даже доложил об этом Гитлеру – генерал фон Манштейн, бывший тогда начальником 
штаба группы армий «А». Идея об изменении плана еще только обсуждалась, когда 
10 января 1940 г. один офицер германской авиации вылетел в качестве курьера с 
важными документами из Мюнстера в Кельн вопреки категорическому приказу 
пользоваться в таких случаях только железной дорогой. Самолет сбился с курса и 
совершил посадку на территории Бельгии. Прежде чем пассажирам удалось 
уничтожить документы, они были окружены бельгийцами и взяты в плен. Теперь 
немцы должны были учитывать, что план наступления войск правого крыла немецких 
армий стал известен противнику.
      Это происшествие послужило последним толчком к тому, чтобы отказаться от 
прежнего оперативного плана и разработать новый, который вначале казался почти 
неосуществимым. Он сводился к смелому замыслу предпринять наступление тремя 
танковыми группами, вначале на фронте только 60 км  между Мальмеди и 
Люксембургом, через трудно проходимые лесистые Арденны с их многочисленными 
глубокими долинами, тянущимися с севера на юг. Затем немецкие войска должны 
были неожиданно для противника, по всей вероятности занимавшего подготовленную 
оборону, форсировать реку Маас между Динаном и Седаном. Полагали, что, если 
даже этот удар будет успешно осуществлен – а это зависело от многих 
случайностей, – решающий успех будет возможен только в том случае, если 
одновременно крупные англо-французские силы, стоящие на юго-западной границе 
Бельгии, выступят против немецких армий, наступающих на Голландию и Бельгию, и 
будут скованы последними прежде, чем противник поймет смертельную опасность, 
которую представляет для него удар на Маасе южнее Намюра. Нельзя было также 
упускать из виду, какие крупные резервы французы смогут ввести в центре 
приблизительно в районе Ретель, чтобы создать угрозу южному флангу наступающих 
немецких войск, переправившихся на левый берег реки Маас. «Внезапный удар на 
Седан – это такая операция, в которой можно самому потерпеть поражение», – так 
отозвался Иодль в феврале о новом плане.
      Однако, несмотря на все возникавшие сомнения для достижения оперативной 
внезапности, нельзя было придумать ничего лучше этой смелой операции. Поэтому о 
ее подготовке был отдан приказ.
      Положение на фронте оставалось спокойным. Продолжались поиски разведчиков,
 имевшие задачей захват пленных, командование пополняло свои Сведения о составе 
и расположении войск противника и о моральном состоянии французских войск. 
Англичане до середины октября четырьмя дивизиями (два армейских корпуса) заняли 
позиции на бельгийско-французской границе между Мольд и Байёль, то есть вдали 
от фронта. В этом районе проходил почти сплошной противотанковый ров, 
прикрываемый фланкирующим огнем дотов, расположенных на 1000 м  одни от другого.
 Эта позиция, которая сооружалась как продолжение линии Мажино на случай 
прорыва немецких войск через Бельгию, зимой 1939/40 г. была закончена. Начиная 
с ноября на Саарский фронт каждые три недели прибывал один полк, а в начале мая 
туда была переброшена целая дивизия.
      В декабре во Франции была сформирована пятая дивизия из ранее прибывших 
частей, а в первые месяцы 1940 г. из Англии прибыли еще пять дивизий, так что 
британский экспедиционный корпус вырос до 10 дивизий. В тылу английских войск 
было создано почти 50 аэродромов с цементными взлетно-посадочными полосами. 
Многочисленные дороги соединяли английские позиции с портом снабжения Нантом.
      Если англичане и немцы зимой развернули широкую подготовку к предстоящим 
действиям, то французская армия этим совершенно не занималась. Собственное 
наступление командование планировало предпринять не раньше осени 1941 г. В 
наступление противника не особенно верили. Войска вообще не нацеливались на 
ведение войны. Широко распространенное меткое выражение «drole dе guerre» – 
«странная война» – было характерным для отношения французов к войне и к родине. 
Черчилль, который с момента возникновения войны входил в состав английского 
военного кабинета как морской министр и с самого начала боролся за возможно 
более активное ведение военных действий, был очень озабочен событиями во 
Франции, так изменившейся с 1918 г. 19 сентября он писал премьер-министру 
Чемберлену: «Я так сильно настаиваю на доведении английской армии до 50-55 
дивизий потому, что сомневаюсь, чтобы французы согласились с таким 
распределением нагрузки, которое возлагало бы на нас ведение войны на море и в 
воздухе, а на них – всю тяжесть потерь в воине на суше. Я считаю уместным 
сообщить французам о нашем намерении. Но вопрос о том, достигнем ли мы этой 
цели на 24-м, 30-м или 40-м месяце, должен оставаться открытым».
      Естественно, во французском и английском генеральных штабах предавались 
мыслям, как следует встретить возможное наступление немцев. Было совершенно 
ясно, что оно могло иметь успех только при использовании бельгийской и, 
очевидно, голландской территории. Военные переговоры с Бельгией были затруднены 
тем, что эта страна, которая после первой мировой войны тесно примкнула в 
военном отношении к западным державам, в 1936 г. снова вернулась к своей 
традиционной политике нейтралитета. К тому же бельгийское правительство еще 23 
июня 1939 г. заявило о своем нежелании вести какие бы то ни было переговоры с 
западными державами по линии генерального штаба. Хотя бельгийцы строили оборону 
на удержании прежде всего германско-бельгийской границы, однако они упорно не 
хотели пустить в свою страну войска западных держав до фактического нарушения 
нейтралитета Германией. Они, как и голландцы, все еще надеялись на то, что 
войне можно положить конец, прежде чем она станет реальностью. С этой целью оба 
правительства 7 ноября 1939 г. сделали воюющим странам предложение о 
посредничестве, «чтобы облегчить возможные переговоры». В своем ответе западные 
державы подчеркивали, что их целью является восстановление Польши и 
Чехословакии, в то время как Германия обещала «тщательное рассмотрение» ноты.