в Германию, Муссолини спросили, что он о нем думает, дуче ответил, сделав жест 
рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи: «Он просто болтливый монах».
 Однако вскоре, как бы Муссолини ни презирал Гитлера, он осознал необходимость 
дружбы с ним и убедил себя в том, что Италия больше выиграет от альянса с 
Германией, чем от союза с демократическими странами Западной Европы. Враждебное 
отношение Франции и Англии к Италии во время абиссинской войны разрушило все 
надежды на какое-либо антигерманское соглашение между этими тремя странами, но 
оно пока еще не сблизило окончательно Италию с Гитлером, который осторожничал и 
не спешил воспользоваться выгодами возникшего конфликта, опасаясь, что он может 
иметь временный характер и закончится компромиссом в духе пакта Хора — Лаваля. 
Да и Муссолини все еще мучили воспоминания об англо-германском морском договоре 
1935 года и, куда более остро, мысли о проблеме австрийской независимости и об 
угрозе аншлюса. До тех пор, пока эта проблема продолжала оставаться на повестке 
дня в отношениях между Муссолини и Гитлером, о каком-либо альянсе не могло быть 
и речи. Но, тем не менее, Гитлер более остро, чем Муссолини, ощущал его 
необходимость; отчасти благодаря именно этому стремлению Гитлера к дружбе с 
Муссолини и было подписано, при полном одобрении последнего, австро-германское 
соглашение 1936 года. Хотя это соглашение и устраняло имевшиеся 
австро-германские разногласия к взаимному удовлетворению обеих сторон, но оно 
одновременно предоставило Гитлеру возможность, невидимую на поверхности, 
незаметно подтачивать устои австрийской независимости; вместе с тем, оно дало 
Гитлеру первый реальный шанс осуществить сближение с Италией. Ибо Муссолини, 
отвергнутый Западными державами, более не мог столь же успешно выступать в 
защиту независимости Австрии и должен был быть только благодарен за то, что ее 
независимость все еще, пусть номинально, но сохраняется. Месяцем позже, когда в 
Испании вспыхнула гражданская война, условия для тесного сближения Германии с 
Италией стали просто идеальными. Муссолини, бросившись на помощь Франко не 
только ради того, чтобы в Европе возникло третье фашистское государство, но 
также и с тайной надеждой заполучить в Испании морские базы, с которых можно 
будет удобно угрожать Франции, тем самым еще больше отдалил себя от врагов 
Германии. Ульрих фон Хассель, посол Германии в Риме, сразу же осознал важность 
«испанского конфликта для отношений Италии с Францией и Англией». В своем 
донесении в министерство иностранных дел Германии он предположил, что значение 
конфликта в Испании будет «таким же, как и абиссинского конфликта, который 
четко выявил противоречивость интересов европейских стран, предотвратившую 
возможность для Италии быть затянутой в сети Западных держав». Как выяснилось, 
гражданская война в Испании могла быть использована и в иных целях. Позволив 
Италии взвалить на свои плечи основной груз нацистско-фашистской помощи Франко 
на том основании, что Испания является средиземноморской страной и, 
следовательно, должна рассматриваться не как немецкая, а, скорее, как 
итальянская зона влияния, Гитлер теперь мог с удовлетворением констатировать, 
что гражданская война в Испании истощала ресурсы Италии, достойно заменив в 
этом отношении абиссинскую войну. Он также мог более не опасаться чрезмерно 
твердой позиции, занимаемой дуче по австрийскому вопросу, который, по убеждению 
Гитлера, должен решаться Германией так, как она этого пожелает  [19]  .
 В порядке предварительного зондажа позиций Муссолини Гитлер уведомил его, что 
готов признать статус Итальянской империи. Это был вопрос, который принимался 
Муссолини особенно близко к сердцу, ибо готовность Гитлера пойти на этот шаг 
означала признание нового статуса Италии среди мировых держав, от чего 
большинство стран пока что воздерживалось; и Муссолини, как и предсказывал 
Хассель, был чрезвычайно обрадован. В сентябре Гитлер направил в Рим Ганса 
Франка, своего министра юстиции, владевшего итальянским языком, с настоятельной 
просьбой к дуче принять приглашение посетить Германию. Муссолини с 
дипломатической сдержанностью выслушал Франка, щедро рассыпавшего в его адрес 
комплименты и заверившего дуче в искреннем убеждении фюрера о необходимости 
тесного сотрудничества между их странами. Несмотря на монументальность позы, 
принятой Муссолини во время этой сцены, он, однако, был польщен и вскоре после 
этой встречи с посланником Гитлера дуче произнес на площади дель Дуомо в Милане 
речь, в которой он впервые употребил термин, с того момента ассоциирующийся с 
крушением фашистской Италии. Касаясь вопроса об установлении лучшего 
взаимопонимания между Италией и Германией, он позаимствовал драматическую 
метафору, два года тому назад использованную венгерским премьер-министром 
Комбошем в характеристике отношений этих двух стран. Дуче провозгласил, что 
«образуется ось Берлин — Рим, вокруг которой могут вращаться все европейские 
государства, стремящиеся к миру». Обрадованные этим громогласным заявлением о 
дружбе, немцы вычитали в речи дуче гораздо больше того, что он сказал на самом 
деле, и полностью доверились своей прессе, объявившей, что общий политический 
курс двух стран уже оформился.
 Тем временем в Германии новый министр иностранных дел Италии граф Галеаццо 
Чиано готовил предстоящий вскоре государственный визит Муссолини в эту страну. 
Сын адмирала графа Констанцо Чиано, героя первой мировой войны, Галеаццо, 
работавший журналистом в Риме, поступил на дипломатическую службу в возрасте 
двадцати двух лет. Спустя три года, 24 апреля 1930 года, он женился на Эдде 
Муссолини, старшей и, как считалось — любимейшей дочери дуче. С этого дня Чиано 
стремительно, подобно метеору, начинает восходить к вершинам власти. Уже через 
два месяца он был назначен генеральным консулом в Шанхае, а вскоре стал 
чрезвычайным посланником в Китае. В 1933 году он был возвращен в Рим, где 
возглавил пресс-отдел министерства иностранных дел. По окончании абиссинской 
войны, в которой он участвовал в составе ВВС Италии в качестве пилота, он был 
утвержден министром иностранных дел страны. В те первые годы своей карьеры он