управление - сухопутные войска, то есть  вермахт;  второе  -  военно-морские
силы,  то  есть  кригсмарине;  третье  -  военно-воздушные  силы,  то   есть
Люфтваффе), я не имел никаких связей с организаторами попытки переворота.
   Следует сделать маленькое отступление,  чтобы  отметить:  сейчас,  четыре
года спустя, говоря о  разгроме  заговора  20  июля  1944  года,  есть  риск
исказить события. Все, кто принимал непосредственное участие  в  той  драме,
должны признать, что после устранения графа Штауффенберга прочие заговорщики
автоматически оказались не у дел: с этого момента они потеряли контроль  над
теми армейскими частями, с помощью которых намечалось сдержать натиск верных
фюреру сил, и план переворота развалился как карточный  домик.  По  замыслам
конспираторов, устранение Адольфа  Гитлера  явилось  бы  решающим  фактором;
когда же Гитлер чудом избежал смерти, они поняли,  что  теперь  их  планы  и
вовсе несбыточны.
   До сих пор удивляюсь приступу ярости, охватившему  меня  при  пробуждении
утром 23 июля, - гнев, безудержная ярость против нанесших предательский удар
в спину своему народу  в  момент  тяжелейших  испытаний,  когда  этот  народ
боролся за само свое существование.  Когда  буря  эмоций  улеглась  и  мысли
прояснились, я перебрал в памяти беседы  с  некоторыми  офицерами  различных
служб военного министерства. Не раз мои  собеседники  с  похвальным  рвением
заявляли  о  своей  верности  Гитлеру  и  национал-социализму.  Я  пришел  к
убеждению (и мое мнение с тех пор не переменилось),  что  среди  инициаторов
заговора были и честные патриоты. К несчастью, они придерживались той  точки
зрения, что необходимо, собрав воедино всю волю и силы, устранить Гитлера от
управления государством. Соответственно их дальнейшие планы  предусматривали
ряд  существенных  изменений  в   политике.   Первоочередной   задачей   они
провозглашали быстрейшее заключение перемирия, поскольку в военном отношении
ситуация стала безнадежной. Фракция,  возглавляемая  графом  Штауффенбергом,
хотела достичь сепаратного мира с Россией;  другая  же  группа  ратовала  за
поиск  взаимопонимания  с  западными  державами.   Если   верить   сообщению
английского радио от 25 июля 1944 года, ни те ни другие не добились успеха в
предварительной подготовке по названным направлениям. Би-би-си объявила, что
новое германское  правительство  (а  англичане  вначале  поверили  в  смерть
Гитлера) не сможет немедленно  прекратить  военные  действия,  не  достигнув
перемирия  со  всеми  союзниками  одновременно,  поскольку  на  совещании  в
Касабланке последние договорились  строго  следовать  принципу  "безусловной
капитуляции". Следовательно, уместно задать вопрос: как  заговорщики,  приди
они к власти, собирались решить эту проблему?
   Итак, неудавшийся переворот 20 июля 1944 года принес лишь два результата:
во-первых, покушение на Адольфа Гитлера, абсолютного властелина  Германии  и
Верховного  Главнокомандующего  вермахта,  стало  для  него  ударом  как   в
физическом,  так  и  в  психологическом  плане.  И  хотя  ранения  оказались
пустячными, нельзя забывать,  что  подобные  несчастья  наделенный  огромной
властью человек переносит с гораздо большим трудом, чем простой смертный.  В
моральном же плане Гитлер так и  не  смог  преодолеть  последствий  тяжелого
шока, и дело отнюдь не в жутком виде  разорванного  осколками  кресла,  а  в
самом факте восстания: оказывается,  даже  в  самом  сердце  армии  возможно
образование смертельно опасного нарыва - целые группы офицеров могут предать
властелина и его дело. Подозрительность Гитлера, скорее  инстинктивная,  чем
осознанная, росла день ото дня и в конце концов стала настоящей манией.  Все
чаще поддавался он приступам отчаяния, применял заведомо несправедливые меры
в  отношении  людей,  ничем  не  заслуживших  опалы.  Думаю,  что  в  минуты
просветления он и сам сильно страдал, переживая содеянное.
   Второй  результат  покушения  столь  же  негативен:  впредь   становилась
невозможной  любая  договоренность  о  мире,  не  предусматривающая   полную
ликвидацию  рейха.  Совершенно  естественно,  и  без  того  жесткая  позиция
противников стала непреклонной, поскольку теперь  они  делали  ставку  и  на
распри, которые раскалывали и  ослабляли  Германию.  Кроме  того,  не  стоит
забывать, что союзники отказывались от каких бы то ни  было  компромиссов  с
Германией национал-социалистической и гитлеровской, а значит, и с вероятными
преемниками фюрера. При  таких  обстоятельствах  у  германского  руководства
просто не оставалось путей к сколь-нибудь почетному перемирию. Любые  усилия
в этом направлении союзники с пренебрежением отвергали. Такое отношение лишь
еще более распаляло Гитлера, усиливало его решимость бороться до конца.
   НЕ СКЛОНЯТЬ ГОЛОВЫ  По  мере  ухудшения  военной  ситуации  область  моей
деятельности расширялась. После ряда встреч с начальником  штаба  Верховного
Главнокомандования я наконец добился увеличения своих  "частей  специального
назначения". Единственный батальон, которым я располагал до сих пор, получил
пополнение - бригаду из шести батальонов, большую часть  которых  составляли
1800 добровольцев дивизии "Бранденбург", переданной под мое командование.  С
другой стороны, фюрер отдал в мое ведение второй  отдел  армейской  разведки
("Саботаж и деморализация противника").
   В  течение  нескольких  недель  во  Фридентале  работали  как  одержимые:
реорганизация, обучение пополнения, подготовка новых операций. Окруженная со
всех сторон, Германия все более походила на огромную  крепость;  причем  нам
надлежало  не  только  оборонять  крепостные  стены,  но  и  разрушать  пути
продвижения противника, препятствовать  его  подготовительным  маневрам,  не
забывая при этом предотвращать возможные  крупные  акции  саботажа  в  своем
тылу. Я должен был  найти  способ  силами  своих  подразделений  решить  эту
тройную задачу. Оглядываясь в прошлое, сегодня могу смело утверждать, что мы
отменно провели баталии на "тайном фронте".