серьезному раздору между Гитлером и Браухичем, и это осталось уже навсегда. 
Давно существовавшая между ними скрытая неприязнь теперь стала открытой и 
впоследствии обострила противоречия делового характера в области руководства 
операциями.
      В своих военных решениях Гитлер не терпел возражений, особенно после того,
 как его предложение о мире от 6 октября не нашло отклика у западных держав. 
Его замыслы были наиболее отчетливо выражены в директиве от 9 октября 1939 г., 
в которой говорилось:
      1. Если в ближайшее время станет известно, что Англия и Франция не хотят 
прекратить войну, то я приму решение вскоре начать активные и наступательные 
действия.
      2. Длительное выжидание приводит не к устранению нейтралитета Бельгии и, 
может быть, Голландии, а все больше усиливает военную мощь наших врагов, 
подрывает веру нейтральных стран в конечную победу Германии и не способствует 
тому, чтобы привлечь на нашу сторону Италию в качестве военного союзника.
      3. Поэтому для дальнейшего ведения военных действий приказываю:
      а) на северном фланге Западного фронта подготовить наступление через 
территорию Люксембурга, Бельгии и Голландии. Наступление должно быть 
предпринято как можно большими силами и как можно скорее;
      б) цель этой операции – уничтожить по возможности более крупные 
соединения французской армии и союзников, стоящих на ее стороне, и одновременно 
захватить как можно больше территории Голландии, Бельгии и Северной Франции, 
чтобы создать плацдарм для успешного ведения воздушной и морской войны против 
Англии и расширить предполье жизненно важной Рурской области.
      Несмотря на свои опасения, главнокомандующий сухопутными войсками поручил 
генеральному штабу разработать «директиву Гельб о стратегическом развертывании»,
 которую он подписал 29 октября.
      В своем первом варианте этот план не был претворен в жизнь. В нем 
говорилось, что направление главного удара немецких войск проходит по обе 
стороны Льежа, то есть значительно севернее, чем это было в операции, 
действительно проведенной в мае 1940 г.
      Директива заканчивалась распоряжением группам армий «Б» и «А» 
сосредоточить свои войска таким образом, чтобы они за шесть ночных переходов 
могли занять исходные позиции для наступления.
      Главнокомандующий сухопутными силами последовал приказу Гитлера, но не 
оставил мысли помешать его осуществлению. Он нашел полнейшее понимание и 
поддержку лиц, с которыми он ближе всего сталкивался по службе, а также у 
занимавших высокие посты генералов сухопутных войск. Все они считали, что 
количество и качество имеющихся сил не позволяли надеяться на решающий успех. 
Не говоря уже о всех других опасениях, остановленное противником наступление 
должно было привести к гибельной позиционной войне.
      Несомненно, что Гитлер не прислушался к голосу военных, хотя желательнее 
для него наступление осенью не было проведено. 7 ноября он приказал «после 
доклада о состоянии погоды и транспорта», чтобы начало наступления было 
отложено натри дня. Это была первая из двенадцати последующих отсрочек дня «Д» 
(дня Начала операции) за период с 9 ноября 1939 г. по 20 января 1940 г. Наконец,
 наступившая суровая зима 1939/40 г. заставила окончательно отложить 
наступление до весны 1940 г. Внешне главной причиной всех отсрочек оставалось 
«состояние погоды». Во всяком случае, длительный период хорошей погоды имел 
исключительно важное значение для действий авиации как решающего фактора успеха.
 Постоянные отсрочки наступления действовали на войска и главное командование 
сухопутных сил почти как война нервов. Настоятельно необходимая боевая 
подготовка была крайне затруднена. Учебные программы, рассчитанные на 
длительный период обучения, стали бессмысленными, так как каждый день 
приходилось ожидать начала войны. Переброски в учебные лагеря для проведения 
стрельб должны были производиться с учетом возможности своевременного сбора в 
районах исходных позиций. Штабы и войска нее время находились в нервном 
напряжении. И все же для обучения и сколоченности соединений, в 
противоположность французской армии, в ту зиму было сделано исключительно много.
 Независимо от того, были ли согласны высшие военные руководители в это время, 
как и впоследствии, с решениями Гитлера или не одобряли его решений, их чувство 
ответственности перед войсками оставалось всегда одинаковым. «Саботаж» военных 
планов они никогда бы не могли совместить со своей совестью. Подобного рода 
слухи относятся к области фантазии или, главным образом в более поздние годы, 
являются злонамеренным вымыслом.
      Гитлер знал, насколько сильным – и не только у верхушки сухопутной армии 
– был внутренний протест против его замыслов. Это можно было понять уже из 
необычного для военного приказа политического обоснования директивы от 9 
октября. 23 октября 1939 г. он обратился с большой речью к видным генералам 
сухопутной армии и авиации, а также к адмиралам. Против них как военных 
специалистов он, конечно, ничего не мог возразить. Он сделал им даже комплимент,
 сказав, «что нынешнее командование много лучше, чем в 1914 г.» Наконец, 
используя примеры из далекой истории, он попытался идеологически привлечь их на 
свою сторону. Гитлер дал понять, что конфликт с Западом рано или поздно должен 
все равно произойти, если Германия хочет завоевать необходимое жизненное 
пространство. Всякий другой путь означает, по его мнению, смерть нации. Если 
воздерживаться от насилия по отношению к внешнему миру, то неизбежно придется 
ограничить рождаемость. Это – величайшая трусость. Принципиально он создал 
вооруженные силы не для того, чтобы не воевать. «Решение воевать было во мне 
всегда».