олицетворяет последнего римского Цезаря. Италия, или, скорее, ее новое 
правительство, несомненно, перейдет в лагерь противника. Но я не отступлю от 
своего слова; надо, чтобы Муссолини был спасен, и как можно быстрее. Если мы не 
вмешаемся, они сдадут его союзникам. Я поручаю вам эту миссию, счастливое 
окончание которой будет иметь неоценимое значение для будущих военных операций 
на фронтах. Если вы, как я вам говорю, не остановитесь перед любым препятствием,
 не испугаетесь любого риска, чтобы достигнуть цели, вы добьетесь ее! 

Он замолчал, чтобы совладать с волнением, которое выдавал его дрожащий голос. 

- Еще один важный пункт, - продолжал он. - Вы должны сохранять чрезвычайную 
секретность. Кроме вас только еще пять человек будут знать об этой операции. Вы 
будете действовать под видом офицера люфтваффе и поступаете в подчинение 
генерала Штудента. Я его уже ввел в курс дела. Впрочем, вы сейчас с ним 
встретитесь. Он ознакомит вас с некоторыми деталями. Вам придется самому 
собрать необходимую информацию. Что касается командования наших войск в Италии 
и германского посольства, не надо ставить их в известность. Они не владеют 
положением и своими действиями могут только все испортить. Я повторяю, вы 
отвечаете за абсолютную секретность операции. Я надеюсь, что скоро вы сможете 
мне сообщить хорошие новости. Желаю вам удачи! 

Чем больше фюрер говорил, тем больше росла во мне уверенность. Его слова 
казались мне столь убедительными, что в тот момент у меня не возникло ни капли 
сомнения в благополучном исходе дела. В то же время в его голосе дрожали нотки 
такой теплоты, такого волнения, особенно когда он говорил о непоколебимой 
верности своему итальянскому другу, что я был буквально потрясен. 

- Я все прекрасно понял, мой фюрер, и сделаю все, что в моих силах, только и 
смог я ответить. 

Энергичное рукопожатие обозначило конец нашей беседы. За эти несколько минут - 
которые мне, однако, показались очень долгими - взгляд фюрера непрерывно 
буравил мои глаза. Даже когда, развернувшись, я направился к двери, то 
чувствовал его взгляд на своей спине. Пересекая порог, я еще раз вскинул руку в 
приветствии, что позволило мне убедиться, что я не ошибся: он не отводил от 
меня взгляда до последнего момента. 

За дверью меня ждал адъютант. Пока он вел меня к "Чайному домику", я думал о 
том великом событии, которое я только что пережил. Я пытался вспомнить цвет 
глаз фюрера. Серые? Карие? Серо-карие? Странно, но я не мог точно вспомнить. А 
ведь мне казалось, я еще ощущал его взгляд на себе. Взгляд невыносимой силы, 
почти как у гипнотизера. Я заметил, что выражение его глаз за все время 
разговора почти не менялось; думаю, этот человек полностью владел собой и 
прекрасно мог контролировать свои эмоции. С другой стороны, он буквально 
излучал ту огромную энергию, которая сконцентрирована в нем, это видно с 
первого взгляда. 

В вестибюле "Чайного домика" я закурил сигарету и жадно затянулся. Только когда 
ординарец осведомился о моих "желаниях", я почувствовал, что ужасно голоден. Я 
заказал чашку кофе и еще "чего-нибудь". Через одну или две минуты мне уже 
принесли плотный ужин. Но едва я успел снять портупею и поднести чашку ко рту, 
как ординарец вернулся. 

- Генерал Штудент ожидает вас в соседней комнате, господин капитан. 

Дверь открыли, я вошел в небольшой кабинет и представился генералу, полноватому 
человеку с жизнерадостным выражением лица. Глубокий шрам пересекал лоб, 
напоминая о тяжелом ранении, полученном в 1940 году под Роттердамом, где он 
командовал авиадесантной дивизией. Я сообщил, что фюрер только что объяснил, в 
общих чертах, мою задачу. Генерал не успел ответить, как в дверь постучали, и - 
еще один сюрприз, но, как оказалось, не последний в этот день - в комнату вошел 
Гиммлер, шеф СС. Он, наверное, хорошо знал генерала, поскольку они обменялись 
дружеским приветствием, пока я ждал, когда меня представят. Короткое 
рукопожатие, и рейхсфюрер СС предлагает нам сесть. 

Самое заметное на лице Гиммлера - его старомодное пенсне. Выражение его 
неподвижного лица не выдает ни одной мысли, которые рождаются в мозгу этого 
всесильного человека. Он вежливо улыбнулся нам и стал обрисовывать политическую 
ситуацию в Италии. Так же как и Гитлер, он не верил, что правительство Бадольо 
останется в лагере "оси". Анализируя события, которые привели к падению 
Муссолини, Гиммлер перечислил несколько имен, ни одного из которых я не знал, - 
офицеров, политических деятелей, аристократов. Одних он называл предателями, 
других - колеблющимися, третьих - верными друзьями. Когда я достал бумагу и 
ручку, чтобы сделать некоторые пометки, он с внезапным раздражением, почти с 
бешенством меня остановил: 

- Вы с ума сошли, честное слово. Это должно остаться в строжайшей тайне, 
запомните все так, черт возьми! 

Конечно, я немедленно убрал ручку. Хорошенькое начало, подумал я. Если мне