таких  вот  частных  наблюдений.  Поэтому  он   всегда  охотно  расспрашивал
нижестоящих, даже  если у них  заведомо не могло быть широкого  угла зрения.
Подобная   подозрительность,  лишь  отчасти   оправданная,  была  у  Гитлера
прямо-таки  в крови,  она  окрашивала  многое,  вплоть  до  мелочей,  в  его
поведении. Здесь был, вне всякого  сомнения,  один из корней  его отрыва  от
событий и  настроений на фронте, потому что его окружение по возможности  не
позволяло пробиться нежелательной информации.
     Когда часа  в три утра я  доложил Гитлеру о своем убытии в Берлин, то я
все же отказался от  самолета Тодта, который  должен был вылететь через пять
часов (2). Я слишком  устал и сначала хотел выспаться. В маленькой спальне я
размышлял, а кто  из окружения Гитлера  не  делал этого после двухчасовой, с
глазу на глаз, беседы ?),  какое  впечатление у него осталось от меня. Я был
доволен:  я  снова  уверился  в  том,  что  удастся  возвести вместе  с  ним
задуманные постройки, в чем я уже подчас сомневался перед лицом положения на
фронтах. В эту ночь мы снова воплотили в жизнь наши планы минувших дней, еще
раз взвинтились до галлюцинаторного оптимизма.
     Утром  меня  разбудил телефон. Д-р Брандт возбужденно  доложил: "Доктор
Тодт только что погиб в авиационной катастрофе."  С этой минуты все для меня
переменилось.
     За последние годы  мое отношение  к д-ру Тодту стало намного теснее.  В
его  лице я потерял старшего вдумчивого коллегу. Нас многое объединяло:  оба
мы происходили из состоятельных буржуазных семей, были земляками из Бадена и
оба получили высшее техническое образование. Мы оба любили природу, жизнь  в
крестьянских домах,  прогулки  на лыжах, нас объединяла и сильная нелюбовь к
Борману.  Тодт  рассорился с  ним уже из-за одного  того,  что партсекретарь
Гитлера  своим  дорожным  строительством  изуродовал  весь  ландшафт  вокруг
Оберзальцберга.  Частенько мы с женой бывали  у него в гостях. Тодты жили  в
маленьком,   скромном   доме,   чуть   в   сторону  от  озера   Хинтерзее  в
берхтесгаденской местности. Никто из тамошних жителей не подозревал, что это
знаменитый дорожно-строительный инженер и создатель автобанов.
     Д-р  Тодт  был  одним  из  немногих  скромных,  ненавязчивых  людей   в
правительстве,  человеком, на  которого  всегда  можно  было  положиться, от
которого невозможно было ожидать интриг. С  характерным для него  сочетанием
тонкокожести   и   трезвости,   столь   частым   именно   среди   инженерной
интеллигенции,    он    с    трудом   вписывался    в    руководящий    слой
национал-социалистского  государства.  Он  вел  одинокий,  уединенный  образ
жизни, без личных контактов с партийными кругами. Даже  к трапезам у Гитлера
он  появлялся чрезвычайно  редко, хотя ему  там всегда были рады. Именно его
сдержанность придавала ему особый авторитет; куда бы он ни пришел, он всегда
оказывался в центре всеобщего внимания. Даже Гитлер демонстрировал ему и его
деятельности свое высочайшее  уважение, доходившее  до  обожания, тогда  как
Тодт сохранял по отношению к  нему личную независимость, оставаясь, конечно,
лояльным партейгеноссе из первой когорты.
     В  январе 1941  г., когда  у  меня  возникли  трудности  с  Борманом  и
Гисслером,   Тодт  написал   мне  необычно  откровенное  письмо,  в  котором
проглядывалось   разочарование   методами    работы   национал-социалистских
руководящих кругов: "Возможно, мой опыт и  горькие разочарования, вынесенные
из  общения   с  людьми,   с  которыми,   собственно,  следовало  бы   тесно
сотрудничать,  позволили  бы Вам  взглянуть  на  Ваши  неприятности  как  на
преходящие и,  возможно,  Вам  внутренне  могла бы помочь  точка  зрения,  к
которой я постепенно пробился:  а именно, что в столь великих делах... любая
активность  вызывает  и противодействие;  всякий, кто  не сидит сложа  руки,
сталкивается  со своими соперниками и,  к сожалению, со своими противниками.
Но это происходит не потому, что люди просто хотят враждовать друг с другом,
а потому, что  в основе всего этого лежат  поставленные перед ними  задачи и
обстоятельства, вынуждающие  других  людей занимать иные  позиции. Возможно,
что Вы еще в юные годы сумели избрать лучший путь, т.е. все это стряхнуть  с
себя, тогда как я с этим мучаюсь"(3).
     В  столовой  ставки  за завтраком  оживленно  обсуждалось, кто  мог  бы
наследовать Тодту. Все сходились на том, что его  не заменишь: ведь д-р Тодт
занимал сразу посты  трех министров.  В  ранге министра он  был  начальником
всего  дорожного  стороительства,   начальником  всех  водных  путей  рек  и
мелиоративных сооружений, а также всех электростанций и кроме того -- личным
уполномоченным Гитлера, министром по производству вооружений  и боеприпасов.
В рамках четырехлетнего плана Геринга он  возглавлял строительную  отрасль и
сверх того создал Организацию Тодт, которая возвела Западный вал, строила на
побережье Атлантики базы-бункеры для подводных  лодок, да еще -- и дороги  в
оккупированных странах -- от Северной Норвегии до Южной Франции и России.
     Таким  образом Тодт сосредоточил  в последние годы жизни в  своих руках
важнейшие технические  программы. Поначалу еще  сохраняя видимость различных
ведомств,  его  создание представляло  собой  будущее министерство  по делам
техники,  тем более, что  в партии он  возглавлял  главный  отдел  техники и
одновременно   еще   и  председательствовал  в   головном  объединении  всех
технических объединений и союзов.
     Уже в первые часы после гибели Тодта мне стало ясно, что на меня падает
какая-то из важных областей всеобъемлющих задач Тодта. Потому как еще весной
1939 г.  во время одной  из своих  поездок к  Западному валу  Гитлер заметил
вскользь, что, если с Тодтом что случится, то он подумывает  о передаче  мне
его задач по строительству. Позднее, летом 1940 г., Гитлер официально принял
меня в  своем кабинете в рейхсканцелярии и поведал мне, что Тодт перегружен.