состоящей из уксуса, машинного масла и перца. В результате этой процедуры 
Нептун получил богатые жертвоприношения. Затем Шеф полиции экзаменовал 
непосвященных и назначал каждому соответствующее купание. Дальше приступил к 
работе Парикмахер. Он размазал мыло по нашим носам, ртам и ушам и прошелся по 
волосам и бородам деревянными ножницами. После этого все должны были спуститься 
в сточную цистерну, наполненную водой и сжатым воздухом, пройти под машинным 
отделением и выйти черными от грязи. Вся процедура не должна была продолжаться 
больше определенного времени, хотя путь был усеян болтами и гайками. Кто не 
укладывался в срок, начинал все сначала. В конце страданий мы попадали головой 
в бочку из-под селедки. Четыре сильные руки клали нас друг на друга и отпускали 
только тогда, когда мы почти задыхались. Далее звучал сигнал к окончанию 
испытания. Быстрый душ, стакан бренди для праздника, и мы пересекли экватор.

Через несколько дней наш корабельный док-тор, несчастная жертва испытания номер 
три, заболел. Он жаловался на боль в желудке. «Я знаю, что никогда не вернусь 
домой, – говорил он. – Я умираю». Через 16 часов его страхи подтвердились.

Солнце вставало красное как кровь. Зарядили пушки, командир произнес короткую 
речь. Прогремел тройной залп, и тело доктора, обернутое германским флагом, 
опустили за борт. Бедный человек, он действительно предчувствовал свою смерть, 
а мы пакостили ему, чтобы позабавиться. В веселом настроении, пересекая экватор,
 мы, конечно, обошлись с ним жестоко, В следующую ночь на мостике мы услышали 
крик птицы. На старых парусных кораблях это считается предупреждением о смерти 
на корабле. После этого мы больше никогда не смеялись над приметами.

Наш первоначальный план предполагал операцию у Фритауна с восемью другими 
подлодками. Но две утонули, как только началось плавание, три потерялись, 
возможно, их потопили. Шестая должна была вернуться на базу из-за тяжелых 
повреждений после бомбежки, а седьмая – из-за отсутствия топлива. Из восьми 
подлодок, назначенных для выполнения задачи, остались только мы. Мы провели 
несколько атак, но безуспешно: корабли оказались слишком быстрыми для нас. 
Улавливая нас своими приборами, они показывали корму и исчезали, а вскоре 
прилетали самолеты. Так из кошки мы превратились в мышку. Впоследствии маршруты 
кораблей изменились, и мы покинули этот район. Даже если задача, поставленная 
перед нами командованием, – удерживать кого-то где-то – была выполнена, сами мы 
не чувствовали никакого удовлетворения из-за наших постоянных неудач. Это была 
не война, а просто борьба за существование.

На обратном пути мы шли на поверхности только ночью и держались берегов Испании 
как раз за трехмильной зоной. Там находилось много рыболовецких шхун, от 
которых радар не мог нас отличить. Наши нервы были на пределе, раздражал 
малейший звук. Мы часто по ошибке принимали за приближающиеся самолеты чаек, 
потому что в бинокль они кажутся крупнее. Однажды мы увидели яркий свет по 
правому борту. В одно мгновение старшина, отличный стрелок, направил на него 
пушку. Командир оттолкнул его:

– С ума сошел?! Это маяк!

К счастью, маяк был далеко, а снаряды упали близко, иначе вражеская пропаганда 
получила бы достаточно материала: «Немецкие зверства. Бомбардируют нейтралов».

На этот раз, когда мы входили в Сен-Назер, воздушного сопровождения не было: 
люфтваффе использовалось на других фронтах. Нас встретили только два маленьких 
корабля сопровождения. Участились воздушные налеты на базу. Рои четырехмоторных 
американских бомбардировщиков среди дня пролетали над головой на высоте 25 
тысяч футов. Город горел. Мы видели, как летят немецкие истребители. Потом 
вспышка, открываются парашюты. Там в воде перчатка, здесь ботинок. Самолеты 
переворачивались и горели, иногда падали в пламени, некоторые взрывались в 
воздухе.

– Как в кино! – воскликнул молодой вахтенный офицер. – Вот это способ 
посмотреть войну. Я всегда хотел видеть настоящее воздушное сражение.

Один из наших летчиков плавал в море, не в состоянии освободиться от парашюта. 
Когда мы вытащили его, он рассказал, что сегодня его 24-й день рождения, и 
только что он сбил свой 24-й самолет. Он награжден Рыцарским крестом, четыре 
раза был сбит, а теперь собирается в отпуск. Было что отметить, и мы отмечали 
всю ночь. Двумя днями позже я поехал с ним в Париж. Он должен был забрать там 
старый самолет и лететь на нем в Берлин для обучения. Я полетел вместе с ним, 
скорчившись за сиденьем пилота. Хорошо, что полет занял всего два часа, так как 
сидеть мне было очень неудобно.

Когда мы добрались до Берлина, нашли, что, несмотря на все бомбежки, боевой дух 
не сломлен. Большинство людей были убеждены в конечной победе. Газеты писали о 
секретном оружии, и каждый разговор возвращался к той же самой обнадеживающей 
теме.