Командир у перископа – единственный, кто может все видеть. Он включает микрофон 
общей связи:

– Удар сзади. Корма, кажется, согнулась. Магнитный взрыватель сработал.

Но на корабле работает радио. На волне 600 метров радист передает сигнал «SОS». 
Они сообщают, что атакованы немецкой подлодкой, и называют наши координаты.

– Хорошо, – замечает главный рулевой. – Очень любезно со стороны англичан 
указать нашу точную позицию. Больше не о чем беспокоиться.

Корабль больше не двигается и выпускает пар. Кажется, поврежден руль и аппарат 
управления. Мы снова атакуем. Теперь это легко, мы в 1000 метрах. Они замечают 
наш перископ, и все пулеметы бьют по нему, стараясь попасть по стеклам. Мы 
атакуем с другой стороны и погружаемся под корабль на 10 футов. Гидроакустик 
рапортует:

– Он прямо над головой.

Во время атаки командир управляет кораблем, дает информацию о цели и сам 
стреляет торпедами. Офицер только следит, чтобы соответствующие установки 
попали на пульт. На этот раз мы собираемся стрелять из кормового аппарата, 
который используют нечасто.

– Расстояние 400 метров. Огонь!

Ужасный рев. Мы выстрелили с гораздо более близкого расстояния. Звук под водой 
страшный. Танкер разламывается пополам.

Теперь каждый смотрит в перископ. Перед нами в море тонет прекрасный корабль. 
Нас переполняют эмоции. Нас охватывает демоническое безумие разрушения, ставшее 
законом войны. Что еще мы можем сделать, находясь под его влиянием? 
Спасительные лодки и плоты спущены, те, кто на борту, спасают себя, как могут. 
Мы не можем помочь, не попав сами в опасное положение. Кроме того, у нас на 
борту нет места: подлодки строятся в расчете только на команду, и никого больше.
 Корабли противника оснащены спасательными средствами, и, вероятно, этих людей 
с танкера скоро подберет военный корабль.

Сначала мы позволили себе немного расслабиться, если так можно сказать. 
Крейсируя на глубине 25 футов, мы поставили пластинки и слушали старые мелодии, 
напоминавшие нам о доме. Как особую награду мы получили по стакану бренди. 
Команда подлодки давно отвыкла от этого, потому что спиртное на море обычно 
запрещено. Курильщикам тоже трудно: вы можете выкурить только одну сигарету на 
мостике или в боевой рубке, когда лодка всплывает.

Теперь нужно зарядить запасные торпеды. В течение полутора часов мы охотно 
устанавливаем их в надежде на новый успех. Мы также меняем позицию, так как 
наша жертва успела передать наши координаты по радио, и вряд ли здесь появятся 
новые торговые суда. Вероятнее, охотники и самолеты.

К тому времени половина нашего топлива уже израсходована. При таких 
обстоятельствах командир имеет право изменить район действий, если сочтет это 
удобным. Мы могли бы утопить еще корабль в ближайшие недели. Но мы в течение 
долгого времени жили на консервах и сами стали как консервированное мясо. На 
берегу это называется клаустрофобией, но там вы, по крайней мере, имеете 
возможность избавиться от нее скорее, чем в нашей клетке. Всегда одни и те же 
лица, одна и та же форма, одни и те же обязанности, и никакой надежды на 
уединение. Каждая слабость, каждая странность наблюдается со стороны. Заранее 
известно, кто как реагирует, как двигается, как одевается или ест. Иногда мы 
почти сходили с ума, твердо зная, что собирается делать каждый из наших любимых 
друзей и сотрапезников в необозримом будущем. Сама еда имела привкус подлодки. 
Дизельное масло с заплесневевшей мукой. В момент, когда ящики с продуктами 
открывались, загрязненный воздух попадал в них и давал нашей пище типичный 
привкус. Плесневели переборки. Каждый отдельный предмет покрывался плесенью. 
Кожаная обувь и снаряжение зеленели в течение двух недель, если ими не 
пользовались.

Как бы то ни было, мы получили приказ идти в Лорьян, что и выполнили, пересекая 
Бискайский залив на поверхности днем и спускаясь под воду ночью. Лица 
прояснились. Каждый в нетерпении ждал почту. Наконец мы сможем написать домой. 
Там никто не знал, живы мы или нет, потому что военно-морской штаб сообщал 
только (если лодка опаздывала на шесть месяцев), что мы пропали.

Помимо прочего, мы получили воздушное прикрытие. «Мессершмитты» летали вокруг 
нас, и мы чувствовали, что теперь с нами уже не может ничего случиться. 
Прекрасно чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Мы вошли в док 
с белыми вымпелами, показывающими количество уничтоженного тоннажа. При 
потоплении военного корабля мы вывесили бы красные флажки. Наш род войск уже 
приобретал собственные традиции и ритуал. Мы надели чистую одежду. Не надо 
говорить о сером цвете формы: корабль – серый, и мы тоже серые. Несколько