Биринделли был немногословен: "Надо бы еще 
лучше!" "На Мальту, взрыватель на ноль и врагов на воздух!", твердил уроженец 
острова Эльбы Тезеи, а триестинец Марчелья молчаливо с ним соглашался. Спорили 
о женщинах, об охоте, пока Мартеллотта из Таранто не изрекал: "Мир и 
благодать!", подводя итог нашему душевному состоянию. С наступлением рассвета, 
утолив голод, полусонные водители торпед возвращались на автобусе в Серкио, 
чтобы, наконец, забыться в безмятежном, восстанавливающем силы сне. 

В Серкио текла самая нормальная, здоровая и непринужденная жизнь, какую только 
можно представить. После занятий все находили развлечения: спортивные игры на 
открытом воздухе, бесконечные ожесточенные партии в волейбол, купанье в море, 
прогулки по сосновой роще, охота на кабанов (землевладельцы о ней, к счастью, 
ничего не знали), иногда чтение, споры по самым различным вопросам и песни. 
Пели старые матросские песни и новые, сложенные во время прогулок. 

И никаких газет, никакой политики, ни одной женщины, вход которым был 
строго-настрого воспрещен. В разговорах чаще всего затрагивалась тема о боевых 
операциях. Каждый говорил о том, где бы ему хотелось действовать, как 
преодолеть препятствия, как избежать неожиданных помех. На их столах были, 
помимо неизбежных фотографий красивых девушек, снимки и географические карты 
баз противника, главным образом Александрии, Мальты и Гибралтара, которые 
исследовались с лупой и корректировались по последним данным разведывательных 
сводок и авиаразведки. Для водителей торпед эти базы с их молами, заграждениями,
 набережными, доками, местами якорных стоянок и их системой обороны не являлись 
загадкой; экипажи так хорошо изучили ориентиры, глубины, что на своих торпедах 
могли действовать ночью с такой же уверенностью, как человек в своей 
собственной комнате. 

Много желаний возникало при просмотре ежегодных справочников корабельного 
состава; разглядывая силуэты самых больших кораблей противника, входящих в 
состав Средиземноморского флота, водители торпед думали: "Удастся ли 
когда-нибудь увидеть их ночью в натуре? Когда будет назначена следующая 
операция и кого из них пошлют? Что явится объектом атаки?" Однако они делали 
вид, что не проявляют беспокойства, хотя всякий знал, что нужно быть готовым, 
каждый надеялся, что пошлют его. Они верили в свои силы и свою подготовку. 

Некоторые уже понесенные потери в людях огорчали, но не пугали. Это служба, 
которую они все добровольно избрали: может быть, завтра придет их черед, и они 
не боятся. Какая же внутренняя сила воодушевляла их и поддерживала? Что же 
делало этих людей так непохожими на многих других, отрешенными от личных 
материальных интересов, что так облагораживало их? У них не было стремления к 
честолюбию; они не принимали даже искреннего признания их заслуг и избегали 
почестей и похвал. Богатство их не прельщало; они не получали никакой премии за 
свои подвиги. Они не получали и повышения в звании и должности, чего легче 
добиться сидя в министерстве. Не тщеславие руководило ими в стремлении быть 
участниками исключительных подвигов, поскольку на пути к цели их ждала смерть, 
а какая польза от того, что тебя отметят после смерти? Одно только вдохновляло 
их - верность долгу! Как много моряков считают своим долгом целиком посвятить 
себя службе своей стране. Это безграничное самопожертвование является 
результатом инстинктивного и глубокого чувства - любви к родине. 

Отрядом надводных средств, которому командир Моккагатта отдал много сил, 
командовал опытный и энергичный офицер Джоббе. Материальная часть отряда 
непрерывно обновлялась и совершенствовалась в процессе исследований и