одиночные бомбы. Это, верно, сбившийся с дороги грузовик ищет наезженный след. 
В той же стороне, только тысячами километров дальше, лежит Германия…

Неожиданно из темноты возникает чья-то тень.

– Штабс-фельдфебель Люк по вашему приказанию явился!

– Добрый вечер. Люк! Хотел узнать, сколько у нас в распоряжении проволочных 
спиралей.

– Семьдесят, господин капитан. Люди поработали на совесть.

– Хорошо. Сегодня в 20.00 пятьдесят штук заберет у Белых домов полк Айхлера, 
Распорядитесь о необходимом!

– Яволь, господин капитан!

Он в нерешительности стоит, не уходит.

– У меня один вопрос.

– Выкладывайте!

– Как насчет деблокады. господин капитан? Все тот же вопрос. Что я могу 
ответить! Если бы командование армии хоть сочло нужным проинформировать пас! А 
то, что думаю я сам, сказать ему не могу.

– Ну, знаете ли, Люк, на этот вопрос и я вам не отвечу. Вы ведь сами знаете, 
как долго длится сосредоточение и развертывание целой армия. У русских теперь 
такая сила, что половинчатых мер предпринимать нельзя. Вот все и идет медленнее.
 Если верить последним сообщениям, Гот уже на подходе. Но не верьте всему, что 
говорится, Люк! От этого одни разочарования только.

– Да ведь я не ребенок, господин капитан! Только уж очень в глупом положении 
оказываешься. Ничего толкового людям сказать не можешь, когда они спрашивают.

Он прав, этот штабс-фельдфебель Люк! Но ничем помочь ему не могу. Штаб дивизии 
играет в молчанку. Обещаний предостаточно, на красивые слова не скупятся. А вот 
дела, непреложные факты заставляют себя долго ждать. На слухи же и разговоры 
полагаться нельзя.

Прощаюсь с Люком. Сбиваю каблуками снег с сапог и, потирая замерзшие руки, 
спускаюсь в блиндаж.

– Яволь, господин генерал… яволь… яволь! – Мой адъютант кладет трубку на рычаг.

– Что такое?

Звонил генерал. Нам подчинены две роты румын. Командиры прибудут завтра утром. 
Кроме того, нам немедленно передают роту пекарей. Она должна приступить к 
оборудованию запасной позиции вдоль железнодорожной линии.

Запасная позиция – для меня эти слова новые. К тому же пекаря! Пусть бы лучше 
пекли хлеб и еще раз хлеб! Он нам нужен. Но Бергер просвещает меня: у дивизии 
нет больше муки. Вот рота пекарей и стала безработной, теперь ее можно 
использовать для земляных работ. Раз, два – марш строить запасную линию обороны 
в тылу!

– А как обстоит дело с шанцевым инструментом? Тут тестомешалки не годятся. Это 
вы генералу сказали?

– Шанцевый инструмент пекаря захватят с собой.

– Прекрасно, сообщите командиру роты: роте прибыть завтра к семи утра в точку 
пересечения дороги на Разгуляевку и Белые дома с железнодорожной линией. 
Командование пусть примет Рембольд. После ужина пусть доложит мне о ходе работ. 
Затем позвоните Айхлеру. В 20.00 его люди могут забрать у Белых домов пятьдесят 
проволочных спиралей.

– Яволь, господин капитан!

Иду в соседнее помещение. На столе поступившие сегодня бумаги. Быстро 
просматриваю. Новые обозначения целей, инструкция о порядке представления к 
чинам, выделение нам орденов, приказы о дальнейшем прочесывании тыловых служб, 
о сокращении норм выдачи продовольствия, два письма. Но и сегодня нет самого 
главного сообщения. Где спасительные слова: «операция по деблокированию 
развивается успешно, русские отступают перед немецким танковым валом. Гот – в 
десяти километрах от Сталинграда»? Да, медленно, очень медленно продвигаются 
вперед войска, идущие из направления Ростова! Спасательный круг, брошенный нам, 
кажется, слишком легок, чтобы долететь до нас. Недолго осталось ждать нашего