отвечают из-за двери. Сначала я всегда отвечал: «Войдите». Они входили и 
вставали но стойке «смирно» раньше, чем начинали говорить. Но когда они узнали, 
кто я такой (а сделали это довольно скоро), тогда послушали бы вы, что они 
говорили! Но они ничего не могли сделать, только выйти из каюты. Конечно, они 
не могли наказать меня за мою дерзость, нельзя было ни назначить приседания, ни 
смену у насоса, потому что я болел. Но часто они выходили со словами: «Еще 
посмотрим». Однако через 10 дней я вернулся к своим обязанностям.

Три раза в неделю мы получали короткое увольнение на берег. По вечерам обычно 
собирались на нижней палубе и пели матросские песни, офицеры часто 
присоединялись к нам. Несмотря на строгую дисциплину, мы были дружной командой.

К концу трехмесячного пребывания на «Горьхе Фоке» нас произвели в морские 
кадеты. Теперь мы носили на рукаве звезду, окруженную скрученным жгутом из 
золотых нитей. Очевидно, я проявил себя в целом удовлетворительно, хотя был не 
слишком ловок в щелканье каблуками и приветствиях. Но меня это не беспокоило. 
Главное – теперь я мог перейти к следующему этапу моего обучения.

В начале мая 1940 года я получил назначение на военный корабль «Шлейзен» на 
Балтийском море. Его палуба отнюдь не соответствовала стандартам, принятым на 
«Горьхе Фоке». И каюты, и каждый дюйм свободного пространства мы делили с 
тараканами. Каждый моряк мира знает эти создания и привыкает к ним. Только на 
подлодках мы обходились без них и подобных паразитов. Я жил в орудийной башне 
номер три, где толстая броня без портов (маленькое окошко) закрывала вид. Зато 
прямо над нами были две 150-мил-лиметровые пушки.

«Шлейзен» служил во флоте открытого моря перед Первой мировой войной. У него 
было четыре 200-миллиметровые пушки в двух спаренных орудийных башнях, и по 
современным меркам он устарел. По этой же причине он вполне годился как учебное 
судно. Например, на его борту все должно было выполняться вручную, что 
считалось очень полезным. Мой собственный боевой пост был в орудийной башне 
«Антон», передней на полубаке. Ниже склад боеприпасов. Мы старались вздремнуть 
за огромными снарядами и пороховыми зарядами, но, если попадались, наказание 
соответствовало преступлению. Снаряды, весившие около центнера, загружались в 
подъемники вручную, затем при помощи электричества подавались к орудию. Для их 
транспортировки использовалось специальное захватывающее устройство, на котором 
работали четыре человека. Они должны были следить, чтобы снаряд не выскальзывал 
из зажима. Иногда это случалось, и горе тому, чья нога попадалась на его пути! 
Мы упражнялись с боеприпасами только на этом этапе и по сравнению с теми, кто 
имел дело со 150-миллиметровыми пушками, были в гораздо лучшем положении.

Как наказание часто использовался сине-бело-синий сигнальный флаг «Люзи», 
который означал смену формы в кратчайшее время. Иногда в течение нескольких 
часов подряд мы должны были переодеваться из синей формы в белую, потом во 
что-нибудь еще, вплоть до «ночной одежды». Иногда все наше обмундирование 
полностью пропаривалось. Это означало много работы вечером, так как, если к 
утру все не будет «с иголочки», придумывается еще какое-нибудь наказание. А 
вариантов находилось бесконечное множество. Часто практиковалась гребля. Старые 
военные катера были чрезвычайно широкими, а весла длинными и толстыми, поэтому 
на корабль мы часто возвращались с волдырями на руках.

На «Шлейзене» мы прошли всю Балтику, в основном тренируясь в стрельбе и чередуя 
теорию с практикой. Мы выполняли стрельбы сначала с прицельными трубками по 
железным мишеням, потом с подкалибровыми припасами и, наконец, полным калибром. 
Военный корабль – это свой особый мир, в котором все происходит с удивительной 
точностью и каждый должен точно знать свое место. Чтобы команда военного 
корабля была подготовлена к боевым действиям полностью, должно пройти не меньше 
года. Это и неудивительно, если учесть, что команда «Бисмарка», например, 
насчитывала около 2500 человек. Пока мы еще тренировались на «Шлейзене», но в 
мире происходили важные события. До сих пор война не мешала обучению новичков. 
Правда, во время польской кампании учебный корабль «Шлезвиг-Гольштейн» 
бомбардировал полуостров Гела, а в апреле 1940 года, когда мы еще были на борту 
«Горьха Фока», норвежская кампания существенно изменила положение на море. 
Однако нашим тренировкам это не помешало.

10 мая началась кампания на Западе. В едином решительном броске немецкие войска 
пересекли Шельду и Маас. Дюнкерк стал символом побед немецкой авиации. Париж 
пал, и немецкие солдаты появились на Атлантическом побережье. Многие из моих 
товарищей опасались, что война закончится победой раньше, чем они успеют 
повоевать.

Однажды утром нам выдали винтовки, гранаты и вещевые мешки, по-видимому чтобы 
погрузить нас на корабли следующим утром. Мы предполагали, что готовится 
высадка в Англию. Слухи следовали за слухами. Прошло три дня, но транспорт не 
появлялся. Кажется, мы получили снаряжение только для того, чтобы вернуть его 
обратно, и все это совершенно бесцельно.

В чем дело? Какой план был у наших руководителей?

После нетерпеливого ожидания несколько человек получили приказ присоединиться к