предназначались для разведки. Когда Наполеон I, их творец, создавал дивизии 
кирасир, драгун и легкой кавалерии, он предназначал кирасир и драгун 
исключительно для боевых действий, и только легкие дивизии — в основном для 
оперативной разведки.



В XIX столетии европейская кавалерия предназначалась, организовывалась и 
обучалась для того, чтобы решать исход битвы, — цель, которой редко удавалось 
достигнуть, так как вскоре появились винтовки, заряжаемые с казенной части, 
которые лишили кавалерию возможности выигрывать битвы с помощью «холодной 
стали». В кампаниях 1866-го и 1870—1871 годов кавалерия в области оперативной 
разведки достигла очень немногого, возможно, из-за недостаточной подготовки в 
мирное время. Только после того, как «холодная сталь» в роли «добытчицы победы» 
потерпела провал, появилось желание, а также (из-за привязанности к сабле и 
пике) и необходимость отыскать новое целевое задание для кавалерии.



Одним из таких заданий оказалась оперативная разведка — и до возникновения 
военно-воздушных сил и танков это было достойно упоминания. Однако остается под 
вопросом, стоило ли использовать для этой цели дивизии и даже кавалерийские 
корпуса, особенно если они были организованы таким образом, что каждое 
подразделение было способно выполнять разведывательные задания, но ни одно из 
них не обладало достаточным боевым потенциалом — под каковым мы понимаем 
огневую мощь, — чтобы сломить сколько-нибудь серьезное сопротивление. Возможно, 
было бы лучше предназначать только часть кавалерийских полков для разведки, при 
соответствующем обучении и оборудовании, оставляя большую часть дивизии для 
боевых задач. Это привело бы к учреждению специализированных разведывательных 
полков, имеющих легкое вооружение и небольшое число машин, но при этом 
обеспеченных хорошими средствами коммуникации, и отдельных боевых полков и 
бригад, имеющих большое количество тяжелого вооружения, большое количество 
боеприпасов и достаточное число артиллерийских орудий. Тогда, по всей 
вероятности, кавалерия во время мировой войны показала бы себя лучше и в бою, и 
в разведке, чем оказалось на самом деле. Возможно, кавалеристам следовало бы 
избавиться от мысли, что разведка — их личная вотчина, и обращать больше 
внимания на увеличение своей боевой мощи, что опять же могло привести к 
формированию более сплоченных и действенных кавалерийских дивизий еще до войны.



Если мы проследим всю цепочку причин и следствий до нынешнего времени, мы 
должны будем задаться вопросом: хорошо ли было снабжать наши большие 
механизированные формирования преимущественно машинами разведки, жертвуя их 
эффективностью в серьезном сражении? Наши замечания кажутся еще более 
оправданными, если учесть, что задача оперативной разведки должна ложиться в 
основном на военно-воздушные силы, так как они могут более глубоко проникать в 
тыл врага и действовать быстрее, чем наземная разведка. Оперативная наземная 
разведка, таким образом, должна рассматриваться как вспомогательная при 
разведке с воздуха. Европа — относительно небольшой театр военных действий, и 
эта задача может исполняться мелкими, но подвижными и боеспособными 
разведывательными подразделениями, которые в случае необходимости могут быстро 
получить поддержку механизированных боевых формирований.