5. Верховное командование
     вермахта 0,6 млн куб. м
     6. Новое здание рейхстага 0,35 млн куб. м
                               ------------------------
                     Итого:       25,25 млн куб. м
     Хотя при  грандиозных  объемах  относительно небольшого  числа объектов
стоимость  кубического  метра  несколько  бы  и  понизилась,  общие  расходы
вырастали в трудно  вообразимую сумму. Уже хотя бы  потому, что эти огромные
сооружения требовали мощных стен  и,  соответственно,  глубоких фундаментов.
Кроме  того,  для  внешней  отделки  предусматривался  дорогой  гранит,  для
внутренней  --   мрамор.  Двери,  окна,   потолки  и  прочее  --  из   самых
дорогостоящих материалов. Оценка расходов в пять миллиардов марок  только на
Адольф Гитлер-плац, скорее всего занижена (14).
     Определенный поворот в массовых настроениях по всей Германии  в 1939 г.
проявился  не  только   в  том,  что   "мобилизация  ликований"  становилась
необходимой и там, где двумя годами ранее Гитлер мог полагаться на стихийное
изъявление чувств. К тому времени  он сам начал отдаляться от обожавшего его
народа.  Чаще,  чем  прежде, он станосился раздражительным  и  грубым,  если
собравшаяся на  Вильгельм-плац толпа  требовала  его появления. Еще два года
назад  он  частенько  шел  к  "историческому"  балкону,  а   сейчас  нередко
набрасывался на  своих  адъютантов, когда они  просили  его выйти  к народу:
"Оставьте меня с этим в покое!"
     Это как  бы  постороннее наблюдение  имеет,  тем  не менее  отношение к
истории  разработки  Адольф   Гитлер-план.  Как-то   Гитлер  дал   следующее
указание:"Нельзя  считать исключением, что в какой-то момент я буду вынужден
прибегнуть к  непопулярным  мерам.  Возможны  волнения.  К  такому  повороту
событий следует быть готовым. Окна  всех зданий на этой площади должны иметь
тяжелые  стальные,  пуленепробиваемые жалюзи, двери  --  также из стали и мы
должны быть в  состоянии блокировать единственный подход к площади массивной
железной решеткой. Центр Рейха должен быть готов к обороне, как крепость".
     Это   замечание   выдало   беспокойство,   которое   было   ему   ранее
несвойственно.  Оно снова проглянуло,  когда обсуждался  вопрос о размещении
личной   охраны,   которая   разрослась  к   этому  времени   до   полностью
моторизованного, оснащенного новейшим вооружением полка.  Он переместил  его
расположение в непосредственную близость от южного конца большой оси. "А что
Вы думаете, если  дойдет до  беспорядков!" И  показывая  на  улицу  в  120 м
шириной: "Если они со своими бронированными машинами помчатся ко мне по всей
ширине, ни один  человек не  устоит".  Услышала ли армия об  этом указании и
захотела опередить СС, дал ли Гитлер сам прямой приказ, во всяком случае, по
настоянию  командования  сухопутных сил  и  с одобрения  Гитлера берлинскому
полку охраны  "Гроссдойчланд" был отведен участок для строительства казарм в
еще большей близости к гитлеровскому центру руководства (15).
     Неосознанно я отразил это отдаление Гитлера от народа, Гитлера, полного
решимости  стрелять в собственный народ, в фасаде его  дворца. Он должен был
быть  абсолютно глухим, только большие стальные въездные ворота  и дверь  на
балкон,  с  которого он  мог  показываться  толпе.  И балкон этот должен был
нависать над ней,  на 14-метровой высоте, т.е. на уровне пятого этажа. Мне и
сегодня кажется, что  этот недвусмысленно всех  от  себя  отвергающий  фасад
удачно  передавал тогдашнее впечатление от фюрера, прочно обосновавшегося  в
эмпиреях самообожествления.
     Пока  я  отбывал  заключение  этот  проект  с  красноватыми  мозаиками,
колоннами,  бронзовыми  львами  и  позолоченными  профилями оставался в моей
памяти жизнерадостным, почти  милым по характеру. Когда же  после перерыва в
двадцать  один  год  я  снова увидел цветные фотографии макета,  то неволько
вспомнил об постройках сатрапов в одном из фильмов Сесиля Б. де Мийя. Вместе
с фантастическим я почувствовал  жестокость этой  архитектуры,  очень точное
выражение в ней тирании.
     Еще  до войны  меня  позабавила одна  чернильница,  которую  архитектор
Бринкман  (  как  и  Троост, в  прошлом  специлизировавшийся  на  внутреннем
оформлении    трансантлантических   пароходов)   преподнес   Гитлеру.   Этот
утилитарный предмет Бринкман  превратил  в нечто  высокоторжественное  --  с
обилием украшений, завитушек и ступеней, и посреди  всего  этого великолепия
-- одинокая,  всеми покинутая "чернильница для главы государства": крошечное
чернильное  озерцо.  По-моему,  до  этого  я  не  видывал  ничего  столь  же
противоествественного. Однако Гитлер, не отклонил как  следовало бы ожидать,
этот подарок, а напротив, нашел это  бронзовое  чернильное  сооружение  выше
всех похвал. Не меньшего успеха добился Бринкман и с эскизом рабочего кресла
для Гитлера, кресла прямо-таки геринговских  пропорций,  своего  рода  трон,
увенчанный  по верхему краю спинки двумя огромными  позолоченными шишками. В
обоих этих напыщенно-вычурных предметах я улавливал дурной тон парвеню. Этой
склонности к пышности Гитлер начал потворствовать после 1937 г., поддерживая
ее аплодисментами. Он как  бы  снова  вернулся на венский Ринг, с восхищения
которым он начал свое эстетическое развитие,  и постепенно, но неуклонно все
больше удалялся от уроков Трооста.
     А  вместе  с ним и я сам, потому что мои работы того  времени все менее
были  отмечены  тем, что я  считал  "своим стилем".  Отход  от  моих истоков
проявлялся не  только в помпезных сверх  масштабах моих построек. В них  уже
ничего не оставалось от дорического начала, к которому я всегда тянулся; они
превращались в "упадническое искусство". Богатство, неограниченные  средства
в моем распоряжении, а также и партийная идеология Гитлера столкнули меня  к