строительство  до  самого конца войны. Роберт Лей  сражался  за свинарник  в
своей  образцово-показательной  усадьбе.  Ему  я отказал  в  этой  абсурдной
просьбе  письменно,  позволив  себе  порезвиться  при  выборе   формулировки
исходящих  данных: "Руководителю  Имперской организации НСДАП и Руководителю
Трудового фронта. Относительно Вашего свинарника"!
     Да  и  сам  Гитлер  уже  после  моего  призыва  распорядился  (  помимо
продолжения работ  в Оберзальцберге ) начать перестройку обветшавшего  замка
Клесхайм   под  Зальцбургом  в  роскошную   резиденцию  для  гостей,  проект
стоимостью  во много  миллионов.  Гиммлер  же  сооружал для своей  любовницы
огромную виллу недалеко от Берхтесгадена в такой тайне, что я об этом  узнал
лишь в последние недели войны.  Гитлер сам поощрил одного  гауляйтера (  это
было уже после 1942 г. ) к перестройке замка Позен, одного отеля да еще -- и
к строительству личной резиденции, и все это с огромным расходом фондируемых
материалов!  Еще  в  1942-43  гг.  продолжалось  строительство  персональных
поездов  для  Лея,  Кейтеля  и  прочих,   что  требовало  немало  дефицитных
материалов  и квалифицированной рабочей  силы.  Индивидуальные  строительные
замыслы партфункционеров оставались мне по  большей части неизвестными.  При
всевластии рейхс- и гауляйтеров  я не мог добиться над  ними контроля и лишь
редко удавалось  ноложить вето на тот или иной проект, да и  то на  него  не
обращали внимания.  Даже летом  1944  г. Гитлер  и  Борман  поставили своего
министра   вооружений   в  известность,  что  некая   мюнхенская   фирма  по
изготовлению багетов  и  рам  не  должна  привлекаться  к  военным  заказам.
Впрочем, еще несколькими месяцами ранее  от производства для армии  опять же
по  их  указанию   были  освобождены   "фабрики  и  приравниваемые   к   ним
художественные промыслы", занятые изготовлением ковров  и штофных материалов
для послевоенных сооружений Гитлера (5).
     Всего лишь через девять лет после прихода к власти руководящий слой был
в такой степени коррумпирован,  что  даже на критическом этапе  войны не мог
отказаться от ставшего уже привычным  стиля жизни  на широкую ногу. Всем  им
"для представительства" были необходимы  просторные  дома, охотничьи угодья,
поместья и замки,  многочисленная  прислуга, обильные  застолья,  подвалы  с
изысканными коллекциями вин (6). Кроме  того, они  прямо-таки  помешались на
опасениях за свою жизнь, и  в  этом было что-то гротескное. Гитлер сам, куда
бы  он  ни прибывал,  первым  делом  приказывал  строить  для него  бункеры,
мощность перекрытий  которых,  соответственно  увеличивавшемуся  весу  бомб,
возросла под конец до пяти метров.  Целые системы  бункеров были возведены в
Растенбурге, в Берлине, на горе Оберзальцберг, в Мюнхене, в гостевом замке в
Зальцбурге,  в  ставках под  Наугеймом  и  на Сомме, а  в 1944 г. он повелел
пробить  в  горах  Силезии  и  Тюрингии  еще  две  ставки,  что  потребовало
привлечения сотен так  нам нужных специалистов по шахтному  строительству  и
тысяч рабочих (7).
     Бросавшиеся в глаза страх и преувеличенная оценка собственной персоны у
Гитлера делали  и для его окружения несложной задачей  принятие сверх-мер по
собственной  безопасности.  Не  только  в  своем  Каринхалле, но  даже  и  в
отдаленном  замке Фельденштайн вблизи  Нюрнберга,  который  почти никогда не
посещался, Геринг приказал построить разветвленные подземные сооружения (8).
Семидесятикилометровое,  пролегающее   через  отгороженные  леса  шоссе   из
Каринхалля  в  Берлин,  было  оборудовано  на равном удалении друг от  друга
бетонированными укрытиями. При осмотре последствий прямого попадания тяжелой
бомбы  в общественное  бомбоубежище Лей ничем  не интересовался,  кроме  как
толщиной пробитых  перекрытий в сопоставлении с  их  мощностью  в его личном
бункере, расположенном в практически безопасном  предместье Груневальд. И ко
всему  этому  гауляйтеры  согласно   приказу  Гитлера,   убежденного  в   их
незаменимости, сооружали еще и еще бункеры вне своих городов.
     Из  всех  первоочередных  задач, обрушившихся сразу  же  на меня, самой
неотложной  был  вопрос  с рабочей  силой.  В середине  марта, как-то поздно
вечером, я посетил  одно из ведущих  берлинских  предприятий  по  вооружению
"Райнметалл-Борзиг"  и  увидел,   что  хотя  его  цехи  и  набиты  ценнейшим
оборудованием, но оно не  используется: для второй смены не хватало рабочих.
Не иначе обстояло  дело и на других заводах вооружений. Помимо всего прочего
возникали трудности с  электроэнергией в дневное время, тогда как в вечерние
и ночные  часы  кривая нагрузки элекросетей существенно шла вниз.  Поскольку
одновременно   шло  строительство  новых   промышленных  предприятий   общей
стоимостью  примерно  в  11  миллиардов  марок,  которые  мы  не  смогли  бы
обеспечить оборудованием,  мне показалось разумным  законсервировать большую
их  часть,  а  высвободившуюся  таким образом  рабочую  силу перебросить для
организации второй смены на действующих предприятиях.
     Гитлер в  общем обнаружил понимание такой логики и подписал директиву о
сокращении объемов строительства до трех миллиардов. Однако, он заупрямился,
когда   в  соответствии  с  ней  встал  вопрос  о  консервации  долгосрочных
строительных объектов  химической промышленности стоимостью примерно в  один
миллиард марок (9). Ему хотелось всего и  сразу, и свой отказ он мотивировал
следующим  образом: "Допустим,  война  с Россией закончена. Но у меня есть и
более далекоидущие  планы,  и  для этого  мне  нужно  больше  синтетического
горючего,  чем сейчас. Новые предприятия должны строиться, даже если срок их
сдачи  через  несколько лет".  Годом  позднее,  2  марта 1943  г., я  считал
необходимым  констатировать,  что  нет смысла  строить  заводы под программы
будущего, не могущие  быть завершенными строительством до 1  января 1945 г."
(10). Ошибочное решение Гитлера  начала 1942 г. продолжало еще и  в сентябре
1944  г., в катастрофической  обстановке на фронтах, камнем  висеть на нашей