продовольствие и жизненно необходимое сырье.

Единственно правильным решением было бы одновременное нападение на такой конвой 
большого количества подводных лодок.

Обдумывая эти идеи, я прибыл в британский лагерь для военнопленных. Домой я 
вернулся только в июле 1919 года. В кильском штабе нового ВМФ Германии меня 
спросили, хочу ли я остаться на службе. Вместо ответа, я задал начальнику 
управления личного состава встречный вопрос:

– Как вы считаете, у нас появятся снова подводные лодки? (Обладание подлодками 
было запрещено Германии Версальским договором.)

– Уверен, что да, – ответил он. – Не позднее чем через несколько лет у нас 
опять будет подводный флот.

Этот ответ и заставил меня остаться на службе в ВМФ. За время войны я стал 
истинным энтузиастом подводного флота. Меня манила романтика службы на 
подводных лодках, завораживали бескрайние просторы океана, его темные глубины, 
таящие в себе неведомое, хотя я понимал, что подводник должен обладать 
решительностью, обширными знаниями и огромным опытом. Меня восхищала 
удивительная атмосфера единства и сплоченности, неизменно царящая на подводной 
лодке, когда каждый человек является неотъемлемой частью единого целого, некой 
новой общности людей, называемой командой подводной лодки. Уверен, что в сердце 
каждого подводника никогда не замолкает зов моря, он всегда гордится доверенной 
ему задачей, считает себе богаче всех на свете королей и ни за какие блага не 
согласится поменяться местами ни с кем. Вот почему я спросил, будет ли у нас 
подводный флот.

Но события развивались вовсе не так, как мы ожидали. Долгое время Германия 
оставалась связанной оковами Версальского договора. До 1935 года нам не было 
разрешено строить подводные лодки – поэтому вплоть до этого года я не имел 
никакого отношения к подводному флоту. Я начал плавать на обычных военных 
кораблях, изучал тактику надводных сражений, затем стал командиром эсминца, 
позже – командиром флотилии эсминцев, штурманом на флагманском корабле 
командующего нашими военно-морскими силами на Балтике вице-адмирала фон 
Лёвефельда и, в конце концов, капитаном крейсера «Эмден».

Все это я упоминаю лишь для того, чтобы показать, что за время, прошедшее после 
моего возвращения из британского лагеря, я получил качественную военно-морскую 
подготовку и приобрел немалый опыт плавания на военных кораблях. Это были годы, 
когда благодаря ограничениям, наложенным Версальским договором, военно-морской 
флот рейха был обессилен. Однако это бессилие явилось дополнительным 
побудительным мотивом для совершенствования. Мы рьяно пытались компенсировать 
свою слабость углубленной подготовкой во всех областях – морской практике, 
артиллерийском деле, тактике. Мы стремились развивать и всемерно 
совершенствовать тактику, дающую более слабому противнику возможность не 
позволить врагу в полной мере использовать свои превосходящие силы. В 
особенности это относилось к ночным операциям, требовавшим методичной 
подготовки и немалого опыта. Даже в мирное время подобные тренировки связаны с 
повышенной опасностью. Ночные операции дают более слабому сопернику больше 
преимуществ, чем те же операции при свете дня, поскольку обеспечивают его 
спасительным покровом темноты, из которого можно неожиданно появиться и за 
который можно быстро спрятаться. В те дни мы еще не знали, что вскоре появится 
возможность определять местонахождение кораблей в полной темноте с помощью 
радара. В 1920-х годах командующим военно-морскими силами был наш выдающийся 
тактик адмирал Ценкер (позже он был назначен начальником штаба ВМС). Именно он 
организовал интенсивную тактическую подготовку моряков, главным образом в части 
ночных операций.

В период между войнами я получил глубокую подготовку в области тактики, которая 
явилась важным и необходимым дополнением к имеющемуся у меня боевому опыту, 
полученному на Черном море, на корабле «Бреслау». На этом театре военных 
действий господствовал русский флот. Наша тактика больше всего напоминала некую 
разновидность игры в кошки-мышки, и после каждого столкновения на Черном море 
нам приходилось прятаться в единственную нору, которая могла предоставить нам 
хотя бы относительное подобие защиты, – в Босфор. Кроме того, 20-е годы 
позволили мне получить существенное дополнение к моему опыту подводника – с 
1916-го по 1918 год я служил на подводных лодках сначала вахтенным офицером, 
затем капитаном. Именно тогда я сумел увидеть войну на море глазами капитана 
атакующей субмарины. Таким образом, в мирное время я упорно учился, в военное 
время – приобрел боевой опыт. Мне приходилось действовать как в нападении, так 
и в обороне, как на поверхности моря, так и в его глубинах; все это сослужило 
хорошую службу позже, когда в 1935 году мне было доверено создание нового 
подводного флота Германии.

По моему глубокому убеждению, капитан субмарины должен получать именно такую 
двойную подготовку – на надводных и подводных кораблях. Ему нельзя все время 
проводить только на подлодках. Точно так же адмирал, которому поручена защита 
конвоев от нападения субмарин и проведение противолодочных операций, должен