камень, пущенный над поверхностью воды, и скрывается за маленькой березовой 
рощицей. Вверх вздымается облако пыли. Пот струится у меня по лицу, затуманивая 
летные очки. Я вытираю лоб рукавом. Середина лета, 22 августа, 12:30 дня, самый 
горячий день года. Почти сорок градусов выше нуля, а во время преследования мой 
мотор делал 1600 оборотов в минуту. Я оглядываюсь по сторонам и вижу три S. E. 
5. Они оторвались от моего эскадрона и теперь пикируют на меня чтобы отомстить 
за смерть своего мертвого командира. У самой земли я облетаю березовую рощу. Я 
быстро оглядываюсь через плечо. Они разделились. Двое поворачивают к западу, 
оставив меня наедине с третьим. Теперь я знаю, что имею дело с тактически 
грамотным и умелым оппонентами. Новички налетели бы на меня всем скопом. Старый 
летчик-истребитель знает, что во время преследования ты только мешаешь другим. 
Дела мои складываются неважно. Тот, третий самолет приближается ко мне. Я 
оцениваю дистанцию примерно в тридцать метров, но он не стреляет. «Он хочет 
сбить меня тремя-четырьмя выстрелами», догадываюсь я. Ландшафт состоит из мелко 
перекатывающихся холмов, испещренных маленькими рощицами. Я кружусь вокруг них. 
Среди деревьев я замечаю немецких пулеметчиков. Они глазеют на нас. «Если бы 
они только начали стрелять, чтобы избавить меня от преследования.» Но они не 
стреляют. Возможно, мы слишком близко друг к другу, они боятся, что попадут в 
меня во время этих скачков вверх-вниз. Я смотрю на землю. Вот здесь мне и 
предстоит разбиться! Затем я ощущая легкий удар по колену. Я смотрю вниз и 
чувствую сладковатый запах фосфора, дыра в коробе для боеприпасов. Жарко – 
начиненные фосфором зажигательные патроны загорелись – через несколько секунд 
мой самолет будет объят пламенем. В такой ситуации лучше не раздумывать. Нужно 
либо действовать, либо погибать. Нажатие на спуск пулемета и я разряжаю свои 
пулеметы в голубое небо, за трассерами тянутся белые дымки. Я оглядываюсь через 
плечо, затаив дыхание, и затем делаю несколько глубоких вдохов-выдохов. 
Противник поворачивает, избегая полос белого дыма. Может быть он подумал, что я 
стреляю назад. Я лечу домой. Коснувшись земли я продолжаю какое-то время сидеть 
в кабине. Беренд помогает мне вылезти. Я иду в штаб. «Сегодня прибывает 
обер-лейтенант Геринг», говорит сержант. Я смотрю на него пустыми глазами. 
«Геринг, наш новый командир», добавляет он. «Да, да». Мой собственный голос 
звучит странно.

Я должен пойти в отпуск. Немедленно. Прямо сейчас. Он не должен видеть меня в 
таком состоянии.

Когда я возвращаюсь из отпуска, группы расквартирована в Меце. Потери высоки. 
Смертность 300 процентов. Три раза за войну полностью обновился офицерский 
состав группы. Не осталось почти никакого из тех, кто делал первые боевые 
вылеты с капитаном. По этой причине Верховное Командование вытащило нас из 
этого горячего места и на короткое время разместило в спокойном секторе. Когда 
я прибываю, Геринг как раз патрулирует вместо со своим звеном. Он приземляется, 
мы приветствуем друг друга. Его лицо мрачно. Его поставили на место Рихтгофена 
потому что он считается самым передовым стратегом во всей армейской авиации. В 
этом мертвом секторе его талант опущен на землю и ему приходится вести свои 
битвы на бумаге. «Привет, Удет», бормочет он.

Сразу же после нашей встречи я взлетаю с моим звеном. Разрывы на горизонте, 
маленькие черные облачка немецких зениток показывают, что артиллеристы заметили 
вражеский самолет. Они подходят ближе, семь самолетов, двухместные, типа 
ДеХавиленд-9. Мы – вшестером. Но это американцы, новички на фронте, в то время 
как самый молодой из нас имеет минимум два года фронтового опыта. Мы 
встречаемся неподалеку от летного поля. Вся битва длится не больше пяти минут. 
Глючевски сбивает одного, Краут – другого. Мой падает, объятый пламенем, 
недалеко от Монтенингена. Другие разворачиваются и летят домой. Один проносится 
прямо надо мной. Я захожу на своем Фоккере ему в хвост и открываю огонь. Он не 
может ускользнуть от меня. Он сам влетает в очередь и взрывается в пятидесяти 
метрах надо мной, так что мне приходится резко пикировать и отворачивать в 
сторону, чтобы избежать столкновения с горящими обломками. Третий проходит мимо 
меня, направляясь на запад. На его хвосте – полоски командира. Я иду за ним. 
Когда он замечает, что его преследует, он поворачивается и смотрит на меня. 
Откуда-то сбоку раздаются звуки стрельбы. Я чувствую сверлящую боль в левом 
бедре, горючее хлещет из пробитого бака, поливая меня как из душа. Я выключаю 
зажигание и сажусь. Мои товарищи собираются вокруг. Они могли наблюдать весь 
ход боя прямо с летного поля. Они говорят взволнованно: «Ну Удет, парень, тебе 
повезло.. впервые за четыре недели видим неприятеля… только сегодня возвратился 
из отпуска и такой подарок…» Я вылезаю из самолета и смотрю на рану. Пуля 
прошла через бедро. Рана все еще кровоточит. Все расступаются в стороны и ко 
мне подходит Геринг. Я докладываю: «Шестьдесят первый и шестьдесят второй сбиты.
 Я легко ранен. Прострелена левая щека, лицо не повреждено.» Геринг смеется и 
трясет мне руку. «Здорово, когда сидишь здесь и оставляешь друзьям все победы», 
говорит он как хороший боевой товарищ. И затем приходит конец, невероятный для 
всех нас, кто воевал до конца. Мир, который никто из нас не принимает.

И вот однажды я держу в руке маленький клочок бумаги, это приказ о моем 
увольнении из армии.