В начале сентября отправилась в полет вторая группа С. По возвращении пилот 
доложил, что парашютисты прыгнули точно в указанном месте и достигли земли без 
происшествий. Однако следующие четыре дня и ночи радио молчало. Оставалось 
единственное объяснение - еще один провал, еще одна катастрофа. Но на пятую 
ночь наше радио, от которого все равно неутомимо ждали проявления хоть 
каких-нибудь признаков жизни, уловило ответ. Сначала пошел настроечный сигнал, 
затем особый сигнал, означавший, что наши люди вышли на связь без помех 
(нелишняя предосторожность: отсутствие сигнала означало бы, что радист взят в 
плен и его силой заставили выйти на связь). И еще великолепная новость: отряд 
Шерхорна существует, и С. его удалось обнаружить! На следующую ночь 
подполковник Шерхорн сам сказал несколько слов - простых слов, но сколько в них 
было сдержанного чувства, глубокой благодарности! Вот прекраснейшая из наград 
за все наши усилия и тревоги! 

Через сутки вылетела третья пятерка с унтер-офицером М. во главе. Мы так 
никогда и не узнали, что с ними случилось. Раз за разом наши радисты 
настраивались на их волну, повторяли позывные... Долгие томительные недели... 
Ответа так и не последовало. Группа М. исчезла в бескрайних русских просторах. 

Ровно через двадцать четыре часа вслед за группой М. на задание отправилась и 
четвертая группа, которой командовал Р. Четыре дня они регулярно выходили на 
связь. После приземления они двинулись к Минску, но не могли строго держаться 
этого направления, поскольку то и дело натыкались на русские военные патрули. 
Иногда они встречали дезертиров, которые принимали их за товарищей по несчастью.
 В целом же большая часть населения в этой части Белоруссии была настроена 
довольно дружелюбно. На пятый же день сеанс связи неожиданно прервался. Мы даже 
не успели сообщить им координаты отряда Шерхорна. Вновь потянулось тревожное, 
нестерпимо долгое ожидание. Каждое утро Фолькерсам грустно объявлял: "Никаких 
вестей от групп Р., М., и П.". Наконец через три недели мы получили 
телефонограмму откуда-то из района литовской границы: "Группа Р. перешла линию 
фронта без потерь". Как и следовало ожидать, отчет Р. чрезвычайно заинтересовал 
разведывательные службы. Ведь случаи возвращения германских солдат с занятых 
русскими территорий были крайне редки. Р. особенно подчеркивал беспощадность, с 
которой советские командиры претворяли в жизнь принцип тотальной войны, 
мобилизуя все силы, а в случае необходимости используя даже женщин и детей. 
Если не имелось свободных транспортных средств, местному гражданскому населению 
приходилось за многие километры катить бочки с горючим - порой почти до линии 
огня - или по цепочке передавать снаряды прямо на артиллерийские позиции. 
Бесспорно, нам было чему поучиться у русских. 

Переодетому лейтенантом Красной Армии фенриху Р. достало смелости проникнуть в 
офицерскую столовую и получить обед. Благодаря безукоризненному знанию русского 
языка он оказался вне подозрений. Несколькими днями позже Р. добрался до наших 
передовых частей, полностью сохранив свою группу. 

Теперь нам предстояло удовлетворить наиболее насущные нужды отряда Шерхорна, 
более трех месяцев находившегося в полной изоляции и лишенного буквально всего. 
Шерхорн просил прежде всего побольше медицинских препаратов, перевязочных 
средств и собственно врача. Первый прыгнувший с парашютом врач при приземлении 
в темноте разбился, сломал обе ноги и через несколько дней скончался. 
Следующему повезло, и он приземлился целым и невредимым. Потом мы стали 
сбрасывать маленькой армии продовольствие, одежду. Из донесения врача следовало,
 что состояние раненых плачевно, и Шерхорну было приказано немедленно 
приступить к подготовке эвакуации. 

В течение двух-трех ночей 200-я эскадрилья высылала по несколько самолетов для 
снабжения затерянного в лесу лагеря. К сожалению, ночная выброска материалов не 
могла быть точной: зачастую спускаемые на парашютах контейнеры опускались в 
недоступных местах или оставались ненайденными в лесных зарослях, хотя солдаты 
Шерхорна вели непрерывные поиски. Тем временем совместно со специалистами 
эскадрильи мы подготовили план эвакуации, решив использовать в качестве 
аэродрома обширную лесную поляну, обнаруженную невдалеке от лагеря Шерхорна. 
Операцию решили проводить в октябре, в период наиболее темных безлунных ночей, 
наметив в первую очередь вывезти на самолетах раненых и больных, а уж затем 
здоровых. 

К Шерхорну направили специалиста по быстрому развертыванию взлетно-посадочных 
полос в полевых условиях. Но едва начались подготовительные работы, как русские 
мощным ударом с воздуха сделали выбранное место непригодным. Пришлось 
изыскивать другой способ. После переговоров с Шерхорном решили, что отряду 
следует покинуть обнаруженный лагерь и совершить 250-километровый переход на 
север. Там, в окрестностях Дюнабурга, что возле прежней русско-литовской 
границы, находилось несколько озер, которые замерзали в начале декабря. Когда 
лед достаточно окрепнет, озера превратятся в подходящие аэродромы для 
транспортных самолетов. 

Проделать столь долгий путь в тылу врага - дело непростое. Шерхорн предложил 
разделить отряд на две маршевые колонны. Первой, под командованием С., 
надлежало идти прямо на север, выполняя роль разведывательного авангарда. 
Вторая, под командованием Шерхорна, должна была идти параллельным курсом, но