* * *

7 января, чуть забрезжил рассвет, меня вызывают к телефону. Говорит 1а дивизии.

– Прошу немедленно явиться ко мне, остальные командиры уже в пути.

Прибываю в Разгуляевку. Вокруг подавленные лица. Здесь же полковник Айхлер, 
майор Шуххард, командиры разведбатальона, противотанкового дивизиона и 
батальона связи. Я седьмой. Одного полка больше нет, он расформирован, а 
подполковник Вольф по болезни эвакуирован на самолете. После меня являются 
начальник отдела личного состава и начальник тыла дивизии. Теперь все в сборе, 
1-й офицер штаба отправляется доложить генералу.

Фон Шверин выглядит очень серьезным и больным. Кивком головы здоровается с нами 
и без долгих предисловий занимает место во главе стола.

– Господа, причина сегодняшнего совещания командиров и начальников печальна. 
Наша пехотная дивизия расформировывается. Причем немедленно. Прежде чем мы 
расстанемся, надо выяснись все до последней мелочи, так как я еще на сегодня 
вызван к командующему армией и завтра должен вылететь по высочайшему приказу. 
Мне нечего говорить вам, насколько это тяжело для меня.

Вот так здорово! Словно бомба разорвалась. Итак, расформировывается наша 
дивизия, разлетается в разные стороны, дивизия, в которой мы воевали по всей 
Европе, ликвидируется, вдали от своего тылового гарнизона. Одним словом, одним 
росчерком пера разрывается то, что до сих пор связывало нас всех. В каждом 
подразделении еще сохранилось по нескольку человек, которые воюют в этой 
дивизии с первых дней войны, их осталось так немного, но это еще крепче 
связывает их. И теперь расстаться с ними! Два с половиной года я командовал 
ротой в своем батальоне, а вот уже три четверти года я его командир. Я не 
только знаю фамилии солдат, я знаю их самих. Я шестой командир батальона и 
последний. Горько это. Но вдвойне горько, когда думаю о том, что именно под 
моим командованием батальон понес наибольшие потери – на Дону и здесь, у 
Сталинграда. От 730 человек осталась двузначная цифра. Эта сила распалась на 
кусочки в моих руках, я не смог удержать ее. А теперь все кончено. Называюсь 
командиром, только что стал майором, а на самом деле ничтожная пылинка. Тут 
никакие чины не помогут. Нет, нас ликвидирует не этот росчерк пера под приказом.
 Нас ликвидировало то, что происходило здесь, у стен Сталинграда, в течение 
целых месяцев, дивизии больше нет и без этого приказа.

Генерал говорит. Остается только один полк, он передается 305-й дивизии. В него 
будут сведены остатки наших подразделений: пехотинцы, саперы, разведчики и 
связисты. Артиллерийский полк и тылы целиком передаются соседней дивизии. Хуже 
всего противотанковому дивизиону: он расформировывается полностью. Офицеры и 
рядовые штаба дивизии вылетают вместе с генералом. С ними вместе и командир 
батальона связи. За исключением подразделений, которые передаются полностью, 
все командиры переходят в полк Айхлера и используются там в соответствии с 
необходимостью независимо от их специальности.

– А для вас, – обращается генерал ко мне, – у меня есть особенный сюрприз. 
Паулюс назначил вас командиром саперного батальона 16-й танковой дивизии… Ваш 
предшественник убит. Спокойно сдавайте свои дела, а потом явитесь лично к 
командующему. Недели через две, так я думаю.

Итак, я остаюсь в котле! Прекрасно, ничего другого я, собственно, и не ждал! В 
руки мне суют совершенно чужую часть. Насколько она сильна, никто сказать не 
может. При нынешних обстоятельствах переводят в совершенно незнакомую часть, в 
полностью моторизованный батальон, в котором днем с огнем не сыскать ни грамма 
горючего, а моих старых камрадов, которые мне так пригодились бы на новом месте,
 невзирая на лица распределяют по пехотным подразделениям. Только этого мне 
действительно не хватало!

– Сегодня, позднее, – заканчивает свою речь генерал, – прошу всех ко мне на 
небольшой прощальный вечер.

Переговорив с Айхлером и вернувшись на «Цветочный горшок», решаю так: Фидлер 
будет командовать пехотной ротой, а Франц возьмет на себя командование полковым 
саперным взводом – остатком моего батальона. Рембольд, Туш и Хюртген, Адерьян и 
фон дер Хейдт пойдут командирами взводов к Айхлеру, а доктор примет так 
называемую роту снабжения, которая состоит из 200 легкораненых. Бергер 
останется при мне. Его, Глока, Ленца, Тони, а также Байсмана впоследствии 
заберу с собой в батальон. У всех вытянутые лица. Иначе и быть не могло. С 
мыслью, что нашего батальона больше не существует, особенно трудно примириться 
Паулю Фидлеру – свежеиспеченному капитану, а также Францу и Рембольду, которые 
только что стали один обер-лейтенантом, другой лейтенантом. Даже Хюртген, 
быстро акклиматизировавшийся в батальоне, не может скрыть своего разочарования:

– Поистине жаль, – говорит он. – Ну ничего, увидимся в Кобленце, на небе или в