Одну  из  самых знаменитых  церквей Киева я застал в руинах. Взлетел  в
воздух  размещавшийся  в ней советский  склад боеприпасов --  так, во всяком
случае мне  объяснили. Позднее  я узнал от  Геббельса,  что эта церковь была
взорвана  по приказу  "Имперского комиссара  на Украине" Эриха  Коха,  чтобы
уничтожить этот символ украинской  национальной гордости. Геббельс рассказал
мне об этом с  неодобрением: он был в ужасе от жесткого курса, практикуемого
в  России.  Во  время  моих первых поездок Украина, на самом  деле, была еще
настолько  мирной,  что  я  мог  проезжать  большие  леса  без  специального
сопровождения, тогда  как полугодом  позднее  из-за совершенно  неправильной
политики ост-комиссаров весь регион кишел партизанами.
     Привели меня мои поездки и в Днепропетровск. Больше всего меня  поразил
незавершенный строительством вузовский  городок, который превосходил  все  в
этой  области  в Германии  и  служил  впечатляющим доказательством решимости
Советского Союза превратиться в техническую державу первого ранга. Посетил я
и  взорванную  русскими электростанцию в  Запорожье. В  ней, после того, как
крупная строительная часть сумела заделать брешь в плотине, были установлены
немецкие турбины. При своем отступлении русские вывели из строя оборудование
очень простым и примечательным  образом: переключением распределителя смазки
при  полном режиме  работы  турбин. Лишенные  смазки, машины  раскалились  и
буквально пожрали сами себя, превратившись в груду непригодного металлолома.
Весьма эффективное средство разрушения и всего -- простым поворотом рукоятки
одним  человеком!  Воспоминание  об  этом  стоило  мне  впоследствии  многих
бессоных  часов  --  я  знал о намерении  Гитлера превратить всю Германию  в
сплошную пустыню.
     Гитлер не  отказался и в ставке  от своей привычки собирать на  трапезы
своих ближайших сотрудников. Если  в  Рейхсканцелярии за  столом преобладала
партийная  униформа,  то здесь  Гитлер  был окружен  генералами  и офицерами
штаба.  В  отличие  от   великолепно   меблированного  зала  Рейхсканцелярии
помещение   здешней   столовой  напоминало  вокзальный  ресторан  заштатного
городка. Обитые  деревянными досками стены, окна, как в стандартном  бараке,
длинный  стол на два десятка  персон,  окруженный  самыми простыми стульями.
Гитлер занимал место  в серединке длинного стола, у окна. Кейтель усаживался
напротив  него,  тогда  как  почетные  места  по  обе   стороны  от  Гитлера
оставлялись для находящихся в данный момент в ставке гостей. Как в былые дни
в  Берлине, Гитлер  распространялся на свои излюбленные  темы, отводя гостям
роль  молча внимающих слушателей.  Было  видно,  что  в обществе людей,  ему
далеких  и кроме  того  превосходящих его по происхождению и образованию, он
старался  излагать свои  мысли  с  наибольшей  выразительностью (5). Уровень
застольных разговоров в ставке выгодно  отличался от того, что имело  обычно
место в Рейхсканцелярии.
     В противоположность первым  неделям наступления, когда  мы за  столом в
приподнятом  настроении  обсуждали  быстрое   продвижение   наших  войск  по
южнорусским  равнинам,   через   два  месяца  ли  ца  присутствующих  начали
становиться  все   более  озабоченными,  и   даже   Гитлер   поубавил   свою
самоуверенность.
     Правда, наши войска овладели  нефтяными промыслами Майкопа, а передовые
танковые подразделения вели  бои уже на Тереке  и пробились через не имеющие
транспортных дорог степи к  южной Волге. Но  темп  наступления первых недель
был  все  же  утрачен.  Не  поспевала  доставка грузов  на фронт;  запчасти,
находившиеся  непосредственно  в   частях,  были  уже   израсходованы  --  в
результате ударный напор передовых  частей ослабевал.  Да и  месячные объемы
нашего  военного  производства  отнюдь   не   соответствовали   потребностям
наступательных боев такого размаха, на таком необозримом пространстве. В тот
момент мы  выпускали  всего лишь  треть  танков  и  четверть  артиллерийских
стволов от  уровня 1944 г. Уж  не  говоря  о большом, при таких расстояниях,
износ техники и без всяких военных  действий. При испытаниях на танкодроме в
Куммерсдорфе  мы исходили  из  того,  что  тяжелый  танк нуждается в ремонте
ходовой части или двигателя через каждые 600-800 километров.
     Гитлер не хотел ничего понимать. В своем стремлении использовать мнимую
слабость противника он хотел протоклнуть измотанные передовые части на южные
склоны  Кавказа,  в  Грузию. Поэтому он отвлекал  от  и без того  слабеющего
авангарда значительные силы, которым  ставилась задача  выйти через Майком к
Сочи, а оттуда -- вдоль узкого приморского шоссе еще дальше на юг, к Сухуми.
Настойчивыми приказами он направлял главный  удар сюда, полагая, что области
к северу от Кавказа сами по себе станут легкой добычей.
     Но войска были на пределе сил. Несмотря на все приказы Гитлера,  они не
могли   продвигаться   вперед.Во   время   совещаний  Гитлера  знакомили   с
результатами  аэрофотосъемок  непроходимых ореховых  лесов  в  районе  Сочи.
Начальник Генерального штаба Гальдер пытался убедить Гитлера в безуспешности
действий  на юге.  Русским  ничего  не стоило взрывами круто обрывавшихся  у
приморского  шоссе  гор  сделать  его  на длительное  время непригодным  для
транспорта,  да  оно  и  так  было  слишком узким для  передвижения  крупных
соединений.  Но Гитлер  был  непоколебим:  "Эти  трудности преодолимы, как и
всякие другие. Нужно только сначала закрепиться вдоль шоссе. И тогда путь на
просторы  южнее Кавказа будет открыт. Там мы можем приостановить наши войска
и дать им  роздых,  создать  склады. А затем, через  год-другой,  мы  оттуда
развернум  наступление в  подбрюшье  британской империи. Скромными силами мы
освободим Персию и Ирак. А индусы встретят восторженно наши дивизии".
     Когда  в  1944  г.  мы  прочесывали  полиграфическую  промышленность на
предмет  чистки  ее  от  излишних  заказов,  то  наткнулись  в  Лейпциге  на