| |
скоростью, даже для этой разряженной атмосферы. Едва ли в тридцати метрах
над поверхностью равнины "аист" переходит на бреющий полет и достигает
порога, за которым начинается низина Аррецано. На этот раз мы и в самом деле
прошли.
Мы все трое - краше в гроб кладут, но никому и в голову не приходит
завести речь о только что пережитых ужасных мгновениях. С некоторой
фамильярностью, позабыв о субординации, я кладу руку на плечо дуче, который
теперь-то уж точно спасен. Муссолини уже оправился, вновь обрел дар речи и
ударился в воспоминания, связанные с местами, над которыми мы летели, быть
может, не выше пятисот метров - предосторожность против возможных самолетов
союзников. Дуче бегло говорит по-немецки, почти без ошибок - факт, который в
нервном напряжении первых минут я даже не заметил. Осторожно мы проплываем
над последними отрогами гор - и вот уже летим над Римом, направляясь к
аэродрому Пратика-ди-Маре.
- Внимание, - бросает нам Герлах, - держитесь крепче! Садимся в два
приема.
И правда, я ведь уже забыл, что наше шасси поломано. Самолет очень нежно
прикасается к земле, легонько подскакивает, пилот восстанавливает
равновесие, и, на правом колесе и заднем элероне, мы тихо едем по полосе, а
затем машина останавливается. Все прошло как в сказке, а ведь наши шансы с
начала и до самого конца авантюры были, если признаться, не так уж и велики.
Нас встречает адъютант генерала Штудента, сияя от радости. Три самолета
"Хейнкель-111" готовы к взлету. И у нас совсем не остается времени, если,
конечно, мы и вправду хотим достичь Вены до наступления ночи.
ЗАГАДКА ВИШИ
Я, пожалуй, пропущу в своем рассказе все поздравительные речи и награды,
которые я получил за эту операцию, искреннюю благодарность дуче и горячие
поздравления, которые мне высказал Адольф Гитлер лично в ставке
главнокомандующего перед высшими персонами рейха. После короткой передышки я
вернулся на свою "базу" в Фридентале, чтобы вновь посвятить себя делам
организации моего специального подразделения. Но проработать спокойно
удалось всего пять месяцев. В конце ноября 1943 года я внезапно получаю из
ставки приказ Гитлера немедленно в сопровождении роты своих солдат
отправляться в Париж, а там, сразу по прибытии, обращаться за дальнейшими
указаниями к генералу Обергу - шефу СС и немецкой полиции во Франции.
Мне не слишком пришлись по душе эти неточные и краткие приказы; долгий
опыт подсказывал, что чаще всего они служат признаком некой неприятной и
деликатной миссии. Но солдат должен повиноваться; итак, я вскочил в первый
поезд, в то время как рота моих солдат готовилась отбыть на следующий день.
Честно говоря, я не был так уж недоволен возможностью повидать Париж
снова - я бывал там, и, как показалось, слишком кратко, в 1940-м и в 1942
годах. Красота и шарм французской столицы произвели на меня такое
впечатление еще во время самого первого визита, что я с тех пор постоянно
высказывал свое восхищение самым прекрасным из европейских городов,
прибавляя, что, по моему мнению, второе место должно быть присуждено Вене, а
третье - Будапешту. Эта классификация всегда приводила в ярость истых
пруссаков, и больше того, добрых австрийцев, особенно когда я уточнял, что
мне кажется, будто Берлин не более чем нелепое нагромождение разного рода
камней. Частенько я от души смеялся, наблюдая, как они просто подпрыгивают
от возмущения при моих столь невинных замечаниях...
Выполнив предначертание, вывешенное повсюду на Северном вокзале, -
"немедленно" отмечаться по прибытии в комендатуре на площади Оперы, я
отправляюсь в отель "Континенталь", расположенный на улице Риволи. После
длительных поисков в этом огромном улье - а сотни номеров переделаны в
конторы и буквально кишат штабными служащими - мне наконец удается
наткнуться на своего благодетеля полковника, тоже в штабной форме, с
красными кантами на брюках. Он меня уже ждет и сразу заявляет, что получены
инструкции: передать в мое распоряжение подразделения - сколько и для каких
целей, он, правда, не знает. Он призывает одного из ближайших сотрудников
коменданта Парижа, но и этот не может сообщить ничего нового, лишь
подозревает, что речь идет о взаимоотношениях, уже достаточно путаных, между
вишистским правительством и нашими. Сообщив это, он принимается излагать
все, что ему известно об обстановке во Франции, причем в своей собственной
интерпретации. Поскольку последние несколько недель я едва выкраивал время
на чтение газет, то из его лекции не понимаю и половины: кроме имен маршала
Петэна, адмирала Дарлана, генералов де Голля и Жиро я абсолютно ничего не
могу различить в хитросплетениях французской политики.
По тому, что мне объяснили эти два офицера, могу заключить: окружение
маршала Петэна и некий генерал из правительственных кругов Виши проявляют
недовольство тем фактом, что немецко-французские переговоры остановились на
стадии военного перемирия сорокового года. За три года не сделано ни единого
шага к заключению мирного договора, уже давно обещанного, подписание
которого, без сомнения, усилит достаточно шаткое положение французского
правительства. Что касается маршала Петэна, мои собеседники представили его
ревностным патриотом, слегка упрямым и старающимся - вполне законное
желание, по моему суждению, - "спасти мебель", причем всеми возможными
способами. Но увы, к его досаде, Германия по вполне понятным причинам,
которые тоже, по-моему, законны, пока сомневается, нужно ли делать слишком
|
|
