Возрождение отдельных элементов традиционного жизненного уклада, на которых 
держится гражданское общество, стало

заметным только с 1930 -40-х годов. И оно происходило сначала на основе 
массового разбавления полуразрушенной городской цивилизации не столь сложными, 
а потому более устойчивыми социально-психологическими ценностями деревни, 
меньше пострадавшей от потрясений. Деревня биологически спасала город, но 
пронизывала его при этом токами социального конформизма.
Наше общество к 40-м годам стихийно восстановило механизмы биологического 
самосохранения, но надолго утратило значительную (если не большую) часть 
накопленного к 1917 году умственного капитала и стало крайне зависимым от 
государственной власти. А это сопровождалось общим нарастанием узкого 
практицизма и техницизма в жизни страны, забвением правовой стороны любого дела,
 упрощенным и недальновидным подходом к узловым политическим и психологическим 
проблемам (в том числе к судьбе побежденных белых).
По всем этим причинам переход к общенациональному примирению оказался в России 
крайне затрудненным.
Правда, в России были предтечи и поборники, примирения. Среди них называют 
императора Николая II, который предпочел отказ от престола междоусобной борьбе; 
А.Ф. Керенского, которому удавалось в течение нескольких месяцев пребывания у 
власти избегать массового кровопролития. А ветеран четырех войн генерал А.Н. 
Куропаткин отказался служить как белым, так и красным и занимался преподаванием 
в сельской школе у себя на родине в Псковской губернии.
К примирению упорно и открыто призывал крупный общественный деятель В.Г. 
Короленко, направивший известные письма протеста члену большевистского 
Совнаркома А.В. Луначарскому.
Поборником примирения стал поэт Максимилиан Волошин. В отличие от Куропаткина и 
Короленко, он занял еще более активную позицию. Волошин боролся против зверств 
делом. Находясь все время братоубийственной войны в переходившем из рук в руки 
Крыму, он последовательно спасал от расправы то белых офицеров, то красных 
комиссаров, укрывая их в собственном доме.
В дни разгрома врангелевцев Волошину в 1920 году удалось совершить почти 
немыслимое. Он добился у уполномоченных
Троцкого – Бела Куна и Землячки – доступа к спискам приговоренных к смерти с 
правом вычеркнуть каждую десятую фамилию. Благодаря его смелости несколько 
тысяч человеческих жизней – по крайней мере временно – были спасены от 
уничтожения. Насколько известно, никто из испанцев не совершил в дни крушения 
Республики ничего подобного.
В стихах этого периода Волошин осуждал зверства обеих сторон и выражал надежду, 
что противников в конце концов примирит новая, «праведная Русь», которой 
суждено возникнуть из хаоса войны.
К объединению полустихийно-полусознательно стремились некоторые формирования 
белых и красных в Поморье. Здесь в последние дни военных действий в 1920 году 
местами отмечалось братание противников – факт, не имевший места на других 
фронтах нашей гражданской войны, но знакомый Испании в дни падения Мадрида.
Нужно сказать, что победоносные красные, во всяком случае некоторые из них, 
сначала тоже не отвергали идеи примирения. Их толкала к этому первоначальная 
неустойчивость их власти, отсутствие уверенности в конечной победе (чем, 
заметим, не страдали испанские националисты).
В порядке частичных первомайских амнистий 1918 и 1920 годов красные выпустили 
из тюрем монархистов Маркова, Пуриш-кевича и Трубецкого, эсера Мельгунова, 
меньшевика Мартова. Некоторых своих идейных противников – меньшевиков 
Вышинского и Майского – красные тогда же взяли на работу в госаппарат. А.Я. 
Вышинский со временем стал генеральным прокурором СССР, И.И. Майский – 
советским послом. Бывший меньшевик (по другим данным – бундовец) Л.З. Мехлис 
позже занимал крупные посты в советском государстве.
М.В. Фрунзе перед штурмом Крыма предлагал белым капитуляцию при условии их 
прощения. И П.Н. Врангель не отклонил предложения – в дни отступления белых 
войск от Перекопа к морю он дал всем подчиненным свободу действий.
Высший орган государственной власти красных – ВЦИК официально предложил в 1921 
году амнистию белым эмигрантам, которые вернутся на родину и примут участие в 
ее восстановлении. В 1922 году аналогичный акт издал ЦИК Украины. (В украинской 
амнистии были изъятия – прощению не подлежали Деникин, Врангель, Махно, Петлюра,
 Савинков.)
Амнистиями воспользовалось около 10% эмигрантов. Среди них было несколько 
молодых белых генералов во главе с Я.А. Сла-щовым, некоторые атаманы украинских 
зеленых (Тютюнник), отдельные литераторы (А.Н. Толстой, И.Н. Соколов-Микитов) и 
многие кубанские казаки.
Тенденции к примирению можно найти и в таких актах красных, как официальная 
отмена Советской Россией смертной казни и существенное ограничение полномочий 
ненавистной белым ВЧК с его переименованием в ГПУ (1922).
Казалось, красные вовремя повернули на путь примирения с побежденными.
Однако накопившийся за годы братоубийственной войны груз подозрительности и 
ненависти уже успел стать материальной силой. Огромное большинство красных было 
решительно против любого снисхождения к побежденным белым. И это все отчетливее 
выявлялось по мере укрепления коммунистической власти.
Великодушие дальновидного Фрунзе не было поддержано Троцким и Лениным. 
Рискнувшие остаться в Крыму некоторые врангелевцы вскоре подверглись репрессиям.

Сфера действия двух указанных советских амнистий была тщательно сужена –