В результате сложилось парадоксальное положение – в экономически передовых 
Бискайе и Каталонии, где успешнее всего складывались современные 
товарно-денежные отношения и трудящиеся жили не так плохо, недовольство 
монархией Бурбонов носило наиболее острый и массовый характер.
В остальной Испании очаги капитализма – города развивались медленно. К 1931 
году в них жило не более 20% испанцев. Несмотря на развитие промышленности, 
появление телеграфа, телефона и железных дорог, на строительство метрополитена 
и возведение небоскребов, на выпуск в Барселоне «Испано-Сюи-зы» – самой 
роскошной легковой машины 20-х годов, королевство по составу населения и его 
миропониманию оставалось в основном сельским, аграрным. Пронизанная 
противоречиями страна жила до 1931 года по-феодальному неторопливо. Иностранцы 
отмечали, что у работников испанских госучреждений и сферы услуг самое 
распространенное выражение – «маньяна» (завтра). «Маньяна пор ла маньяна» 
(подождите до завтра) звучало на каждом шагу.
Большую роль в жизни королевства играла армия. Она давно не одерживала заметных 
побед (Наполеона изгнали партизаны и английские полки герцога Веллингтона, а не 
испанские регулярные войска), зато имела привычку вмешиваться в политику. В ХIХ 
веке испанская армия, борясь с революционерами-конституционалистами, совершила 
несколько государственных переворотов и довольно долгое время находилась у 
власти. Об этих временах испанские историки выражались коротко и мрачно: 
«Артиллеристы брались управлять государством».
Опираясь на армию, Бурбоны одновременно опасались ее и потому наделили военщину 
весомыми привилегиями. Офицерство получало солидные оклады и пенсию после 
отставки (чего не имели штатские) и было неподсудно обычному суду. Как и в 
Средние века, военные чины оставались высокопоставленными, а военная карьера, 
независимо от наличия заслуг или отсутствия таковых, – высокооплачиваемой и 
почетной.
Под нажимом широкомасштабных мыслящих армейских кругов королевство с 60-х годов 
ХIХ века вело колониальную войну в Марокко. Затяжная Марокканская война 
поглощала немалое количество средств и длительное время сопровождалась 
неудачами. Она породила целое поколение «африканистов» – касту 
вы-сокооплачиваемых и привыкших к кровопролитию фронтовиков. «Африканисты» 
откровенно презирали всех штатских, гражданскую экономику, партийную политику, 
парламент и прочие атрибуты гражданского общества.
К 1931 году 120-тысячные испанские вооруженные силы окончательно закостенели в 
своем положении «государства в государстве». Их оснащение и подготовка 
оставались на непозволительно низком уровне. Военные обучались по безнадежно 
устаревшим уставам, в которых не было места инициативе и самостоятельности. Это 
открылось в 20-х годах во время поражения, понесенного королевством от слабо 
вооруженных марокканских племен в битве при Аннуале. Из-за некомпетентного 
вмешательства короля и неповоротливости командования страна потеряла тогда 
около 30 000 убитыми, ранеными и пленными. После Аннуала Испания видела один 
выход – просить военной помощи у старой соперницы – Франции. В итоге к 1927 
году посредством бомбежек и подкупа племенных вождей удалось «умиротворить» 
меньшую и беднейшую часть Марокко, прилегающую к Гибралтару. Большая же часть 
марокканских земель досталась Франции.
Давно превратившиеся в огромную генеральскую и адмиральскую кормушку армия и 
флот были перегружены командными кадрами. На каждые восемь солдат приходилось 
по офицеру. Генералов в мирное время насчитывалось свыше 200 человек – больше, 
чем огромная армия США имела во время войны. Среди испанского высшего 
командного состава подавляющее большинство составляли отставшие в развитии 
военного дела старики, так и не извлекшие уроков из разгрома 1898 года и 
поражений в Марокко.
Давно прошли времена, когда испанские дворяне охотно служили рядовыми и 
питались за одним столом с офицерами. К ХХ веку офицеров и нижние чины 
разделяла пропасть. Последние были полностью бесправными и воспитывались в духе 
слепого повиновения не монарху или стране, а непосредственному начальнику. 
Свирепая дисциплина и незнакомые новобранцам в их прежней жизни блага – 
бесплатное трехразовое питание и сон на кроватях – делали испанских солдат 
послушным орудием кадрового офицерства.

Политическую жизнь королевства характеризовало сильнейшее распыление 
общественных сил. Внутренние разногласия присутствовали и среди правящих 
монархистов, и среди полулегальной республиканской оппозиции.
Испанские монархисты давно разделились на легитимистов – приверженцев Альфонса 
XIII и карлистов, которые поддерживали притязания одного из отпрысков 
королевской династии – лишенного прав на престол принца Дона Карлоса. Опорой 
легитимистов была Кастилия, а карлистов – Наварра и Арагон. Легитимисты стояли 
у руля власти, недовольные карлисты – в оппозиции.
Общей чертой всех испанских монархистов было ревностное отстаивание прав 
католической церкви.
Республиканская же оппозиция включала несколько «чистых» республиканских партий,
 опиравшихся на Валенсию и Галисию, и социалистов, центрами которых были Мадрид 
и Астурия. Республиканцы ратовали за умеренные политико-правовые преобразования 
(расширение избирательного права, смягчение уголовного кодекса), тогда как 
социалисты требовали еще и социальных реформ. Левые социалисты настаивали на 
социалистической революции. У республиканских сил общим было, напротив, полное 
отрицание религии и церкви.
Ущемленные в языково-культурных правах Бискайя и Каталония считались вотчиной 
местных националистов. Причем баскские националисты – ревностные католики