республиканских армий отныне нарушена.
Республиканцы за пять недель битвы оставили врагу важные территории и потеряли 
не менее 50 000 ранеными и убитыми, более 35 000 пленными и свыше 60 000 
дезертирами, то есть гораздо больше половины войск, имевшихся на Арагонском 
фронте к 9 марта. Они лишились также большей части участвовавшей в битве 
военной техники и почти половины автотранспорта. Интербригады получили роковой 
удар и фактически сошли со сцены. Армии Республики уже никогда не удавалось 
вооружить так же хорошо, как до «весеннего сражения в Леванте».
Правда, Негрин спешно вылетел в Париж, где добился открытия 
французско-каталонской границы. Советское вооружение по автострадам и железным 
дорогам снова стало поступать в Республику, но на его освоение рекрутами 
требовалось много недель. Часть легкого вооружения (винтовки, пулеметы) затем 
на подводных лодках и эсминцах переправили в центральную часть Республики.
Премьер-министр провел структурную замену военного руководства: Посаса и 
Сарабию перевели на менее заметные посты, уволили часть работников военного 
министерства. Повысили в званиях хорошо проявивших себя в Леванте Модесто, 
Листера и Кампесино, против чего ранее упорно боролся Прието. Заместителем 
военного министра Негрин назначил коммуниста Антонио Кордона, произведя его в 
полковники.
Усваивая фортификационный опыт националистов, республиканцы стали возводить на 
подступах к Мадриду и Валенсии многополосные укрепленные рубежи.
Националисты в «весеннем сражении» потеряли не более 15 000-20 000 человек. 
Ущерб в технике был заметен, но подбитые орудия и бронеединицы остались на 
националистической территории и были отремонтированы.
Националисты победили противника не только количественным и качественным 
превосходством войск, с их стороны прогрессировало военное искусство, их 
командование не уставало анализировать поражение войск противника. Захват 
территории считался делом второстепенным. В итоге националисты разгромили хотя 
и уступавшую им в силах и средствах, но все же большую – 200-тысячную 
группировку врага и заняли значительную территорию.
Республиканцы же умудрились повторить почти все азбучные ошибки, совершенные в 
предыдущих сражениях. Постоянное повторение одних и тех же ошибок указывало, 
во-первых, на органические пороки вооруженных сил Республики и, во-вторых, на 
уязвимые места в подготовке советского офицерства.
Республика вновь недооценила противника и переоценила собственные возможности. 
Далее, устремления командования по-прежнему направлялись на удержание 
населенных пунктов и высот, а не на поражение живой силы противника. Активная 
оборона оказалась потому республиканцам не по силам, хотя националисты показали 
очень удачные ее образцы при Хараме, Ла-Гран-хе, Брунете, Сарагоссе и Теруэле. 
Штабы и высшее командование Республики по-прежнему действовали хуже фронтовиков.
 Им катастрофически не хватало гибкости, и они все время опаздывали.
Конечно, командованию и войскам было чрезвычайно трудно действовать в условиях 
вражеского господства в воздухе. Однако это означало, что командование и 
штабные службы не приняли во внимание уроков 6-месячной борьбы на Северном 
фронте. Численное превосходство неприятельских ВВС республиканцы по-прежнему 
старались компенсировать отвагой и искусством летчиков и требованием новых 
партий самолетов.
«Весеннее сражение в Леванте» обнажило недопустимую немощь республиканской 
противовоздушной обороны. Из-за плохой работы промышленности и близорукости 
генштаба Республика почти не производила жизненно необходимых ей зенитных 
орудий, и они насчитывались единицами. Имевшиеся образцы отличались низким 
качеством, начиная с малого калибра (20-мм) и ничтожной дальнобойности. 
Вероятно, слабость Республики в данном вопросе была зеркальным отражением 
неразвитости советской зенитной артиллерии. РККА тоже планировала отражать
воздушные атаки силами авиации и только к 1940 году стала получать первые 
партии современных 37-миллиметровых зениток.
Но республиканцы и Коминтерн имели возможности покупать через подставных лиц 
зенитные орудия в сопредельных странах с развитой частной военной 
промышленностью – особенно во Франции и Швейцарии. (Франция, например, к 1938 
году уже имела хорошие образцы зениток 75-миллиметрового и даже 
90-миллиметрового калибра.) Данные возможности до весны 1938 года почти не 
использовались.
Ссылки на политику «невмешательства» в данном вопросе ничего не объясняют. Ведь 
«невмешательство» не помешало Республике приобрести в Европе, Азии и Америке 
немалое количество разнообразного вооружения – например полевых орудий и гаубиц 
английского и японского производства, датских пулеметов, немецких и 
американских винтовок, американских авиамоторов и т.д.
Вполне естественно, что в подобных условиях «весеннее сражение в Леванте» стало 
триумфом германо-итальянской и националистической авиации. Она действовала на 
всю глубину фронта и тыла республики, нанося бомбовые и пулеметно-пушечные 
удары на пространствах от Сарагоссы до Барселоны и от Теруэля до Картахены.
Республиканские же ВВС с весны 1938 года обречены были вести «войну бедняков». 
Они несли огромные потери от многочисленной вражеской зенитной артиллерии и еще 
больше, чем в Мадридской или Брунетской операциях, должны были распылять и без 
того малочисленные силы и ресурсы.
Дилемму «помогать фронту или спасать тыл» авиационное командование Республики 
решило в 1938 году в пользу фронта. Отныне германо-итальянские «легионарии» 
безнаказанно терроризировали большую часть республиканского тыла.
Поражение республиканцев едва не стоило им советской военной поддержки. Весной 
1938 года советский нарком иностранных дел Литвинов, безусловно выражая не