de las Juntas de Ofensiva National Sindicalista»). Ее партийной эмблемой был 
хомут со связанными свирелями, заимствованный из герба католических королей 
Испании, и эта эмблема стала теперь новым государственным гербом. Фаланга стала 
официальной государственной партией, в то время как все другие партии были 
запрещены; ее руководителем был Франсиско Франко, который назывался теперь 
«каудильо», что было равносильно немецкому званию «фюрер». Сверх того, он 
остался в должности генералиссимуса, то есть Верховного главнокомандующего 
испанских вооруженных сил. 
    Когда в сентябре 1939 года началась Вторая мировая война, Испания была 
ослаблена и опустошена гражданской войной. При этом многие представители 
правящих кругов и армейской элиты, узнав о начале войны, испытывали чувство 
озабоченности: вдруг война закончится молниеносно и Испания не успеет принять в 
ней участие? Но Франко, будучи человеком расчетливым, не спешил ввязываться во 
Вторую мировую. Франко, хотя и был другом Гитлера, но от участия в войне 
отказался, объявив нейтралитет. Как Берлин ни давил на Франко, хитрый каудильо 
всячески избегал этой темы на переговорах. Испания не стала вступать ни в какие 
военно-политические блоки и коалиции. Франко делал все, чтобы Испания осталась 
нейтральной, в то же время проявляя лояльность к Германии. 
    Но внутри страны дело обстояло не столь спокойно, как это виделось Франко 
ко времени окончания гражданской войны. Многие из соратников по партии и армии, 
с которыми Франко удалось победить республиканцев и прийти к власти, испытывали 
личную ненависть к СССР и Сталину. В создавшейся обстановке диктатору было 
чрезвычайно трудно удерживать их от радикальных шагов. 
    После нападения фашистской Германии на Советский Союз многочисленные 
иностранные наблюдатели и гитлеровцы [331] полагали, что Мадрид с минуты на 
минуту станет активной воюющей стороной, вступив в войну против СССР. Эта 
уверенность покоилась как на многократно повторенных заверениях Франко о 
незаинтересованности Испании в вооруженном конфликте между странами именно 
Западной Европы, так и на ненависти франкистского режима к Советскому Союзу. 
Хотя к тому времени в Берлине уже смогли убедиться в крайней изворотливости 
каудильо, так и не поднявшего пока оружия на стороне Германии, война против 
СССР, изображавшаяся геббельсовской пропагандой как «крестовый поход» против 
коммунизма, была именно тем событием, которого дожидались фашисты всей Европы. 
    Действительно, вскоре из Испании начали поступать обнадеживающие для 
руководства Третьего рейха известия. Прогермански настроенное офицерство 
подталкивало Франко ко вступлению в войну. Недовольство его политикой 
невмешательства росло. Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы как-то 
нейтрализовать растущую военную оппозицию. Но использовать прямое насилие по 
отношению ко вчерашним единомышленникам и товарищам по фалангистской партии 
было рискованно, тем более что настроения офицерства всячески поддерживались 
германской стороной. Надо было, оставаясь приверженцем Германии, подтвердив ей 
свою лояльность и нейтрализовав оппозицию в своем окружении, все-таки сохранить 
нейтралитет. И Франко нашел выход из, казалось бы, безвыходного положения. 
    22 июня 1941 года испанский министр иностранных дел Серрано Суньер, 
сославшись на мнение Франко, сообщил германскому послу в Мадриде Штореру, что 
«испанское правительство выражает величайшее удовлетворение в связи с началом 
борьбы против большевистской России и в равной степени сочувствует Германии, 
вступающей в новую и трудную войну». Суньер утверждал, что нападение Германии 
на Советский Союз будто бы «вызвало величайший энтузиазм в Испании». Суньер 
обратился к германскому правительству с просьбой дать возможность добровольцам 
из числа членов Фаланги принять участие в борьбе против общего врага. Министр 
[332] пояснил, что «этот жест солидарности, разумеется, делается независимо от 
вопроса о полном и окончательном вступлении Испании в войну на стороне оси, 
которое последует в соответствующее время». Франкистский министр в особо теплых 
словах выразил свою «твердую уверенность в том, что война с Россией закончится 
для Германии так же счастливо и победоносно, как и предшествующие войны»{785}.
24 июня Риббентроп известил Шторера: «Германское правительство с радостью и 
удовлетворением примет формирования добровольцев Фаланги»{786}. 
    В тот же день Суньер публично обратился к членам Фаланги с призывом 
поднимать добровольцев на войну против СССР{787}. Фалангистская пресса с 
энтузиазмом подхватила призыв своего шефа (Суньер был одновременно главой 
Фаланги), причем иные горячие головы считали необходимым собрать и отправить 
сразу 100 тысяч добровольцев{788}. Однако с первоначальным замыслом 
формирования добровольческого соединения исключительно из членов Фаланги 
Суньеру пришлось расстаться. 25 июня Шторер сообщил в Берлин: «Испанский 
министр иностранных дел очень рад согласию Германии на участие испанских 
добровольцев в войне против России. Он обещал поднять этот вопрос на 
сегодняшнем заседании Совета министров и вслед за тем обо всем договориться с 
начальником фалангистской милиции генералом Мос-кардо, а прежде всего о 
немедленном опубликовании призыва к вербовке. Но из-за соперничества Фаланги и 
армии добровольцы будут набираться не только из фалангистов, но и из легиона, 
связанного с армией». 
    В ответ на пожелание Шторера (было бы «своевременно и желательно» объявить 
что Испания находится в состоянии войны с Советским Союзом) министр ответил, 
что обсудит этот вопрос с Франко. От себя Суньер добавил, что в этом случае 
«Англия и, возможно, Америка откликнутся на такое заявление если и не 
объявлением войны Испании, то, во всяком случае, установлением блокады, в 
результате чего Испании грозит потеря ее судов, находящихся в настоящее время в 
пути...»{789}. В телеграмме от 26 июля 1941 года Шторер с огорчением сообщил, 
что решение об объявлении Испанией войны Советскому [333] Союзу до сих пор еще