районе Лауенбурга и сразу же вышел к Балтийскому морю в Любеке и Шверине.

8. Голландия, Дания, бискайские порты и Дюнкерк все еще в руках немцев, на этих 
территориях пока все спокойно.

9. Миллионы гражданских беженцев, особенно на севере Германии, бегут на запад, 
опасаясь прихода русских.

10. Продолжая поддерживать перевозки по Балтийскому морю и морское сообщение с 
Норвегией, потерпели большой урон в надводных кораблях – торпедных катерах, 
минных тральщиках, эскортных судах. Из крупных кораблей остались невредимыми 
только «Принц Эйген» и «Нюрнберг». Подводный флот живет в ожидании 
возобновления подводной кампании – с мая начнут поступать новые подлодки.

11. Активность военно-воздушных сил постоянно снижается – не хватает топлива».

Правильно оценив изложенные факты, можно было сделать только один вывод: война 
проиграна. Поскольку не было никакой возможности улучшить положение Германии 
политическими средствами, глава государства был обязан предпринять единственный 
шаг – как можно скорее прекратить военные действия, чтобы положить конец 
кровопролитию.

На такой оценке ситуации я построил план своих дальнейших действий. Союзники, 
как я уже неоднократно отмечал, настаивали на безоговорочной капитуляции на 
всех фронтах. Однако всеобщая безоговорочная капитуляция, которая оставила бы в 
руках русских немецкие армии на Восточном фронте, была как раз тем, что я 
намеревался всячески оттягивать. Я стремился, чтобы Восточный фронт максимально 
приблизился к демаркационной линии, отделяющей русскую территорию от зоны 
оккупации англичан и американцев, в этом случае появлялась возможность 
эвакуировать как можно больше людей на территорию западных союзников. Постоянно 
имея в виду именно это, я распорядился, чтобы перевозки людей морем выполнялись 
в первую очередь, используя для этой цели любые корабли. Меня особенно заботил 
вывод центральной группы армий фельдмаршала Шёрнера. Делалось все возможное, 
чтобы вывезти морем войска из Пруссии. 9-я и 12-я армии находились в 
относительной близости к демаркационной линии. Это могло их спасти. Однако 
центральная группа армий занимала позиции на восточной границе Чехословакии – 
от американского фронта ее отделяла целая страна. На совещании 1 мая я сказал, 
что, по моему мнению, армии Шёрнера должны оставить позиции, которые они, 
следует отметить, держали достаточно твердо, и отходить в сторону американского 
фронта. Им следует двигаться в юго-западном направлении, чтобы, когда будет 
подписана капитуляция, они находились достаточно близко к американцам, чтобы те 
приняли их как военнопленных, Однако верховное командование в лице Кейтеля и 
Йодля выдвинуло возражения против моего плана. Они считали, что, если 
центральные армии покинут свои позиции, за ними хлынет лавина русских войск.

Я остался при своем мнении, но не стал спорить с генералами и отложил издание 
приказа о выводе войск. Чтобы услышать мнение на этот счет самого Шёрнера и его 
начальника штаба генерал-лейтенанта Натцмера, я вызвал обоих в Плоен.

Кроме того, меня очень беспокоил вопрос о судьбе оккупированных нами стран – 
Дании, Норвегии и Голландии. По согласованию с Шверин фон Крозигком я отвергал 
все предложения сохранить их, чтобы впоследствии иметь возможность выторговать 
уступки у врага. Учитывая окончательность нашего поражения, у противника не 
было никаких поводов предлагать какие-либо уступки в обмен на оккупированные 
территории, которые в любом случае вскоре перешли бы к нему. Я считал, что в 
первую очередь должен предотвратить в этих странах кровопролитие, выступления 
местного населения и подавление их оккупационными войсками. Иными словами, я 
стремился найти наилучший способ их мирной и упорядоченной сдачи. Поэтому 1 мая 
я вызвал в Плоен гаулейтера Чехословакии Франка, рейхскомиссара Голландии 
Зейсс-Инкварта, рейхскомиссара Тербовена и генерала Боеме из Норвегии, а также 
наших представителей в Дании доктора Беста и генерала Линдемана.

Чтобы эвакуировать гражданское население и солдат с Восточного фронта на нужные 
позиции на западе, нужно было еще 8-10 суток. Я должен был сделать все 
возможное, чтобы отсрочить капитуляцию русским на этот срок.

Хотя 1 мая я публично объявил, что сопротивление на Западном фронте будет 
продолжаться ровно столько, сколько потребуется для осуществления наших планов 
на востоке, тем не менее я отлично понимал, что могу положить конец 
противостоянию с англичанами и американцами только после капитуляции на поле 
боя. Но я не знал, удастся ли нам убедить их принять частичную капитуляцию, 
учитывая провозглашенный во всеуслышание лозунг о «безусловной капитуляции». 
Как бы там ни было, следовало попытаться, правда, не открыто – я не сомневался, 
что русские, если они узнают, что происходит, непременно вмешаются, лишив меня 
всех шансов на успех, которых, как я подозревал, и так немного.

Согласно моим планам, на первом этапе частичная капитуляция должна была 
положить конец военным действиям на севере Германии против британских войск 
фельдмаршала Монтгомери. Совместно с верховным командованием вермахта мы 
обсудили детали, как уведомить о наших намерениях англичан. Я предложил