и Западной Африке и разнузданной пропаганды де Голля, открытое и честное 
соглашение между Германией и Францией имело бы большие шансы на то, чтобы 
завоевать даже вначале противившиеся сближению с Германией французские 
общественные круги или, по крайней мере, исключить их политическое влияние. 
Конечно, было рискованно доверять разбитому противнику, но вряд ли это было 
большим риском, чем постоянно давать ему чувствовать его поражение, угрожать и 
вызывать в нем внутреннее сопротивление. Во всяком случае, такая политика 
примирения означала, что Гитлер не только должен был бы отказаться от своих 
планов в отношении территории Франции, ограничившись разумным, основанным на 
языковой границе разрешением вопроса об Эльзас-Лотарингии; она означала также и 
то, что он не смог бы предпринять попыток привлечь на свою сторону Франко за 
счет французских владений в Северной Африке. В конечном счете эта политика 
должна была заставить итальянцев значительно уменьшить свои требования на 
французскую территорию в Европе и Северной Африке со всеми вытекающими отсюда 
последствиями для отношений между Гитлером и Муссолини. Все это было во власти 
Гитлера, но подобное решение вопроса представлялось ему немыслимым. Никакого 
другого решения быть не могло, если он хотел привлечь Францию на свою сторону. 
Однако еще осенью 1940 г. Гитлер отверг его уже потому, что считал себя и 
державы оси слишком сильными, чтобы вообще допускать подобные мысли. Вместо 
этого он пытался запугать угрозами маршала Петена во время встречи с ним в 
Монтуаре 24 октября. Он требовал от французов, чтобы они отвоевали попавшие в 
руки де Голля французские колонии в Центральной Африке, Другими словами, чтобы 
они активно вступили в войну. Он оставался глухим К наиболее актуальным для 
Франции вопросам об окончательном определении ее судьбы и о возвращении двух 
миллионов военнопленных. Гитлер считал политически разумным ожидать от 
французов в качестве предварительного условия проявления доброй воли – он мог 
бы потом вознаградить их за это и признать их усилия недостаточными. Франция 
оставалась для него предметом обмена, которым он хотел воспользоваться в воине 
и владения которой он хотел выторговать при заключении мира. По заявлению 
германского министра иностранных дел, сделанного им Муссолини 20 сентября 1940 
г., Гитлер решил «никогда больше не позволять Франции играть роль в европейской 
политике». Нечестность и двойственность германской политики не могла долго 
оставаться скрытой от французов. Поэтому возмутительные действия англичан были 
скоро забыты, и когда западные союзные державы двумя годами позже высадили 
десант в Северной Африке, они встретили лишь очень слабое сопротивление.
      24 октября Гитлер прибыл в Монтуар для переговоров с Петеном. Он приехал 
из Андай, городка на французско-испанской границе, где он перед этим встретился 
с Франко. Там нужно было согласовать последние детали, определявшие вступление 
Испании в войну. Франко в сентябре, когда он послал в Берлин своего министра 
иностранных дел Серрано Суньера, потребовал очень высокую плату: Гибралтар, 
Французское Марокко и колонизированную испанцами часть Алжира, то есть в 
основном ту часть французских владений в Северной Африке, на которую Италия не 
претендовала. Кроме того, Испания требовала вооружения и экономической помощи. 
Однако вопреки всем ожиданиям Гитлера, с испанцами договориться не удалось. 
Правда, был назначен день нападения на Гибралтар – 10 января 1941 г., но 
испанцы ставили осуществление этого нападения в зависимость от ряда 
политических, военных и экономических вопросов, которых при переговорах уладить 
не удалось. Так что Гитлер отнюдь не был удовлетворен своей встречей с 
испанским диктатором.
      Несмотря на это, военные приготовления к нападению на Гибралтар 
продолжались. Не подлежит почти никакому сомнению, что тщательно продуманное и 
подготовленное немцами нападение привело бы к успеху. Но оно не было 
осуществлено, и не последнюю роль в этом сыграло следующее обстоятельство. 
Вскоре после бесплодных переговоров в Андай и Монтуаре Муссолини развязал 
вооруженный конфликт с Грецией, предварительно не согласовав его с Гитлером. 
Этому событию было суждено оказать довольно неблагоприятное влияние на 
положение в районе Средиземного моря. Дух неискренности и взаимного недоверия, 
которым, несмотря на показную тесную связь, были проникнуты отношения обоих 
диктаторов, привел к этой итальянской авантюре.
      
7. Итальянская авантюра в Греции
      
      Поскольку Муссолини, по-видимому, считал себя не в силах самостоятельно 
предпринять решительные действия против Англии, он искал летом 1940 г. такого 
противника, в борьбе с которым итальянские вооруженные силы могли бы проявить 
свою мощь. Он видел, что занимает подчиненное положение по отношению к своему 
более удачливому в военном отношении партнеру по оси, и не хотел с этим долго 
мириться. В июле Муссолини без обстоятельного политического обоснования 
приказал итальянскому главному штабу сухопутных войск разработать план операции 
против Югославии и произвести у ее границы стратегическое развертывание 
основной массы сухопутной армии. Во второй половине сентября 37 дивизий – две 
армии в первом эшелоне и одна во втором в качестве резерва – были развернуты на 
некотором удалении от югославской границы. Всех командиров ознакомили с их 
задачами. Это было единственное планомерно подготовленное и проведенное 
стратегическое развертывание, которое осуществила Италия за все время войны. В 
конце сентября опять без убедительного обоснования и так же внезапно 
стратегическое развертывание было прекращено и было приказано уволить из армии 
600 тыс. человек, то есть провести почти полную демобилизацию, включавшую и 
возврат владельцам реквизированных для нужд армии автомашин, лошадей и мулов. К 
середине октября демобилизация была наполовину закончена. Тем более удивлены