автоматической камерой, и утром 8 сентября я взлетаю с Пратика-ди-Маре,  что
неподалеку от Рима, вместе с Радлем и офицером разведки штаба дивизии; этому
последнему предназначается важная роль в той операции, которую мы планируем.
   Поскольку необходимо любой ценой скрыть от итальянцев цель нашего полета,
то мы решили пересечь Абруццские горы на высоте  примерно  5  тысяч  метров.
Даже  пилот  не  посвящен  в  тайну:  ему   сказали,   что   мы   собираемся
сфотографировать несколько портов на Адриатике.
   Когда мы оказываемся километрах  в  тридцати  от  Гран-Сассо,  то  решаем
сделать несколько снимков, чтобы испытать эту огромную камеру, встроенную  в
брюхо самолета. И тогда мы  обнаруживаем,  что  перемотку  пленки  заклинило
из-за мороза. Аппаратом пользоваться нельзя. К счастью,  мы  взяли  с  собой
портативную камеру: придется работать с ней как получится. Между тем мы  уже
страдаем  от  холода,  потому  что  надели  на  себя  только  легкую   форму
африканского экспедиционного корпуса. Поскольку во время  полета  невозможно
полностью  открыть  большой  застекленный  купол  задней  кабины,   то   нам
приходится выбить один из его сегментов, чтобы  создать  обзор  для  камеры.
Конечно, получается неудобно, потому что фотограф будет вынужден  высовывать
в это отверстие голову, плечи и руки.
   Я отваживаюсь сделать это первым. Я бы никогда  не  поверил,  что  воздух
может быть таким холодным, а ветер - таким резким. С трудом протискиваюсь  в
отверстие грудью, а Радль  удерживает  меня  за  ноги.  Несколько  мгновений
спустя мы пролетаем над Кампо-Императоре, диким плато со  сложным  рельефом,
расположенным на высоте примерно 2 тысячи метров, из которого  одной  глыбой
вздымаются до  высоты  2900  метров  отвесные  склоны  Гран-Сассо.  Серые  и
коричневые  утесы,  бесконечные  голые  обрывы,  пятна  фирна   -   плотного
зернистого снега, - затем мы проходим над нашей целью  -  отелем,  массивным
сооружением, даже если смотреть с этого расстояния. Я делаю первый снимок, а
затем, держа в левой руке камеру, достаточно тяжелую, кручу ручку  перемотки
пленки. И только тут я отдаю себе отчет, насколько же онемели мои пальцы  за
эти несколько мгновений. Сразу за  отелем  замечаю  небольшой  луг  примерно
треугольной формы. Тут же говорю себе: вот  мне  площадка  для  приземления!
Делаю третий снимок, а затем несколько  нервным  движением  ноги  даю  Радлю
понять, что уже самое время втаскивать меня назад в самолет.
   Несколько минут мне приходится  отогреваться.  Поскольку  Радль  в  своей
обычной манере невозмутимо поддразнивает: "Неужели на солнце так холодно?" -
я про себя решаю доставить моему дорогому товарищу такое же удовольствие  во
время обратного полета.
   Проползаю на животе в пилотскую  кабину  и  вдали  уже  различаю  голубую
полосу: это Адриатика. Приказываю спуститься до высоты примерно 2500  метров
и, как только достигнем побережья, взять курс на север, повторяя все  изгибы
береговой линии. Затем, чтобы ввести  в  заблуждение  нашего  пилота,  долго
изучаю наши карты  и  прошу  Радля  приготовиться  фотографировать  портовые
сооружения Анконы.
   При великолепной погоде мы быстро добираемся до прекрасных пляжей  Римини
и Риччоне. Немного далее я приказываю повернуть на 180 градусов и даю пилоту
команду подняться  до  5500  метров,  чтобы  пролететь  точно  над  вершиной
Гран-Сассо.
   На этот раз наступает очередь Радля. Мы возвращаемся в хвостовую  кабину,
где температура уже значительно понизилась  -  до  двух-трех  градусов  ниже
нуля. Теперь мы проклинаем нашу африканскую форму, которую так любим,  когда
прогуливаемся на солнце по римским улицам. Я вручаю Радлю портативную камеру
и подробно объясняю, как с ней обращаться, даже слишком подробно,  поскольку
Радль - несколько артистическая натура и ничего не  понимает  в  технических
деталях. Затем он пролезает в отверстие руками вперед, а я, стоя на коленях,
удерживаю его за ноги.
   Поскольку вершина уже в пределах нашей видимости, я щиплю  его  за  икры,
чтобы он держался наготове. Одновременно кричу  ему,  -  вероятно,  впустую,
потому что рев моторов оглушителен: "Торопитесь, сделайте несколько снимков,
сколько сможете!" Я чувствую по конвульсивным  движениям  его  ног,  что  он
делает мне какие-то неистовые жесты. Возможно, мы пролетаем  не  совсем  над
самым отелем, ему приходится наклоняться и  делать  снимки  под  углом.  Это
может нам принести большую пользу, поскольку такие снимки иногда лучше,  чем
фотографии,  сделанные  вертикально,  позволяют  представить   себе   наклон
местности. Вскоре  Радль  подает  знак  тянуть  его  обратно.  Лицо  у  него
буквально синее от холода.
   - Первого, кто мне еще будет говорить о прекрасном итальянском солнце,  я
просто задушу, - ворчит он, клацая зубами.
   Возвратившись в кабину пилотов, мы напяливаем на себя спасательные куртки
и даже накрываемся огромными листами масляной  бумаги,  которые  валяются  в
углу. Затем я даю пилоту подробные указания: спуститься до  высоты  примерно
1500 метров и возвращаться, но взять такой курс, чтобы несколько  сместиться
к  северу  и  достичь  Средиземного  моря  немного  севернее   Рима.   Затем
направление на аэродром бреющим полетом.
   Четверть часа  спустя  мы  можем  убедиться,  что  эта  предосторожность,
вероятно, спасла нам жизнь. Мы только что  добрались  до  побережья,  солнце
заливает светом полностью застекленную  кабину;  сидя  рядом  с  пилотом,  я
рассеянно созерцаю пейзаж. И  когда  совершенно  случайно  я  бросаю  взгляд
налево, в направлении Сабинских гор, то не верю своим глазам: с юга плотными
рядами к Фраскати приближаются самолеты, несомненно вражеские. Схватив очки,
я вижу, как они сбрасывают бомбы и те сыплются на  город,  точно  над  нашим